анафема магомету и всему его учению и всем его последователям
Томос Константинопольского Собора 1180 года (о «боге Мухаммеда»)
Примечание переводчика
Нельзя здесь обойти вниманием Константинопольский Собор 1180 года, который был специально посвящен тому же вопросу. Как мы помним, в византийском чине оглашения приходящих от ислама стояла “анафема богу Мухаммеда, о котором он говорит, что он есть бог ολὀσφυρος ”. Анафема была направлена на мусульманское представление о Боге и включала в себя 112-ю суру Корана из византийского перевода.
Император Мануил I пришел в негодование относительно сомнительной формулировки, поскольку, по его мнению, таким образом подвергался анафеме сам истинный Бог. Император был убежден, что, расходясь во многих принципиальных вопросах, христиане и мусульмане, как монотеисты, веруют в одного Бога, и потому требование произнести на Него анафему казалось кощунственным.
Он созвал Собор и передал свое мнение, ожидая получить от архиереев и патриарха Феодосия одобрение на изъятие формулировки из огласительных книг Святой Софии – главного храма Константинополя – и вообще из всех церквей. Однако Собор встретил предложение императора резко отрицательно. Архиереи были убеждены, что бог мусульман – это не тот истинный Бог, которому поклоняются христиане, разность в представлениях о Боге в христианстве и исламе принципиальна. Мусульмане под именем Бога поклоняются мысленному идолу, “жалкому измышлению жалкого ума Мухаммеда”, как передает речи заседавших Никита Хониат. Как пишет Никита, отцы Собора “не хотели даже и слышать о его предложении, как не ведущем ни к чему доброму и удаляющем от истинного понятия о Боге.
Не согласный с мнением архиереев император с помощью секретарей составил собственный томос, в котором обосновал свою точку зрения, утверждая, что анафема на бога Мухаммедова относится к истинному Богу. Однако Церковь подвергла осуждению указанное сочинение. Никита свидетельствует, что патриарх Феодосий “не только сам не согласился с этим сочинением, как опасным и вводящим новые догматы, но и других убеждал остерегаться его, как яда. Царь оскорбился этим, как будто бы получил жестокую обиду, осыпал архиереев бранью и называл их всесветными дураками”.
Наконец в результате прений с представителями императора был составлен соборный томос, который постановлял не просто изъять анафематизм, но заменить его новой анафемой против Мухаммеда и его учения. Так Церкви, несмотря на давление официальной власти, удалось отстоять свою точку зрения. Это хорошо видно из текста соборного томоса. Требование императора об удалении 22-го анафематизма удовлетворяется, но подчеркивается, что это делается из соображений икономии, для устранения препятствий перед желающими креститься мусульманами, но не из-за догматического убеждения, что христиане и мусульмане поклоняются одному и тому же Богу, как того требовал Мануил Комнин.
Более того, в томосе прямо сказано, что “сам Мухаммед объявил неверное понимание Бога”, а выражение анафематизма лишь “кажущееся кощунственным”, а не кощунственное, как утверждал в своих томосах император. И, наконец, в новом варианте анафематизма, содержится, хоть и в более завуалированном виде, и отвержение мусульманского богопочитания, и осуждение позиции, выраженной императором: провозглашается анафема учению Мухаммеда, в котором он исповедует, что Господь, Бог и Спаситель наш Иисус Христос не является Сыном Божиим. Это тот самый аргумент, который приводил Никита Византийский и который звучал на первом заседании собора: отвергая Троицу и Христа как Сына Божия, мусульмане не могут считаться почитающими истинного Бога. При этом формальное требование императора было удовлетворено.
Впрочем, не удивительно, что Церковь не озаботилась выполнить даже это формальное требование, когда престарелый император скончался спустя полгода после Собора. Первоначальная формулировка 22-го анафематизма сохранилась в последующем тексте чина отречения и в том же виде попала в славянский перевод чина, в “Кормчую” святителя Саввы Сербского, перешедшую позднее и на Русь.
Огромное значение томоса Собора 1180 года состоит в свидетельстве о том, что мнение о принципиальной разности богопочитания в христианстве и исламе было засвидетельствовано Церковью соборно, притом двукратно, и засвидетельствовано, несмотря на угрозы и давление со стороны официальной власти».
Томос Константинопольского Собора 1180 года
Святейшая Церковь издревле и даже до настоящего времени имела общеизвестные огласительные книги, в том виде, как они были изначально составлены. В числе других изречений в этих книгах располагается следующее: «сверх всего этого, анафематствую Бога Мухаммедова, о котором тот сказал, что он есть Бог единый, Бог не родил он и не был рождён, и не явился никто, подобный ему». [Сделано было это] так как, с одной стороны, сам Мухаммед объявил неверное понимание Бога с этим [термином] как, по крайней мере, поняли тогда, и в то время, когда через опубликованную им книгу Коран, он передал окружавшим [его людям], которые не имели прежде большего количества гнусных и негодных вещей.
Но приходящие из мусульман к божественному крещению и, согласно обыкновению, оглашаемые, обращая внимание на изречение о боге Мухаммеда, постоянно приходят в затруднение об этом, остерегаясь явно анафематствовать Бога по имени, и по причине [их] некультурности, и незнания грамоты, и потому как совершенно не знают, что означает? Ибо Бог – не Бог [для них], и мусульмане свидетельствуют, что никогда не слыхали о таковом, если даже и нечто иное подразумевал [под этим словом] тот, кто составил огласительные книги.
И вот, поскольку они пребывают в нерешительности, подвигся этим разногласием наш богомудрый и святой император, и, сочтя их осторожность о Боге не вовсе неоправданной, возжелал удалить эти повседневные недоумение и смущение для мысли колеблющихся [мусульман] и сохранить их от соблазна и сомнения по отношению к православной вере (и не их одних, но и других, кто смущается из-за этого), своей боговдохновенной царской властью постановил анафематствование бога Мухаммедова из огласительной книги удалить, [и вместо этого] подвергать анафеме самого Мухаммеда, и все, в книге его Коране [содержащиеся] мерзостные и общеизвестные учения, дурно переданные им вопреки учениям Христа Бога нашего. Итак, решение об этом было ясно высказано в письме его величества, пространном и подробном, в котором все мысли подводят к заключению: не оставлять эту часть с вышеупомянутой анафемой как изречение, кажущееся кощунством по отношению к Богу.
Поэтому наш богомудрый император, преследуя эту цель, на протяжении письма, посланного нам, устанавливает необходимость быть удалённой той скандальной части изречения из огласительной книги, поскольку она кажется не соответствующей тому, что должно было бы [там находиться]. Мы же, соборно рассмотрев упомянутое императорское письмо, определяем и постановляем выбросить из огласительной книги вышеуказанное изречение, ради приходящих к божественному крещению и других, соблазняющихся о таковом наименовании Бога, анафематствовать же самого Мухаммеда и книгу его, Коран, во [всех пунктах], в которых он противоречит святым учениям Христовым, и иметь следующее изречение [взамен прежнего]:
«Анафема Мухаммеду, [и его] учению, переданному в Коране, в котором он исповедует, что Господь, Бог и Спаситель наш Иисус Христос не является Сыном Божиим; благое называет дурным, а свет выставляет тьмою, ещё же [анафема] и скверному учению его, противному священным наставлениям Христа и богомудрых святых, а также [анафема] и тому, кто внушил ему и думать и учить этим скверным и презренным вещам, буде это кто-либо из людей, или же злоначальник демонов и отец зла, или же сам скверный Мухаммед породил от себя столь безобразнейшие плоды; кроме того, анафема тем, кто [считает], что Мухаммед – пророк и посланник, от которого приняли учения и заповеди, противные учению Христа».
Анафема была написана и подписан настоящий томос 13 апреля 6688 года.
Подписи с другой стороны: моё императорское величество, приняло к рассмотрению решения святого и божественного собора [изложенные в] настоящем томосе и одобрило их 13 апреля 6688 года. Имеется печать Мануила Комнина, во Христа Бога верующего императора и самодержца Ромейского. Имеется также подпись каждого архиерея следующим образом: «такой-то о таком-то вопросе имеет решение и подписывает».
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Критическое исследование хронологии древнего мира. Восток и средневековье. Том 3
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Критическое исследование хронологии древнего мира. Восток и средневековье. Том 3
В предыдущих двух томах новая хронологическая сетка древней истории обосновывалась, в основном, на материале из Библии и из истории Римской империи. В первых трех главах этого тома мы обсудим вопрос о согласовании этой сетки с фактами истории других стран (Египта, Китая, Индии, арабского халифата и т. п.). По вполне понятным причинам мы лишь наметим основные идеи новой точки зрения на историю этих стран, существенно опираясь при этом на результаты первых двух томов. Конечно, подробный пересмотр истории Египта, Китая, Индии и других стран требует колоссального труда по распутыванию всевозможных извращений и домыслов, накопившихся в истории. Естественно поэтому, что даже при сугубо схематическом и предварительном рассмотрении, мы не сможем уделить всем этим странам одинакове внимание.
Последние три главы тома, фактически независимые от первых трех, посвящены вопросу, почему и как создалось фантастическое представление о «классических» Риме и Греции и каково происхождение «классических» руин в Риме и Греции. Для этого приходится довольно подробно прослеживать с новой точки зрения историю средневековых Рима и Греции. В этом мы почти без отклонений следуем Морозову и потому эти главы представляют собой лишь расширенный конспект соответствующих страниц сочинения Морозова.
Том завершается «Эпилогом», в котором систематически, по векам, но очень кратко и почти без всякого обсуждения, изложена история Средиземноморья в первом тысячелетии нашей эры, как она выглядит в свете концепций Морозова.
§ 1. Египетская хронология
Длительность истории Египта
Египетские пирамиды, скульптуры, храмы и иероглифические надписи издавна были окутаны дымкой легенд и фантастических объяснений. Естественно, что эти легенды оказали большое влияние на складывающуюся в начале ХIХ века науку египтологию, которая долгое время мучительно освобождалась от них, но, как мы увидим, этот процесс не закончился и по сие время.
Неудивительно, поэтому, что на ранних этапах развития египтологии бытовали совершенно фантастические представления о длительности египетской истории (что стоит «геродотова» оценка в 15 тыс. лет!), с течением времени постепенно сокращавшиеся. Вот, например, каковы были мнения различных египтологов о дате смерти первого фараона Менесса (Мены), т. е. о начале династической истории Египта:
Анафема Магомету
Это отношение резко меняется в XI—XII веках и тогда же впервые появляется в достоверных источниках имя Магомета.
Византийская церковь, мирно уживаясь с мусульманством–агарянством на протяжении пятисот (!) лет, в ХП веке (в 1180 г.) впервые анафемствовала Магомету:
Отлучение богу Магомета, о котором говорят, что он есть бог, весь выкованный молотом, который не рождал, не рожден, которому никто не подобен (греческий текст см. в[6], стр. 577).
Кстати сказать, «выкованность молотом» магометанского бога является здесь результатом переводческой ошибки. Одно из определений бога — «бесконечный» было переведено на греческий как «олосферос» — всесферный и перековеркано в «олосфирос» — всевыкованный.
Очень интересна дальнейшая история этой анафемы. Император Мануил Комнин увидел в ней хулу на истинного бога (sic!) собрал церковный собор и предложил анафему отменить. Однако собор не согласился с императором и оставил анафему в силе. Тогда Мануил издал лично от себя сочинение, защищающее Магомета (!). Патриарх это сочинение осудил. Чтобы решить вопрос, был созван новый собор, на котором дело дошло чуть ли не до разрыва императора с церковью. Наконец, был достигнут компромисс и анафема «богу Магомета» была заменена анафемой самому Магомету:
Отлучение Магомету и всему его учению и всем его последователям.
Вскоре, однако, Мануил умер и была восстановлена прежняя формула с «выкованным» богом. По существу, она осталась в церковном чине оглашения и до сего дня.
Эта история дает решающее подтверждение предыдущим выводам о нераздельности до XI—XII веков христиан и агарян. Ведь, если, как нас уверяют, христиане боролись с магометанами уже полтысячи лет, то почему же они только в 1180г. спохватились проклясть Магомета? Сам факт этого проклятия говорит, что до него его не было, ибо в противном случае он был бы не нужен.
Более того, пример Мануила Комнина показывает, что даже в XII веке некоторые византийцы продолжали признавать «магометова бога» своим христианским Богом.
Однако это были уже устаревшие взгляды, поскольку, как показывает текст анафемы, агаряне к этому времени уже поставили выше Христа своего пророка Магомета и тем самым решительно порвали с христианством.
Читайте также
Когда гора «идет к Магомету»
Когда гора «идет к Магомету» Подобные явления наблюдались и в России, примером чему является история Синего камня (Синь-камня) – природного валуна, занесенного последним оледенением в окрестности Переславля-Залесского. Свое название камень получил из-за природного
Анафема магомету и всему его учению и всем его последователям
о Никите Хониате и его «Истории»*
Никита, по родовому имени Акоминат, а по месту рождения в фригийском городе Хонах (χωναι) обыкновенно называемый Хониатом, родился около половины XII века. На девятом году его возраста отец отправил его для воспитания в Константинополь, где в то время жил старший брат его Михаил, бывший впоследствии архиепископом афинским. Получив под руководством своего ученого брата отличное, по тогдашнему времени, образование и в особенности изучив красноречие и гражданское право, Никита, если не при Мануиле, то, по крайней мере, при Алексее Комнине был принят в число чиновников константинопольского двора и был одним из царских писцов. В этой должности он состоял и при Исааке Ангеле в его втором походе против валахов в 1188 году. Впоследствии, пользуясь всегда неизменным и вполне заслуженным расположением царей, он мало-помалу достиг высших государственных чинов и занимал весьма важные должности как в столице, так и в провинциях*. В 1204 году, когда Константинополем овладели крестоносцы, он был одним из константинопольских сенаторов. Этот год, роковой для многих жителей Константинополя, был последним годом славы и счастья и для Никиты. Спасаясь от неистовства крестоносцев, истреблявших все огнем и мечом, он 17 апреля 1204 года оставил Константинополь и бедным странником удалился в Никею. Здесь, некогда богатый и знаменитый, он провел остальные годы своей недолгой жизни в бедности, терпя укоризны и поношения от прежних сограждан, подобно ему укрывшихся в Никее. Скончался после 1206 года, не дожив до старости.
Предлагаемая ныне в русском переводе история Никиты Хониата обнимает собою период времени от 1118 до 1206 года и служит как бы продолжением истории Анны Комниной. Начиная свое повествование о событиях в Византийской Империи смертью Алексея Комнина, Никита доводит его до начала царствования Генриха, брата Балдуинова, и, как сам говорит в предисловии, рассказывает или то, чему сам был очевидным свидетелем, или то, что слышал от очевидцев. Уже и это обстоятельство, рассматриваемое в связи с общественным положением Никиты, говорит весьма много в пользу его истории; но ее следует ценить тем выше, что в сочинителе всегда виден человек с умом светлым и образованным, с суждением свободным и неподкупным, с характером твердым и независимым. Вольф и Липе называют Никиту историком правдивым**, и нам кажется, этот приговор вполне справедлив. Если римско-католические писатели иногда и отзываются о Никите невыгодно, то причина этого очень понятна: Никита передал потомству печальную повесть о неистовствах латинян в Фессалонике, и особенно в Константинополе.
В предисловии к своей «Истории» Никита обещал рассказ ясный, простой и естественный; но, к сожалению, далеко не исполнил своего обещания. Начитавшись греческих поэтов, и в особенности Гомера, он явно старался подражать им, так что, по отзыву Вольфа, ему лучше было бы писать поэму, чем историю. Часто о самых простых вещах он говорит высокопарно, без нужды прибегает к метафорам, иногда совсем неуместным, и любит слова непонятные и малоупотребительные. Читать его трудно, а переводить — еще труднее. Наш перевод сделан с последнего издания его «Истории», вышедшего в Бонне под редакцией Беккера в 1835 году***.
ЦАРСТВОВАНИЕ МАНУИЛА КОМНИНА
Книга I. Мануил, наследовав отцу своему Иоанну Комнину, заключает в монастырь старшего брата своего Исаака и, прибыв в столицу, за свои душевные и телесные качества, радушно принимается жителями Византии (1).— Коронуется патриархом Михаилом и, примирившись с братом, дважды выступает в поход против персов; женится на алеманке, женщине с прекрасною наружностью и с возвышенною душою, уважает, но не любит ее, и вдается в непозволительные связи (2).— Заботясь об управлении государством, назначает ближайшим к себе министром Иоанна Агиофеодорита, а главным казначеем — Иоанна Пуцинского, человека чрезвычайно скупого и бесчеловечного. Агиофеодорита сменяет
Книга 3. Венгерский поход Мануила. Опустошительные набеги гуннов (1).— Кровосмесничество Мануила и Андроника. Заключение Андроника в тюрьму, его бегство, при содействии жены, и новое заключение (2).— Мануил учреждает в Антиохии потешные кавалерийские битвы. Распущенные войска Мануиловы терпят поражение от турков (3).— Ослепление Феодора Стипиота по наветам логофета Каматира. Воззвание Никиты к божественному провидению. Характер Каматира, его пьянство и прожорливость (1).— Второй брак Мануила. Воззвание Никиты к Богу по поводу опустошительных набегов со стороны турков. Вражда между Иконийским султаном и Каппадокийским топархом. Приезд султана к Мануилу и его великолепный прием. Землетрясение. Безрассудство одного агарянина, захотевшего быть вторым Икаром (5).— Султан, получив от Мануила великолепные дары, по возвращении в Иконию нарушает данное им обещание, нападает на подданных Мануила и мучит их (6).— Притворная дружба между султаном и Мануилом. Набеги и опустошения с той и другой стороны (7).
Анафема магомету и всему его учению и всем его последователям
История — прошлое, как оно отразилось в записях о нем. Историк может «наблюдать» прошлое только глазами участников, свидетелей или современников происходившего.
Из разнообразных противоречивых сведений мы и пытаемся «слепить» то, что обычно называется «исторической реальностью».
Всякое описание — это результат истолкования разных сообщений по мере разумения, собственно лишь некая интерпретация событий, которые могли происходить в ушедшие времена.
Чаще всего историк пытается «рационально» понять те сообщения, которые он находит в источнике. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что его вовсе не интересует собственно объективная реальность, историка преимущественно интересует смысл происходящего. При этом в общем-то понятно, что наши представления о том, что и как происходило в прошлом, сильно отличаются от того, как это представлялось современникам.
История — это политика, опрокинутая в прошлое. А для политика главное — не истинное, но полезное.
Величие русского народа — в легендах! А кто мы без них? Без легенд! Чем, кроме Истории, каждый из нас может похвастаться?
Наш народ до XVI века оставался бесписьменным обществом. Наше общество не знало исторических традиций, то есть сознательного писания истории. У нас появились летописи лишь в конце XIV века, но летописи почти не отражают историческую действительность. Задача летописцев — вовсе не в беспристрастном описании событий, а в восхвалении Церкви и тех князей, которые именно Церкви и угодны. Для прославления «святых» князей можно пожертвовать и истиной.
Общество никогда не нуждалось в истине. Народное сознание не ощущает в ней потребности и до сих пор. Нам вообще не нужно научно-историческое сознание. Отсюда почти полное отсутствие критического анализа в отношении нашего прошлого. У нашего народа устойчивая национальная традиция — нас мало заботит, как все было на самом деле. Для нас гораздо более ценно поэтическое, романтическое, целостное видение нашей (обязательно древней и обязательно великой) истории.
Весьма многие прямо отрицают необходимость критического осмысления истории. «Не тронь легенду!» — этого лозунга придерживаются весьма многие.
Вы думаете, написав правду, я смогу разрушить Легенду? Вряд ли! Не было на Руси Рюрика, не было Олега, не было крещения Руси. Ну и что? Все равно Церковь будет утверждать, что 1000 лет назад крестилась Россия (в украинском городе Киеве при украинском князе Владимире) и неважно, что России тогда не было. Важно, что Легенда жила, живет и будет жить!
Апостол, который не крестил Русь. Круиз вокруг Европы
«Повесть временных лет» гласит: «А Днепр впадает устьем в Понтийское море; это море слывет Русским, — по берегам его учил, как говорят, святой Андрей, брат Петра.
Когда Андрей учил в Синопе и прибыл в Корсунь, узнал он, что недалеко от Корсуня устье Днепра, и захотел отправиться в Рим, и проплыл в устье днепровское, и оттуда отправился вверх по Днепру. И случилось так, что он пришел и стал под горами на берегу. И утром встал и сказал бывшим с ним ученикам: «Видите ли горы эти? На этих горах воссияет благодать Божия, будет город великий, и воздвигнет Бог много церквей». И взойдя на горы эти, благословил их, и поставил крест, и помолился Богу, и сошел с горы этой, где впоследствии будет. Киев, и пошел вверх по Днепру. И пришел к славянам, где нынче стоит Новгород, и увидел живущих там людей — каков их обычай и как моются и хлещутся, и удивился им. И отправился в страну варягов, и пришел в Рим, и поведал о том, как учил и что видел, и рассказал: «Диво видел я в Славянской земле на пути своем сюда. Видел бани деревянные, и натопят их сильно, и разденутся и будут наги, и обольются квасом кожевенным, и поднимут на себя прутья молодые и бьют себя сами, и до того себя добьют, что едва вылезут, чуть живые, и обольются водою студеною, и только так оживут. И творят это постоянно, никем же не мучимые, но сами себя мучат, и то творят омовенье себе, а не мученье». Те же, слышав об этом, удивлялись; Андрей же, побыв в Риме, пришел в Синоп».
Византийское сказание «Хожение апостола Андрея в стране Мирмидонян» (XI век) подтверждает тот факт, что нашу страну, населенную в то время мирмидонами, посетил апостол Андрей[1].
«В век апостолов страна наша представляла собой находившуюся за пределами известного мира неведомую и исполненную всевозможными ужасами пустыню. Зачем бы пошел в эту неведомую пустыню апостол Андрей? Он мог пойти в нее, как и во всякую другую подобную пустыню, только тогда, когда бы у него не было дела в черте самого тогдашнего мира и было свободное время ходить по пустыням. Но это, как всякий знает, было вовсе не так. Он не мог иметь никакой надежды утвердить сколько-нибудь прочным образом христианство в совершенно разобщенной с остальным миром варварской и населенной Бог знает кем стране — для чего же предпринимал бы он в нее путешествие? Не для того же, в самом деле, чтобы ставить кресты на необитаемых горах или наблюдать такие случаи, как паренье в банях»[2].
Легенда о трех братьях, основателях города Кия
Академик И.Я. Марр в одной из своих статей[3] приводит армянскую легенду о трех братьях:
И по прошествии времен, посоветовавшись, Куар и Мелтей и Хореан поднялись на гору Каркея и нашли там прекрасное место с благорастворением (воздуха), так как были там простор для охоты и прохлада, а также обилие травы и деревьев, и построили они там селение и поставили они двух идолов, одного по имени Гисанея[4], другого по имени Деметра».
О царе Кие сообщал и Геродот: «…большинство их (скифов) Киаксар и мидяне, пригласив на пир и напоив пьяными, перебили».
Эта древняя легенда о трех братьях вошла и в славянские легенды.
430 год. — Тремя братьями Кыем, Чехом и Хоривом был на Дунае у устья реки Морава заложен град Киев, существующий и до сих пор. Он и ныне стоит там, где стоял, — в Венгрии, и называется у венгров Кеве.
Кый стал родоначальником куявов, Чех (Щек) — чехов, а Хорив — хорват. Чех прожил долгую жизнь и умер в 661 году.
У них был еще один брат — Лex, который пошел на Вислу и там стал родоначальником полян-ляхов.
854 год. — «В лето 6362 бяху три брата, единому имя Кый, второму Щек, а третьему Хорив, а сестра у них бе именем Лыбедь… Беяху же неверни и много тщание имуще к идолом».
Итак, в 854 году появились три брата: Кий, Щек и Хорив, которые вместе с сестрой своей Лыбедью пришли на Украину и поставили малый городок Киевец, как гласит предание. Они же поставили в IX веке и город Киев.
Сохранилось предание о Мирмидонах, племени фракийском. «Еак, царь Беотийский, видя царство свое опустошенным моровою язвой, просил Юпитера об отвращении бедствия. В следующую ночь он увидел выходящих из-под старого дуба бесчисленное количество муравьев, которые тотчас же превращались в людей» (С. Ушаков).
Голубинскии Е.Е. История Русской Церкви. М., 1901. Т. I. С. 29.