Что курили во время вов
Сизый дым Великой войны
Мобилизованные в годы Первой мировой войны миллионы солдат должны были каждый день получать невообразимое ранее количество припасов. Кроме обычной еды, армии обеих сторон стали жадными потребителями таких стимуляторов, как наркотики, алкоголь и табак. Наиболее безвредным из этой троицы признавался последний. Ни в одной армии не было никаких ограничений по его употреблению; табачные изделия входили в солдатские пайки, их посылали на фронт родственники, в солдатских лавочках они были одними из самых востребованных товаров. Почему же наблюдалась такая любовь к табаку? Что думали по этому поводу сами солдаты, командование и врачи?
Производство и потребление сигарет перед войной
К началу ХХ века курение уже несколько столетий как превратилось в излюбленную привычку европейцев, а затем, благодаря межконтинентальной торговле и колониальной экспансии, табак стал неотъемлемой частью быта самых разных народов. Объёмы выращиваемого табака в течение XVIII–XIX вв. неуклонно росли. Так, в 1912 году в России выкурили почти 12 млрд папирос, а в 1916 году на другом конце мира, в США, было выпущено 26 млрд сигарет. Лондон, Париж, Берлин не отставали.
Курение проникло как в деревенские избы и рабочие бараки, так и в великосветские салоны. Курили абсолютно все. Впрочем, формы потребления табака могли различаться: его жевали, нюхали, курили с помощью трубок, набивали им папиросы и сигареты, делали сигары, использовали в кальянах и т.д. Понятно, что к началу Первой мировой войны миллионы мужчин, готовых пойти на службу и попавших в августе 1914 года в окопы, вовсе не были готовы отказываться от этой привычки. Скорее наоборот, армия способствовала всё большему распространению курения. Попав в казармы, начинали курить даже те, кто раньше и не помышлял об этом.
Надо отметить, что табачная индустрия была механизирована не хуже военной промышленности. Историк Майкл Рив пишет, что пионером механизации в Европе после покупки патента на машину американского инженера Джеймса Бонсака стала британская фирма W.D. & H.O. Wills. Лишь одна такая машина позволяла изготавливать до 120 000 сигарет в день. Конечно, это значительно удешевило производство и сделало продукцию доступной для многочисленного рабочего класса. К 1901–1902 гг., после появления на британском рынке таких гигантов, как Imperial Tobacco Company и British American Tobacco, вопрос о наиболее массовом продукте был закрыт — им стали сигареты.
Конечно, в остальных европейских странах ситуация могла сложиться по-другому. В Германии и Франции властвовали местные монополии, тогда как в России долгое время конкурировали крупные и мелкие табачные фабрики. Лишь на рубеже 1913–1914 гг. в Российской империи появилась по инициативе нескольких отечественных банков первая крупная табачная монополия, которой, впрочем, была суждена недолгая жизнь.
Курение на фронте
Нет сомнений, что армии, столкнувшиеся в августе 1914 года, практически на 100% состояли из людей, так или иначе имевших опыт курения. По подсчётам британцев, за четыре первых месяца войны число куривших солдат достигло величины в 96% от общей численности экспедиционного корпуса. Германские и австро-венгерские исследования показали, как пишет Майкл Рив, что новобранцы поголовно стали курить.
Дело тут не только в дешевизне сигарет, но также в специальной политике поощрения курения, поскольку табак всегда входил в солдатские пайки. По-видимому, в табаке, с одной стороны, видели замену гораздо более опасным для поведения во время боя и общего самочувствия алкоголю и наркотикам, с другой — курение табака считалось даже полезным и помогало отбить неприятные запахи, преследовавшие солдат на фронте. Впрочем, относительно влияния табака на здоровье солдат мнения были различны.
В британской армии был самый щедрый табачный паёк: две унции табака в день (около 57 граммов), тогда как французскому солдату полагалось, например, только 20 граммов. У немцев был наиболее разнообразный паёк: туда могли входить сигареты или сигары, которые по желанию курильщика и при наличии на складах также могли заменить рассыпным или нюхательным табаком.
В художественной литературе писатели-ветераны Первой мировой войны одним из основных элементов комфортной жизни на фронте всегда называли табак. Так, герой романа Ремарка «На Западном фронте без перемен» радостно восклицает, несмотря на то, что сама ситуация стала возможной из-за гибели товарищей (пер. Ю.А. Афонькин):
«Но самое главное — курево тоже было выдано двойными порциями. На каждого по 10 сигар, 20 сигарет и по две плитки жевательного табаку. В общем, довольно прилично. На свой табак я выменял у Катчинского его сигареты, итого у меня теперь 40 штук. Один день протянуть можно… Над нашими головами висят густые клубы дыма. Что было бы с солдатом без табака!»
В российской армии употребляли более крепкий по сравнению со всеми остальными табак — махорку. Конечно, наиболее примечательной — в первую очередь, для иностранцев — всегда оставалась солдатская самокрутка, на изготовление которой шла вся попадавшаяся под руку бумага. Газеты, письма или позже, в революционный период, листовки у солдат не залёживались. До войны солдаты сами покупали табак из своего жалованья, но в прифронтовой полосе часто невозможно было это сделать, потому появилась практика централизованного, наряду с пищей, отпуска табака с заменой по необходимости деньгами для некурящих.
Любопытно, что Центральные державы, как пишет Майкл Рив, получили в лице Болгарии не только военного союзника, но и важного поставщика табака. После вступления Болгарского царства в 1915 году в войну на стороне Германии и её союзников площади табачных плантаций начали расти, чему помог и большой денежный заём, предоставленный австро-германскими банкирами болгарской табачной отрасли. Болгария нарастила экспорт с 3 до 15 млн кг табака — в ущерб выращиванию пищевых сельскохозяйственных культур, — который практически весь шёл теперь в Центральные державы и составлял 70% всего болгарского экспорта. С рынка были выметены все иностранные игроки типа American Tobacco, Антанта же лишилась поставок табака восточных сортов.
Надо отметить, что во всех странах либо были созданы специальные фонды, занимавшиеся сбором средств для покупки дополнительной табачной продукции для солдат (в первую очередь сигарет), либо этим занимались уже существовавшие благотворительные организации вплоть до местных отделений Красного Креста. В табаке нуждались не только солдаты на фронте, но и узники лагерей для военнопленных по обе стороны фронта.
В Британии специальный Overseas Club Tobacco Fund (буквально «Табачный фонд Заморского клуба») собрал 1 млн фунтов стерлингов, который был потрачен на табак и другие вещи для солдат и офицеров. И посылки от фонда на фронт, и рекламные листовки, распространявшиеся в тылу, чётко соединяли две идеи: патриотизма и табакокурения. Иногда патриотизм обитателя тыловых территорий заключался в приобретении сигарет, вся прибыль от которых шла для победы, иногда же, наоборот, пропаганда призывала сэкономить на себе и пожертвовать деньги на сигареты для солдат.
Как пишут историки, даже устраивали специальные дни — Fag Days (в британском английском слово Fag не принадлежало тогда к обсценной лексике и означало просто сигарету), — в ходе которых и собирались деньги. Также сигареты активно распространяли среди раненых Американский и Британский Красные Кресты, как и Христианский союз молодых людей. В России не отставали, разные общественные организации активно собирали «на табачок» для солдат.
Связь табака и армии была неразрывна, как, впрочем, армии и алкоголя. Так, Эрнст Юнгер вспоминал, как на одной из стоянок полка «…в изобилии раздавали розоватый шнапс, наливаемый в крышки котелков. Он отдавал спиртом, однако в холодную сырую погоду был в самый раз. Табак также шёл крепких сортов, но по норме. Образом солдата тех дней, каким его запечатлела моя память, был часовой, стоявший у амбразуры в остроконечной серой каске, со сжатыми кулаками в карманах длинной шинели, пыхающий своей трубкой над ружейным прикладом» (пер. Н. Гучинской).
Тем не менее привычка к курению могла сыграть с солдатом и злую шутку. Ремарк рассказал о такой ситуации:
«Надо мной раскрывается парашют осветительной ракеты. В её тусклом свете всё вокруг словно застыло. Вновь сомкнувшаяся над землёй тьма кажется после этого ещё чернее. Кто-то из наших рассказывал, будто перед нашим участком во французских окопах сидят негры. Это неприятно: в темноте их плохо видно, а кроме того, они очень искусные разведчики. Удивительно, что, несмотря на это, они зачастую действуют безрассудно. Однажды Кат ходил в разведку, и ему удалось перебить целую группу вражеских разведчиков-негров только потому, что эти ненасытные курильщики ползли с сигаретами в зубах. Такой же случай был и с Кроппом. Кату и Альберту оставалось только взять на мушку тлеющие точечки сигарет.
Курение и забота о здоровье солдат
Видно, что в деле распространения табака среди солдат сошлись интересы крупных монополий, государства и общества (в лице патриотических и благотворительных организаций). К хору восторженных пропагандистов сигарет и прочего присоединились даже врачи. Знаменитый британский журнал «Ланцет» через несколько месяцев после начала войны писал:
«Мы можем, несомненно, отбросить много предрассудков в отношении использования табака, когда мы увидим, каким источником утешения он является для матроса и солдата, вовлечённых в изматывающую нервы кампанию… табак должен быть для них настоящим утешением и радостью, когда они смогут найти время для этой честно заработанной поблажки».
И действительно, если к военнослужащему и предъявляли претензии, то только по поводу алкоголя или, допустим, венерических заболеваний. Распущенность и наплевательское отношение к здоровью виделось именно в этом, но никак не в употреблении табака. Последний воспринимался не как источник какой-то опасности, а скорее, что видно из цитаты выше, как абсолютно безобидный антидепрессант.
Если алкоголь растормаживал и был опасен во время боя, то сигарета успокаивала, но не затуманивала мозг. Кроме того, она была традиционным символом маскулинности, а ещё напоминала о доме, помогала в установлении социальных связей с другими солдатами и даже, в какой-то мере, примиряла с врагом. Пленные и их конвоиры охотно делились друг с другом «куревом», а табак стал универсальным средством обмена по обе стороны фронта.
Что курили во время вов
Войти
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
История табака: Дым над окопами
Так сложилось исторически, что над полями сражений поднимается не только пороховой дым, но и табачный. Привычка, числящаяся в мирное время вредной, становится на войне просто спасительной: ударная доза никотина помогает снимать стресс, успокаивает нервы, заглушает чувство голода.
А еще служит тонкой ниточкой, не позволяющей окончательно потерять голову, привязывающей к реальности. Недаром американский президент Рузвельт, еще задолго до открытия США второго фронта, назвал табак стратегическим сырьем. И тем более не удивительно, что табачный паек был для солдат Великой Отечественной едва ли не более важен, чем пресловутые «наркомовские граммы».
Табачное довольствие было органичной частью армейского пайка с давних времен. Кисеты с махоркой и «турецким табачком», а потом и папиросы водились в солдатских ранцах, где и когда бы ни шла война. Вокруг табака сложилась масса разнообразнейшего фольклора, традиций и суеверий. Поэтому нет ничего удивительного, что во Вторую мировую Красная Армия вошла, сопровождаемая облаком табачного дыма. Впрочем, не всегда табачного: в самые тяжелые периоды войны табака не хватало, пути сообщения были нарушены, так что получить паек было можно не всегда, и солдаты курили мох или зверскую, вышибавшую слезу смесь из коры и листьев.
Хуже всего пришлось курящим, оставшимся в осажденном Ленинграде. На складах долговременного запаса табака не было, только рабочие объемы на фабриках. И табачный голод накрыл город раньше, чем хлебный. А курить, между тем, меньше не хотелось. Блокадники утверждают, что, когда начались серьезные перебои с продуктами, курение создавало кратковременное ощущение сытости, а еще принято было считать, что оно помогает от цинги. В одном блокадном дневнике есть запись: «Курить нечего. У меня есть еще на одну закрутку махорочной пыли, и мы по очереди, обжигая пальцы и губы, затягиваемся жадно и глубоко едким горьким дымом. От курения на время притупляется чувство голода, но потом с новой силой голодная спазма сжимает желудок».
Лаборатории ленинградского пищепрома были брошены на поиск подходящих заменителей табака, изобретение эрзацев. На пивоваренных заводах Ленинграда нашли 27 тонн хмеля, который полностью использовали как добавку (10–12%) к табаку, а когда хмель закончился, стали примешивать сухие опавшие листья осины, березы, дуба, клена и других деревьев. Причем кленовые листья оказались наиболее подходящими. Их сбором активно занялись работницы табачных фабрик и школьники. Причем масштабы сбора впечатляли — до нескольких десятков тонн. Листья просушивали на ветру, упаковывали в мешки и после технологической обработки добавляли (до 20%) к табаку. Использовались и «внутренние ресурсы» табачных фабрик. За десятилетия работы под полами цехов скопилось немало табачной пыли. Ее выгребали и тоже добавляли в курево, в качестве никотиновой «приправы».
«Я только трубочку курил…»
На фронте с табаком дело обстояло лучше. Даже на Ленинградском фронте солдаты и матросы ежедневно получали 20 граммов махорки или 10 граммов табака на человека, а на других направлениях снабжение было гораздо богаче — до 300 граммов на неделю. Тут была и махорка, и лендлизовские американские сигареты. Ну и, конечно, были трофейные папиросы, но их любили не слишком. Зато очень ценился «Беломорканал» (его курили в основном летчики). А «Казбек» и прочие «приличные» сигареты считались командирскими. Ими дымили политработники и командиры. А еще в большом фаворе были курительные трубки — своего рода окопный шик, особенно если трубочка трофейная. Впрочем, курили, разумеется, не все. Но тут речь о воспитании и личных привычках. Как вспоминал ветеран войны кавторанг Константин Тараненко, «я в жизни ни одной папироски не выкурил. Попробовал один раз, когда еще папа был жив. Свернул из газеты козью ножку и в рот. И папа идет. “Ну-ка, сыночек, иди сюда”. Три соприкосновения по соответствующему месту бамбуковой тросточкой — и на всю жизнь он отбил мне охоту курить. Во время войны и службы давали папиросы. Я не торговал ими, отдавал своим очень активным курильщикам». Правда, такой подход был делом редким.
А что курили немцы?
В первые годы войны у солдат и офицеров вермахта проблем с табаком не было. У них за спиной оставались захваченные табачные плантации Болгарии и Румынии, для того чтобы бравый крестоносец дымил не стесняясь, вовсю работали заводы концерна «Реемстма», подмявшего под себя 60% всего табачного производства неимоверно раздувшегося рейха. Даже в окопах под Сталинградом немецкие солдаты (пока их официально не объявили погибшими) дымили R6 и Ernte 23, Reval и Rot-Handle — сигаретами и папиросами ведущих марок того времени. Плохо с табаком в Германии стало только к концу войны, когда земельные приобретения, а с ними и ресурсы, стали облетать с рейха со скоростью осенней листвы. Тогда-то и появились «картонные» эрзац-папиросы, содержавшие минимум табачного листа и максимум заменителей. Правда, немцы отыскали какой-то другой эрзац, не схожий с советским: их папиросы не искрили при курении, да и горлодером особым, если верить воспоминаниям, не были.
Цены на табак во время войны поднимались буквально до небес. В Питере на рынке к февралю 1942 года восьмушка махорки стоила 200 рублей вместо 40 копеек, как до войны, или приравнивалась к 500–600 граммам хлеба. А папиросы «Звезда», стоившие в мирное время один рубль за коробку, продавали по 5 рублей за штуку, и цена на них возрастала с каждым днем. Блокадники вспоминают: «Почти никогда не удается спокойно выкурить папиросу, проходя по улице или стоя в очереди, непременно кто-нибудь подойдет и начнет слезно умолять, чтобы ему дали докурить». Вспоминают и объявления вроде следующего: «Доставляю воду с соблюдением правил гигиены за умеренную плату хлебом или табаком». За табак можно было купить одежду, обувь, овощи с деревенских огородов, хозяйственные и бытовые товары, даже козу или корову.
В торговле табаком принимала участие и ребятня. Илья Григович, бывший в годы войны ребенком, вспоминает: «Старшие ребята научили торговать папиросами. Рядом с рынком была табачная фабрика, и ее работники, уходя со смены, выносили под одеждой пачки папирос “Темп”. В каждой пачке было 25 папирос, нам их продавали по 10 рублей за пачку, а мы торговали в розницу, громко выкрикивая: “Папиросы «Темп» — рубль штука!”. Таким образом, приварок был 15 рублей с пачки. Тогда я и начал курить. К сожалению, сохранил эту привычку по сей день».
Вы спрашиваете, что нам нужно, чтобы выиграть эту войну. Я отвечаю: много патронов и столько же табака. Табак так же необходим, как и дневные пайки, — его нам нужно тысячи тонн и без задержки.
Генерал Джон Дж. Першинг, командующий экспедиционным корпусом США во Франции
От одной спички можно прикуривать только двоим. Третий должен прикурить либо от второй спички, либо от уже зажженной сигареты. Эта традиция имела военное объяснение. В окопах, пока прикуривает один, вражеский снайпер успевает заметить огонек, пока второй — поднять винтовку и начать прицеливаться. Если будет прикуривать третий, снайпер успеет прицелиться и выстрелить…
Фантазия блокадных остряков была неистощима. Папиросы, изготовленные из сухих древесных листьев, назывались «Золотая осень». Махорка, приготовленная из мелко истолченной древесной коры, в зависимости от степени крепости, — «Стенолаз», «Вырви глаз», «Память Летнего сада», «Смерть немецким фашистам», «Матрас моей бабушки», «Сено, пропущенное через лошадь». Табак из березово-кленовых листьев назывался «беркленом», а самого низкого качества эрзац-табак именовался БТЩ — то есть «бревна, тряпки, щепки». Наум Синдаловский. «Героический фольклор войны и блокады»
В Ленинграде табак стал поступать в продажу небольшими партиями в апреле 1942 года. Причем по распоряжению горсовета его выдавали не по продовольственным карточкам, а по промтоварным. Завзятые курильщики пользовались карточками умерших и эвакуировавшихся. Так что на всех курева все равно не хватало.
Когда при коммунизме люди перестанут курить — другое дело, а сейчас как воздух нужен табак…
Анастас Микоян, нарком пищевой промышленности
В большинстве случаев мы курили махорку или филичевый табак, которым нас пичкали особенно рьяно. «Изобретателя» этого табака я бы приговорил к пожизненному курению его детища. И это не по кровожадности моей, а исключительно из чувства справедливого возмездия.
Александр Куманичкин, генерал-майор авиации. «Чтобы жить. »
Иосиф Сталин курил советские папиросы «Герцеговина Флор», набивая ими свою трубку. Мужчины, чтобы щегольнуть перед девушкой на свидании, специально покупали эти папиросы.
До сих пор ходит легенда, что в СССР табачные фабрики получали особый статус и считались стратегическими объектами из-за того, что диаметр советских папирос составлял 7,62 мм. Он был как раз таким, что в случае необходимости можно было на тех же станках наладить выпуск патронов.
ПАПИРОСЫ ДЛЯ ФРОНТА
По тому, кто что курит, можно было судить о многом
— о воинском звании, принадлежности к тому или иному роду войск, личных связях. Да что там кубы на петлицах! По запаху табачного дыма становилось понятно даже, как обстоят дела на фронтах. Если над солдатскими окопами пахло моршанской махоркой, а из офицерских блиндажей тянуло дымком «Казбека» и «Беломора»
—это было признаком благополучия. А если вместо этого поднимался дым «филичевого»
— изготовленного из отходов производства, обрезков и соцветий — табака или еще какого эрзаца, значит, дела были по-настоящему плохи.
Особенно плохо было с табаком в блокаду Ленинграда. Причем перебои начались еще в самом ее начале
— в сентябре. Хоть об этом говорить и не принято, но дело тут попахивало элементарным вредительством. Судите сами: эвакуация мирного населения началась, когда враг был уже буквально на пороге. Должного запаса продуктов на складах не было, что же до такой роскоши, как табак, то об этом вообще речи не шло.
Тем не менее, блокада не смогла сломить людей и остановить работу Ленинградской фабрики «Петро», носившей в годы войны гордое имя 1-й Табачной фабрики имени Урицкого. Предприятие стало поставлять для фронта знаменитую махорку, а умирающим от голода ленинградцам
— хлеб. Ведь сотни жителей города работали здесь и благодаря этому смогли выжить. Во время войны табачная фабрика Урицкого была одним из немногих работавших в городе предприятий
— запасы табака хранились не на разбомбленных складах, а в помещении самой фабрики. Поэтому в течение всего периода блокады она продолжала выпускать любимый всеми «Беломор» для фронта, хоть и в ничтожных количествах. С целью экономии табака интендантству разрешалось по желанию солдат производить замену: 300 г табаку на 200 г шоколада. Однако успеха такой обмен не имел. Желающих сменить табачное довольствие на шоколад или другие кондитерские изделия оказалось очень мало.
При этом зачастую у людей не было ни бумаги, ни папиросных гильз, ни спичек. Народ усиленно крутил самокрутки, а когда дела стали совсем плохи — «козьи ножки», чтобы не терять ни грамма драгоценного курева. Причем крутили буквально из чего угодно — из газет, книжных страниц, упаковочной бумаги от махорки. А еще нарасхват были линзы всех сортов и любого размера. Ну, а тот, у кого в хозяйстве был такой антиквариат, как огниво, мог просто считать себя везунчиком. Ведь впервые за блокадное время спички стали делать летом 1942-го, на фабрике при Лесотехнической академии имени Кирова. Выдавали их в пайке — по 3 «книжечки» в месяц. Курево для бойцов на фронте являлось незаменимым средством коротать время и преодолевать однообразие землянки. Нередко приходилось наблюдать, как солдаты скучали и мрачнели из-за того, что им нечего было курить, даже перебои в питании переносились легче, чем отсутствие табака хотя бы на самое короткое время.
Иногда удавалось раздобыть трофейное курево. Правда, немецкие сигареты, как рассказывают ветераны, вообще не ценились, на вкус были как картон — безвкусные. Не в пример «Беломорканалу», который и по сей день благодаря своей популярности выпускается на «Петро».
Спиртное, табак и сладости. О специфическом довольствии в РККА
На войне солдаты и командиры прежде всего должны быть вооружены и обеспечены боеприпасами, одеты-обуты и по возможности сытно накормлены. Тем не менее, в рассказах о снабжении наших героических воинов в годы Великой Отечественной за кадром остаются вопросы обеспечения их вещами, возможно, и не столь полезными, как наваристая каша или свежий хлеб, но на войне, будем откровенны, зачастую весьма и весьма востребованными.
Дебаты насчет целесообразности выдачи на фронте знаменитых наркомовских ста граммов ведутся давно и весьма интенсивно. У некоторых, особо изощренных в чистоплюйстве их участников дело доходит до обвинений руководства страны и армии в спаивании солдат. Что тут скажешь? Остается разве что повторить в сотый раз: не нам судить. Да и не было спаивания в помине. Водка в РККА появилась еще во время «зимней войны» с Финляндией с подачи тогдашнего народного комиссара обороны Климента Ворошилова, отсюда и «наркомовские». Смысл водочной порции в тогдашней ситуации заключался в примитивном «сугреве» и профилактике простудных заболеваний.
Спиртные пайки Великой Отечественной скорее следовало бы именовать «сталинскими», поскольку с самого начала и до конца войны данный вопрос на личном контроле держал именно Верховный, он и подписывал соответствующие постановления ГКО. Всю свою жизнь Иосиф Виссарионович терпимо относился к выпивке, но при этом был категорическим противником пьянства. И водочная «политика» в РККА построена была соответствующим образом. Изначально постановлением ГКО от 22 августа 1941 года № «О введении водки на снабжение в действующей Красной Армии» сто граммов в день полагалось каждому, кто находился «в частях первой линии действующей армии». То есть исключительно на передовой.
Однако уже в мае следующего года вышел новый нормативный документ на ту же тему. Принесенный ему на подпись проект товарищ Сталин немилосердно перемарал своим любимым красным карандашом, при этом ужесточив его изрядно. Отныне право на ежедневную чарку получали только те, кто вел наступательные операции. Изначально предложенное абстрактное «имеющие успехи в боевых действиях» Верховный вычеркнул, как и вписанную «двойную дозу» в 200 граммов. Всем прочим, пусть и на фронте, выпить дозволялось в дни государственных праздников и годовщину формирования части. Международный юношеский день вождь при этом из списка также убрал, оставив в нем, правда, Всесоюзный день физкультурника. Ну и профессиональный праздник авиаторов, конечно же…
В канун Сталинградской битвы (ноябрь 1942 года) «наркомовские» снова вернули в полном объеме – для «передка». Отныне по 50 граммов в день полагалось также бойцам полковых и дивизионных резервов, стройбату, выполнявшему работы в зоне боевых действий, и даже раненым. Если врачи позволят, конечно. Так продолжалось до апреля 1943 года, когда ежедневная выдача водки снова была оставлена лишь «частям, ведущим наступление». Сразу же после Победы, в мае 1945-го, «наркомовские» были отменены полностью.
Стоит отметить, что «алкогольное довольствие» несколько отличалось по родам войск и даже разным местам. К примеру, на Закавказском фронте с учетом местной специфики водка была заменена вином: 200 граммами крепленого или 300 – сухого. Входило сухое вино и в рацион краснофлотцев-подводников. При этом у моряков существовало железное правило – или сам пей, или отказывайся, другому не передавай! Желавшим блюсти трезвость полагалась компенсация в 10 рублей за порцию спиртного. Неплохие деньги по тому времени.
Снабжение табаком подобных пертурбаций не переживало. С начала и до конца Великой Отечественной каждому бойцу в день полагалось 20 граммов махорки в день. Также на месяц выдавалось семь «книжек курительной бумаги» и три коробка спичек. Спичек (тем более в окопных условиях) категорически не хватало, и потому большинство курящих красноармейцев быстро обзаводились «катюшами» — самодельными зажигалками с кресалом и трутом. Делались эти шедевры фронтового народного промысла, как правило, из стреляных гильз. С бумагой тоже возникали проблемы, а потому в дело шла оставшаяся от политинформаций пресса.
Говорят, особой популярностью пользовалась «Красная звезда». Неплохи были также самокрутки из гитлеровских листовок, призывавших сдаваться в плен, благо забрасывали ими фрицы наши окопы более чем щедро. Вот только попадись такая бумажка на глаза особо бдительному особисту – и дело могло закончиться штрафбатом, а не перекуром. С табаком тоже случалось всякое – и перебои в подвозе, и просто отсутствие на складах. «Матрац моей бабушки», «Вырвиглаз», «Прикури фашисту» — так неистощимые на юмор красноармейцы называли «курительные смеси», приготовленные из того, что под руку попадет. Особенно говорящим является название «берклен» — смесь листьев березы и клена.
Примерно на уровне травяных суррогатов «ценили» наши бойцы трофейное немецкое курево: «Вонючее, а крепости никакой». А вот получаемый по ленд-лизу американский «Кэмел» без фильтра хвалили даже завзятые любители махры. Кто пробовал – поймет, почему… Как всегда, в лучшую сторону отличалось снабжение летчиков – им полагалось по 25 папирос или же 25 граммов табака ежедневно. Особой популярностью пользовался «Беломор», «Казбек» считался шиком для комсостава. Товарищ Сталин курил «Герцеговину Флор», кроша ее в свою знаменитую трубку.
С табачным довольствием, по сути дела, связано и появление в РККА сладостей. Изначально ничем таким наших воинов не баловали – ситуация была не та. Сахарком к чаю удалось разжиться – и то за счастье. По нормам его полагалось 35 граммов в день, но то по нормам. Такие вкусности, как сгущенка или шоколад доступны были разве что летчикам, да и то в сухом пайке. Но в августе 1942 года Наркоматом обороны было принято мудрое решение: отныне всем женщинам, находящимся в действующей армии и не желавшим травиться махоркой, вместо нее можно было получать по 200 граммов шоколада или 300 граммов конфет в месяц! Почин в войсках, как видно, восприняли на ура, поскольку уже через три месяца данное правило было распространено на всех бойцов и командиров Красной Армии независимо от пола. Не куришь? Держи вместо табака названное выше количество сладостей! Ну, или дополнительных 300 граммов сахара – тут уж как повезет.