чистая материя есть абстракция человеческого ума

Чистая материя есть абстракция человеческого ума

Алексей Федорович ЛОСЕВ.

Диалектика мифа невозможна без социологии мифа. Хотя это сочинение и не дает специально социологии мифа, но это является введением в социологию, которую я всегда мыслил философско-исторически и диалектически. Разобравши логическую и феноменологическую структуру мифа, я перехожу в конце книги к установке основных социальных типов мифологии. Этой социологией мифа я занимаюсь специально в другом труде, но уже и тут ясна всеобъемлющая роль мифического сознания в разных слоях культурного процесса. Теория мифа, которая не захватывает культуры вплоть до ее социальных корней, есть очень плохая теория мифа. Нужно быть очень плохим идеалистом, чтобы отрывать миф от самой гущи исторического процесса и проповедовать либеральный дуализм: реальная жизнь – сама по себе, а миф – сам по себе. Я никогда не был ни либералом, ни дуалистом, и никто не может меня упрекать в этих ересях.

Москва. 28 января 1930 г.

Задачей предлагаемого очерка является существенное вскрытие понятия мифа, опирающееся только на тот материал, который дает само мифическое сознание. Должны быть отброшены всякие объяснительные, например, метафизические, психологические и пр. точки зрения. Миф должен быть взят как миф, без сведения его на то, что не есть он сам. Только имея такое чистое определение и описание мифа, можно приступать к объяснению его с той или иной гетерогенной точки зрения. Не зная, что такое миф сам по себе, не можем говорить и об его жизни в той или другой иноприродной среде. Надо сначала стать на точку зрения самой мифологии, стать самому мифическим субъектом. Надо вообразить, что мир, в котором мы живем и существуют все вещи, есть мир мифический, что вообще на свете только и существуют мифы. Такая позиция вскроет существо мифа как мифа. И уже потом только можно заниматься гетерогенными задачами, например, «опровергать» миф, ненавидеть или любить его, бороться с ним или насаждать его. Не зная, что такое миф, – как можно с ним бороться или его опровергать, как можно его любить или ненавидеть? Можно, разумеется, не вскрывать самого понятия мифа и все-таки его любить или ненавидеть. Однако все равно какая-то интуиция мифа должна быть у того, кто ставит себя в то или иное внешнее сознательное отношение к мифу, так что логически наличие мифа самого по себе в сознании у оперирующего с ним (оперирующего научно, религиозно, художественно, общественно и т. д.) все-таки предшествует самим операциям с мифологией. Поэтому необходимо дать существенно-смысловое, т. е. прежде всего феноменологическое, вскрытие мифа, взятого как таковой, самостоятельно взятого самим по себе.

I. МИФ НЕ ЕСТЬ ВЫДУМКА ИЛИ ФИКЦИЯ, НЕ ЕСТЬ ФАНТАСТИЧЕСКИЙ ВЫМЫСЕЛ

Это заблуждение почти всех «научных» методов исследования мифологии должно быть отброшено в первую голову. Разумеется, мифология есть выдумка, если применить к ней точку зрения науки, да и то не всякой, но лишь той, которая характерна для узкого круга ученых новоевропейской историй последних двух-трех столетий. С какой-то произвольно взятой, совершенно условной точки зрения миф действительно есть вымысел. Однако мы условились рассматривать миф не с точки зрения какого-нибудь научного, религиозного, художественного, общественного и пр. мировоззрения, но исключительно лишь с точки зрения самого же мифа, глазами самого мифа, мифическими глазами. Этот вот мифический взгляд на миф нас тут и интересует. А с точки зрения самого мифического сознания ни в каком случае нельзя сказать, что миф есть фикция и игра фантазии. Когда грек не в эпоху скептицизма и упадка религии, а в эпоху расцвета религии и мифа говорил о своих многочисленных Зевсах или Аполлонах; когда некоторые племена имеют обычай надевать на себя ожерелье из зубов крокодила для избежания опасности утонуть при переплытии больших рек; когда религиозный фанатизм доходит до самоистязания и даже до самосожжения; – то весьма невежественно было бы утверждать, что действующие тут мифические возбудители есть не больше, как только выдумка, чистый вымысел для данных мифических субъектов. Нужно быть до последней степени близоруким в науке, даже просто слепым, чтобы не заметить, что миф есть (для мифического сознания, конечно) наивысшая по своей конкретности, максимально интенсивная и в величайшей мере напряженная реальность. Это не выдумка, но – наиболее яркая и самая подлинная действительность. Это – совершенно необходимая категория мысли и жизни, далекая от всякой случайности и произвола. Заметим, что для науки XVII–XIX столетий ее собственные категории отнюдь не в такой мере реальны, как реальны для мифического сознания его собственные категории. Так, например, Кант объективность науки связал с субъективностью пространства, времени и всех категорий. И даже больше того. Как раз на этом субъективизме он и пытается обосновать «реализм» науки. Конечно, эта попытка – вздорная. Но пример Канта прекрасно показывает, как мало европейская наука дорожила реальностью и объективностью своих категорий. Некоторые представители науки даже любили и любят щеголять таким рассуждением: я вам даю учение о жидкостях, а существуют эти последние или нет – это не мое дело; или: я доказал вот эту теорему, а соответствует ли ей что-нибудь реальное, или она есть порождение моего субъекта или мозга – это меня не касается. Совершенно противоположна этому точка зрения мифического сознания. Миф – необходимейшая – прямо нужно сказать, трансцендентально-необходимая – категория мысли и жизни; и в нем нет ровно ничего случайного, ненужного, произвольного, выдуманного или фантастического. Это – подлинная и максимально конкретная реальность.

Источник

Глава II.
Диалектический материализм в Советском Союзе:
его развитие в качестве философии науки

С огласно марксистской философии науки, в том виде, как она представлена в работах Энгельса, не существует ничего, кроме материи и /39/ ее возникающих свойств. Эта материя существует в пространстве и времени; как пишет Энгельс: «. основные формы всякого бытия суть пространство и время; бытие вне времени есть такая же величайшая бессмыслица, как бытие вне пространства»[2]. Как мы увидим в дальнейшем, в Советском Союзе этот взгляд претерпел известные изменения после открытия теории относительности. Материальный мир находится в процессе постоянного движения, и все его части сложным образом взаимосвязаны между собой. Вся материя движется. Более того, Энгельс соглашается с Декартом, считавшим, что количество движения в мире является постоянной величиной (константой). Материя и движение взаимосвязаны между собой, неуничтожимы и никем не сотворены: «Материя без движения так же немыслима, как и движение без материи»[3].

Важно подчеркнуть, что Энгельс не рассматривает материю в качестве некоего субстрата, в качестве materia prima. Материя для него выступает скорее как некая абстракция, как продукт материального мозга, относящийся к «тотальности вещей» (totality of things). В «Диалектике природы» Энгельс пишет:

«Материя как таковая, это — чистое создание мысли и абстракция. Мы отвлекаемся от качественных различий вещей, когда объединяем их, как телесно существующие, под понятием материи. Материя как таковая, в отличие от определенных, существующих материй, не является, таким образом, чем-то чувственно существующим. Когда естествознание ставит себе целью отыскать единообразную материю как таковую и свести качественные различия к чисто количественным различиям, образуемым сочетаниями тождественных мельчайших частиц, то оно поступает таким же образом, как если бы оно вместо вишен, груш, яблок желало видеть плод как таковой, вместо кошек, собак, овец и т. д. — млекопитающее как таковое. »[4].

Согласно Энгельсу, абстракции, подобные абстракции материи, являются частью мысли и сознания, продуктами, возникающими в результате деятельности материального мозга. Обсуждая проблему материальности мозга, Энгельс пытается отмежеваться от вульгарного материализма Бюхнера, Фогта и Молешотта. Он соглашается с ними в том, что мысль и сознание являются продуктами материального мозга, но не соглашается с выдвигаемой вульгарным материализмом аналогией, что «мысль является таким же продуктом мозга, как желчь — продуктом печени». Напротив того, основываясь на гегелевских количественно-качественных отношениях, Энгельс считает, что каждый уровень жизни обладает собственной качественной спецификой; и в этом смысле редукционистское сравнение мысли с желчью практически ничего не дает. Носителем движения является материя: «Мы, несомненно, «сведем» когда-нибудь /40/ экспериментальным путем мышление к молекулярным и химическим движениям в мозгу; но разве этим исчерпывается сущность мышления?»[5] Как мы увидим дальше, эти взгляды Энгельса на природу происхождения мысли будут иметь влияние на дискуссию по поводу возможности создания машинного интеллекта, развернувшуюся в Советском Союзе.

Согласно Энгельсу, источником человеческого знания является природа, объективный материальный мир. Он пишет о том, что в истории философии существовали две различные школы эпистемологии: материалистическая, утверждающая, что источником познания является объективная действительность, и идеалистическая, приписывающая самому разуму примат в процессе познания. «Великий основной вопрос всей, в особенности новейшей, философии есть вопрос об отношении мышления к бытию»[6]. И далее в этой работе Энгельс говорит о связи эпистемологической проблемы познания с онтологической проблемой существования Бога:

Многие критики Энгельса указывают на то, что в этом своем рассуждении он допускает «фатальную ошибку», смешивая эпистемологические и онтологические проблемы[8]. По их мнению, нет оснований для того, чтобы однозначно связывать идеализм с верой в Бога, а реализм — с атеизмом. Человек может верить в существование объективной реальности и в то же время воздерживаться от категорических суждений по вопросу о существовании Бога или даже считать, что Бог «существует объективно». Если говорить только о проблемах собственно эпистемологии, то критики Энгельса действительно правы — существует больше чем два взгляда по вопросу о человеческом познании. Описывая процесс познания, того, как человек познает мир, можно подчеркивать роль объективной реальности (реализм), роль материи (материализм), роль разума (идеализм) или даже утверждать невозможность понимания того, как человек познает (агностицизм). Более того, религиозные взгляды того или иного человека вовсе не определяются его взглядами на проблемы эпистемологии. Однако для Энгельса онтологический принцип, согласно которому все существующее — это материя, имеет первостепенное значение. Таким образом, для него утверждение о том, что Бог может рассматриваться одновременно как объективная (с точки зрения эпистемологии), но не материальная (с точки зрения онтологии) реальность, является нонсенсом.

Ключом к марксистской философии науки является не ее позиция в вопросах познания (позиция, обладающая известной гибкостью, чему свидетельством являются не только «Философские тетради» Ленина, но также и последующий период развития марксистской философии, в особенности в таких странах, как Югославия), а ее позиция в вопросе о самой материи. Какие у нас есть основания для того, чтобы полагать единственно существующей только «материю» (которую позднее стали приравнивать /41/ к «энергии»)? Такие глубоко думающие русские марксисты, как Плеханов (и, возможно, временами Ленин), склонялись к позиции, рассматривающей принцип единственного существования материи в качестве некоего заведомо упрощенного представления, необходимого для дальнейшего научного анализа. Другие марксисты, включая Энгельса, Ленина как автора «Материализма и эмпириокритицизма», а также многих советских философов, утверждают, что принцип материализма — это факт, фиксируемый научным исследованием. Необходимо отметить, что вопрос обоснования веры в материализм как результата чувствительности субъекта познания до сих пор еще недостаточно глубоко исследован философами в Советском Союзе.

Возвращаясь к интерпретации Энгельсом оппозиции идеализма и материализма, подытожим его выводы, опираясь на работу «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии»:

В противоположность идеализму, утверждающему, что реально существует только разум, а материальный мир, бытие и природа существуют только в нашем сознании, марксистская материалистическая философия утверждает, что материя, природа и бытие — это объективная реальность, существующая вне и независимо от нашего сознания, что материя первична, поскольку она является источником наших ощущений и идей, а сознание — вторично, поскольку оно является отражением материи, бытия. [9]

Последние слова из этого положения, говорящие о том, что «разум. является отражением материи», как раз и выражают существо проблемы отношения «разум-материя». Эта проблема всегда была одной из основных в русской марксистской философии. Вслед за Энгельсом, употреблявшим понятие «отражение» (reflection), Плеханов использует понятие «иероглиф», Богданов — «социально-организованный опыт», а Ленин — «теория отражения» (copy-theory). Ленинская теория, к обсуждению которой мы еще обратимся в дальнейшем, стала самой распространенной в советской философии моделью познания. Ее значение будет также рассматриваться в этой книге при обсуждении проблем развития физиологии и психологии.

Взгляд Энгельса на проблему природы материального мира был тесно связан с его точкой зрения по вопросу о достижимости истинного знания о мире. Аналогично тому как он был убежден в существовании материи отдельно от разума, он считал, что достижимо (пусть потенциально) и истинное знание об этой материи. Ученые в своей деятельности стремятся к исчерпывающему объяснению материи, хотя такое абсолютно исчерпывающее объяснение и недостижимо. Другими словами, согласно Энгельсу, человеческое знание асимптотически приближается к истине, хотя никогда и не достигнет ее[10]. Было бы неверно говорить о том, что Энгельс верил в возможность достижения абсолютной истины. Тем не менее Энгельс был убежден в том, что человеческое знание носит кумулятивный характер, а его продвижение к истине идет почти по прямой. Ленин в отличие от него видел в этом движении возможность различного рода временных отклонений, отступлений и т. п., а потому использовал для описания этого процесса образ «спиралевидного движения». /42/

1. В настоящей работе не предполагалось давать исчерпывающий анализ всех дискуссий, имевших место в советской марксистской философии науки, исследовать все многообразие ее интерпретаций, возникших в период между жизнью и деятельностью Маркса и Энгельса и до начала 1930-х годов. Необходимым вместе с тем представлялось обсудить только те стороны и аспекты этой философии, которые, по моему мнению, оказали влияние на интерпретации самой науки. К их числу относятся материализм и эпистемология, законы диалектики, принцип единства теории и практики, а также категории, к обсуждению которых мы обратимся ниже. Энгельс в особенности много писал по этим вопросам. После его смерти центр внимания смещается к работам русских марксистов — Плеханова, Богданова и Ленина, в которых намечаются новые тенденции в философии науки. Затем в период с 1917 по 1931 г. возникли и имели большое влияние по крайней мере четыре «школы» в философии науки. В их число входили «вульгарные материалисты» (представленные такими людьми, как Э. Енчмен и Д. Минин); «механицисты» (И. Степанов, Л.И. Аксельрод); последователи А.М. Деборина — «деборинцы» или, как их называли оппоненты, «меньшевиствующие идеалисты»; и, наконец, официальные «диалектические материалисты», возглавляемые М.Б. Митиным. В 1931 г. Митин стал членом редколлегии философского журнала «Под знаменем марксизма», а затем в течение ряда лет был главным редактором ведущего советского философского журнала «Вопросы философии».

2. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 51.

3. Там же. С. 59. К этому высказыванию Энгельса мы еще вернемся далее при обсуждении теории химических связей. Отметим также, что точка зрения Энгельса во многом похожа на концепцию движения Аристотеля.

5. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 563

8. Wetter Gustav A. Dialectical Materialism: A Historical and Systematic Survey of Philosophy in the Soviet Union. N. Y.: Praeger, 1958. P. 281.

9. См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 282-283.

Источник

ПОНЯТИЕ МАТЕРИЛ

Материя как таковая, это — чистое создание мысли и абстрак­ция. Мы отвлекаемся от качественных различий вещей, когда объединяем их, как телесно существующие, под понятием мате­рии.

Эпгелъс Ф. Диалектика природы.—

Маркс H., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 570

. Нам говорят, что мы не знаем также и того, что такое мате- рня и движение! Разумеется, не знаем, ибо материю как таковую и движение как таковое никто еще не видел и не испытал каким- нибудь иным чувственным образом; люди имеют дело только с различными реально существующими веществами и формами движения.

Энгельс Ф. Диалектика природы.—

Маркс K., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 550—551

. Материя есть то, что, действуя на наши органы чувств, про­изводит ощущение; материя есть объективная реальность, данная нам в ощущении, и т. п.

Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм.—

Полп. собр. соч., т. 18, с. 149

Что значит дать «определение»? Это значит, прежде всего, под­вести данное понятие под другое, более широкое. Например, когда я определяю: осел есть животное, я подвожу понятие «осел» под более широкое понятие. Спрашивается теперь, есть ли более ши­рокие понятия, с которыми могла бы оперировать теория позна­ния, чем понятия: бытие и мышление, материя и ощущение, физи­ческое и психическое? Нет. Это — предельно широкие, самые ши­рокие понятия, дальше которых но сути дела (если не иметь в виду всегда возможных изменений номенклатуры) не пошла до сих пор гносеология.

Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм.—

Полн. собр. соч., т. 18, с. 149

Махисты презрительно пожимают плечами по поводу «уста* релых» взглядов «догматиков» — материалистов,которыедержатся за опровергнутое будто бы «новейшей наукой» и «новейшим позити­визмом» понятие материи. O новых теориях физики, касающихся строения материи, речь будет у ндс особо. Ho совершенно непозво­лительно смешивать, как это делают махисты, учение о том или ином строении материи с гносеологической категорией,— смешивать вопрос о новых свойствах новых видов материи (например, элект­ронов) с старым вопросом теории познания, вопросом об источни­ках нашего знания, о существовании объективной истины и т. п. Max «открыл элементы мира»: красное, зеленое, твердое, мягкое* громкое, длинное и т. п., говорят нам. Мы спрашиваем: дана ли человеку, когда он видит красное,ощущает твердое и т. п., объек­тивная реальность или нет? Этот старый, престарый философский вопрос запутан Махом. Если не дана, то вы неизбежно скатывае­тесь вместе с Махом в субъективизм и агностицизм, в заслуженные вами объятия имманентов, т. e. философских Меньшиковых. Если дана, то нужно философское понятие для этой объективной реаль­ности, и это понятие давно, очень давно выработано, это понятие и есть материя. Материя есть философская категория для обоз­начения объективной реальности, которая дана человеку в ощу­щениях его, которая копируется, фотографируется, отображает­ся нашими ощущениями, существуя независимо от них. Поэтому говорить о том, что такое понятие может «устареть», есть младен­ческий лепет, есть бессмысленное повторение доводов модной реакционной философии. Могла ли устареть за две тысячи лет раз­вития философии борьба идеализма и материализма? Тенденций или линий Платона и Демокрита в философии? Борьба религии и науки? Отрицания объективной истины и признания ее? Борьба сторонников сверхчувственного знания с противниками его?

Поли. собр. соч., т. 18, с. 131

Чтобы поставить вопрос с единственно правильной, т. e. диа- лектически-материалистической, точки зрения, надо спросить: существуют ли электроны, эфир и так далее вне человеческого сознания, как объективная реальность или нет? Ha этот вопрос естествоиспытатели так же без колебания должны будут ответить и отвечают постоянно да, как они без колебаний признают сущест­вование природы до человека и до органической материи. И этим решается вопрос в пользу материализма, ибо понятие материи, как мы уже говорили, не означает гносеологически ничего иного, кро­ме как: объективная реальность, существующая независимо от человеческого сознания и отображаемая им.

Ho диалектический материализм настаивает на приблизитель­ном, относительном характере всякого научного положения о строении материи и свойствах ее, на отсутствии абсолютных гра­ней в природе, на превращении движущейся материи из одного состояния в другое, по-видимому, с нашей точки зрения, неприми­римое с ним и т. д. Как ни диковинно с точки зрения «здравого смысла» превращение невесомого эфира в весомую материю и об­ратно, как ни «странно» отсутствие у электрона всякой иной мас­сы, кроме электромагнитной, как ни необычно ограничение меха­нических законов движения одной только областью явлений при­роды и подчинение их более глубоким законам электромагнитных явлений и т. д.,— все это только лишнее подтверждение диалек­тического материализма.

Рассуждения Богданова в 1899 году о «неизменной сущности вещей», рассуждения Валентинова и Юшкевича о «субстанции» и т. д.— все это такие же плоды незнания диалектики. Неизмен­но, с точки зрения Энгельса, только одпо: это — отражение чело­веческим сознанием (когда существует человеческое сознание) не­зависимо от него существующего и развивающегося внешнего мира. Никакой другой «неизменности», никакой другой «сущности», никакой «абсолютной субстанции» в том смысле, в каком разри­совала эти понятия праздная профессорская философия, для Марк­са и Энгельса не существует.

Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм.—

Полн. собр. соч., т. 18, с. 276—278

Вопрос о том, принять или отвергнуть понятие материи, есть вопрос о доверии человека к показаниям его органов чувств, воп­рос об источнике нашего познания, вопрос, который ставился и обсуждался с самого начала философии, вопрос, который может быть переряжен на тысячи ладов клоунами-профессорами, ноко- торый не может устареть, как не может устареть вопрос о том, яв­ляется ли источником человеческого познания зрение и осязание, слух и обоняние. Считать наши ощущения образами внешнего мира — признавать объективную истину — стоять на точке зре­ния материалистической теории HOSHaHHK₁— это одно И TO же.

Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм.^

Полн. собр. соч., т. 18, с. 131—132

Что в понятие материи надо включить и мысли, как повторяет Дицген в «Экскурсиях» (стр. 214 цит. кн.), это путаница, ибо при таком включении теряет смысл гносеологическое противопостав­ление материи духу, материализма идеализму, на каковом проти­вопоставлении Дицген сам настаивает. Что это противопоставление не должно быть «чрезмерным», преувеличенным, метафизиче­ским, это бесспорно (и в подчеркивании этого состоит большая заслуга диалектического материалиста Дицгена). Пределы абсо­лютной необходимости и абсолютной истинности этого относитель­ного противопоставления суть именно те пределы, которые опре­деляют направление гносеологических исследований.

Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм.—

Полн. собр. соч., т. 18, с. 259

Конечно, и противоположность материи и сознания имеет аб­солютное значение только в пределах очень ограниченной области: в данном случае исключительно в пределах основного гносеологи­ческого вопроса о том, что признать первичным и что вторичным. За этими пределами относительность данного противоположения несомненна.

Ленин В. И. Материсиіизм и эмпириокритицизм.^.

Полн. собр. соч., т. 18, с. 151

мыслью, как единственное бытие стало уже в мысли единым бы­тием, стало мысленным единством, ибо сущность всякого мышле­ния состоит в том, что оно объединяет элементы сознания в неко­торое единство.

Последнее положение просто неверно. Во-первых, мышление состоит столько же в разложении предметов сознания на их эле­менты, сколько в объединении связанных друг с другом элементов в некоторое единство. Без анализа нет синтеза. Во-вторых, мыш­ление, если оно не делает промахов, может объединить элементы сознания в некоторое единство лишь в том случае, если в них или в их реальных прообразах это единство уже до этого существовало. От того, что сапожную щетку мы зачислим в единую категорию с млекопитающими,— от этого у нее еще не вырастут молочные железы. Таким образом, единство бытия и, соответственно, пра­вомерность понимания бытия как единства и есть как раз то, что нужно было доказать. И если г-н Дюринг уверяет нас, что он пред­ставляет себе бытие единым, а не, скажем, двойственным, то он этим высказывает лишь свое личное, ни для кого не обязатель­ное мнение.

Если мы захотим представить ход его мысли в чистом виде, то оп будет таков: «Я начинаю с бытия. Следовательно, я мыслю себе бытие. Мысль о бытии едина. Iio мышление и бытие должны на­ходиться во взаимном согласии, они соответствуют друг другу, «друг друга покрывают». Стало быть, бытие в действительности также едино. Стало быть, не существует никаких «потусторон­ностей»». Ho если бы г-н Дюринг говорил так откровенно, вместо того чтобы угощать нас приведенными оракульскими изрече­ниями, то его идеологический подход обнаружился бы C полной ясностью. Пытаться доказать реальность какого-либо резуль­тата мышления из тождества мышления и бытия,— вот именно это и было одной из самых безумных горячечных фантазий. не­коего Гегеля.

Если бы даже вся аргументация г-на Дюринга была правильна, то и тогда он не отвоевал бы еще и пяди земли у спиритуалистов. Последние ответят ему коротко: «мир и для нас есть нечто нераз­дельное; распадение мира на посюсторонний и потусторонний суще­ствует только для нашей специфически земной, отягченной перво­родным грехом точки зрения; само по себе, т. e. в боге, все бытие едино». И они последуют за г-ном Дюрингом на его излюбленные другие небесные тела и покажут ему одно или несколько среди них, где не было грехопадения, где, стало быть, нет противополож­ности между посюсторонним и потусторонним миром и где единство мира является догматом веры.

Самое комичное во всемэтомто,что г-н Дюринг, желая из по­нятия бытия вывести доказательство того, что бога нет, применяет онтологическое доказательство бытия бога. Это доказательство гласит: «Когда мы мыслим бога, то мы мыслим его как совокуп­ность всех совершенств. Ho к этой совокупности всех совершенств принадлежит прежде всего существование, ибо существо, не имею­щее существования, по необходимости несовершенно. Следователь­но, в число совершенств бога мы должны включить и существова­ние. Следовательно, бог должен существовать».— Совершенно так же рассуждает и г-н Дюринг: «Когда мы мыслим себе бытие, мы мыслим его как одно понятие. To, что охватывается одним поня­тием,— едино. Таким образом, бытие не соответствовало бы своему понятию, если бы оно не было едино. Следовательно, OHO должно быть единым. Следовательно, не существует бога и т. д.».

Единство мира состоит не в его бытии, хотя его бытие есть предпосылка его единства, ибо сначала мир должен существовать, прежде чем он может быть единым. Бытие есть вообще открытый вопрос, начиная с той границы, где прекращается наше поле зре­ния. Действительное единство мира состоит в его материаль­ности, а эта последняя доказывается не парой фокуснических фраз, а длинным и трудным развитием философии и естествозна­ния.

Эпгелъс Ф. Анти-Дюрипг.— Маркс K., Энгельс Ф,

C помощью положения о всеединственности всеобъемлющего бытия,— под которым папа и шейх-уль-ислам [9] могут подписать­ся, нисколько не отказываясь от своей непогрешимости и от pe- лигии,— Дюринг так же не может доказать исключительную материальность всего бытия, как он не может из какой бы то ни было математической аксиомы конструировать треугольник или шар или же вывести теорему Пифагора. Для того и другого нуж­ны реальные предпосылки, и лишь путем исследования послед­них можно достигнуть этих результатов. Уверенность, что кроме материального мира не существует еще особого духовного мира, есть результат длительного и трудного исследования реального мира, у compris 1 также и исследование продуктов и процессов человеческого мозга.

Энгельс Ф. Из подготовительных работ n «Анти-Дюрингу».— Маркс H., Энгельс Ф.

Энгельс показал на примере Дюринга, что сколько-нибудь последовательная философия может выводить единство мира либо из мышления,— тогда она беспомощна против спиритуализма и фидеизма (S. 30 «Анти-Дюринга»), и аргументы такой философии неизбежно сводятся к мошенническим фразам,— либо из той объективной реальности, которая существует вне нас, давным- давно называется в гносеологии материей и изучается естество­знанием.

JIenuu В. И. Материализм и эмпириокритицизм.—

Полн. собр. соч., т. 18, с. 179

и электрического состояния, а органическая жизнь невозможна без механического, молекулярного, химического, термического, электрического и т. н. изменения. Ho наличие этих побочных форм не исчерпывает существа главной формы в каждом рассмат­риваемом случае. Мы, несомненно, «сведем» когда-нибудь экспе­риментальным путем мышление к молекулярным и химическим движениям в мозгу; но разве этим исчерпывается сущность мыш­ления?

Энгельс Ф. Диалектика природы.—

Маркс K., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 563

Движение есть сущность времени и пространства. Два основ­ных понятия выражают эту сущность: (бесконечная) непрерыв­ность (Kontinuitat) и „пунктуальность“ (=отрицание непрерыв­ности, n p e p ы в н о с m ъ). Движение есть единство непрерыв­ности (времени и пространства) и прерывности (времени и про­странства). Движение есть противоречие, есть единство противо­речий.

Ленин В. И. Философские тетради.—

Полн. собр. соч., т. 29, с. 231

Источник