Что изучает метафизика аристотеля

17.12.202331.07.2023 admin 0 Comments

Что изучает метафизика аристотеля

Ð Created using Figma

Vector Created using Figma Перемотка Created using Figma

Книги Created using Figma Ð¡ Created using Figma Component 3 Created using Figma Ok Created using Figma Ok Created using Figma Ok Закрыть Created using Figma Закрыть Created using Figma Rectangle Created using Figma

Group Created using Figma

Vector Created using Figma Vector Created using Figma �� Created using Figma Eye 2 Created using Figma facebook Created using Figma Vector Created using Figma Rectangle Created using Figma facebook Created using Figma Group Created using Figma

Rectangle Created using Figma

На полный экран Created using Figma

google Created using Figma

Ð˜ Created using Figma Ð˜Ð´ÐµÑ Created using Figma Vector Created using Figma

Ð¡Ñ‚Ñ€ÐµÐ»ÐºÐ° Created using Figma Group Created using Figma

Logout Created using Figma

Mail.ru Created using Figma ÐœÐ°Ñ€ÐºÐµÑ€ ÑŽÐ½Ð¸Ñ‚Ð° Created using Figma Vector Created using Figma Vector Created using Figma Vector Created using Figma Vector Created using Figma Vector Created using Figma Vector Created using Figma Vector Created using Figma Vector Created using Figma Vector Created using Figma Vector Created using Figma Vector Created using Figma Vector Created using Figma Развернуть лекцию Created using Figma

Громкость (выкл) Created using Figma Стрелка Created using Figma odnoklassniki Created using Figma Ð Created using Figma

Пауза Created using Figma Пауза Created using Figma

Rectangle Created using Figma Rectangle Created using Figma Плей Created using Figma

Доп эпизоды Created using Figma

Vector Created using Figma Vector Created using Figma

rss Created using Figma Свернуть экран Created using Figma Component Created using Figma Ð¡Ñ‚Ñ€ÐµÐ»ÐºÐ° Created using Figma Ð¨ÑÑ€Ð¸Ð½Ð³ Created using Figma

Громкость Created using Figma

Ð¡ÐºÐ¾Ñ€Ð¾ÑÑ‚ÑŒ Ð¿Ñ€Ð¾Ð¸Ð³Ñ€Ñ‹Ð²Ð°Ð½Ð¸Ñ Created using Figma

telegram Created using Figma

twitter Created using Figma

Created using Figma

Ð˜ Created using Figma

vk Created using Figma vk Created using Figma Ð¯ Created using Figma

Яндекс Created using Figma youtube Created using Figma

Источник

Что изучает метафизика аристотеля

Лекция 6:
Аристотель – Метафизика

(Продолжение. Начало и полный список лекций вот здесь)

Но вернемся к нашему Аристотелю.

Однако изначально наименование «Метафизика» было дано работам Аристотеля, следовавшим сразу после его работ по «физике», или науке о природе. «Мета» по-гречески означает «сверх» или «после», и, таким образом, книги, шедшие по порядку «после физики» были буквально так и названы – «мета физика». Вероятнее всего сделал это не сам Аристотель, а либо один из его последователей, либо, что еще более вероятно, один из средневековых писарей, редактировавший работы философа.

Формально сам Аристотель говорит в начале первой книги, что данного сочинения – уяснить первые причины, стоящие «над» бытием, ибо только поняв самые первые и основные причины можно считать себя владеющими подлинным «знанием».

Немалое место «Метафизики» занимает критика философии Платона, от которой Аристотель считает своим долгом решительно обособиться. В частности, критикуется основа платонизма – учение об «идеях», или «эйдосах».

Прежде, чем мы поговорим о том, почему Аристотель критикует учение об «идеях», нам следует отметить, что это разделение между ними будет ключевым для всей последующей истории философии. Отметим основную разницу:

Платон своим учением об «идеях» заложил фундамент идеализма, то есть учения о том, что помимо физической реальности существует и отдельная, идеальная реальность, и именно эта идеальная, НЕ-ФИЗИЧЕСКАЯ реальность и является основной.
Аристотель наоборот, критикует идеализм Платона, и, тем самым, закладывает фундамент эмпирицизма, из которого и выросла современная наука.

Итак, в чем же Аристотель видит проблему с «идеями» Платона? В «Метафизике» он указывает на пять таких проблем:

1. «Идеи» Платона с точки зрения Аристотеля бесполезны – они не имеют никакого практического значения, ничего не добавляют и не убавляют от нашего знания реальности. В результате изобретается ненужная, дополнительная форма реальности, которая увеличивает, а не уменьшает число объектов, требующих понимания.

2. Неизменяемые «идеи» Платона не в состоянии помочь в объяснении изменения или движения реально наблюдаемых объектов вокруг нас. Однако мы испытываем эти изменения, и они должны иметь объяснение.

3. Если «идеи» отделены от вещей, то они никак не могут являться их «сущностью» или «субстанцией».

4. Непонятно, что вообще означает туманный термин «участия», которым Платон связывает свои «идеи» с объектами? Как они связаны?

Отбросив, таким образом, платоновскую «идею» как ненужную и необоснованную, Аристотель нашел собственное понятие, дающее улучшенное обоснование наблюдаемой нам реальности: понятие субстанции, о котором мы уже упомянули в прошлый раз.

Что же такое «субстанция», и в чем ее отличие от платоновских «идей»? Напомню, что под «субстанцией» Аристотель понимал основную единицу реальности, от на которой замыкается все понимание и объяснение физических феноменов. В определенном смысле это тоже «идея», но идея заключенная в реальном физическом существе. Так, конкретный человек, Сократ – это «субстанция Сократ», а конкретный конь, Борисфен, это «субстанция Борисфен».

То есть если платоновские «идеи» трансцендентны, существуют отдельно от «участвующих» в них объектов, то субстанция Аристотеля имманентна, нераздельно соединена с объектом, которым, собственно, и является.

Фундаментальной реальностью, или основой бытия для Аристотеля, таким образом, становится набор субстанций, наблюдаемый нами самым непосредственным образом, в ежедневном опыте, а не бестелесных «идей», висящих где-то в нематериальном мире, как это было у Платона.

Субстанция, еще раз.

Чтобы понять субстанцию (ousia) Аристотеля нам нужно понять две вещи:

1. Нам нужно понять «что-это» (to-ti-esti) данного индивида (универсальное качество), то есть то, что мы отвечаем на вопрос «Что это?» Так, мы можем ответить «Это Сократ». Что такое Сократ? «Грек, философ, маленький и лысый мужчина.»

2. Нам нужно так же понять «это-вот» данного индивида (единичное качество). Сократ – это данный, единичный грек, который стоит на площади в своей тоге и занимает определенный объем пространства (северо-западную часть площади в Афинах) в определенный промежуток времени (6 июня 420 года до рождества христова). В мире могло быть много лысых, маленьких философов-греков (потому это и универсальные качества, то есть относящиеся ко многим), но Сократ является уникальным экземпляром, в котором эти универсальные качества сошлись.

Субстанция, согласна Аристотелю, состоит из двух элементов: формы и материи.

Форма субстанции – это и есть «что-это», или ее сущность.
Материя субстанции – это и есть «это-вот», то, из чего она состоит.

Каждый объект имеет форму, которую он имеет, потому, что он выполняет определенную функцию, и имеет конкретную цель.
Форма составляет сущность объекта. Назвать его сущность объекта «А» — значит ответить на вопрос «что такое А?»
Сущность чего-либо, таким образом, это набор качеств, которые делают его тем, что он есть.
Как правило, сущность объекта — это то, что пытается передать его словарное определение. Например, сущность кофейной чашки — это «содержание напитка под названием кофе таким образом, чтобы его можно было пить».

Потенциальность и актуальность

Потенциальность (бытие в возможности) объекта относится к его актуальности (бытию в действительности) так, как желудь относится к дубу: желудь это потенциальный дуб, а сам дуб – актуальный дуб.

Материя является потенциальным качеством субстанции, а форма – его актуальным качеством. Таким образом из безликой и единообразной материи, например, из глины, можно создать некий объект, бюст Сократа, придав ей определенную форму, и, тем самым, сделав ее актуальной, то есть действительной. Глина, таким образом, это потенциальный бюст Сократа, но так же и потенциальный горшок, или потенциальная затычка в бочке. Бюст же Сократа – это актуализированная потенция глины, которой предана уже определенная форма (форма бюста Сократа).

Функция объекта очевидно связана с его формой – став затычкой в бочке, глина получает функцию «препятствовать вытеканию жидкости», а став бюстом Сократа – функцию «воспроизведения внешности Сократа».

Аристотель называет четыре различных причины бытия любого объекта, указывающих на его сущность:

1. Материальная причина – материя (глина или бронза, например)

2. Действующая причина – источник (скульптор, например)

3. Формальная причина – сущность (форма, схема, план или иная формирующая структура)

4. Конечная причина – конечная цель (та функция, которую данный предмет в конечном итоге должен выполнять)

Эти четыре причины можно понять как четыре аспекта, объясняющих каждый существующий объект бытия.

Бог – недвижимый двигатель.

Но откуда происходит все движение во вселенной? Ведь материя сама по себе – не более, чем потенция, набор возможностей. Кто же делает потенцию актуальной?

Вселенная, по Аристотелю, находится в вечном движении. Движение это можно сравнить с движением цветка к солнцу. Недвижимый двигатель, необходимый для этого движения – это некое присутствие, объясняющее, отчего оно происходит. Присутствие бога в каком-то иностороннем пункте, к которому стремится все живое, воплощающее свою потенцию. Средневековые схоласты, в первую очередь Фома Аквинский, с большим энтузиазмом воспримут эту идею.

Однако нужно иметь ввиду следующее:

1. Бог Аристотеля – это не трансцендентный, антропоморфный, личный Бог иудо-христианской традиции. Он не «вне» мира, он – часть мира; он не подобен человеку – он совершенно отличен.

2. Мало того – поскольку Недвижимый Двигатель сам не находится в движении, он так же не может являться и действующей причиной, то есть причиной в нашем понимании (как скульптор является причиной скульптуры). Следовательно, он не может быть его создателем. Его роль – роль конечной причины. Все в этом мире стремятся к нему, хотят быть как он. Движение продиктовано силой любви – «любовь заставляет мир вращаться».

3. Недвижимый Двигатель представляет собой высшую реальность, и он посвящен в высший тип активности – мышление.

«Таким образом, ясно, что ум мыслит самое божественное и самое достойное и не подвержен изменениям, ибо изменение его было бы изменением к худшему, и это уже некоторое движение…. Следовательно, ум мыслит сам себя, если только он превосходнейшее и мышление его есть мышление о мышлении.»
(Метафизика 12.9, 1074b 25-35)

В следующий раз – Этика и Политика Аристотеля

Источник

Что изучает метафизика аристотеля

Ð Created using Figma

Vector Created using Figma Перемотка Created using Figma

Group Created using Figma

Rectangle Created using Figma

На полный экран Created using Figma

google Created using Figma

Ð˜ Created using Figma Ð˜Ð´ÐµÑ Created using Figma Vector Created using Figma

Ð¡Ñ‚Ñ€ÐµÐ»ÐºÐ° Created using Figma Group Created using Figma

Logout Created using Figma

Громкость (выкл) Created using Figma Стрелка Created using Figma odnoklassniki Created using Figma Ð Created using Figma

Пауза Created using Figma Пауза Created using Figma

Rectangle Created using Figma Rectangle Created using Figma Плей Created using Figma

Доп эпизоды Created using Figma

Vector Created using Figma Vector Created using Figma

rss Created using Figma Свернуть экран Created using Figma Component Created using Figma Ð¡Ñ‚Ñ€ÐµÐ»ÐºÐ° Created using Figma Ð¨ÑÑ€Ð¸Ð½Ð³ Created using Figma

Громкость Created using Figma

Ð¡ÐºÐ¾Ñ€Ð¾ÑÑ‚ÑŒ Ð¿Ñ€Ð¾Ð¸Ð³Ñ€Ñ‹Ð²Ð°Ð½Ð¸Ñ Created using Figma

telegram Created using Figma

twitter Created using Figma

Created using Figma

Ð˜ Created using Figma

vk Created using Figma vk Created using Figma Ð¯ Created using Figma

Яндекс Created using Figma youtube Created using Figma

Источник

Глава 29 Метафизика Аристотеля

Такая наука, которая стремится к знанию вообще, – это наука, познающая главные принципы или первопричины, наука, возникающая из удивления. Люди начинают удивляться тому, что их окружает, и у них возникает желание узнать, откуда появились вещи, которые они видят, и почему они такие. Философия возникает из желания понять, как устроен мир, а не из стремления получить пользу от знаний. И только эту науку можно назвать единственно свободной, ибо, подобно свободному человеку, она существует ради самой себя, а не ради кого-то другого. Поэтому метафизика, по мнению Аристотеля, является Мудростью par exellence, а философ или любитель мудрости – это человек, который стремится познать первопричину и природу Реальности ради самого знания. В этом смысле Аристотеля можно назвать догматиком, поскольку он утверждал, что подобное знание достижимо, но он не был догматиком в обычном смысле этого слова, то есть человеком, выдвигавшим теории без каких-либо попыток доказать их истинность.

Однако из этого вовсе не следует, что нам легко их познать, поскольку мы, по необходимости, начинаем с объектов восприятия. А для того, чтобы перейти от чувственного познания к познанию предельных принципов, требуются значительные усилия мысли и высокая степень абстракции.

2. Причин, с которыми имеют дело Мудрость или философия, четыре, и они названы в «Физике»: 1) субстанция или сущность вещей (формальная причина); 2) материя или субстрат (материальная причина); 3) источник движения или действующая причина; 4) конечная причина (цель) или благо. В первой книге «Метафизики» Аристотель дает краткий обзор взглядов своих предшественников, чтобы определить, не называл ли кто-нибудь из них еще какой-нибудь причины, помимо этих четырех. С этой целью он составил краткий очерк развития греческой философии, не собираясь, однако, вдаваться в подробности философских систем. Аристотель проследил эволюцию взглядов на четыре причины и в результате исследования пришел к выводу, что не только не было философа, который назвал бы еще хоть одну причину сверх указанных четырех, но никто не сумел назвать даже все четыре. Аристотель, подобно Гегелю, рассматривал всю предшествующую философию как подготовку к своей собственной. Конечно же Аристотель вовсе не страдал чрезмерным самомнением, тем не менее искренне считал свою философию высшим синтезом идей своих предшественников. В этом есть определенная доля правды, но иногда он бывал очень несправедлив к философам, жившим до него.

3. Обозначив главные проблемы философии в Книге 3 (В) «Метафизики», Аристотель в начале Книги 4 (Г) заявляет, что метафизическая наука имеет дело с бытием, как таковым, изучает Бытие ради бытия. Частные науки выделяют какую-то область Бытия и исследуют его атрибуты, относящиеся к этой области; но метафизик рассматривает не отдельные характеристики Бытия (например, количественные или характеристики живого организма), а скорее Бытие само по себе и его атрибуты. Говорить, что что-то есть, – значит говорить, что это единое; таким образом, Единство есть сущностный атрибут Бытия, и подобно тому, как Бытие само по себе можно найти во всех категориях, так и Единство присуще всем категориям. Что же касается Блага, то, как отмечает Аристотель в «Этике» (Никомахова этика. 1096), оно тоже приложимо ко всем категориям. Следовательно, Единство и Благо являются трансцендентальными атрибутами Бытия, выражаясь языком философов-схоластов, поскольку, будучи применимыми ко всем категориям, они не относятся к какой-то одной категории и не образуют рода. Если в определении человека как «разумного животного» «животное» – признак рода, то «разумное» – это видовой признак; однако нельзя предицировать «животность» разумности или род отличительному признаку, хотя можно предицировать бытие обоим. Поэтому Бытие не может быть родом, как не могут быть им Единство и Благо.

(В Книге Е «Метафизики» Аристотель подразделяет субстанции на изменяемые и неизменяемые, а в Книге Л он выделяет три типа субстанций: i) чувственные и преходящие; ii) чувственные и вечные, то есть небесные тела; и iii) сверхчувственные и вечные.)

ii) Теория Идей или Форм бесполезна.

a) Согласно Аристотелю, Формы – это всего лишь ненужные дубликаты видимых объектов. Предполагалось, что они помогут объяснить, почему в мире существует многообразие вещей. Платон решил, что, заявив о существовании многообразия вещей в другом мире, он объяснит множественность в этом мире. Так, человек, не способный сосчитать небольшие величины, думает, что ему будет легче произвести расчеты, если он их удвоит.

Здесь Аристотель не совсем справедлив к Платону, поскольку тот и сам прекрасно понимал, что Формы не являются причинами движения, и именно поэтому и ввел концепцию Демиурга. Последнего можно считать мифологической фигурой, но, как бы то ни было, Платон никогда не думал, что Формы порождают движение, и потому попытался объяснить изменения, происходящие в мире, другими причинами.

Этот аргумент весьма неубедителен. Если считать идеального человека копией конкретного в идеальном плане, то есть в том смысле, который мы обычно вкладываем в слово «идеальный», иными словами, человеком, достигшим во всем совершенства, тогда, конечно, идеальный человек будет чувственно воспринимаемым. Но разве Платон понимал идеальное в таком смысле? Даже если он иногда и употреблял фразы, которые можно бы понять в подобном смысле, такой экстравагантный взгляд вовсе не отражает сути теории Форм Платона. Формы – это сущностные понятия или идеальные типы, поэтому сущностное понятие Человека конечно же включает в себя упоминание о том, что он имеет, к примеру, тело, однако отсюда вовсе не следует, что Форма сама по себе должна быть телесной; более того, когда мы утверждаем, что слова «идеальный человек» означают Идею человека, мы тем самым подразумеваем, что она не имеет тела и не воспринимается чувствами. И разве может кто-нибудь предположить, что поздние платоники, считавшие, что идеальный человек существует в Божественном Уме, располагали там действительно конкретного человека?

Подобный аргумент мог появиться лишь в полемическом задоре, это был выпад против Платона, который вряд ли можно чем-то оправдать. Он довольно сильно искажает суть теории Форм, и такую интерпретацию совершенно немыслимо приписывать Платону.

iii) Теория Форм или Идей – это теория невозможного.

Это критическое высказывание можно было бы считать очень серьезным, если бы отдельное существование Форм и объектов означало бы их пространственное разделение. Но разве обязательно думать, что Формы существуют в одном месте, а чувственные объекты – в другом? Может быть, разделение означает независимость? Если считать Формы сущностями или Идеями, то их раздельное существование в пространстве, понимаемое буквально, становится совершенно невозможным. По-видимому, здесь Аристотель отталкивается от своей собственной теории, согласно которой Форма – это имманентная сущность чувственного объекта. Он утверждает, что причастность не может ничего обозначать, кроме наличия реальной имманентной Формы, образующей совместно с материей сам объект. Платон не признавал такой взгляд на Форму. Аристотель был прав, указывая на противоречие в теории Платона; но, отрицая Платоновы Формы как образцы для подражания, он обнажил противоречия своей собственной теории – отсутствие реального трансцендентального основания закрепленности сущности.

Это критическое замечание можно было бы признать справедливым, если бы Платон считал Формы вещами. Но разве это так? Он думал, что они являются сущностными понятиями и потому не превращаются в индивидуальные объекты в том смысле, в каком, например, Сократ является индивидуальным объектом. Конечно, Формы – это индивидуальные понятия, но мы имеем свидетельства того, что Платон пытался систематизировать свой мир понятий или Идей. Он рассматривал их как составные части одной разветвленной системы – или рациональной структуры мира, как мы сказали бы сейчас, – которую наш мир, образно говоря, стремится воплотить целиком, но не может этого сделать из-за случайных факторов, неизбежно присутствующих во всех материальных вещах. (Здесь уместно вспомнить гегелевскую доктрину универсальных категорий в ее отношении к случайным объектам Природы.)

iv) Доводы против теории, что Формы – это числа.

Общее толкование Аристотелем числа и связанные с этим вопросы можно найти в «Метафизике».

b) Если Формы – это числа, то каким образом они могут быть причинами? 20 Если потому, что существующие в мире вещи являются другими числами (например, «одно число – человек, другое – Сократ, еще одно – Каллий»), тогда почему «один ряд чисел порождает другой»? Если имеется в виду, что Каллий – это численное соотношение входящих в него элементов, тогда его Идея тоже должна быть численным соотношением элементов, но в этом случае мы, строго говоря, не можем назвать их числами. (Конечно, для Платона Формы были образцами, а не действующими причинами.)

c) Разве может быть два вида чисел? 21 Если помимо Форм-чисел необходимо установить еще один вид чисел, которые являются математическими объектами, то в чем заключается разница между двумя этими видами? Мы знаем только один вид чисел, утверждает Аристотель, и это те числа, с которыми имеют дело математики.

v) Ряд положений Аристотелевой критики математических объектов Платона и Форм как чисел говорит о том, что Аристотель неверно толковал доктрину Платона, ибо тот вовсе не считал математические объекты или Формы вещами. Более того, теория математики как абстракции самого Аристотеля содержит немало противоречий (согласно Аристотелю, «геометр, к примеру, изучает не отдельные математические объекты, но абстрактные математические объекты, то есть изучает их под определенным углом зрения»). Противоречия эти заключались в следующем: мы не можем абстрагировать, к примеру, идеальную окружность из объектов природы, поскольку в природе нет идеальных окружностей, однако, с другой стороны, трудно понять, как можно сформировать понятие об идеальной окружности, имея перед собой только далекие от совершенства окружности, встречающиеся в природе. Однако если бы мы не знали заранее, что представляет собой идеальная окружность, мы никогда бы не догадались, что естественные окружности далеки от совершенства. На это Аристотель мог бы ответить, что, хотя совершенных окружностей (в отношении измерений) в природе и не существует, они даны нам как зрительный образ, а этого вполне достаточно для того, чтобы сформировать понятие об идеальной окружности, или что математические фигуры или аксиомы – это более или менее произвольные гипотезы, а основное требование математики заключается в том, что все должно быть согласовано и подчинено логике, а вовсе не в том, чтобы все геометрические фигуры, например, соответствовали тому, что есть в реальности, или, с другой стороны, что существует соответствующий идеальный мир и что математика представляет собой рациональное отражение или восприятие этого мира.

Хотя мы и признали справедливой мысль Аристотеля о том, что главным недостатком теории Платона является отделение Форм от объектов, и согласились, что теорию Платона следует дополнить Аристотелевой доктриной имманентных форм (универсальный характер которых мы познаем с помощью абстракции), мы пока еще не дали критике Аристотеля той оценки, которую она заслуживает. «Ну а теперь, – прозвучит вопрос, – можете ли вы сказать, что критику Аристотеля в адрес Платона следует принимать всерьез? Если Аристотель правильно толковал теорию своего учителя, то его критика вполне оправдана, если же он толковал ее неверно, значит, он либо специально исказил ее, либо просто не понял».

Во-первых, следует отметить, что Аристотель критиковал или по крайней мере думал, что критикует, теорию самого Платона, а не отдельных платоников, взгляды которых сильно отличались от взглядов Платона. Внимательное чтение «Метафизики» подтверждает этот вывод. Во-вторых, хотя Аристотель критиковал главным образом теорию Платона в той форме, в какой она излагалась в стенах Академии, он прекрасно знал содержание опубликованных диалогов и понимал, что критические замечания, аналогичные его собственным, были высказаны в диалоге «Парменид». В-третьих, нет никаких оснований предполагать, что теория Платона в том виде, в каком она преподавалась в Академии, очень сильно отличалась от изложенной в диалогах – если бы это было так, Аристотель не преминул бы сообщить об этом. А он ничего не говорит об изменении взглядов Платона, поэтому мы не имеем никакого права утверждать, что Платон в Академии излагал совсем другую теорию – у нас нет для этого никаких оснований. Математическая версия теории Платона рассматривалась, по-видимому, как дополнение к ней или, скорее, как теоретическое оправдание и разъяснение ее. Это была, так сказать, «эзотерическая» версия (если можно использовать здесь это слово, вызывающее нежелательные ассоциации, не желая в то же время быть понятым так, что математическая версия была другой, отличающейся от первой, теорией). Таким образом, Аристотель критиковал то, что он считал Платоновой теорией идей, в обоих ее аспектах. (Следует, однако, помнить, что «Метафизика» – это собрание отдельных книг, которые не были предназначены для публикации, и мы не можем утверждать, что сам Аристотель считал все свои критические замечания в адрес теории Платона равнозначными. В лекциях человек может говорить то, чего он никогда, по крайней мере в той же самой форме, не напишет в работе, предназначенной для широкой публики.)

В таком случае мы столкнулись с очень щекотливой ситуацией. Либо Платон, несмотря на то что он сам видел противоречия своей теории и даже обсуждал их в «Пармениде», придерживался этой теории в той форме, в которой ее раскритиковал Аристотель (в этом случае Платон оказывается в очень глупом положении), либо Аристотель неправильно понял теорию учителя (в этом случае в подобном положении оказывается Аристотель). Разумеется, мы не собираемся утверждать, что Аристотель и Платон были глупцами; любое предположение на этот счет следует сразу же отбросить. То, что Платон, с одной стороны, так и не сумел решить «проблему отделения» и что Аристотель, с другой, не знал в совершенстве современной ему математики, вовсе не является свидетельством их глупости. Однако, признав этот факт, мы никак не приближаемся к пониманию того, почему в изложении Аристотеля теория Платона предстает перед нами удивительно наивной, а Аристотель в своей критике совсем почти не ссылается на диалоги и ничего не говорит о Демиурге. Возможно, все это объясняется вот чем. Аристотель, зная, что Платон не смог решить проблему отделения Форм от объектов, отошел от теории Учителя и создал свою собственную теорию, сильно отличающуюся от теории Платона. И когда он стал рассматривать систему Платона со своей точки зрения, она показалась ему весьма своеобразной и причудливой, и он, в пылу полемики, счел себя вправе представить эту причудливость в преувеличенном виде. Аналогичный пример можно привести с Гегелем. Для того, кто верит, что система Гегеля – обыкновенный интеллектуальный tour de force[3] или экстравагантная выходка, нет ничего легче, чем в целях полемики преувеличить или даже исказить слабые моменты этой системы, которые, вне всякого сомнения, она содержит, хотя даже критик, искренне верящий в полную несостоятельность этой теории, не может избежать обвинения в преднамеренном ее искажении. Нам хотелось бы, чтобы люди, критикующие чью-то систему, руководствовались бы в первую очередь интересами истины, однако мы не можем называть идиотом того, кто переусердствовал с критикой. Отказываясь верить, что Аристотель относился к Платону с таким же предубеждением, с каким Шеллинг и Шопенгауэр относились к Гегелю, я поэтому считаю, что Аристотель переусердствовал в своей критике и выпятил слабые стороны теории, которую он считал несостоятельной. Его же молчание по поводу Демиурга можно объяснить, по крайней мере частично, тем, что Аристотель критиковал Платона со своей точки зрения, в которой Демиургу не было места, иными словами, Аристотель не принимал эту концепцию всерьез. И если, в дополнение ко всему, у Аристотеля были причины верить, что Демиург из диалога «Тимей» – не более чем символическая фигура, и если Платон не разработал (даже в Академии) подробно концепцию Ума или души, то нетрудно понять, почему Аристотель, не веривший в создание мира a tergo[4], полностью проигнорировал в своей критике Демиурга. Вряд ли это было оправдано, однако приведенные выше доводы помогают нам понять, как это получилось. Впрочем, наши предположения могут быть и неверными, возможно, кто-то не согласится с ними, однако у них есть то преимущество, что они позволяют нам объяснить сложные моменты, связанные с критикой Аристотелем теории Платона, не прибегая к предположению, что кто– то из них был глупцом. Ведь в конце концов критика Аристотелем фундаментальных положений теории Платона совершенно оправдана, поскольку термины «имитация» и «причастность» свидетельствуют о том, что в материальном мире существует некий формальный элемент или принцип сравнительной стабильности. В то же время Платон не сумел создать теорию Формы-субстанции и не смог объяснить, в чем суть этого имманентного формального элемента. Аристотель установил существование этого элемента, но понимал (совершенно справедливо), что Идеи Платона, «отделенные» от материальных объектов, не могут быть этим элементом. Тут он, к сожалению, зашел слишком далеко и полностью отверг Платонову доктрину о том, что идеи являются онтологическим основанием реальности. Рассматривая теорию Платона с точки зрения биолога в первую очередь (отсюда его убежденность в имманентности энтелехии), а также теолога (в «Метафизике»), Аристотель не видел никакой пользы в Платоновых идеях, в Демиурге, и отвергал его стремление объяснять все с помощью математики. Словом, если мы рассмотрим теорию Платона с позиций Аристотелевой теории, то без труда поймем отношение Аристотеля к системе своего учителя.

Итак, казалось бы, Аристотель противоречит самому себе.

Однако если i) рассмотреть, что он имел в виду на самом деле, то мы увидим, что никакого противоречия здесь нет. Когда Аристотель говорит, что истинной субстанцией является единичное, и только оно, он хочет подчеркнуть отличие от доктрины Платона, который утверждал, что универсальное – это отдельная субстанция, существующая сама по себе. Аристотель совсем не собирался отрицать реальность универсального, которое является формальным или видовым элементом объекта. Да, единичное – это истинная субстанция, но то, что делает его субстанцией того или иного вида, то, что является главным элементом любой вещи и объектом науки, называется универсальным элементом, формой вещи, которую ум абстрагирует и выражает в формальной универсальности. Поэтому, когда Аристотель называет «универсальное» объектом науки, он не противоречит самому себе, поскольку он отрицает не объективную реальность универсального, а только существование его отдельно от вещи. Его реальность проявляется в единичном, оно не трансцендентно, если рассматривать его в объективной реальности, а имманентно – это конкретное универсальное. Единичное, и только оно, представляет собой субстанцию в истинном смысле этого слова, но единичный чувственный объект является составным, и интеллект в процессе научного познания сразу же схватывает универсальный элемент, который действительно присутствует, хотя и существует как частное, как элемент единичного. На такой вывод Аристотеля натолкнула мысль о том, что единичное исчезает, а вид продолжает существовать. Так, отдельные лошади умирают, но их сущность остается неизменной (видовая сущность, а не численность) во всех лошадях, которые приходят и уходят. И ученые изучают именно эту сущность, а не сущность лошади по кличке Черная Красавица или какой-либо другой лошади.

ii) Аристотель не противоречит самому себе даже в терминологии, поскольку он четко различает два значения субстанции. Субстанция первого порядка – это субстанция единичного, состоящая из материи и формы; субстанция второго порядка – это формальный элемент или видовая сущность, соответствующая универсальному понятию. К первой субстанции относятся объекты, не предицируемые другими, но с помощью которых предицируется что-то другое (например, случайное). Вторые субстанции представляют собой природу объекта, его видовую сущность, то, что соответствует универсальному понятию. Более того, когда Аристотель говорит о первых и вторых субстанциях, он не имеет в виду их первичность или вторичность по отношению к их характеру, достоинству или времени, но первичность или вторичность по отношению к той последовательности, в какой мы их познаем.

Верно ли, что универсалии, как думал Аристотель, необходимы для науки? i) Если под наукой понимать познание универсального, то ответ очевиден. ii) Если же под наукой понимать Мудрость, в том смысле, в каком понимал ее Аристотель, то мы с полным правом можем сказать, что философ не изучает единичное как таковое. Если, к примеру, философ размышляет о случайном бытии, он думает не о том или ином конкретном бытии как таковом, а о сущности этого случайного бытия, хотя и использует конкретные примеры его в качестве иллюстрации. Если бы мы ограничились конкретными случаями подобного бытия, которые испытали либо мы сами, либо те люди, которым мы доверяем, тогда заключение философа ограничивалось бы этими конкретными случаями, однако он, будучи философом, стремится вывести универсальное заключение, применимое ко всем возможным типам случайного бытия. iii) Если под наукой понимать то, что мы понимаем под этим словом сегодня, тогда мы должны признать, что знание истинной сущности какого-либо класса объектов весьма желательно, но не необходимо. Например, ботаник может составить прекрасную классификацию растений, даже не зная их определений. Для него вполне достаточно найти черты, по которым можно было бы определить, к каким видам относятся эти растения, независимо от того, помогают ли эти черты определить их реальную видовую сущность или нет. Очень важно, что, когда философы-схоласты хотят привести пример репрезентативного определения, они говорят: «Человек – это разумное животное». При этом они вряд ли возьмут на себя смелость дать сущностное определение коровы или лютика. Нам часто приходится довольствоваться тем, что можно было бы назвать «номинальной» сущностью, в противовес реальной.

Но даже в этом случае необходимо знать некоторые универсальные характеристики. Ибо если вы не можете определить различия между некоторыми видами, а вам нужно их определить, то вы сможете сделать это на основе общих признаков, характерных для всего класса. Предположим, что «разумное животное» – это действительно определение человека. Если же вы не можете получить подобное определение, то вы должны дать описание человека, например «двуногое бесперое существо, обладающее осмысленной речью». При составлении этого описания вы использовали знания о двух универсалиях – «бесперое» и «осмысленная речь». Таким образом, даже классификация или описание по случайным признакам помогает выявить универсалии, ибо можно различить тип, даже не умея правильно его определить. Это напоминает тот случай, когда вы смутно понимаете, о каком понятии идет речь, но не можете точно определить его или представить более четко. Поэтому в любом случае универсальное определение как действительно сущностное определение остается идеальным видом определения, хотя на практике эмпирическая наука может без него обойтись, а Аристотель конечно же имел в виду науку в ее идеальном виде. Он никогда бы не согласился с эмпиристскими и номиналистскими взглядами Дж. Ст. Милля, хотя конечно же он признавал, что нам вместо истинного определения часто приходится довольствоваться описанием.

6. Итак, Аристотель отказывался признать объекты математики или универсалии субстанциями. В «Метафизике», где он ставит перед собой задачу опровергнуть теорию Платона, Аристотель просто утверждает, что они не являются субстанциями, а в «Категориях», как мы уже убедились, называет их вторичными или производными субстанциями. В любом случае, истинной субстанцией является единичное, и только оно. Существует, однако, еще одна проблема, которую надо рассмотреть.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Автомобильный онлайн портал autobk.ru

Что изучает метафизика аристотеля

Что изучает метафизика аристотеля

Что изучает метафизика аристотеля

Что изучает метафизика аристотеля

Глава 29 Метафизика Аристотеля

Читайте также

ГЛАВА IX Воззрения Аристотеля

Глава 27 Жизнь и произведения Аристотеля

Глава 28 Логика Аристотеля

Глава 30 Философия природы и психологическая теория Аристотеля

Глава 31 Этика Аристотеля

Глава 32 Политическая теория Аристотеля

Глава 33 Эстетическая теория Аристотеля

Глава IX. ГНОСЕОЛОГИЯ, ЛОГИКА И МЕТАФИЗИКА В ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕТВЕРТИ XIX в

Глава 1. Питербурх, Новый Амстердам, сиречь новый парадиз, или Метафизика Северной столицы

Глава 10 Метафизика сталинских репрессий

Добавить комментарий Отменить ответ

Что изучает метафизика аристотеля

Что изучает метафизика аристотеля

Что изучает метафизика аристотеля

Глава 29 Метафизика Аристотеля

Читайте также

ГЛАВА IX Воззрения Аристотеля

Глава 27 Жизнь и произведения Аристотеля

Глава 28 Логика Аристотеля

Глава 30 Философия природы и психологическая теория Аристотеля

Глава 31 Этика Аристотеля

Глава 32 Политическая теория Аристотеля

Глава 33 Эстетическая теория Аристотеля

Глава IX. ГНОСЕОЛОГИЯ, ЛОГИКА И МЕТАФИЗИКА В ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕТВЕРТИ XIX в

Глава 1. Питербурх, Новый Амстердам, сиречь новый парадиз, или Метафизика Северной столицы

Глава 10 Метафизика сталинских репрессий

Вам также понравится

что порождает экономический кризис

Условия по трейд ину авто

beyond two souls можно ли спасти коула

Добавить комментарий Отменить ответ