акты феодального землевладения и хозяйства акты московского симонова монастыря 1506 1613 гг
Акты феодального землевладения и хозяйства акты московского симонова монастыря 1506 1613 гг
Михаил Михайлович Бенцианов
Служилые элиты Московского государства. Формирование, статус, интеграция XV–XVI вв.
Постепенное формирование Московского государства в XIV–XV вв. означало не только объединение земель Северо-Восточной, а затем и Северо-Западной Руси в рамках одного государственного образования, но и консолидацию местных элит под властью «государей всея Руси». Выбранная военно-политическая модель развития, недостаточность числа исполнителей соответствующего статуса (особенно на ранних этапах) определяли значимость этого процесса при проведении внутренней политики, а его связь с определением состава лиц, приближенных к правящей династии, объясняла личную заинтересованность великих князей в формировании круга близких к ним лиц и фамилий.
Как правило, складывание конгломерата служилых людей обрисовывалось в исторической литературе широкими мазками. В. О. Ключевский с присущей ему яркостью образов писал о том, что «до XV в. московское боярство отличалось сбродным составом, слагалось из единиц различного происхождения, прибывавших в Москву при различных обстоятельствах»[1]. Следуя этой логике, процесс адаптации подобных «единиц» под действующие нормы, выработка единых стандартов службы должны были растянуться на долгое время. Распространенным является мнение о длительном бытовании в политическом строе страны удельной архаики, которая получила отражение в том числе в сохранении специфических черт некоторыми группами служилых людей. Их изучение, соответственно, рассматривалось под углом постепенного изживания «старины» и укреплений позиций централизованного государства[2]. При отсутствии комплексных исследований ряд сделанных в рамках такого подхода ценных наблюдений не дает ответа на вопрос о различии вариантов действий государственной власти.
Потенциал жесткой и последовательной политики по искоренению прежних порядков был продемонстрирован в Новгородской и Псковской землях, где выселению подверглась подавляющая часть местных землевладельцев. Известны были и примеры эффективного решения «княжеского вопроса». Князь Данила Васильевич Ярославский, скорее всего, взамен родовых владений получил села в Звенигородском уезде. Вотчины в Переславском уезде достались также Пенковым. Несколько позднее многие представители ростовского княжеского дома были переселены в Новгород, где получили обширные поместья. Скорее всего, они были компенсацией за родовые земли, перешедшие в ведение Ивана III. Позднее по той же схеме в Стародубе-Ряполовском и в Можайске обосновались князья Мезецкие, лишенные родового княжества[3]. В опале были конфискованы обширные вотчины князя Ивана Юрьевича Патрикеева. Позднее неоднократно опалы настигали служилых князей Воротынских, М. Л. Глинского, не говоря уже о «поимании» князя Василия Шемячича. То есть существовали весьма действенные инструменты приведения служилых людей к одному общему знаменателю, а сохранение некоторыми группами обособленного положения объяснялось более широким спектром причин.
Сигизмунд Герберштейн в своих «Записках о Московии» точно подметил абсолютный характер власти московских правителей: «Властью, которую он (Василий III. – М. Б.) имеет над своими подданными, он далеко превосходит всех монархов целого мира»[4]. Сдерживающими факторами в решении судеб определенных лиц и их объединений в долговременной перспективе, учитывая инерцию принятия решений – пресловутую московскую волокиту, в этом случае выступали лишь соображения функционального характера. Обособленные группы должны были оправдывать свою полезность в рамках действующей социально-политической системы. Некоторые из них создавались и поддерживались центральным правительством для реализации конкретных задач и органично вписывались в существующую модель государственного устройства. Постепенная трансформация их структуры и последующий уход с исторической арены происходили в соответствии с возникающими запросами и были связаны с попытками найти эффективные решения (методом проб и ошибок) актуальных вопросов действующей системы управления.
Соответственно, процесс адаптации «чужеродных элементов» в служебную систему имел две важные составляющие: способность и целесообразность с точки зрения центральной власти вписать их в сложившуюся иерархию, уравняв в правах с детьми боярскими, а иногда и с более высокими по статусу социальными прослойками (служилые князья, например) и, с другой стороны, желание самих подобных «элементов» меняться и приспосабливаться под действующие правила игры.
Последнее обстоятельство далеко не всегда имело место. Многие татарские мурзинские (мирзинские) рода на московской службе долгое время осознанно отказывались переходить в православие, которое открывало перед ними возможности карьерного роста и быстрого проникновения в структуру Государева двора[5]. Уезжали (бежали) со службы некоторые иностранцы. В известном деле Петра Фрязина, перешедшего в православие и женившегося в Москве, последний уверял, что «держал его князь великий силою»[6]. Вернулись в Европу впоследствии и немцы-опричники Генрих Штаден, Иоганн Таубе, Элерт Крузе, не говоря уже о менее известных лицах. Гораздо более многочисленными и более болезненными для самолюбия московских правителей были обратные выезды (побеги) выходцев из Великого княжества Литовского, некоторые из которых впоследствии доставляли им немало неприятностей (князь Константин Острожский, Евстафий Дашкевич).
С течением времени соотношение названных составляющих претерпевало вполне естественные изменения. В зависимости от внутри- и внешнеполитической ситуации (особенно в случае с иностранцами на московской службе) менялась заинтересованность центральной власти в увеличении степени вовлеченности тех или иных обособленных групп в общегосударственные процессы. Соответствующие изменения происходили и в их статусе. С другой стороны, периодическому размыванию подвергались ряды членов подобных групп. Как правило, принадлежность к ним, при сохранении определенного стабильного положения, становилась препятствием для карьерного роста, так что некоторые представители выходили из их состава и продвигались по лестнице чинов благодаря индивидуальным (семейным) достижениям и связям. В различные периоды указанные процессы имели разную интенсивность, а их развитие предопределяло длительность сохранения особого положения части служилых людей в рамках единой служебной системы.
Начало процессу проникновения «инокняжцев» в служилую среду было положено в рамках практики свободных боярских переходов, зафиксированной в межкняжеских докончаниях: «А бояром и слугам вольным воля». На службу к московским князьям, могущество которых возрастало на протяжении всего указанного периода, стекались «служилые землевладельцы» из разных, иногда весьма удаленных территорий. Некоторым из них удавалось занять высокие места при дворе у Ивана Калиты и его потомков, хотя в общем процесс формирования старомосковского боярства имел точечный характер. Общее число бояр при московском дворе было весьма небольшим. До определенного времени в число приближенных великого князя входило не более десятка семей, хотя их количество и росло на протяжении всего XIV в.
Боярским переходам способствовало установление контроля над территорией великого княжества Владимирского, благодаря которому под стяги Москвы в походах наряду с членами дворов князей московской династии собирались территориальные ополчения из прежде независимых земель и княжеств. Рати («силы») представляли собой достаточно серьезный военный ресурс. В ряде случаев они даже действовали автономно, в качестве отдельных отрядов в дальних походах на значительные расстояния. Источники сохранили большое число подобных примеров. В 1388 г. суздальские князья «испросиша себе (у Дмитрия Донского. – М. Б.) силу в помочь, рать можайскую и звенигородскую и волотьскую». В 1411 г. в походе Юрия Звенигородского к Нижнему Новгороду участвовали князья Андрей и Василий Владимировичи, «да князи ярославские, да князи ростовские, да костромская сила»[7].
Акты феодального землевладения и хозяйства акты московского симонова монастыря 1506 1613 гг
Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного
Александр Александрович Зимин и его книга «Опричнина Ивана Грозного»
Первое издание этой книги увидело свет в 1964 г., когда советская историческая наука делала первые шаги к освобождению от тяготевшего над ней идеологического гнета, обязывавшего к униформизму мышления. Тогда же делались попытки отойти от непременной в конце 30-х — первой половине 50-х годов идеализации Ивана Грозного и его любимого детища опричнины, так восхищавшей «вождя и учителя народов СССР», который ориентировался на пример Грозного[1].
Александр Александрович Зимин (22.11.1920-25.11.1980)[2] создавал эту книгу так, как жил и работал в начале 60-х годов — страстно и увлеченно. «Опричнину, — вспоминал он позднее, — я писал на одном дыхании. Целиком. Сполна (вероятно, в полгода)». Он боялся не успеть издать ее в то краткое время полуосвобождения от прежних сталинистских догм, которое было названо «оттепелью». И он, как и все историки, творившие в 40-50-е годы, испытал на себе тлетворное влияние догм. «Ослиная шкура прилипает к телу, и отдирать ее приходится с кровью», — признавался он значительно позднее[3]. Однако ему это делать было тем легче, что вся его жизнь и творчество были пронизаны духовной свободой[4].
База для исследования об опричнине уже существовала. Еще для «Очерков истории СССР» в начале 50-х годов он дорабатывал текст П. А. Садикова, написанный до Великой Отечественной войны[5]. А после этого прошло много лет работы в архивах, много лет напряженных исканий истины — разгадки этого странного и, по мнению, одних бессмысленного, по мнению других, — чрезвычайно плодотворного государственного переустройства страны — обнародованных в серии его собственных[6] и чужих[7] публикаций. В статьях об истории государственного аппарата, составе Земского собора 1566 г. или об отдельных личностях, например, таком выдающемся деятеле, как Филипп Колычев, Зимин, ученик С.В. Бахрушина, а соответственно и «внук» В.О. Ключевского, показал себя их достойным преемником. Он унаследовал от них то уважение и интерес к человеческой личности, которые были присущи литературе и исторической науке XIX в. Вслед за В.О. Ключевским, глубоким и проницательным психологом, горький скептицизм которого скрывал трепетную любовь не просто ко всему человечеству, но и конкретным людям, жадное и пристальное внимание к каждому из них — царю и его последнему холопу, боярину и приказному дьяку, и С.В. Бахрушиным, которому принадлежит целая галерея блистательных и проникновенных характеристик русских исторических деятелей, A.A. Зимин с живым сочувствием и вдумчивостью относился к каждому герою своих сочинений.
За три года до издания «Опричнины» увидела свет первая из будущей шеститомной серии книг[8] — «Реформы Ивана Грозного». В ней, как и в «Опричнине», автор реализовал свое представление о том, что позднее назвал «прагматическим подходом»[9], который предполагает комплексное изучение источников (в данном случае это оказались летописи, акты, писцовые, среди них и неопубликованные ярославская и рузская, разрядные, вкладные и др. книги) и «повествовательность»[10] (изложение материала в хронологической последовательности), свойственную трудам великих предшественников A.A. Зимина — Карамзина, Соловьева и Ключевского. Так же написано и исследование об опричнине. Автор впервые в советской историографии последовательно излагает события опричного времени, ход войн и дипломатических переговоров, заседаний Боярской думы и Земского собора 1566 г., действия палачей и мучения жертв. Но дело не только в этом. Главная особенность этого исследования — в его универсальности. Полноте источниковой базы и разностороннему анализу источников соответствует и интерес историка ко всем сторонам жизни Руси эпохи опричнины[11]. Впервые в советской науке полноправными членами историографического процесса, а не только объектами критики с «марксистско-ленинских позиций» выступили зарубежные коллеги, в том числе и русские эмигранты. Их подход, явно отличавшийся от советского и дореволюционного русского, позволял увидеть в опричнине те грани, которые ускользали от взгляда, направленного лишь в одну сторону.
Концепция опричнины, ее корни и характер определены A.A. Зиминым гораздо точнее, чем его предшественниками. Несмотря на глубокое уважение к В.О. Ключевскому[12] и С.Б. Веселовскому[13], которых он ставил чрезвычайно высоко и искренне почитал, он отказался от их идеи о бессмысленности опричнины. Не присоединился он и ко взгляду С.Ф. Платонова о целесообразности и прогрессивности опричнины для развития русской государственности, поддержанному впоследствии в советской исторической науке[14]. Отказался он и от теории советской историографии о борьбе боярства и дворянства.
«В этой книге впервые было изложено мое понимание XVI столетия. XVI столетие — не борьба дворян и бояр, а борьба с уделами (завершение ее)»[15]. A.A. Зимин видел остатки феодальной раздробленности в существовании удела Владимира Андреевича Старицкого, независимом положении церкви и Великого Новгорода. Автор совершенно прав в том, что опричнина была направлена против последнего удельного князя, единственного реального, по понятиям того времени претендента на власть в государстве, что и обнаружилось во время так называемого «боярского мятежа 1553 г. Именно он, храбрый воин, но беспомощный политик, после отставки А.Ф. Адашева оказался «орудием» в руках части боярства, не согласного с внешнеполитическим курсом царя. Традиционное положение церкви, огромного социально-политического организма, сохранявшего свою экономическую и административную обособленность, также было препятствием на пути централизации страны. В период опричнины шла борьба за включение церкви в государственный аппарат, за полное подчинение ее государству. И третья сила — Великий Новгород, присоединенный в результате военных и «мирных» походов Ивана III в 70-80-е годы XV в., он постоянно оставался источником беспокойства центральной власти. А. А. Зимин справедливо подчеркивает роль поддержки, оказанной новгородцами отцу кн. Владимира — Андрею Старицкому в 1537 г.
Одно из центральных мест в книге занимает глава о Земском соборе 1566 г., который A.A. Зимин характеризовал как сословно- представительное учреждение. Этот вывод дополняется его же наблюдением о том, что феодальная аристократия в годы опричнины в целом не пострадала, а Боярская дума сохранила свое положение. Это утверждение приобретает особое значение в связи с господством в советской науке унаследованного от С.Ф. Платонова взгляда, будто ни Боярская дума, ни другие сословные учреждения не играли серьезной роли во внутриполитической жизни страны. Предлагалось даже заменить термин «сословно-представительная монархия» применительно к XVI столетию термином «сословная монархия»[17]. A.A. Зимин же поддержал точку зрения С.В. Юшкова и М.Н. Тихомирова на Земский собор 1566 г. Скрупулезно и внимательно исследуя состав его участников, A.A. Зимин показал, что на соборе господствовала верхняя прослойка дворянства, разделенного на «статьи». Присутствовали также и представители духовенства (впрочем, лишь треть тех иерархов, которые были на соборе 1580 г.), и привилегированное купечество. В отличие от В.Б. Кобрина A.A. Зимин пришел к выводу, что в работе собора вопреки его более позднему названию XIX в. участвовали и опричники. Сведения о персональном составе участников собора отражали, по A.A. Зимину, территориальную структуру двора. Подчеркивал он то, что на повестке дня собора стоял насущнейший вопрос, который возник в связи с русско-литовскими переговорами, — о продолжении или прекращении Ливонской войны.
Сталин отчетливо выразил это в беседах с Н.К. Черкасовым в 1940 и 1947 гг. Запись последней см.: Московские новости. 7.VIII. 1988. С. 8; См. подробнее: Кобрин В.Б. Вождь и царь // Там же; Он же. Посмертная судьба Ивана Грозного // Знание — сила. 1987. № 8. С. 54–59.
Источниковедение (179 стр.)
Акты, относящиеся к истории земских соборов / под ред. Ю. В. Готье. – М.: Гос. изд‑во, 1920. – 80 с.
Древнерусские княжеские уставы XI–XV вв. / изд. подгот. Я. Н. Щапов. – М.: Наука, 1976. – 240 с.
Законодательные акты Русского государства второй половины XVI – первой половины XVII века: тексты / подгот. текста Р. Б. Мюллер. – Л.: Наука, 1986. – 264 с.
Законодательные акты Русского государства второй половины XVI – первой половины XVII века: комментарии / под ред. Н. Е. Носова, В. М. Панеяха. – Л.: Наука, 1987. – 262 с.
Псковская судная грамота / пер. и коммент. И. И. Полосина. – М.: МГПИ, 1952. – 160 с. – (Учен. зап. / Мос. гос. пед. ин-т им. В. И. Ленина. – Т. 65: Каф. ист. СССР; вып. 3).
Смоленская «наказная» грамота Всероссийского митрополита Макария: по рук. прот. Александра Горского из собр. МДА № 108: (из истории Стоглава) / подгот. Т. А. Исаченко. – М.: Археограф. центр, 1996. – 273 с.: факс.
Соборное уложение 1649 года: текст, комментарии / подгот. текста Л. И. Ивиной; коммент. Г. В. Абрамовича и др. – Л.: Наука, 1987. – 448 с.
Статут Великого княжества Литовского 1529 года / под ред. К. И. Яблонскиса. – Минск: Изд‑во АН БССР, 1960. – 253 с.
Лазутка С. Первый литовский статут (1529 г.) = Pirmasis Lietuvos statutas (1529 m.): Pirmasis Lietuvos statutas (1529 m.) / С. Лазутка, И. Валиконите, Э. Гудавичюс. – Vilnius: Марги Раштай, 2004. – 522 с.: ил.
Статут Великого княжества Литовского 1588. Тексты. Справочник. Комментарии / редкол.: И. П. Шамякин (гл. ред.) и др. – Минск: Белорус. сов. энцикл., 1989. – 573 с.: ил.
Емченко Е.Б. Стоглав: исслед. и текст. – М.: Индрик, 2000. – 504 с.
Стоглав: Собор бывший в Москве при Вел. государе царе и Вел. князе Иване Васильевиче (в лето 7059) / гл. ред. М. Б. Данилушкин. – СПб.: Воскресение, 1997. – XIII, 287 с.
Судебники XV–XVI вв. / под общ. ред. Б. Д. Грекова. – М.; Л.: Изд‑во АН СССР, 1952. – 619 с.: ил.
Актовые источники по истории России и Сибири XVI–XVIII веков в фондах Г. Ф. Миллера: описи копийных книг: в 2 т. / отв. ред. Н. Н. Покровский. – Новосибирск: Сиб. хронограф, 1993. – Т. 1. – 250 с.
Акты времени междуцарствия (1610 г. 17 июля – 1613 г.) / под ред. С. К. Богоявленского, И. С. Рябинина. – М.: О-во истории и древностей рос. при Моск. ун-те, 1915. – XVIII, 240 с.
Акты времени правления царя Василия Шуйского (1606 г. 19 мая – 17 июля 1610 г.) / собр. и ред. А. М. Гневушев. – М.: О-во истории и древностей рос. при Моск. ун-те, 1914. – XIX, 421 с.
Акты, издаваемые Комиссиею, высочайше учрежденною для разбора актов в Вильне. – Вильна: тип. А. К. Киркора, 1865–1915. – 39 т.
Акты исторические, относящиеся к России, извлеченные из иностранных архивов и библиотек А. И. Тургеневым. – СПб.: тип. Праца, 1841–1842. – 2 т.
Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею. – СПб.: тип. Экспедиции заготовления гос. бумаг, 1841–1842. – 5 т.
Акты Московского государства, издаваемые имп. Академией наук / под ред. Н. А. Попова. – СПб.: тип. имп. Акад. наук, 1890–1901. – 3 т.
Акты, относящиеся до юридического быта древней России / под ред. Н. Калачова. – СПб.: тип. имп. Аккад. наук, 1857–1884. – 3 т.
Акты, относящиеся к истории Западной России / гл. ред. С. М. Каштанов. – М.; СПб.: Нестор – История, 2012. – Т. 1 (6): Сборник документов канцелярии великого князя литовского Александра Ягеллончика, 1494–1506 г. Шестая книга записей Литовской метрики. – 663 с.
Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные Археографической комиссией. – СПб.: тип. II Отделения Собств. е. и. в. канцелярии, 1846–1853. – 5 т.
Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России, собранные и изданные Археографической комиссией. – СПб.: Б. и., 1863–1892. – 15 т.
Акты Русского государства, 1505–1526 гг. / сост. С. Б. Веселовский. – М.: Наука, 1975. – 435 с.
Акты социально-экономической истории Севера России конца XV–XVI в.: акты Соловецкого монастыря, 1479–1571 гг. / сост. И. З. Либерзон. – Л.: Наука, 1988. – 274 с.
Акты социально-экономической истории Севера России конца XV–XVI в.: акты Соловецкого монастыря, 1572–1584 гг. / сост. И. З. Либерзон. – Л.: Наука, 1990. – 328 с.
Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV – начала XVI в.: в 3 т. / отв. ред. Б. Д. Греков. – М.: Изд‑во АН СССР, 1952–1964. – 3 т.
Акты феодального землевладения и хозяйства: акты московского Симонова монастыря (1506–1613 гг.) / сост. Л. И. Ивина. – Л.: Наука, 1983. – 352 с.
Акты феодального землевладения и хозяйства XIV–XVI веков / подгот. к печ. Л. В. Черепнин. – М.: Изд‑во АН СССР, 1951–1961. – 3 ч.
Акты хозяйства боярина Б. И. Морозова / под общ. ред. А. И. Яковлева. – М.; Л.: Изд‑во АН СССР, 1940–1945. – 2 ч.
Анпилогов Г. Н. Нижегородские акты XVI века (1588–1600 гг.). – М.: Изд‑во МГУ, 1977. – 462 с.
Грамоты Великого Новгорода и Пскова / подгот. В. Г. Гейман, Н. А. Казакова, А. И. Копанев и др. – М.; Л.: Изд‑во АН СССР, 1949. – 408 с.
Дадыкина М. М. Кабалы Спасо-Прилуцкого монастыря второй половины XVI–XVII вв. Исследование. Тексты. – М.; СПб.: Альянс-Архео, 2011. – 383 с.
Дополнения к актам историческим, собранным и изданным Археографической комиссиею. – СПб. тип. II Отделения Собств. е. и. в. канцелярии, 1846–1872. – 12 т.
Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV–XVI вв. / подгот. к печ. Л. В. Черепнин. – М.; Л.: Изд‑во АН СССР, 1950. – 587 с.: ил.
Кучкин В.А. Договорные грамоты московских князей XIV века: внешнеполитические договоры. – М.: Древлехранилище, 2003. – 367 с.
Литовская метрика / ред.: И. И. Лаппо и др. – СПб.: Сенат. тип., 1903–1915. – Отд. 1–2. (РИБ; т. 20, 27, 30, 33).
Приселков М. Д. Ханские ярлыки русским митрополитам. – Пг.: тип. «Научное дело», 1916. – VIII, 116 с.
Усманов М. А. Жалованные акты Джучиева Улуса XIV–XVI вв. – Казань: Изд‑во Казан. ун-та, 1979. – 318 с.
Акты писцового дела (1644–1661 гг.) / сост. С. Б. Веселовский; подгот. к печати А. Л. Станиславский, Э. Г. Чумаченко. – М.: Наука, 1987. – 287 с.
Акты писцового дела 60–80‑х гг. XVII в.: сборник / сост. С. Б. Веселовский. – М.: Наука, 1990. – 475 с.
Акты писцового дела: материалы для истории кадастра и прямого обложения в Московском государстве / ред. С. Б. Веселовский. – М.: Синод. тип., 1913–1917. – 2 т.
Акты, относящиеся до юридического быта Древней России / под ред. Н. Калачова. – СПб.: тип. имп. Акад. наук, 1857–1884. – 3 т.
Анпилогов Г. Н. Рязанские писцовые и приправочные книги конца XVI века: текст. – М.: Изд‑во МГУ, 1982. – 272 с.
Беликов В. Ю. Документы о землевладении князей Воротынских во второй половине XVI – начале XVII вв. / В. Ю. Беликов, Е. И. Колычева // Архив русской истории. – М.: Древлехранилище, 1992. – Вып. 2. – С. 93–121.
Лавочные книги Новгорода Великого 1583 г. / предисл. С. В. Бахрушина. – М.; Л.: РАНИОН, 1930. – IX, 202, 56 с.
Памятники писцовых описаний дворцовых вотчин Нижегородского края последней трети XVII века / сост.: А. И. Комиссаренко (отв. сост.) и др. – М.; СПб.: Альянс-Архео, 2010. – 437 с.
Переписная книга Воронежского уезда 1646 года / сост., вступ. ст., примеч. В. Н. Глазьева. – Воронеж: Изд‑во Воронеж. ун-та, 1998. – 208 с.: ил.
Переписная книга домовой казны патриарха Никона, сост. в 7166 году по велению Царя Алексея Михайловича / сообщ. И. Д. Беляевым // Временник О-ва ист. и древностей российских. – М., 1852. – Кн. 15. – С. 1–136.
Писцовые и переписные книги Старой Руссы конца XV–XVII вв. / публ. подгот. И. Ю. Анкудинов и др. – М.: Рукописные памятники Древней Руси, 2009. – 533 с.
Писцовые книги Новгородской земли / сост. К. В. Баранов. – М.: Древлехранилище: Археогр. центр, 1999–2009. – 6 т.
Писцовые книги Оболенского уезда первой трети XVII века / подгот. к публ.: М. С. Валова, О. И. Хоруженко. – М.: ИРИ РАН, 2014. – 431 с.
Писцовые книги XVI века / под ред. Н. В. Калачова. – СПб.: тип. II Отделения Собств. е. и. в. канцелярии, 1872. – 2 отд.
Писцовые материалы Ярославского уезда XVI века: вотчинные земли / сост.: В. Ю. Беликов, С. С. Ермолаев, Е. И. Колычева. – СПб.: Дмитрий Буланин, 1999. – 255 с.
Писцовые материалы Ярославского уезда ХVI века: поместные земли / сост.: В. Ю. Беликов, С. С. Ермолаев. – СПб.: Дмитрий Буланин, 2000. – 360 с.
Приправочный список с писцовых книг Звенигородского уезда, 1558–1560 гг. – М.: Археогр. центр, 1992. – 155 с. – (Материалы для истории Звенигородского края; вып. 1.).
Рузский уезд по писцовой книге 1567–1569 годов / РГАДА, Звенигор. ист. – арх. и худож. музей. – М.: Памятники ист. мысли, 1997. – 295 с.
Шумаков С. А. Сотницы, грамоты и записи. – М.: Унив. тип.; Синод. тип., 1902–1913. – 7 вып.
Явочный список вотчинных владений Московского уезда писцов 1584–1586 гг. Т. А. Хлопова «с товарыщи» // Источниковедение отечественной истории, 1984: сб. ст. / редкол.: В. И. Буганов (отв. ред.) и др. – М.: Наука, 1986. – С. 238–253.
Таможенные книги Московского государства XVII века / под ред. А. И. Яковлева. – М.; Л.: Изд‑во АН СССР, 1950–1951. – 3 т.
Таможенные книги города Великие Луки, 1669–1676 гг. / подгот. к печ. А. В. Юрасов. – М.: ИРИ РАН, 1999. – 278 с.
Таможенные книги сибирских городов XVII в. / гл. ред. Д. Я. Резун. – Новосибирск: РИПЭЛ плюс, 1997–2004. – 6 вып.