апостол павел в риме
Вторичное пребывание ап. Павла в Риме
Ранней весной 65-го года приближался ап. Павел на своем корабле к остийской гавани Рима. Это было уже его второе путешествие в столицу. Первый раз он путешествовал в качестве узника в сопровождения стражи; и его путь, потому, был не таков, как теперь; тогда он должен был следовать по указанно своих стражников. В это же путешествие он свободно располагал собой. Поэтому он прибыл прямо в остийсую гавань, не желая высаживаться ранее и тратить лишнее время на путешествие пешком. Город и гавань Остия расположены при устье р. Тибра и соединены с Римом прекрасной остийской дорогой. По ней и направился апостол со своими оставшимися двумя спутниками Димасом и Лукой. Все другие спутники были оставлены апостолом в различных пунктах его предыдущего путешествия, для удовлетворения нужд тамошних христианских обществ. Да они к тому же не особенно были нужны апостолу при настоящих условиях. Он приходил сюда уже в знакомое ему место; ему известны были лучше, чем кому-либо другому местные условия города; равно как оставались в живых те из христиан, которые были обращены к новой религии его собственной проповедью. Все это могло служить и служило для апостола значительной поддержкой его доброго душевного настроения.
Но много, однако, было и такого, что тяжелым камнем лежало на душе апостола. Это, прежде всего, еще не изгладившееся из памяти страшное гонение, о котором он так много наслышался, еще будучи вдали от Рима. Правда, по тем же слухам гонение давно уже прекратилось; народное неистовство также улеглось: оно не могло долго продолжаться уже по тому одному, что было слишком сильно. Это отмечает и римский историк Тацит, описавший в своей летописи как римский пожар, так и гонения христиан по поводу этого пожара. Рассказав о всех жестокостях, о всех страшных пытках, об издевательствах и черни, и императора Нерона над христианами, он присовокупляет такое замечание: «вследствие этого, в отношение к виновным хотя и заслужившим самого строгого наказания, возникло сострадание, будто они (христиане) гибли не в видах общественной пользы, но на удовлетворение жестокости одного» (Тац.15:44).
В том, что гонения уже прекратились, что перестали мучить и преследовать христиан, конечно, для ап. Павла было не особенно много утешительного. Этого нужно было ожидать, этого требовало здравое рассуждение: в противном случае слишком долго была бы нарушаема божественная правда и человеческая справедливость. Ап. Павел в прекращении гонения видел для себя возможность свободного и безопасного вступления в город Рим. Но он еще не знал, насколько безопасна будет его предстоящая здесь проповедническая деятельность. Эта неизвестность и смущала апостола. Сильно огорчала апостола также и мысль о многих погибших во время гонения его друзей, им же обращенных в христианство. Но еще тяжелее должно было быть для него представление о той бедственной участи, которую приходилось теперь переносить оставшимся в живых христианам. Он много слышал об этом; а его любвеобильное сердце ожидало встретить еще худшее; оно наперед трепетало от той картины бедствий, которую было необходимо увидеть ему при вступлении в самый Рим.
Действительно, чем ближе подходил ап. Павел к Риму, тем все безотраднее становились встречающиеся картины жизненной сцены и деятельности. По той же самой остийской дороге, по которой шел теперь апостол, медленно двигались различные тяжести и материалы для отстраивающегося Рима. Со времени пожара прошло еще очень немного времени, и то опустошение, которое было произведено им, конечно не могло быть восстановлено за такой короткий срок. Из прежних четырнадцати римских кварталов, на которые делился весь город, только четыре остались нетронутыми, три разрушены до основания, а в остальных семи виднелись следы строений полуразрушенных пламенем. «Было бы невозможно счесть все количество домов, лавок, и храмов, тут погибших», – говорит Тацит (Тац.15:41). Ап. Павлу приходилось входить в город не по прежним тесным улицам и, сплошь застроенным высокими домами, имевшими лишь то преимущество, что своей тенью прикрывали от жары прохожих. Теперь улицы шли по заранее определенному направлению и отличались сравнительно значительной широтой; вышина строений была определена и ограничена; были сделаны открытые дворы, и устроены с лицевой стороны для их прикрытия портики. Запрещено было иметь общие стены, но каждое строение должно было иметь свои отдельные. «Все это было предпринято в видах пользы и содействовало красоте города», говорит тот же Тацит (Тац.15:42). Чем дальше шел апостол по этим улицам к центру Города, тем яснее становились следы пожара. Он увидел здесь одни лишь развалины от великолепных прежде храмов. «Вместо прежнего погибшего великолепия, вместо древнего исторического Рима импер. Нерон, захвативши городскую землю, строил на ней себе дом, в котором по отзыву Тацита, заслуживали удивления уже не драгоценные камни и золото, обычные предметы роскоши, а целые поля, озера; здесь идут леса, а там открытые места и виды».
Прошел ап. Павел мимо этих причудливых затей не знавшего границ в проявлении своего своеволия императора Нерона, и направился в отдаленную часть квартала. Здесь он, по заранее определенному плану, рассчитывал найти уцелевший или вновь выстроенный дом какого-нибудь бедняка христианина, оставшегося в живых после страшного гонения. Небольшое, теперь, христианское общество, услыхав о прибытии апостола, собралось во всем своем составе, чтобы посмотреть и послушать великого проповедника. Много было предметов беседы, которыми нужно было поделиться и той и другой стороне. Ап. Павел немало рассказывал о своем путешествия, о плодах своей проповеднической деятельности за этот период времени, и о тех страданиях и гонениях, которые ему пришлось потерпеть за свое благовесте. Римские христиане со своей стороны постарались дополнить те отрывочные сведения о их прошедшем бедствии, о котором апостол знал только кое-что и по большей части из вторых рук.
В беседах на следующих собраниях апостол начал уже свою просветительную деятельность. Оставшиеся после гонения, римские христиане принадлежали по своему общественному положению к беднейшему классу, а по своему церковному – к простым верующим; едва ли среди них нашлось несколько пресвитеров и диаконов. Поэтому со стороны апостола потребовалось прежде всего усовершение их в христианском познании. Главные догматы христианства, конечно, были им небезызвестны, – знание их было необходимо для принятия крещения, – но они были нетверды в различных правилах христианской дисциплины и христианской нравственности. К разъяснению и внушению этих правил и приступил ап. Павел, кратко упомянувши об истинах догматических. По сказанию апокрифической книги, так называемой «Периоды Петра и Павла», он говорил с ними о законе обрезания, о соблюдении субботы, о значении воздержания в пище и питье и т. п. – От просвещения и воспитания уже прежде принявших христианство ап. Павел постепенно перешел к проповеди христианства и среди язычников-римлян. Мало-помалу его проповедь из хижин бедняков-ремесленников была перенесена им в дома богатых и знатных граждан. Та же книга «Периоды» рассказывает нам об обращении в христианство Кандиды, жены царского телохранителя Кварта. – Таким образом, как и в первое пребывание апостола в Риме, христианство стало известно и в кесаревом доме, в царском дворце.
Это были, конечно, утешительные плоды для апостола, но они же положили и конец его дальнейшей деятельности в Риме. Начала ли грозить жизни ап. Павла опасность, вследствие ожидаемого или уже сделанного доноса, или быстрое и широкое распространение христианства вновь возбудило в римской толпе неприязненные чувства по отношению к христианам, но только он должен был прекратить, в Риме свою проповедь. Телохранитель Кварт, обращенный в христианство своей супругой, узнав о грозившей христианству и апостолу опасности, счел долгом предупредить этого последнего и предложил ему удалиться на время из Рима в какое-либо другое место.
Ап. Павел оценил разумность предложения Кварта, но колебался в его выполнении, равно как и не знал, куда направиться ему, оставивши Рим. Оставление им Рима нужно было для него самого, потому что ему стали грозить узы и преследования; нужно оно было и для римского христианского общества, которое могло теперь развиваться само-по себе в тиши обыденной жизни, не навлекая на себя через необычайное действие Павловой проповеди внимание римской толпы и римских властей; наконец, настроение римского языческого общества было в то время таково, что пребывание ап. Павла в Риме делалось по меньшей мере бесполезным. – Христианское общество Рима под личным благотворным воздействием апостола возросло и окрепло. Но его рост произошел на счет тех впечатлений и обстоятельств, которые были следствием римского пожара и гонения. Когда же эти впечатления ослабли, когда обстоятельства того времени приобрели совершенно другое направление, тогда рост христианства должен был на некоторое время прекратиться или, по крайней мере, идти вперед менее быстрыми шагами.
С этого времени началась та полная чудовищных поступков жизнь импер. Нерона, которую он вел до самой смерти. Умертвив свою мать, умертвив жену Октавию и женившись на Поппее, отделавшись от Бурра его умерщвлением, Нерон, наконец, прекратил и жизнь Сенеки, этого последнего своего доброго гения-руководителя. Лица, которые теперь окружали его, вполне разделяли все его безобразия и жестокости, и сочувствовали им; они были сами такими же неронами. Начались казни знатных и богатых, началось преследование добродетели и всего того, что не хотело бессмысленно и бесцельно попирать, законы справедливости, нравственности и религии. Все лица, окружавшие Нерона, готовы были, отказавшись от всего святого, презревши своих языческих богов и их законы, вслед за ним поклоняться амулетам-талисманам, которые их ни к чему не обязывали. Другие классы римского общества старались во всем подражать Нерону и окружающим его. Римские историки Светоний и Тацит единодушно одними и теми же красками описывают тогдашнее потерявшее все нравственные устои римское общество. У Тацита, напр., мы читаем, что между тем как город был наполнен печальными процессиями похорон жертв нероновой жестокости, в храме Капитолия не было конца приношению жертв. У одного убит сын, у другого брат, у тех родные и друзья, но они благодарили богов, украшали лаврами свои дома, припадали к ногам Нерона и утомляли его руку поцелуями (Тац.15:71). О простом же народе, о римской черни и говорить нечего. Общественные игры и зрелища, которые по распоряжению Нерона должны были совершаться с особенной пышностью, вполне поглощали все время, всю заботу и весь интерес среднего и низшего классов римского общества. Таким образом настроение римского общества было совершенно противоположным тому, которое могло бы благоприятствовать принятию христианских истин. Постоянные жертвоприношения языческим богам, обязательное участие в них всех и каждого, делали чрезвычайно опасным последование христианской религии, не позволявшей какие-либо отношения к язычеству. Да, теперь в Риме ничего не благоприятствовало проповеднической ревности ап. Павла; и справедлив был совет телохранителя Кварта, чтобы он удалился из Рима.
Источник: Орлов Н., прот. Последние годы жизни св. апостола Павла. // «Странник» № 9–11. – Спб., 1913., С. 187–217; 323–347; 513–553.
Библия, изложенная для семейного чтения.
Апостол Павел в Риме
 |
| Путешествие апостола Павла в Рим |
Итак, решено было отправить Павла в Рим, что было согласно с его давним желанием проповедовать о Спасителе в этой столице мира.
Перед отправлением в Рим Павлу пришлось говорить в присутствии приехавшего поздравить нового наместника молодого царя Иудейского Агриппы II, которому Фест предложил послушать Павла для того, чтобы узнать его мнение о религиозном споре, по поводу которого возникло дело Павла, и о воскресении «какого-то Иисуса умершего».
И в этом случае, как перед народом в Иерусалиме, Павел рассказал историю своего обращения и изложил предметы своего проповедования, «то есть что Христос имел пострадать и, восстав первый из мертвых, возвестить свет народу Иудейскому и язычникам».
«Безумствуешь ты, Павел! большая ученость доводит тебя до сумасшествия», — прервал при этом речь апостола Фест, римский язычник, которому бессмысленными показались слова о воскресении.
«Не безумствую, но говорю слова истины и здравого смысла», — возразил Павел и затем обратился к царю Иудейскому и, призвав его в свидетели, что все, что он говорил о Христе, происходило не скрытно, но при всех в Иерусалиме, спросил его: «Веришь ли, царь Агриппа, пророкам? Знаю, что веришь».
«Ты немного не убеждаешь меня сделаться Христианином», — отвечал загадочно Агриппа, пораженный неожиданным вопросом Павла в то время, когда он еще находился под впечатлением речи его.
«Молил бы я Бога, — сказал тогда апостол, — чтобы мало ли, много ли, не только ты, но и все, слушающие меня сегодня, сделались такими, как я, кроме этих уз». (Деян. 25, 19; 26, 23–25, 27–29)
Получив достаточное убеждение в невиновности Павла, Агриппа сказал Фесту, что можно было бы его освободить, если бы он не потребовал суда у кесаря, и потому правитель распорядился отправить Павла в Рим, поручив его, вместе с некоторыми другими узниками, надзору сотника Августова полка, именем Юлия.
Во время плавания по Средиземному морю узник апостол был пророком и утешителем для плывущих. Достигнув острова Крит, когда время для путешествия становилось опасным, Павел предупредил спутников своих, что дальнейшее плавание «будет с затруднениями и с большим вредом не только для груза и корабля, но и для жизни всех». Словам его не поверили и, пустившись в дальнейший путь, подверглись кораблекрушению, и дошло до того, что «носились, отдавшись волнам». Тогда Павел, «став посреди них, сказал: мужи! убеждаю вас ободриться, потому что ни одна душа из вас не погибнет, а только корабль. Ибо Ангел Бога, Которому принадлежу я и Которому служу, явился мне в эту ночь и сказал: “не бойся, Павел! тебе должно предстать пред кесаря, и вот, Бог даровал тебе всех плывущих с тобою”. Посему ободритесь, мужи, ибо я верю Богу, что будет так, как мне сказано. Нам должно быть выброшенными на какой-нибудь остров».
Действительно, в виду одного берега корабль сел на мель и разбился волнами, между тем как все люди (числом 276) спаслись на земле, которая оказалась островом Мальта, жители которого человеколюбиво обошлись с пострадавшими. Тогда разложили огонь для костра, чтобы обогреться.
«Когда же Павел набрал множество хвороста и клал на огонь, тогда ехидна, выйдя от жара, повисла на руке его. Иноплеменники, когда увидели висящую на руке его змею, говорили друг другу: верно этот человек — убийца, когда его, спасшегося от моря, суд Божий не оставляет жить. Но он, стряхнув змею в огонь, не потерпел никакого вреда. Они ожидали было, что у него будет воспаление, или он внезапно упадет мертвым; но, ожидая долго и видя, что не случилось с ним никакой беды, переменили мысли и говорили, что он Бог.
Около того места были поместья начальника острова, именем Публия; он принял чудно спасшихся и три дня дружелюбно угощал их. Отец же Публия лежал в это время, страдая горячкою; Павел вошел к нему, помолился и, возложив на него руки, исцелил его». После того исцелил и еще многих больных, приходивших к нему, чем возбудил благоговейное удивление туземцев, которые, после трехмесячного пребывания апостола Павла с его спутниками на острове их, при отъезде чужеземцев с почестями проводили их и снабдили всем нужным. Отплыв от Мальты «на Александрийском корабле, называемом Диоскуры, зимовавшем на том острове», апостол Павел и прочие, «приплыв в Сиракузы, пробыли там три дня», затем день — в Ригии и высадились на пристани Путеол (близ Неаполя), «где нашли братьев, и были упрошены пробыть у них семь дней»; оттуда же сухим путем добрались до Рима (не позже 62 года). С восторгом встретили апостола Павла бывшие в Риме христиане: они вышли к нему навстречу «до Аппиевой площади и трех гостиниц. Увидев их, Павел возблагодарил Бога и ободрился». (Деян. 27, 10, 15, 21–27; 28, 3–15)
 |
| Свв. апостолы Петр и Павел перед Нероном |
В Риме сотник Юлий «передал узников военачальнику, а Павлу позволено было жить особо с воином, стерегущим его», следовательно, не в самом строгом заключении. Поэтому он мог свободно принимать посетителей и продолжать свою апостольскую деятельность, что он и делал в продолжение своего двухлетнего узничества в Риме.
По прибытии своем сюда «через три дня Павел созвал знатнейших из Иудеев» здешних и, назначив им день собраться у него, «он от утра до вечера излагал им учение о Царствии Божием, приводя свидетельства и удостоверяя их о Иисусе из закона Моисеева и пророков».
«Одни убеждались словами его, а другие не верили. Будучи же не согласны между собою, они уходили, когда Павел сказал следующие слова: хорошо Дух Святый сказал отцам нашим через пророка Исаию: пойди к народу сему и скажи: слухом услышите, и не уразумеете, и очами смотреть будете, и не увидите. Ибо огрубело сердце людей сих, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули, да не узрят очами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их (см. Ис. 6, 9–10).
Итак да будет вам известно, что спасение Божие послано язычникам: они и услышат. Когда он сказал это, Иудеи ушли, много споря между собою. И жил Павел целых два года на своем иждивении и принимал всех, приходивших к нему, проповедуя Царствие Божие и уча о Господе Иисусе Христе со всяким дерзновением невозбранно». (Деян. 28, 16–17, 23–31)
Деятельность апостола Павла в это время не ограничивалась Римской Церковью. Посредством друзей и сотрудников своих, бывавших по временам при нем, он поддерживал общение со всеми своими Церквами в Греции и Малой Азии и руководил их письменными наставлениями, которые послужили и будут служить руководством для мира на вечные времена. «Деяния» не сообщают о дальнейшей судьбе апостола Павла. Остальные немногочисленные сведения о нем черпаются из его «Посланий» или из преданий, по которым известно, что освобожденный от первых уз в Риме апостол Павел совершил восьмое и последнее путешествие апостольское, во время которого распространял и утверждал учение Евангелия в Азии, Крите [1] (см. Тит. 1, 5) и, по сказанию некоторых, «даже в отдаленных местах Запада» — в Испании (см. Рим. 15, 24).
Дивную жизнь свою увенчал святой апостол Павел мученической смертью в Риме при императоре Нероне, как иные полагают, в одно время со святым апостолом Петром, по другим же сказаниям — через год после мученической смерти Петра, около 68 лет от рождения. Он был обезглавлен мечом.
Предвидел кончину свою блаженный апостол, и так изображает он отношение свое к этому важнейшему в жизни событию.
В следующих же словах просматривается осознание им именно мученической смерти и полная готовность к тому праведной души: «…ибо меня уже приносят в жертву, и время моего отшествия настало. Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный; и не только мне, но и всем, возлюбившим явление Его». (2 Тим. 4, 6–8)
Не словами ли святителя Иоанна Златоуста достойнее всего почтить память возлюбленного им святейшей любовью первоверховного апостола Павла, тем более что в лице его может как бы заключаться и обращение ко всем потрудившимся словом и делом на ниве Божией людям Ветхого и Нового Заветов: «Не так блистательно небо, когда солнце разливает лучи свои, как блистателен Рим, озаряющий все концы вселенной двумя светилами своими — мощами апостолов Петра и Павла! Удивляюсь в Риме не множеству золота, не мраморным колоннам, не другим украшениям его, но этим столпам Церкви!»
О, как желал бы я видеть прах этих уст, через которые Христос изглаголал великие и неизреченные тайны, даже большие тех, какие возвестил Сам, потому что через учеников как совершил, так и возглаголал Он более, нежели Сам! Прах тела, через которое Дух дал вселенной дивные Свои провещания. Чего не совершили благие уста Павловы? Изгоняли злых духов, отпускали грехи, заграждали уста мучителям, связывали язык философов, привели вселенную к Богу, убедили самых варваров быть любомудрыми, преобразовали все на земле…
Желал бы я видеть не только прах уст, но и сердца Павлова, которое можно, не погрешая, назвать сердцем вселенной, источником тысячи благ, началом и стихией нашей жизни! Из этого сердца разливался на все дух жизни и передавался членам Христовым, сообщаемый не посредством жил, но посредством благих желаний. Это сердце было так пространно, что вмещало в себе целые города, племена и народы. “Сердце наше расширено”, — пишет апостол Павел коринфянам (2 Кор. 6, 11). Однако же и это пространное сердце нередко сжимала и сокращала расширяющая его любовь, как пишет Павел тем же коринфянам: “От великой скорби и стесненного сердца я писал вам со многими слезами, не для того, чтобы огорчить вас, но чтобы вы познали любовь, какую я в избытке имею к вам” (2 Кор. 2, 4).
Я желал бы видеть разрушившееся это сердце, которое сгорало скорбью по каждом погибающем; которое видит Бога, как сказано: “блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят”; которое соделалось жертвою — так как “жертва Богу — дух сокрушен”; сердце, превысшее небес, пространнейшее вселенной, блистательнейшее солнечных лучей, горячейшее огня, твердейшее алмаза. В этом сердце был источник “воды живой”, наполняющей не лице земли, но человеческие души. Оно жило новою, а не этою нашею жизнью: “И уже не я живу, но живет во мне Христос” (Гал. 2, 20).
Итак, сердце его было Христовым сердцем, скрижалью Духа Святаго, книгою благодати. За чужие грехи оно трепетало: “Боюсь, — говорит апостол, — не напрасно ли я трудился у вас… боюсь, чтобы мне по пришествии не найти вас такими, какими не желаю” (2 Кор. 12, 20).
За себя же боялся апостол Павел того, “дабы, проповедуя другим, самому не остаться недостойным”(1 Кор. 9, 27).
Я желал бы видеть прах рук, бывших в узах; рук, через возложение которых Павел подавал Духа и которыми написал: “Видите, как много написал я вам своею рукою” (Гал. 6, 11). Прах рук, которые увидев, ехидна упала в огонь… Я желал бы видеть прах очей, которые не напрасно потеряли зрение и прозрели во спасение вселенной; еще в теле удостоились видеть Христа; которые видели земное и не видели; созерцали незримое, не знали сна, бодрствовали среди ночей; не терпели того, что делают завистники. Я желал бы видеть прах этих ног, обошедших вселенную и не утруждавшихся, — ног, которые были забиты в колоду, когда поколебались темницы… Но для чего говорить порознь? Я желал бы увидеть гроб, в котором почивают все эти орудия света и правды, — члены, живые ныне, но во дни земной жизни Павла — мертвые, распявшиеся миру; члены воистину Христовы — во Христа облеченные, жилище Духа, святое здание; члены, пригвожденные страхом Божиим, носившие на себе язвы Христовы!
Суд над ап. Павлом в Риме
Схваченный и приведенный вместе с другими христианами к римским властям, ап. Павел по первоначальному и настойчивому требованию толпы предназначается во время предстоящих зрелищ быть растерзанным зверьми (может быть прямо – львом). Народ ждал зрелищ и вот нашлось средство удовлетворить его, отдавая христиан на растерзание зверями. Но римские власти, согласные с толпой во взгляде на христиан и на способ истребления их, однако как истинные римляне хотели оформить дело; и желали, чтобы и само уничтожение христианского общества было произведено на основании действующего закона. А так как у них против своеволия толпы были в распоряжении значительные войска, то они и настояли на своем желании. Для христиан, представленных римским властям было назначено судебное разбирательство. Конечно это разбирательство было бы очень непродолжительно, и народное желание видеть христиан растерзанными в цирке было бы скоро удовлетворено. Но среди обвиняемых христиан, был ап. Павел, имевший право римского гражданства. Когда он заявил, что в его лице римские власти имеют дело не с простым подданным, а с римским гражданином, тогда ход судебного разбирательства должен был значительно измениться. Вместо прежней поспешности и небрежности в соблюдении формальных сторон судопроизводства теперь судебный процесс должен был быть обставлен и произведен законным порядком.
Сильное и вместе с тем безотрадное впечатление произвело на римских христиан тюремное заключение ап. Павла. Из их памяти еще не изгладились ужасы гонения 64-го года, памятна была им и печальная мученическая кончина ап. Петра, испустившего свой дух, вися на кресте вниз головой; некоторое время подобные этим случаи выражения вражды язычества к христианской религии не повторялись. Христиане было успокоились и без всяких особенных предосторожностей и опасений выполняли требования своей религии и не скрывали ее от глаз язычников. Они стали думать, что приобрели теперь право быть открытыми исповедниками и последователями имени И. Христа. Но случай с ап. Павлом и другими, вместе с ним взятыми, христианами, навел на них страх и наполнил их сердца тяжелым предчувствием.
Мало того, что они не ожидали, чтобы были освобождены схваченные вместе с ап. Павлом и избежали смертной казни, они и для себя ждали того же самого. Они ждали новых доносов, новых тюремных заключений для других членов своего общества и часто видели и слышали подтверждение своих тревожных ожиданий. Толпа, раз осмелившаяся схватить христиан, не остановилась на одном случае, но продолжала повторять это и еще несколько раз. Кроме того с ее стороны стали смелее высказываться насмешки и издевательства над христианами, чаще прерывались христианские молитвенные собрания; и собиравшееся для преломления хлеба в таинстве евхаристии всегда с опасением взглядывали на двери при всяком незначительном шуме на улице города. Такое тревожное настроение не могло не отразиться самым удручающим образом на состоянии духа христианского общества. Нашлось среди христиан не мало таких, которые из-за страха прекратили на время общение с другими христианскими братьями; некоторые пошли далее и стали вместе с язычниками служить своим прежним богам; а те, которые были более твердыми в своих христианских убеждениях, прекратили свою проповедническую деятельность, направленную на приобретение новых последователей И. Христу, Все это конечно не осталось неизвестным ап. Павлу, и его душу наполнило горькое чувство сожаления о слабости человеческой воли в последовании добру и истине. Как видно из слов его послания ( 2Тим.4:16 ): «да не вменится им», – он прощал им их слабость, их неверность заветам Христа Спасителя, но прощал лишь потому, что привык всегда снисходить слабости человеческой природы, привык видеть в жизни много дурного и нежелательного. Он отнесся с всепрощающей любовью даже к поступку своего-ученика и сотрудника Димаса, возлюбившего, по его словам, нынешний век и отправившегося в Фессалоннику, оставив в Риме своего учителя, заключенным в темничные узы, которые грозили кончиться смертной казнью ( 2Тим.4:10 ).
Тяжело было ап. Павлу узнавать о подобных поступках своих более близких последователей, но он не думал высказывать какое-либо раздражение по этому поводу. Он заботился о том, чтобы, оставаясь наружно спокойным, поддержать бодрость духа и в других, утешить их обещанием божественной помощи и ободрить надеждой на всеблагой и премудрый промысел Божий. Он был рад тем людям, которые не стыдясь и не страшась его уз, приходили к нему в его темничное заключение. Они сообщали ему о состоянии христианского общества, а он через них старался воздействовать и воздействовал на это последнее, поручая передавать ему свои наставительные и утешительные беседы. Особенно же утешительно ему было прибытие в Рим и к нему в темницу Онисифора. Этот Онисифор, узнавши в своей далекой Иконии о пребывании ап. Павла в Риме, прибыл сюда, чтобы насладиться его лицезрением, получить назидание от его бесед и оказать ему материальную поддержку в его теперешних обстоятельствах. Прибыв в Рим и узнав, что апостол в узах, он употребил все усилия ( 2Тим.1:17 ), чтобы найти апостола среди других узников, чтобы пройти к нему в его заключение и передать ему, что принес с собой, и в чем особенно нуждался узник. «Да даст ему, писал об этом сам ап. Павел, да даст ему Господь обрести милость у Бога в оный день» ( 2Тим.1:18 ). Но недолго прожил Онисифор в Риме; его жизненные обстоятельства заставили его снова оставить столицу и возвратиться на родину. По удалении Онисифора около апостола снова водворилась тьма и уныние.
Впрочем это томительное неизвестное состояние ап. Павла, после выезда Онисифора, продолжалось недолго. Наступил день, назначенный претором для разбора его дела. В этот день рано утром апостола вывели из тюремного заключения и под конвоем стражи привели на Марсово поле, где еще со времени Юлия Цезаря была приспособлена особая судебная площадь. Здесь и должно было произойти судьбище, как обыкновенно, публично и устно. Пред занявшими свои места судьями выступил обвинитель ап. Павла. он держал пред ними речь, в которой раскрывал свои обвинительные пункты. Апостол молча слушал возводимые на него обвинения, как он некогда слушал Тертулла, обвинявшего его пред иудейским проконсулом Феликсом в Кесарии ( Деян.24:1–8 ). В своем уме апостол готовил ответы на все пункты обвинительной речи, при этом памятуя и об обещании Спасителя: «не заботьтесь о том, что вам сказать; Дух Святой научил вас в тот час что вам нужно говорить».
После этого было приступлено к рассмотрению доказательств, в числе которых первое место имели свидетельские показания. Когда свидетельские показания обвиняющей стороны были выслушаны, тогда претор и судьи снова обратились к ап. Павлу, предоставляя и ему выставить свидетелей в защиту своих показаний. Но ап. Павел свидетелей не имел. Хотя и право было его дело, хотя и многие знали, что он не заслуживает обвинения и наказания однако никто не выступил пред судьями подтвердить то, о чем долго и воодушевленно говорил великий проповедник. После он сам с горечью писал об этом св. Тимофею: «при первом моем ответе никого не было со мной, но все меня оставили» ( 2Тим.4:16 ). – Среди христиан Рима из многих последователей ап. Павла не нашлось ни одного, который бы заявился на судебную площадь и публично бы засвидетельствовал достоверность показаний апостола. – Что это значить, – где причина такой оставленнсти апостола? Ужели в одном том, что страх пред римским судом и опасение самим попасть в то же самое положение, в котором теперь томился ап. Павел, удержали римских христиан и даже евангелиста и деяписателя Луку выступить на защиту святого дела? – Трудно верится такому малодушию первых христиан, но это было отчасти в действительности, хотя, конечно, главное здесь было общее смирение христиан, их готовность на страдания и их сознание бесполезности устной защиты пред языческим фанатизмом. И сам апостол не находит достаточного извиняющего обстоятельства их равнодушию к его судьбе и, покрывая их своей всепрощающей любовно, желает, чтобы им не было вменено это их малодушие в вину и осуждение ни пред судом человеческим ни пред судом Божиим: «да не вменится им», – пишет он своему доверенному другу, св. Тимофею ( 2Тим.4:16 ).
Оставленность апостола показалась странной и непонятной даже самим римским судьям; и это тем более, что, по их мнению, дело его вовсе не так безнадежно, чтобы было опасно выступить его защитником. В их памяти было еще свежо впечатление от боговдохновенной речи апостола, их сердца еще не остыли от того жара умиления, которое было возбуждено в них его трогательно-величественной проповедью о Христе, Спасителе всех людей. И вот, под влиянием этого впечатления претор и судьи решили, что постановлять окончательный приговор по делу апостола преждевременно, и объявили перерыв судебного процесса, назначив день для второго разбирательства.
Источник: Орлов Н., прот. Последние годы жизни св. апостола Павла. // «Странник» № 9–11. – Спб., 1913., С. 187–217; 323–347; 513–553.