Что кушали во время войны
«Если не было еды, то мы просто ничего не ели»: как питались на войне
© Фото: Livejournal / @masterok
Темы дня
В военные годы от воды, хлеба и табака напрямую зависел успех битвы. За рационом солдат следили, как могли. Но еды не хватало практически всегда. Рассказываем о нормах питания на войне, а также что об этом говорили ветераны.
Какой была дневная норма еды
В мае 1941 года советское правительство утвердило первые приказы о суточном довольствии военнослужащих. Они были сделаны наспех и не продуманы, поэтому через несколько месяцев их переделали. Государственный комитет обороны (ГКО) утвердил нормы 12 сентября 1941 года, Народный комиссариат обороны СССР – 22 сентября.
Военнослужащие делились на категории и питались по-разному. Например, красноармейцы и начальствующий состав боевых частей действующей армии в день должны были получать 800 грамм ржаного хлеба (в зимнее время – 900 грамм), 820 грамм овощей (картофель, капуста, морковь, свекла, лук, зелень), 170 грамм круп и макарон, 150 грамм мяса, 100 грамм рыбы, 50 грамм жиров, 35 грамм сахара, 30 грамм соли, 30 грамм сала, 20 грамм растительного масла, немного чая, лаврового листа, перца, уксуса.
В суточное довольствие также входили: 20 грамм махорки, спички (3 коробка в месяц) и курительная бумага (7 книжек в месяц). Женщинам-военным какое-то время выдавали дополнительно по 200 грамм шоколада или 300 грамм конфет в месяц, если они не курили.
Ближе к тылу для солдат организовывали двух- или трехразовое горячее питание. В особо опасных местах питались один раз в день. Туда горячую пищу доставляли в термосах ночью. По документам было так. По факту же люди ели реже, меньше и иногда спасались остатками воды.
Фото: pravoslavie.ru
Было хорошее
Основой питания людей был хлеб (80 % рациона). Приоритетом для тылочных хлебопекарен была армия. Если поставки хлеба задерживались, его выпекали прямо на передовой в напольных жаровнях.
Ржаная мука была дефицитом, поэтому для приготовления хлеба часто использовали ячменную муку. Такой хлеб получался вкусным, если приготавливался на закваске. Для выпечки также использовали обойную муку, которую смешивали с ячменной. Такой хлеб готовился дольше и был тверже.
Если муки не хватало, то хлеб пекли из картофеля и отрубей – назывался такой хлеб «ржевским». Картошка многим солдатам заменяла хлеб. «Наберем на первом попавшемся огороде картофеля и варим прямо в ведре, а потом садимся вокруг, как цыгане, и кушаем, кто руками, ножом, ложкой, а кто и просто палочкой», – вспоминал один из военнослужащих Красной армии.
На фронте часто варили похлебки из ингредиентов, оказавшихся под рукой. Популярным был гороховый суп с перловкой, поджаркой из лука и моркови, картофелем и тушенкой (если удавалось).
Березовая прослойка и сухой мох
Летчик-бомбардировщик Алексей Рапота рассказывал: «Кормили нас просто отлично. Отбивных в нашем рационе, конечно, не наблюдалось, но каши и супы были всегда. И там, и там мясо. Я вам больше скажу, мы за каждый вылет еще и деньги получали. И знаю, что и танкистов, и пехоту тоже кормили отменно.
Да, иногда случались перебои с подвозом пищи, но они ведь постоянно в движении. Бывало, и не успевала полевая кухня за ними, да и во время боя нет времени на кормежку. У нас в этом отношении было лучше».
Николай Васильев в интервью «Звезде» вспоминал, что после вторжения немецких войск его родная деревня была разрушена, как и мост, который соединял ее с большой землей. Чтобы выжить, люди рыли окопы и землянки. Он рассказывал: «Многие вспоминают, что во время войны питались по карточкам, а вот мы. Если не было еды, то мы просто ничего не ели. Порой удавалось найти березу, тогда мы питались березовой прослойкой, которая находится между деревом и его корой. Сушили, дробили и ели. Еще находили сухой мох, поливали его березовым соком, и у нас получались березовые конфетки.
Иногда немцы привозили боеприпасы на лошадях. И если лошадь задевало пулей, то они ее бросали. Это были те редкие моменты, когда нам удавалось урвать кусок мяса и сварить в ведре мясной бульон. Просто праздник! А когда не было лошадей, то мы вновь возвращались к березовой прослойке.
Так мы жили с 1941 по 1943 год. В 43-ем всю деревню выселили. Напихали в товарные вагоны людей, как селедку в бочки, и увезли в Латвию. В Риге сказали, что лагерь переполнен, и нас повезли дальше. Довезли до Литвы, там мы были переправлены в какой-то концлагерь.
Сколько мы пробыли в этом лагере, я не помню, но, в отличие от других лагерей, где нас держали, в этом нас хоть кормили. Я помню, что еду приносили в алюминиевых кружках. Как мне сказал мой сосед, это был бульон из вареного тунца. Самого тунца там, конечно же, не было. Но это все-таки была еда!»
Фото: Константин Долгановский / «Звезда»
100 грамм
С 10 января по март 1940 года военнослужащими РККА было выпито более 10 тонн водки и 8,8 тонны коньяка. В войсках появились термины: «наркомовские 100 грамм» (о водке) и «ворошиловский паек» (о сале).
Во время Великой Отечественной войны нормы выдачи алкоголя менялись несколько раз. Первое постановление ГКО вышло 22 августа 1941 года: «Установить, начиная с 1 сентября 1941 года, выдачу 40-градусной водки в количестве 100 грамм в день на человека красноармейцу и начальствующему составу войск первой линии действующей армии». Через пару дней вышел уточняющий приказ «О выдаче военнослужащим передовой линии действующей армии водки по 100 граммов в день». В нем говорилось, что боевые летчики и инженерно-технический состав аэродромов должны получать водку в тех же объемах, что и бойцы Красной армии, сражавшиеся на передовой.
С 6 июня 1942 года новым постановлением Сталина массовая выдача водки в Красной армии была прекращена. Ее получали лишь военнослужащие, участвующие в наступательных операциях. Остальные – по праздникам.
С ноября 1942 года 100 грамм водки снова начали выдавать тем, кто участвовал в боевых действиях на передовой. 50 грамм водки выдавали резервным войскам и бойцам военно-строительных частей (стройбата), работавшим под огнем противника, и раненым. На Закавказском фронте вместо 100 грамм водки выдавали по 200 грамм портвейна или по 300 грамм сухого вина.
30 апреля 1943 года вышло новое постановление ГКО «О порядке выдачи водки войскам действующей армии». Согласно документу, 1 мая выдача водки личному составку была прекращена. 100 грамм полагались только бойцам передовой, участвующим в наступательных операциях, остальным – в дни праздников. После Курской битвы, в конце августа 1943 года, водку впервые стали получать части НКВД и железнодорожные войска.
Отмена выдачи водки в армии произошла в мае 1945 года после победы над Германией. Кстати, на фронт обычно привозили спирт, а не водку. Старшины сами доводили его до нужных процентов.
Фото: diary.ru
«Для храбрости, как полагается»
Федор Ильченко, арестовавший фельдмаршала Фридриха Паулюса, во время Сталинградской битвы был в звании старшего лейтенанта. Он вспоминал: «Без спиртного невозможно было победить. мороз. Фронтовые 100 грамм стали дороже снарядов и спасали солдат от обморожения, так как многие ночи они проводили в чистом поле на голой земле. »
Режиссер Григорий Чухрай, награжденный орденом Отечественной войны 2-й степени, рассказывал: «Нам в десанте давали эти пресловутые „сто грамм“, но я их не пил, а отдавал своим друзьям. Однажды в самом начале войны мы крепко выпили, и из-за этого были большие потери. Тогда я и дал себе зарок не пить до конца войны».
Гвардии сержант Владимир Трунин, прошедший всю войну, вспоминал, что экипажи танковых частей никогда не пили и не курили. Он пояснял: «На днище танка два слоя кассет со снарядами, справа стоят двадцать бронебойных, в башне справа – пять шрапнельных, слева – пять подкалиберных. Когда работает дизель и температура масляных баков +130 градусов, он парит. Вот если ты там закуришь и этот масляный туман хлопнет, то ведь никого в живых не останется. Поэтому мы привыкли с первого дня, что никто не курил, потому что и люки открыть нельзя было часов по 12. Так что курить – никто не курил. И никогда никто не пил.
Если ты выпьешь сто грамм, наступает чувство бодрости, легкости, расторможенности. Но зато уже перекрестие прицела ты не наведешь, он у тебя ездит. Нужно и обстановку видеть кругом, все цели. Если ты все не видишь, то ты не знаешь, кто опаснее, куда бить. Чтобы ты всегда был наготове, в любую секунду, ты не должен употреблять ничего, никаких вредностей».
По словам Трунина, водку давали только в стрелковых частях, и случалось это редко. Солдаты часто от водки отказывались, либо обменивали ее на что-то другое.
Фото: ТВЦ
Поваров на войне ценили
Работа повара в военное время была очень уважаемой, а наряды на кухню порой становились пределом мечтаний для солдат. Военно-полевая кухня кормила не только солдат, но и гражданских – для некоторых это была единственная возможность получить хоть какую-то еду.
Многие ветераны войны признавались, что такой вкусной каши, как на войне, они не ели больше никогда.
«Продукты доставал помощник командира батальона по продовольственному обеспечению. Он их откуда-то привозил на грузовике. Распределял по ротам, а у меня была запряженная лошадью полевая кухня с тремя котлами.
На фронте под Яссами мы несколько месяцев сидели в обороне, и кухня стояла укрытой в лощине. Также три котла: первое, второе и в третьем горячая вода. Но кипяток никто не брал. Мы прорыли с передовой трехкилометровые траншеи к этой кухне. Этими траншеями ходили.
Нельзя было высовываться, немцы чуть только увидели каску, как тут же били по нам снарядами и минами. Не давали возможности высунуться. Я никогда в ту кухню не ходил, а только отправлял солдат», – вспоминал пехотинец Павел Гнатков.
Иногда советским солдатам попадались продуктовые трофеи. Например, завладев полевой кухней румын, солдаты могли отведать мамалыги. Случалось, что немецкие пилоты промахивались, когда доставляли продукты вермахту, и паек попадал в руки солдат Красной армии. Там встречался гороховый концентрат, мед со сливочным маслом, колбаса, шоколад.
В основном пища на передовой не отличалась оригинальностью: не было ни приправ, ни времени, ни возможности изощренно готовить. Однако благодаря сноровке и хитрости люди из обычных ингредиентов, соли и перца создавали необычные и порой очень вкусные сочетания. Многие из них любимы нами и сейчас.
Война войной, а обед по расписанию. Кухня Великой Отечественной
Продуктовые нормы
Естественно, с ростом чина военнослужащего его довольствие становилось калорийнее и разнообразнее. Но ненамного: ежесуточные 40 г масла (сало), 20 г печенья и 50 г рыбных консервов были добавками к солдатскому рациону офицеров. Высшее командование питалось порой вне норм: на столах можно было встретить колбасы, балык и дорогой алкоголь.
Одной из причин того, почему бойцы нестроевых, караульных и запасных частей рвались на фронт, было слабое питание. В сутки 75 г мяса, 150 г хлеба, 50 г круп и макарон и всего по 10 г жиров и сахара полагалось бойцам, не участвующим в военных действиях. В караульных подразделениях норма калорийности едва дотягивала до 2650 ккал при минимальной величине в 2600 ккал. Тяжело приходилось курсантам военных училищ – молодой организм требовал большие нормы питания, что обрекало будущих офицеров на полуголодное существование.
Но питание военнослужащих не шло ни в какое сравнение с продовольственным снабжением гражданских. От голода и болезней, связанных с недоеданием, за годы войны в тылу погибло не менее 4 млн. человек. Во многом это стало причиной неготовности экономики страны к войне. Немцы в первые же месяцы захватили или уничтожили до 70% запасов продовольствия западной части СССР, а мобилизация мужчин из сельскохозяйственных регионов страны усугубила военные потери. В 1942 году в сравнении с последним довоенным годом на 70% рухнул сбор зерна и картофеля, а сахарной свеклы собрали всего 2 млн. тонн вместо 18 млн. в 1940 году.
Суровая реальность
Речь выше шла о теоретических расчетах питательности продуктового пайка, которые порой имели отдаленную связь с реальностью. Все зависело от множества факторов: где находится полевая кухня, где находится фронт, вовремя ли подоспели продукты, кто из снабженцев и сколько своровал. В идеальной ситуации горячим кормили два раза: утром, еще до рассвета, и вечером, когда солнце зашло за горизонт. Все остальное время солдат питался хлебом и консервами.
Что же из себя представлял двухразовый горячий рацион бойца Красной армии? Обычно повар отправлял в котел все, что было под рукой, получая на выходе или кулеш, представляющий из себя жидкую кашу с мясом, или густую овощную похлебку. Стоит помнить, что редко удавалось позавтракать (поужинать) около полевой кухни – обычно питание доставлялось в термосах в окопы на передовой. Хорошо, если пищу успевали доставить, пока она не остыла, нередко в наступлении кухня отставала от атакующих частей. И не стоит думать, что поварам было тепло, сухо и комфортно в тылу. Так, в сентябре 1943 года атакующие подразделения 155-й дивизии переправились через Днепр, а кухня осталась на противоположном берегу. Пришлось под немецким обстрелом на лодках перебрасывать термосы с горячим питанием.
Голод не обходил стороной даже фронтовые части Красной Армии. Так, зимой 1942 года на Ленинградском фронте сложилась самая тяжелая ситуация – бойцам выдавали всего 500 г хлеба и 125 г мяса, а «тыловики» вообще ограничивались 300 г и 50 г соответственно. Только весной 43-го удалось создать продуктовый резерв и наладить выдачу продовольствия в соответствии с нормативами. Солдаты умирали от голода не только на подступах к Ленинграду. 279-я стрелковая дивизия потеряла в ноябре 1942 года 25 человек от недоедания, а несколько десятков слегли с дистрофией. Появилась в Красной армии и давно забытые напасти – цинга и куриная слепота. Причиной стала хроническая нехватка заготовленных в 1942 году фруктов и овощей.
— свидетельствует Даниил Гранин во фронтовых воспоминаниях.
Со временем страна смогла обеспечить бесперебойные поставки полноценных продуктов в воюющую армию. Для этого расширили посевы на Поволжье, в Казахстане и на Южном Урале, организовали производство пищевых концентратов, а с возвращением Украины ситуация совсем исправилась. Неплохо также помогали союзники со своим «вторым фронтом».
— приводит свидетельства фронтовиков российский еженедельник «Профиль» в связи с ещё одной напастью армии – воровством.
В отчетах о проверках полевых кухонь писали:
А случаи раскрытого хищения политкорректно называли «несоветским отношением к сохранению и расходованию продовольствия». Несмотря на угрозу понижения в должности ответственных за питание или даже возможность попасть под трибунал, солдаты до конца войны страдали от подобного «несоветского отношения». И с радостью встречали сухой паёк с сухарями, колбасой, консервами, сушеной рыбой и заваркой. Здесь открывались широкие возможности обмена на табак, сахар, нехитрые трофеи и даже предметы амуниции.
Не хлебом единым…
Развенчать легенду о фронтовых 100 г водки необходимо было давно. Вопреки сложившемуся мифу, наливали не до боя, а после с целью снять стресс и дать возможность помянуть погибших. Да и потчевали бойцов всего-то с 1 сентября 1941 года по 15 мая 1942 года, а позже норму увеличили до 200 г, но только для самых храбрых в бою. К началу 1943 году водка осталась только в частях, занятых в наступлении. Остальные такой роскоши лишились. Пить, конечно, не перестали, но потребление значительно снизилось. Теперь рядовому приходилось идти на хитрости, модифицируя технический спирт или даже антифриз с помощью фильтров от противогазов или других приемов. А флоту в это время выдавали ежедневную порцию вина…
А вот с курением было всего гораздо стабильнее и прозрачнее. Махорка выдавалась по 20 г в руки каждый день, а ежемесячно полагалось 7 курительных книжек на самокрутки с 3 коробками спичек. Безусловно, такого объема не хватало страстным любителям подымить (это, кроме всего, притупляло голод), поэтому в ход шел обмен, а самые отчаянные даже курили сушеный навоз. Надо отметить, что военное руководство все-таки старалось снизить процент курящих в армии и предлагало взамен махорки конфеты с шоколадом.
В сравнении с солдатами вермахта, которые получали сходный по калорийности рацион, но более разнообразный, советский солдат оказался в выгодном положении. Немцы и перед войной, и во время её жили гораздо лучше советских граждан и старались не выходить из зоны комфорта даже на фронте. Отсюда и голландский сыр в пайке, и сигареты, и шоколад, и сардины в масле. Однако суровые условия Восточного фронта показали, что гораздо более выносливый и неприхотливый советский воин, к тому обладающий недюжинной смекалкой, на голову превосходит оппонента из вермахта.
«Истории простой еды»: Что ели в Великую Отечественную войну?
Журналист Фаина Османова и писатель Дмитрий Стахов и раньше были известны как историки быта, авторы книги «Истории простых вещей». Теперь они сосредоточились на одной «простой вещи» — еде. Их новая книга — собрание рассказов о привычных продуктах питания и блюдах. Здесь читатель может узнать разницу между студнем и холодцом, о религиозных запретах на шоколад и о регулировании цен на алкоголь в древнем Вавилоне.
«Русская планета» публикует отрывок из книги Фаины Османовой и Дмитрия Стахова «Истории простой еды» издательства «ЛомоносовЪ», посвященный повседневной пище советских граждан во время Второй мировой войны.
Голод меняет человека
Владимир Войнович в автобиографической книге «Автопортрет» вспоминает вкус блинчиков из картофельных очисток. В самом начале войны, в эвакуации, не было для него ничего прекраснее. Но прошло совсем немного времени, и в начале 1944 года, когда с продуктами стало лучше, будущий автор Чонкина попросил свою маму приготовить такие блинчики: «Я взял блинчик, откусил — и выплюнул. Отвратительнее этого я ничего никогда не пробовал. Кроме разве вареного сала».
Люди, испытавшие настоящий голод, так же отличаются от никогда всерьез не голодавших, как воевавшие на фронте от проведших войну в тылу. Или вообще не испытавшие на себе что такое — война. Голод меняет человека. Иногда — полностью, принципиально. В том числе — внешне: например, пережившие ленинградскую блокаду времен Великой Отечественной войны, особенно те, кто в эти годы был ребенком или подростком, навсегда сохранили голодный рисунок скул, особенные, только блокадникам присущие складки у губ.
К тому же у человека времен фастфуда, интернета и тому подобное отсутствует память на голод. Генетическая, социальная. Ведь те, кто попал в голодные годы Великой Отечественной войны во взрослом возрасте, не понаслышке знали, что такое голод начала двадцатых, начала тридцатых, что такое карточная система, отмененная в СССР в 1935-м. Голод для них был, если так можно выразиться, рядом.
И действительно — чтобы увидеть его следы, достаточно вглядеться в фотографии тех лет. Худые в большинстве своем лица. Пережившие голод в массе своей так и не смогли набрать вес, остались субтильными. Или же сохранили в своем облике какую-то черту, сближающую их с блокадниками и свидетельствующую о пережитом — голод не проходит бесследно! — голоде. Например, тонкую шею при в общем-то крепкой, спортивной фигуре. Да и обидное словечко «жиртрест» — из тех же времен: «жиртрестов» было мало, раскормленных среди них и того меньше.
Опыт и память очень часто оказывают вспоминающему медвежью услугу: то, что когда-то, как это описано у Владимира Войновича, имело вкус нектара и амброзии, на самом деле настоящая гадость. Так и давно покойная тетушка автора этих строк, врач-психиатр, ученица Бехтерева, вспоминала, как в самые голодные дни ленинградской блокады она с сестрой варила бульон из пойманных и ловко освежеванных крыс. Тем, кто не знает, сообщу, что по запаху и цвету, а тетушка утверждала, что и по вкусу, крысиный бульон очень напоминает куриный. Аромат распространялся из комнаты сестер по всей коммунальной квартире, достигал ноздрей выживших соседей, и те были очень обижены, что Катя и Ева не поделились курочкой с ними: соседи же делились последним, там жили как одна семья, и даже страшные испытания не поколебали подлинного благородного питерского духа.
Через много-много лет тетя Катя, рассказывая про блокаду, пела «частушку»: «Дамочки! Не мойте ваши рамочки! Ешьте лучше бобы, готовьте скорее гробы!» Текст «частушки» сбрасывали на листовках с воздуха немцы, увидевшие, что весной ленинградцы затеяли мытье окон. И вспоминая о том, что никаких бобов у них той весной давно уже не осталось, говорила о запомненном навечно вкусе крысиного мяса: «Самым вкусным в моей жизни были пирожные в варшавской кондитерской году в 13-м, перед Второй Отечественной (для тетушки Отечественных войн было три, первая, понятное дело — 1812 года), и эти крысы. Крысы дали возможность выжить, пирожные дали ориентир — для чего…»
Хлеб по карточкам
К слову, в Ленинграде карточки были введены еще до начала блокады, 18 июля 1941 года, норма составляла 800 граммов хлеба, но уже в сентябре нормы были снижены: рабочим и инженерно-техническим работникам — по 600 граммов, служащим — по 400 граммов, детям и иждивенцам — по 300 граммов. Последующие снижения довели дневную норму рабочих до 250 граммов, всем остальным — 125 граммов, что привело к резкому скачку смертности (за декабрь 1941 года умерло около 50 тысяч человек), но к весне нормы были повышены до 350 граммов рабочим и до 200 граммов остальным жителям города. Хлеб того времени именовался «суррогатным» и состоял на 50 процентов из дефектной ржаной муки, на 15 процентов из целлюлозы, на 10 процентов из солода и столько же жмыха, на 5 процентов из отрубей и соевой муки…
…По рассказам очевидца, пережившего оккупацию во Львове, немецкие власти выдавали населению, при условии регистрации и получения аусвайса с обязательной фотографией, карточки и талоны на продукты. По ним можно было получить в день 350 граммов хлеба со жмыхом, 50 граммов маргарина, 50 граммов сахара или сахарозаменителя, 450 граммов картошки, обычно — мерзлой, 250 граммов перловой крупы или столько же фасоли. Картошку жарили без масла, с кожурой, обычно натерев на терке, фасоль варили и ели, если доставали ржаную муку, с клецками. Собирали крапиву, щавель, одуванчики, клевер, заячью капусту. Объедали розовые кусты, цветы акации, чай заваривали в лучшем случае из шиповника, в худшем — из сушеной моркови, кофе — из цикория. Все остальное или покупалось на рейхсмарки (у кого они были, кто имел работу и получал за нее реальные деньги), или обменивалось на черном рынке, где можно было найти все что угодно, вплоть до американских, в конце оккупации, сигарет. Тем, кто жил ближе к окраине города, жизнь облегчали огороды, но постоянно ощущался дефицит инвентаря: обладатель лопаты считался очень богатым человеком, так как сдавал лопату в аренду и получал плату свеклой, луком, редиской. Кстати, ботва от редиски (от свеклы и сейчас входит в рецепты многих салатов в высокой кухне) обязательно ошпаривалась и съедалась.
У многих, особенно у тех, кто жил возле аэродрома, квартировали немецкие офицеры, которые иногда отдавали своим «хозяевам» (никакой платы за постой не полагалось) кусочки шоколада, остатки шнапса в бутылке, кусочки сухой и очень твердой колбасы. Врач, живший в одной из квартир, приносил из госпиталя лекарства и перевязочные материалы. Польские партизаны, воевавшие с бандеровцами и немцами, узнав про такого постояльца, просили все больше и больше лекарств и перевязочных материалов, и врач, несомненно догадывавшийся, куда идут бинты и сульфаниламиды, тем не менее, просьбы почти все выполнял…
В СССР карточки были введены с августа 41-го, но в Москве — 16 июля, когда отдел торговли Моссовета подписал распоряжение №289 «О введении карточек на некоторые продукты и промтовары в городе Москва». За четыре дня до первой бомбежки.
После начала войны трудности с продуктами начали ощущаться сразу. Пропали масло, сыр, мясо. В Москве карточки выдавались по месту прописки, работы или учебы. Из продуктов питания карточки вводились на хлеб, крупу, сахар, масло, мясо, рыбу, кондитерские изделия, из промтоваров — на мыло, обувь, ткани, швейные, трикотажные и чулочно-носочные товары. Нормы снабжения устанавливались в зависимости от наличия (с учетом производства) тех или иных товаров и были дифференцированы по группам населения: 1) рабочие и приравненные к ним, 2) служащие и приравненные к ним, 3) иждивенцы, 4) дети до 12 лет. Рабочие карточки выдавались в зависимости от характера и важности выполняемой работы. Но были и исключения. Попав в категорию «ударников» и «стахановцев», можно было получить дополнительные талоны. Их также получали рабочие горячих цехов, доноры, больные и беременные женщины.
Продержаться в эвакуации
Те, кто уехал из Москвы в эвакуацию, рассказывали, как получали такую норму, как и остающиеся, но им выдавали и специальные «рейсовые» карточки (их выдавали также и командировочным), по которым можно было получить продукты по пути следования. Главным богатством был, конечно, хлеб. А вот приехав из голода в относительно сытное место, эвакуированные оказывались в другом мире. Так, базары в Алма-Ате ломились. Но продавцы предпочитали натуральный обмен, а у эвакуированных вещи, годящиеся на это, быстро закончились.
Алма-Ата недаром переводится как «дедушка яблок». Яблочные сады после появления огромной массы эвакуированных подвергались самым настоящим набегам. Не привыкшие к такому количеству яблок, «воришки» страдали от расстройства желудка. Сторожа гонялись за ними, заставляя вернуть похищенное, но, бывало, глядя на жалкие, дрожащие от голода фигурки, разрешали уйти с яблоками, говоря: «Приходите еще, только не воруйте, не ломайте ветки, а попросите. Мы — дадим!»
Студенты эвакуированных институтов питались в столовых, где на входе надо было сдать пропуск, получить ложку и талон, по которому на обед выдавали суп-затируху из муки с несколькими каплями хлопкового масла и кусок хлеба. Облизанную ложку возвращали и получали пропуск обратно. Хорошо умевшие рисовать студенты Архитектурного и чертить — Авиационного институтов занимались подделкой талонов, и нередко можно было увидеть кого-то, кто быстро-быстро ел суп сразу из нескольких тарелок. Основным лакомством были пончики из пшеничной муки второго сорта с патокой из сахарной свеклы, в изобилии произраставшей в этом регионе.
Те же, кто работал на оборонных предприятиях, помимо «рабочих карточек», имели право на дополнительный обед по специальному талону. Главным в этом обеде были 200 граммов хлеба, а так летом — щи из крапивы со свекольной ботвой, овсяная каша, зимой — овсяные каша и суп. Самым трудным было донести дополнительный обед после работы домой, детям, тем родственникам, кто не был счастливым обладателем «рабочей карточки». Тут требовались плотно закрывающиеся судки, кастрюльки. Некоторые умельцы делали судки из отходов производства. Пойманный мастером один из пятнадцатилетних рабочих должен был за изготовление таких судков пойти под суд, но особист, увидев этого рабочего, стоящего перед станком на табуретке, пожалел нарушителя трудового кодекса и ограничился конфискацией уже сделанных судков.
Когда в конце 1943 года институты начали возвращать в Москву, на дорогу выдавали кусок топленого масла и буханку серого хлеба. Продержаться на этом всю дорогу было невозможно, и студенты пробавлялись, кто как может. Наиболее ушлые покупали в районе Аральского, тогда еще — существовавшего, моря соль и продавали ее в европейской части, за Волгой. Или меняли на сало, хлеб. Меню в московских столовых не отличалось разнообразием и состояло обычно из крапивных щей и биточков из дрожжей.
Оставшиеся в Москве добывали деньги продажей книг, собирали картошку в подмосковных колхозах при условии десять мешков колхозу, одиннадцатый — тебе. Мешки были огромные, собрать десять удавалось, работая от зари до зари, далеко не всем, но главное было — дотащить одиннадцатый, свой, до станции. Однажды во время сбора картошки мальчишки из одной московской школы украли гуся, сунули его в мешок, засыпали картошкой, привезли как свой одиннадцатый в Москву. Гусь, однако, в мешке не помер, а будучи освобожденным, устроил в коридоре коммунальной московской квартиры настоящий «бой гусей», пока не упокоился со свернутой одноногим инвалидом войны шеей…
Подспорьем стали продукты, поступавшие по ленд-лизу: в первую очередь — тушенка, лярд (топленый нутряной свиной жир), яичный порошок, галеты, мармелад, сигареты. После окончания войны в Москве была открыта база Особторга, на которую поступали вещи и товары из Германии по репарации. Добыть талон на эту базу было огромным счастьем, в основном полученное по талону продавалось на Центральном рынке, вырученные деньги тратились в коммерческих магазинах. Особым шиком было угостить девушку мороженым эскимо, которое продавалось без карточек, на деньги.
Карточки были отменены постановлением Совета министров и ЦК ВКП(б) от 14 декабря 1947 года. На следующий день после их отмены в буфете Архитектурного института появились городские (тогда — «французские») булки со сливочным маслом и красной икрой и сосиски с зеленым горошком.
Порция для солдата
Продовольственное довольствие и снабжение воюющих сторон, Красной армии и вермахта — отдельная, глубокая и интересная тема. На фронтах, в полевых кухнях, обычно не готовили драники. Однако разница в довольствии солдат противоборствующих армий добавляет важные штрихи к, так сказать, «продовольственной» картине войны. Нормы суточного довольствия для немецкой армии были практически по всем пунктам выше, чем для советской. Например, мяса советский солдат в составе боевых частей должен был получать 150 граммов в сутки, немецкий — на сто граммов больше, картофеля в вермахте выдавали из расчета килограмм на одного солдата, в советской армии — полкило.
Кроме того, в вермахте была жесткая система из так называемого неприкосновенного рациона и «железной порции». Неприкосновенный рацион состоял из твердых сухарей (250 граммов), супового концентрата, консервированной колбасы и натурального молотого кофе, а «железная порция», хранившаяся в специальной «сухарной сумке», состояла из банки мясных консервов и пакета твердых сухарей, и ее разрешалось съесть только по приказу командира.