Человек машина возможно ли такое сообщение
“ЧЕЛОВЕК-МАШИНА”
Полезное
Смотреть что такое «“ЧЕЛОВЕК-МАШИНА”» в других словарях:
Человек-машина — Икс 51 в образе Аарона Стака (впереди) и Человека машины (сзади) История публикаций Издатель … Википедия
«ЧЕЛОВЕК-МАШИНА» — (L’homme machine) – трактат Ж.О.Ламетри. Впервые анонимно издан в Лейдене в 1747 (во Франции он сразу же был запрещен). В 18 в. переиздавался не менее 10 раз и приобрел общеевропейскую известность. Основные идеи трактата: 1) «Во Вселенной… … Философская энциклопедия
«Человек — машина» — ЧЕЛОВЕК МАШИНА см. Система человек машина … Российская энциклопедия по охране труда
человек-машина — человек маши/на, челове/ка маши/ны … Слитно. Раздельно. Через дефис.
ГОСТ 26387-84: Система «Человек-машина». Термины и определения — Терминология ГОСТ 26387 84: Система «Человек машина». Термины и определения оригинал документа: 41. Автономный тренажер Тренажер оператора СЧМ, функционирующий без СЧМ Определения термина из разных документов: Автономный тренажер 43.… … Словарь-справочник терминов нормативно-технической документации
надежность системы человек-машина — система «человек машина»: надежность (надежность системы «человек машина») долгосрочный показатель работоспособности технических систем, актуально обслуживаемых людьми, во всевозможных условиях их функционирования. Словарь практического… … Большая психологическая энциклопедия
система человек-машина — система «человек машина»: надежность надежность системы «человек машина» Словарь практического психолога. М.: АСТ, Харвест. С. Ю. Головин. 1998 … Большая психологическая энциклопедия
Система «человек-машина» — 1. Система «человек машина» СЧМ Система, включающая в себя человека оператора СЧМ, машину, посредством которой он осуществляет трудовую деятельность, и среду на рабочем месте Источник: ГОСТ 26387 84: Система «Человек машина». Термины и… … Словарь-справочник терминов нормативно-технической документации
ЧЕЛОВЕК – МАШИНА? ПРОБЛЕМА В КОНТЕКСТЕ СВОБОДЫ
Какие рассуждения возникают у современного человека по поводу сопоставления человека и машины в наш механизированный век, когда машины проникли во все сферы жизни человека? Мы проанализировали тексты мини-эссе, написанных студентами второго курса в ходе изучения темы «Философская антропология» (всего 55 работ). Сразу отметим, что авторы двадцати семи текстов отождествляли человека и машину, шестеро – открыто противопоставляли. Авторы двадцати двух работ демонстрировали «смешанную» аргументацию, в которой, на наш взгляд, присутствует диалектический подход: не только противопоставление тезиса и антитезиса, но и попутка осмыслить внутреннюю противоречивость самого человека. Большинство аргументов «смешанной» позиции относятся к диалектическим аргументам, т.к., пытаясь ответить на вопрос «действительно ли человек сравним с машиной?», студенты этой группы сталкивались с неким противоречием, которое не позволяло им ни согласиться, ни опровергнуть данное утверждение. Т.е. в ходе рассуждений были найдены как сходства человека и машины, так и различия.
Стоит отметить и некоторые различия в аргументации юношей и девушек: существенным отличием является то, что девушки чаще делают акцент на эмоциональной составляющей, на душе человека, и стараются таким образом объяснить различия между человеком и машиной. Юноши концентрируют свое внимание на разнице в образе действий и принципе работы человека и машины, они стараются сравнить их по основным характеристикам (функции, процессы, особенности и т.п.).
Мы выдели основные аргументы отождествления человека и машины в представленных текстах мини-эссе. Эти аргументы можно объединить в четыре группы.
1) Тело человека – сложный механизм, сложная система взаимосвязанных органов («детали» механизма) с множеством процессов, нуждающаяся в пище и сне для восполнения энергии и т.п. Человек, как и любая машина, выполняет определенные задачи и функции, работает на износ, болеет («ломается»), стареет («изнашивается») и в конечном итоге умирает («выходит из строя»).
2) Механизированность действий, мыслей, поступков человека (его организм и мозг действуют как механизм, машина);
3) Человек подвержен физическому, материальному воздействию, следовательно, и сам является материальным, механизмом.
4) Социальный аспект: человек – инструмент общества, зависит от него, значит, превращается в машину.
Обобщенно можно представить и основные аргументы противопоставления человека и машины. В отличие от машины, человек имеет мысли, чувства, эмоции, которые заставляют его действовать по ситуации, порой непредсказуемо или нелогично, даже вопреки здравому смыслу или инстинктам. Человек способен самостоятельно выбирать, ведь он наделен разумом, в отличие даже от самого совершенного механизма. Машина же действует исключительно по заложенной в нее программе. Наличие у человека разума определяет его способность к сравнению, анализу, синтезу и другим принципам мышления, к творческой деятельности.
Каждый человек индивидуален, реакция на одну и ту же вещь у разных людей различна в силу характера и воспитанности, поэтому невозможно ожидать от всех людей одинакового поведения. А вот для машины характерно единообразие функционирования согласно заданной команде.
В современных исследованиях человека стала особенно актуальной тема его «программирования», причем как биологического, так и социального. Естественно, что человеческий организм функционирует согласно законам природы. Но человек также способен во многом контролировать свое тело! А что определяет социальную жизнь человека? Какова роль знаний и убеждений, всего «жизненного опыта» человека?
В качестве важнейшей особенности человека отмечают его способность формировать собственные «программы» своей активности, становится воспитателем для самого себя (а не только быть воспитуемым), т.е., на наш взгляд, преодолевать естественную и социальную необходимость и достигать свободы.
Проанализировав выводы авторов эссе, а также познакомившись как с исторической, так и с современной аргументацией в исследовании сопоставления человека и машины, мы пришли к выводу, что человека нельзя назвать машиной, ведь человек, в отличие от любого, даже самого совершенного, механизма, наделен разумом и свободой выбора. Несмотря на то, что человек, как и машина, выполняет определённые функции и задачи, он имеет разум, самостоятельно решает, как и где работать, какие социальные роли выполнять в обществе. Машина же работает исключительно по заложенной в ней программе.
Человек может чувствовать, мыслить, отличать добро от зла. Наличие у человека разума определяет его способность к сравнению, анализу, синтезу и другим принципам мышления, к творческой деятельности.
Одним из наиболее важных отличий человека от машины была названа его душа – совокупность психических явлений, переживаний, основа психической жизни человека. Средоточием душевной жизни человека является осознание себя неповторимым человеческим существом, индивидуальностью. Машина же – это лишь техническое устройство, выполняющее механические движения. Кроме того человек, в отличие от машины, обладает психологическими характеристиками (например, темперамент, характер, способ мышления), которые зачастую определяют типичные формы поведения и восприятия, а также руководят поступками человека. Поэтому от людей нельзя ожидать одинаковой реакции на одно и то же событие, а от механизма, наоборот, невозможно добиться незапрограммированных действий.
Итак, человек – это живое существо, и это единственное живое существо, наделенное не только эмоциями, но разумом и свободой выбора. Наличие такой свободы и развитие мышления до уровня самосознания определяет уникальность человека.
Библиографический список
Терентьева, И.Н., Михайлова, Т.Л. Философия: учебное пособие (практикум) для студентов вузов / Нижегородский гос. техн. университет им. Р.Е.Алексеева. – Н.Новгород. 2013. – 182с.
Человек машина возможно ли такое сообщение
Образ машины применительно к человеческому телу, впервые появился у Декарта, и Ламетри, разумеется, развивает декартовскую мысль[2]. Возможность такого рода философии, какую мы имеем у Ламетри, коренится в декартовской концепции движения, полярно-противоположной аристотелевской.
Как пишет Декарт в работе «Страсти души»[3], чтобы объяснить, как функционирует человеческое тело (а так же тела животных), нам не нужно привлекать душу в качестве объяснительной причины. Силы, которые приводят в действие механизмы дыхания и пищеварения – это те же самые силы, что действуют и в неживой природе, тепло нашего тела – обыкновенное физическое тепло[4].
В концепции же Аристотеля же наоборот, душа была причиной движения органических тел (включая обыкновенное пространственное перемещение)[5]. Аристотель понимал душу как некую, можно сказать космическую силу, без наличия которой в мире, движение было бы невозможно (если учесть так же его учение о перводвигателе)[6]. В системе мира Аристотеля, таким образом, различие живого и неживого было субстанциальным /живое – это то, что способно двигаться само, побуждаемое внутренней причиной – душой/, а в концепциях Ламетри и Декарта оно будет так или иначе сниматься.
Но Декарт, с точки зрения Ламетри, не доделал работу до конца, не довел мысль до логического завершения. Декарт оставил за человеком привилегию иметь душу, живую, чувствующую и мыслящую субстанцию. Против этого понятия «субстанция» и ополчается Ламетри. Как против метафизического предрассудка, догматического привнесения: человека можно объяснить и так, не прибегая к услугам некой непостижимой «духовной субстанции».
И при этом, как раз в силу того, что Ламетри исключает дух в форме субстанции, в форме какой-либо самостоятельно существующей сущности, в его текстах мы найдем то, что можно было бы назвать «материалистической мистикой». Ламетри безусловно верит в способность «слепых» сил природы образовывать все то сложное и прекрасное, что есть в мире[7].
На вопрос «как?», Ламетри остается только развести руками: мы не знаем, как природа все это делает. Природа слишком сложна, ее нельзя понять априорно, опираясь на умозрительные принципы.
Ламетри говорит о природе примерно те же слова, какие религиозный философ сказал бы о Боге. Однако, здесь у Ламетри, все же, несомненное преимущество перед «идеалистическими метафизиками»: те объясняют необъясненное, вводя непостижимую сущность, Ламетри же – отодвигая возможность объяснения в бесконечную даль. Таким образом, оно все же в принципе остается возможным.
Итак, природа у материалиста Ламетри – в принципе живая. И когда он говорит о «машинах», он имеет в виду живые машины. У него вызывает досаду и недоумение Декарт, утверждавший, что животные не мыслят и, в общем-то, даже не чувствуют.
А у Декарта животные не чувствуют! Они не чувствуют в том смысле, который мы подразумеваем, говоря на разговорном языке «чувствовать».
Эти элементы тела являются живыми, будучи машинами. Что же означает в таком случае «быть машиной»? Имеет ли смысл вещи, столь отличающиеся от простых механизмов, все еще называть машинами? Не является ли у Ламетри слово «машина» только украшением, метафорой, позволяющей проиллюстрировать ту простую мысль, что в человеческом теле, как и в телах животных, действуют только природные силы?
Ну, какой-то смысл в этом, конечно есть. Машина – это то, в чем можно покопаться (апостериорное познание, так превозносимое Ламетри), и понять, как оно устроено, выяснить, как это работает, уяснив твердую закономерность процесса, пусть даже и не зная сущности сил, вызывающих именно такое движение.
Причем в человеческом теле (и в животном теле вообще) можно копаться бесконечно долго: это очень сложная машина. /Какое значение здесь имеет, какой смысл мы припишем этой отсылке к бесконечной сложности живой машины? Если машина будет бесконечно усложняться, появятся ли у нее качественно иные свойства (например, мышление, речь, мораль)?/
Но, предположив, что мир-машина с неизбежностью указывает на Бога-творца, мы тоже обнаружим, как минимум, смысловой сбой: если Бог – творец мира, то его творение должно быть живым, наполнено-одухотворенным; оно не должно быть машиной. И нам остается лишь констатировать, что в 17-м веке, у Декарта и картезианцев образ машины характеризует некое полу-отстраненное, полу-отчуженное отношение Бога-творца и мира-механизма, который в дальнейшем полностью отделяется от него[10].
И человек у Декарта имеет больше оснований называться машиной. Или, скажем так: утверждение о том, что человек является машиной, если его перенести на мысль Декарта, приобретает еще иной, дополнительный смысл.
Конечно же, сам Декарт не утверждал, что человек есть машина. Он лишь называл «машиной» человеческое тело[12]. Но мы, следуя примеру Ламетри, можем за него это договорить и посмотреть, что из этого получится.
Человек у Декарта оказывается неживой (мертвой) машиной, которой управляет внутренне присущая ей автономная инстанция, единственная во вселенной носительница мысли и жизни.
Лучше было бы сказать, конечно, что понятие «жизнь», «живое» у Декарта вообще не имеет смысла, что оно проскальзывает сквозь понятийную сетку его философии как вода сквозь решето[13]. Но если приписывать ему какой-то смысл в рамках декартовской концепции, то это будет жизнь сознания[14].
Не новостью было бы сказать, что декартова антропология является провально-неудачной, что в ней множество парадоксов и нестыковок.
1. Непонятно, невозможно объяснить (на языке картезианской философии) как душа может управлять телом и как тело воздействует на душу уже потому, что душа и тело являются проявлениями двух различных субстанций[15]
2. Душа, не смотря на все сделанные оговорки, остается у Декарта «сухой» мыслящей инстанцией, хотя Декарт и собирает в понятии «мышления» различные проявления человеческого[16]. Такую, только мыслящую, сознающую душу, затруднительно назвать «живой».
У Декарта возникают существенные проблемы, когда он берется за объяснение того, что он называет «страстями души» (и того, что мы, говоря на разговорном языке, могли бы назвать «чувствами»: любовь, гнев, страх и т. д.). Душа как чистое мыслящее ego не может волноваться, колся и раздваиваться сама в себе. Все эти эффекты Декарт объясняет за счет недоразумений, возникающих в процессе взаимодействия души и тела[17].
3. Душа у Декарта парадоксальным образом не одушевлена. А тело (когда Декарт говорит конкретно о механизме взаимодействия души и тела, а, еще конкретней – о «страстях души») помимо воли самого Декарта приобретает свойства чего-то живого, одушевленного, имеющего свою волю /оставаясь машиной/.
Стоит посмотреть, как Декарт говорит о страхе (и, наверное, на случайно, что именно страх Декарт выбирает в качестве примера, на котором он разъясняет механизм действия «страстей»). Человек видит что-то ужасное и пугается, или же наоборот, в нем просыпается страсть смелости и желание сражаться (и это зависит, опять-таки, от устройства его «машины», от того, какой предшествующий опыт она имела).
«Ибо у некоторых людей это приводит мозг в такое состояние, что духи, отражающиеся от изображения, появившегося в железе, устремляются отсюда частично к нервам, служащим для поворота спины и движения ног с целью бегства, а частично – в нервы, расширяющие и сужающие отверстия сердца, или же возбуждающие прочие части тела, откуда кровь поступает в сердце, так что кровь, разжижаясь в нем иначе, нежели обычно, приводит в мозг духи, поддерживающие и усиливающие страсть страха»[18].
То есть тело, имея уже соответствующий опыт (победы или спасения посредством бегства) уже само начинает предпринимать некие действия (например, разворачиваться чтобы бежать) и одновременно, посредством «животных духов» пытается заставить душу принять соответствующее решение[19].
Тело у Декарта оказывается чересчур самостоятельным. Оно в принципе во всех случаях может действовать само и в большинстве случаев действительно действует самостоятельно. Есть масса действий, которые мы совершаем «автоматически»[20]. В принципе, «…бегство может быть вызвано в теле одним только предрасположением органов, без какого-либо содействия души»[21]. У животных так и происходит (согласно Декарту) все время. А у человека душа может вмешаться и заблокировать эти импульсы, идущие со стороны тела (например, не бежать, когда страшно).
И все же, похоже на то, что эта нелепая, провальная антропология говорит о человеческой природе что-то, чего не может сказать гармоничная картина, нарисованная Ламетри.
И этим понятие «машины» изрядно обессмысливается. Ламетри стремится нивелировать, сделать незаметными два различия: 1) между живым и неживым; 2) между живым и тем, что Ламетри только после многочисленных оговорок согласится назвать «духом».
Но не позволяет ли как раз понятие «машины» по новому истолковать понятие «духа»? И здесь нам в большей степени поможет Декарт, чем Ламетри. Или скажем так: после Ламетри нам не помешает перечитать Декарта.
Мы можем рассматривать как машину механизм природы или организм животного, но человек – в большей степени «машина», в ином смысле «машина», нежели они. Он составной.
Конечно, мы должны учитывать, что понятие «машины» весьма изменилось за прошедшие 3,5 века. Образцом для рассуждений Ламетри и Декарта были простые механизмы вроде часов или паровой машины[26]. Нынешнее и тогдашнее понятие «машины» соединяют только весьма общие, «теоретические» положения. Но, так или иначе, значимо, что образ машины заявляет о себе в 17-м и его появлению мы обязаны первую очередь Декарту.
Очевидно, что это напрямую связано с общей структурой его концепции, точнее – с тем местом, которое занимает у Декарта субъект. Познающий субъект у Декарта вынесен за пределы универсума. Картезианское ego – это чистый глаз (отделенная от всего прочего познавательная функция), взирающий на мир протяженных вещей[27]. Откуда? В общем-то, не откуда. Или из параллельного универсума (напомню: Декарт всячески подчеркивает непричастность нашей человеческой мыслящей сущности чему-либо протяженному)[28].
Это мы имеем, например, у Канта. За этим, разумеется, следуют попытки преодоления декартовского дуализма (в основе своей, все-таки – дуализма души и тела, а потом уже – объективного и субъективного, реального и идеального): гегелевская – через понятие «деятельность», шопенгауэрова – через понятие «воля» и так далее…, но они будут исходить из декартовского дуализма как из некой изначальной реалии.
Ламетри же, в силу своей «нефилософичности», в силу своего «здорового прагматизма» к этому «шраму», похоже, не чувствителен. Но и у него образ машины продолжает манить и переливаться множеством граней; и правда: может ли живое быть машиной? может ли машина быть живой? чувствовать, мыслить, говорить?
[1] Ж. О Ламетри, Человек-машина, с. 237-238 / Ж. О. Ламетри. Сочинения. М. 1976./
[2] Заслуга Декарта, пишет Ламетри, «…в том, что он понимал характер физической природы живых существ, он первый блестяще доказал, что животные являются простыми машинами», там же, с.238.
[3] См. «Страсти души», § 26.
[4] Декарт пишет, что мы легко ошибаемся, «…видя все мертвые тела, лишенными тепла и, даже, движения» и воображаем, что «…отсутствие души и уничтожило это движение и это тепло» («Страсти души» § 5). Здесь и далее Декарт цитируется по изданию: Рене Декарт, Сочинения в 2-х томах, М. 1989 г.
[5] См. Аристотель «О душе», 415 в 9-11: «душа есть причина как то, откуда движение как цель и как сущность одушевленных тел», «душа есть первая энтелехия естественного тела, обладающего в возможности жизнью» (там же 412 а 27-29).
[6] Аристотелевской концепции движения, в общих чертах, продолжают придерживаться вплоть до Галилея, сформулировавшего принцип инерции. И это, по сути дела – позиция здравого смысла, который убеждает нас в том, что для того, чтобы тело двигалось, на него должна воздействовать сила, его кто-то должен толкать.
[7]«…мы, неблагодарные, отвергаем общую матерь всех царств, по выражению химиков. Мы воображаем или скорее предполагаем существование причины более высокой, чем та, которой мы всем обязаны и которая действительно создала все непонятным для нас образом. Нет, в материи низменное существует только для грубых глаз, не познающих ее в самых блестящих ее творениях и природу вовсе нельзя уподобить ограниченному рабочему. Она производит миллионы людей с гораздо большей легкостью и большей радостью, чем часовщик самые сложные часы. Ее могущество одинаково проявляется в создании как самого ничтожного насекомого, так и самого гордого человека, животное царство стоит ей не больше труда, чем растительное и самый великий человек не больше хлебного колоса», «Человек-машина», с. 241-242.
«…нет никого из нас, кто бы с младенчества не полагал, будто все, что он ощущает, представляет собой некие вещи, существующие вне его ума и совершенно подобные его ощущениям»(там же, § 66) «эти ощущения рассматриваются обычно как присутствующие не только в нашем уме, или восприятии, но в нашей руке или ноге или любой другой части нашего тела. Однако, когда нам, к примеру, кажется, что болит нога, ощущение, будто боль есть нечто, находящееся вне нашего ума, как бы в ноге, не более достоверно, чем представление, будто зримый нами свет солнца, как бы присущий ему самому, существует вне нас, в солнце…» (там же, § 67)
Тело не болит, боль это то, что переживается душой. В таком случае, следуя логике Декарта, мы должны заключить что животные не чувствуют, раз уж они не мыслят и не сознают (чувство у Декарта оказывается привязанным к мысли). Хотя они способны достаточно дифференцированно реагировать на внешние раздражители.
[9] «Человек-машина», с 227. Еще Ламетри говорит о том, что все подсистемы этой машины автономны. Человеческое тело – это такая машина, которая может продолжать работать, если сломается какая-то ее часть. «Я не ошибусь, утверждая, что человеческое тело представляет собой часовой механизм, но огромнейших размеров и построенный с таким искусством и изощренностью, что если остановится колесо, при помощи которого в нем отмечаются секунды, то колесо, обозначающее минуты будет продолжать вращаться… Таким же точно образом засорения нескольких сосудов недостаточно для того, чтобы уничтожить или прекратить действие рычага всех движений, находящегося в сердце… Если зрительный нерв, будучи сдавлен, перестает пропускать отражение предметов, то потеря зрения нисколько не мешает действию слуха», там же, с 237.
[10] Машина – творение, которое уже вышло из рук создателя, потеряло непосредственную связь с существом, ее произведшим.
[11] См. «Рассуждение о методе», часть 5, с.282: «Это не покажется странным тем, кто знает, сколько разных автоматов и самодвижущихся инструментов может произвести человеческое искусство, пользуясь совсем немногими деталями сравнительно с великим множеством костей, мышц, нервов, артерий, вен и всех других частей, имеющихся в теле каждого животного; они будут рассматривать это тело как машину, которая, будучи сделана руками божьими, несравненно лучше устроена и способна к более удивительным движениям, нежели машины, изобретенные людьми. В особенности я старался показать здесь, что если бы существовали такие машины, которые имели бы органы и внешний вид обезьяны или какого-нибудь другого неразумного животного, то у нас не было бы никакого средства узнать, что они не той же природы, как и эти животные».
[15] Вся эта гипотеза по поводу «железы» /«шишковидной железы»/ не выдерживает никакой критики, чтобы действительно служить передаточным звеном от души к телу и от тела к душе, «железа» Декарта должна была бы каком-то образом соединять в себе свойства двух субстанций, что, если следовать общей логике декартовской философии – в принципе невозможно.
Декарт по поводу железы: «…часть тела, в которой душа непосредственно осуществляет свои функции… это очень маленькая железа, находящаяся в мозговом веществе, в центре мозга» («Страсти души» § 30). «Всякое действие души заключается в том, что она, желая чего-нибудь, тем самым заставляет маленькую железу, с которой она тесно связана, двигаться так, как это необходимо, для того, чтобы вызвать действие, соответствующее этим желаниям» («Страсти души» §. 40)
[16] «Под словом «мышление» я понимаю все то, что совершается в нас осознанно, поскольку мы это понимаем, т. о. не только понимать, хотеть, воображать, но так же и чувствовать есть то же самое, что мыслить» («Первоначала философии», § 9)
[19] «главное действие всех людских страстей заключается в том, что они побуждают и настраивают душу человека желать того, к чему эти страсти подготовляют его тело, так чувство страха вызывает желание бежать, а чувство отваги – желание бороться» («Страсти души», § 39).
[20] «Если кто-либо внезапно подносит к нашим глазам руку,… то мы с трудом удерживаемся от того, чтобы не закрыть их, даже если знаем, что это наш друг…» («Страсти души», § 13). Глаза в этом случае закрываются без участия нашей души.
[22] См. «Страсти души», § 47
[23] «…гордые и тщеславные существа, гораздо более отличающиеся от животных своей спесью, чем именем людей, сколько бы не претендовали на то, чтобы быть выше животных, в сущности являются животными и ползающими в вертикальном положении машинами» («Человек-машина, с. 238)
[24] Кстати сказать: если «природную машину», по смыслу слова создал Бог, то кто создал эту машину? Человек? сам? но это тоже не вполне проходит.
«…не та жизнь сознания, которая страшится смерти и только бережет себя от разрушения. А та, которая претерпевает ее и в ней сохраняется, есть жизнь духа. Он достигает своей истины, только обретая себя самого в абсолютной разорванности. Дух есть эта сила не в качестве того положительного, которое отвращает взоры от негативного,… но он является этой силой, только тогда, когда он смотрит в лицо негативному, пребывает в нем» /«Феноменология духа», предисловие, с. 22/
Так же хочется вспомнить Фрейда, предположившего, по ходу своих «спекуляций», что нервная ткань (материальная основа памяти, а, следовательно, – сознания) сформировалась из живого вещества, насквозь прожженного раздражениями /«По ту сторону принципа удовольствия», гл. 4/.
[26] Первая успешно действующая паровая машина была запатентована англичанином Томасом Сейвери в 1698 году, через 48 лет после смерти Декарта; но сам принцип действия парового двигателя Декарту и его современникам, несомненно, известен.
Сходство «машины тела» с паровой машиной особенно заметно у Декарта в силу той роли, которую он в человеческом теле отводит теплоте /см., помимо «Страстей души» «Описание человеческого тела. Об образовании животного»/, Ламетри пытается этот «механистический» образ машины преодолеть, но средств у него для этого еще недостаточно.
[28] «…исследуя, кто мы такие,… мы в высшей степени ясно усматриваем, что к нашей природе не имеет отношения ни какая-либо протяженность, ни какая бы то ни было фигура, ни перемещение в пространстве, ни что-либо иное подобное, являющееся свойством тела, но ей причастно одно лишь мышление» («Первоначала философии», §. 8); «душа по природе своей не имеет никакого отношения ни к протяженности, ни к размерам, ни к каким-либо другим свойствам материи» («Страсти души», § 29)
[29] «Отсюда также следует, что естественный свет, или способность познания, данная нам Богом, ни в коем случае не может коснуться объекта, который не был бы истинным, поскольку эта способность относится к данному объекту, или, иначе говоря, поскольку он при ее посредстве ясно и отчетливо воспринимается. Ведь мы по заслугам именовали бы Бога обманщиком, если бы он дал нам извращенную способность восприятия, принимающую ложь за истину. Тем самым снимается главное вышеупомянутое сомнение, извлекаемое из соображения, что мы не знаем, не такова ли наша природа, что мы ошибаемся даже относительно тех вещей, кои представляются нам очевиднейшими» («Первоначала философии», § 30).