фалес учение о воде
Учение Фалеса
Вся философия Фалеса уцелела в истории в двух положениях: первое – о том, что всё полно душ; второе, что «начало всего есть вода».
Фалес вода
Согласно Фалесу, жизнь связана с влагой: «зёрна всего сущего имеют влажную природу». Вечно текучая вода – это живая субстанция природы, питающая и рождающая из себя всё, носящая на себе землю, из которой образуются и растут все твари. Более того, в своих выводах Фалес идёт дальше, допуская, что не только живое, но даже и огонь солнца питается влажными испарениями. Неизменная и вместе с тем живая текучесть, сама в себе переливающаяся первоначальная влага обнимает собою всё мироздание; служа источником плодотворной, животворящей небесной воды, она является началом и неотъемлемым свойством всего существующего.
Важным условием, в связи с которым возникает соображение признать стихию воды первовеществом мира, надо полагать, служит то обстоятельство, что вода – жидкая материя. У жидкости есть важнейшее качество – изменчивость, т.е. способность принимать любую форму, твердеть и испаряться, переходить в различные агрегатные состояния. Таким образом, можно теоретически представить себе мир, устроенный из жидкой материи.
Фалес полагает воду как изначально бесформенное начало. Это значит, что она есть некая простая всеобщая сущность, предшествующая всему множеству конечных форм бытия и определяющая чувственную достоверность вещественного мира. Таким образом, многообразие вещей и явлений сводится Фалесом к единству, которое носит всеобщий характер: все яв-ления переходят друг в друга, возникая и уничтожаясь, при этом одна сущность действительна во всём: она – то, что есть, то, из чего всё возникает, из чего всё состоит (или без чего ничто не может существовать), то, во что всё разрешается.
Следует заметить, что такая субстанциальная всеобщность воды носит у Фалеса чисто умозрительный, т.е. сверхчувственный характер. В чувственной достоверности каждая вещь имеет значение в своей единичности: чувственная вода не всеобща, так как наряду с нею есть огонь, воздух, земля.
Ученики Фалеса
Фалес сделал значительный шаг по пути поиска первоначала и формированию философского образа мира. Его дело было продолжено учениками – Анаксимандром и Анаксименом.
Фалес учение о воде
ОГЛАВЛЕHИЕ >>>
II.
СИМВОЛИЧЕСКИ-МИФОЛОГИЧЕСКИЕ ЧЕРТЫ В ДОСОКРАТОВСКОЙ ФИЛОСОФИИ
I. ФАЛЕС
1. ВСТУПЛЕНИЕ
Мы в преддверии замечательного зрелища эллинской философии. Обессиленные и затрудненные множеством предрассудков времени и истории, мы давно уже разучились понимать истинный смысл и подлинную глубину античного мышления. Еще сильны рационалистические и метафизические навыки, унаследованные от давних времен; еще трудно отказаться от уютных схем рассудочных построений даже при изучении закончившихся, древних эпох. И несмотря на осторожность, проявляемую теперь многими исследователями при оперировании с такими терминами, как «материализм», «спиритуализм», «идеализм», «сенсуализм» и т.д., все-таки остается еще масса неточностей и натяжек в формулировках древнегреческих философских учений, остается еще бездна непонимания и игнорирования иногда принципиально-существенных их сторон.
Еще и теперь часто излагают древнейший период греческой мысли исключительно с точки зрения принципиально- научной. Думают, что Фалес, Анаксимандр и Анаксимен суть ученые, плохо применявшие индуктивные методы и потому не давшие истинно-научных построений. Можно не приводить в пример какого-нибудь Вилльяма Уэвелля, который в тридцатых годах XIX в. искал у древних философов индуктивный метод и нашел только произвольно принятые понятия, «хотя и более отвлеченные и широкие, чем те, с какими люди знакомы практически, но не менее неопределенные и темные». 1 Однако при скудости общего воззрения даже и Уэвелль все-таки чувствует, что здесь не просто сумма случайных ассоциаций и аналогий, но некое закономерное употребление разума, хотя формулирует это поразительно безвкусно и абсолютно неверно: «Они должны были бы извлечь ясные основные идеи из вещественного мира посредством индуктивных актов мысли; но они только выводили посредством дедукции следствия из того или другого знакомого им представления». 2 Но нечего брать Уэвелля. Еще и теперь мы можем читать, что у греков «новое стремление отличается от предшествовавших мистических космогоний тем, что носит рационалистический характер»» что «пред ионийскими мыслителями мог рисоваться лишь один идеал: построить свое мировоззрение на фактах опыта при помощи очевидных выводов рассудка», что «космологические гипотезы возникли из неполных, неправильных или ложно истолкованных наблюдений при помощи смелых обобщений и умозаключений по аналогии». 3 Мало того. Специальное исследование П.Таннери все построено на предположении, что «до Платона почти все мыслители Эллады были не философами, в современном смысле этого слова, но физиологами, как тогда говорили, т.е. учеными». 4
Раз навсегда необходимо отбросить эту искажающую точку зрения, которая видит везде в греческой философии только научные методы и их несовершенство. Необходимо постоянно помнить, что новоевропейская наука, основные теоретические формулировки которой мы находим у Декарта, Канта и в неокантианстве, содержит в себе совершенно непонятные с греческой точки зрения механистические и рационалистические моменты, что греческой мысли по самому существу противоречит та условная, отвлеченная, отъединенно и внежизненно созерцаемая система схем и методов, которая именуется у нас наукой. Переводя древнегреческое мышление на новоевропейский язык и заранее будучи уверены, что такой перевод возможен до последней глубины и конца, мы противоестественно стираем всякую грань между двумя столь различными культурами и не считаемся с подлинным и неповторимым ликом каждой из них. Есть в греческой философии нечто неповторимое, раз данное и умершее мироощущение и богочувствие; и не механической науке новой Европы понять его и вместить в свои рассудочные схемы. Греческая мысль никогда не была наукой в нашем смысле этого слова. Какие бы ценные наблюдения с эмпирически-индуктивной точки зрения там ни производились, как бы ни уверял нас Диоген Лаэрций, что Фалес предсказал солнечное затмение и солнцестояние, открыл годовое движение солнца и первый сказал, что величина солнца составляет 1/720-ю часть круга, им проходимого, что тридцатый день есть последний день месяца, 5 все это, даже если и решиться вместе с доксографами считать Фалеса каким-то универсальным астрономом и физиком, ни на одну минуту не имело для греков такого значения, какое имеет для нас подобное же, чисто временнóе научное обобщение. Это могло иметь религиозный, мистический, философский, какой угодно, наконец, смысл, но только не смысл «закона природы», отвлеченно усвоенного и «эмпирически» найденного.
Не есть греческое мышление, а в частности и ионийская физиология, также и религия. Оно вообще далеко от дифференцированных форм религиозной мысли и жизни. И как бы ни сближать эти две сферы внутреннего бытия древнего грека, все же только предрассудок может утверждать, что философия у греков не вышла за пределы религиозных постижений. Э.Роде 6 даже прямо утверждал, что эти две стихии шли у греков параллельно, не соприкасаясь интимно и не мешая друг другу. С.Трубецкой 7 считает философию греков как бы особым фазисом развития их религиозных идей; однако и он, уже в применении к Фалесу, дает характеристику, совсем несходную с прежними космогоническими концепциями греков. Если наука не может выразить всего греческого мышления благодаря своему систематизму и индуктивному формализму, то религия уже по одному тому не покрывает философии у греков, что вся она порыв к единой концепции, вся она славословие разуму и его мистическим тайнам, в то время как религия бесконечная по глубине и широте, неограниченная по пестроте индивидуальных проявлений жизнь духа.
Наука статична и холодна; она послушествует законченному и механическому, пространственно-временнóму миру; она его отвлеченная копия и аналитически продуманная картина. И в этом ее отличие от жизни, которая не отражает косную картину мира, но есть творчество нового, самостоятельного по отношению к природе мира. Религия есть творческое преображение косного материального мира, жертвенное его спасение и претворение, жизнью и подвигом данное общение с Тайною. И в этом ее отличие от философии, которая есть не встреча с Тайною в плоти и крови жизненного подвига и дела, но встреча с Нею в понятии, в творчески растущем Понятии.
Итак, дорийская диалектика и ионийская физиология не есть ни наука, ни религия, хотя и несомненно, что в перспективе двух с половиной тысяч лет современный исследователь ясно видит, чтó из этой философии вошло в историю европейской науки и в чем историческое преемство и связь этой физиологии с греческой религией. Не нужно только забывать, что, как бы ни связывать новую науку с греческой, там, в Греции, простая таблица умножения не имела даже приблизительно такого значения, какое имеет теперь.
2. «ВОДА» ФАЛЕСА
Но что же это за мышление? Всмотримся в его туманные дали.
Первая мысль, поражающая нас в Фалесе (и притом наиболее достоверная), это утверждение, что «все происходит из воды». Уже этого одного достаточно, чтобы видеть здесь не индукцию, а нечто совершенно иное, какой-то другой, своеобразный метод мышления и созерцания. Надо самому быть лишенным всякого иного разумения, кроме чисто аналогического и случайно-ассоциативного, чтобы увидеть это последнее в Фалесе. Здесь небывалый полет мысли и фантазии, интуитивное сведение хаоса вещей и предметов, событий и переживаний в одно всеединство, мистическая формула разбросанного и пестрого мира. Прекрасно говорит С.Трубецкой вместе с Гегелем о великой смелости того мыслителя, который впервые дерзнул «отвергнуть полноту естественного природного явления и свести его к одной простой субстанции, как к пребывающему нечто, невозникающему и неуничтожающемуся, между тем как и самые боги многообразны, изменчивы, обладают теогонией». 8
Ор.Новицкий в своей замечательной книге по истории античной философии пишет: 9 «Надлежало иметь необыкновенную смелость духа, чтобы вопреки религиозному убеждению, веками вкоренившемуся в греческом народе, свесть все разнообразие вещей к одной субстанции и ее одну признать несменяемой среди беспрерывных изменений всего мира, признать тогда, когда и боги имели свою феогонию, когда и они были разновидны и переменчивы; само это признание единства начала было в тогдашнее время подвигом ума гениального». Но еще лучше сказано у Ницше. 10
«Стоит посмотреть, пишет Ницше, как деспотически распоряжается такая вера со всякой эмпирикой: именно на Фалесе можно изучить, как поступала философия всех времен, когда, устремляясь к своей волшебно-пленительной цели, она оставляла позади и внизу тернии опыта. На легких опорах она скачет вперед; надежда и чаяния окрыляют ее ноги. Тяжело пыхтит идущий за нею следом расчетливый разум, отыскивая более прочные опоры, чтобы и самому достигнуть той манящей цели, которой уже достигла его божественная спутница. Кажется, что перед нами два странника у лесного ручья, увлекающего в своем течении камни: один, легко ступая, перебегает через него по камням, не обращая внимания на то, что они сразу после его прикосновения погружаются вглубь. Другой тем временем стоит беспомощно: он прежде должен выстроить стойкие основания, которые вынесли бы его тяжелую, обдуманную поступь; но это иногда не удается, и тогда уж никакая сила не поможет ему перейти через ручей. Итак, что же так быстро приводит к цели философскую мысль? Отличается ли она от все рассчитывающего и размеривающего мышления только тем, что быстрее пролетает большие пространства? Нет, чуждая, нелогическая сила двигает ее ногами фантазия. Поднятая ею философская мысль порхает дальше от одной возможности к другой, принимая их временно за истины; иногда она их схватывает даже на лету. Гениальное предчувствие указывает ей их; она издали угадывает, где именно находятся доказуемые истины. Особенно же могущественна сила фантазии в молниеносном схватывании и освещении подобия; позднее рефлексия приносит масштабы и шаблоны и стремится заменить подобия равенствами, сосуществования причинностью. Но даже если бы это никогда не было возможным, даже в положении Фалеса недоказуемая философия имеет еще одну ценность: пусть даже падут последние опоры, когда логика и строгая эмпирия захотят перейти к положению «все вода», кое-что останется и после того, как разобьется вдребезги все научное построение: в этом-то остатке лежат и сила, влекущая вперед, и надежда на будущую плодотворность».
Тем смешнее пошловатый взгляд Аристотеля на происхождение философии Фалеса, сводящий (предположительно) всю мистику на «наблюдение, что все существа питаются влажной пищей и что даже самая теплота возникает из влаги и ею сохраняется», что «семена всех вещей по своей природе влажны» и т.д. 11 Указывая на предположительность, с которой Аристотель высказывает этот взгляд, Целлер пишет: «Тем менее можем мы высказать об этом что-нибудь более определенное». 12 Мне кажется, что мы скорее сможем сказать что-нибудь определенное, чем Аристотель, у которого естественнонаучная складка мышления могла создавать труднопреодолимые предрассудки.
3. ОТВЛЕЧЕННЫЙ СМЫСЛ МИФА О ВОДЕ
Раз навсегда необходимо порвать с «научностью» таких систем, как ионийская. Здесь первые полеты грандиозных вне-эмпирических обобщений. В этом простом воззрении, что все из воды, кроется целых три великих идеи, которые, впрочем, в свою очередь рождают из себя новую великую идею, уже бессмертную, завещанную нам греками. О ней потом.
Однако, прежде чем назвать эту триединую идею достойным ее именем, мы должны обратить внимание на другую идею Фалеса, идентичную, собственно, с первой, но выявляющую еще новый аспект в ней; это убеждение в том, что πάντα πλήρη θεών, «все полно богов». Я вижу здесь два основных воззрения; и без точного определения их не может быть никакого правильного отношения к Фалесу.
Соединяя эти две спекулятивных формулы «все из воды» и «все полно богов» в одну и переводя ее на язык отвлеченной философии, мы находим здесь учение о боге как имманентной сущности всякого становления. Это тождество Бога, Мира, Разума и Души и есть то исходное мифолого-символическое Понятие, из которого диалектически будет выводить эллинская философия всю философскую картину мироздания. Это не понятие в смысле отвлечения сходных признаков и не понятие в смысле отвлеченно-логической дедукции из более общих сфер сознания. Это есть наиболее общее достояние человеческого (т.е. греческого) сознания и не только это, но оно нечто даже большее и более общее, чем само сознание и дифференцированный разум. Эмпирически это Понятие, понятие божественной Первовлаги, пусто и отвлеченно; что это не простое химическое Н 2 O, понятно даже Виндельбанду; 22 здесь нет никаких научных построений, здесь нет никаких эмпирических обобщений, хотя Аристотелю и хотелось бы свести все Фалесово открытие на узко-физическую наблюдательность; это не естественнонаучный принцип и понятие. Это полнота в единстве созерцаемого мира; это символический миф, в котором имманентно живет Логос и полнота разумных определений.
Только теперь мы видим конкретно все своеобразие эллинской мысли, и только теперь мы можем дать ей достойное имя диалектически-символического метода.
Даже у Фалеса, о котором у нас так мало сведений и которого все, писавшие о нем в древности, Диоген Лаэрций, Плутарх, Страбон, Аристотель, Плиний, Лактанций, Тертуллиан и много других, считают первым мыслителем Греции, даже у него есть спекулятивное погружение в глубину открытого им мифического Понятия и зародыш будущего диалектического выделения из него многочисленных форм мира.
4. РАЗВИТИЕ МИФА О ВОДЕ
В аспекте вторичном эта вселенская Мощь дифференцируется на богов и демонов как более индивидуальных существ и, далее, рождает из себя светлый и оформленный мир, который «прекраснее всего, ибо есть произведение бога». 28
5. ИТОГИ
Подводя итоги философствованию Фалеса, мы должны сказать так.
1. В мироощущении Фалеса мы находим анимизм и гилозоизм. Анимизм и гилозоизм есть первая и необходимая предпосылка диалектически-символического мышления. В первобытном анимизме есть вечная правда, незаменимая и неуничтожимая никакой культурой и машиной. Он есть основание живого всеединства, образ органических соподчинений и в телесном виде явившееся Понятие. Душа и дух, душа и материя, мышление и материя, человек и Бог это единое Понятие, данное как развивающийся образ вечной полноты Бытия, мистически символизируемой в божественной Первовлаге, есть начало диалектического пути эллинской философии, хотя и ясны все ее натуралистические моменты. Это есть именно возможность и начало, как бы задание. Его особенность, как начала, есть нерасчлененность логических определений, кроющихся в глубине этого Понятия как такового.
2. Но и второе свойство диалектического метода спекулятивное погружение в созерцаемое понятие у Фалеса налицо. Именно потому, что у него еще нет никаких гносеологических вопросов и сомнений, что у него полная доверчивость созерцаемому Бытию, он и есть созерцатель-спекулятивист в наиболее нетронутой и естественной форме. Как Платон два века спустя, так и Фалес жадно и страстно созерцает; и тайны, зримые в этом своеобразном мистическом «рационализме», он повествует. Как Платон два века спустя, всматривается он в свое Единое, не умея еще его так виртуозно называть и изображать, для того, чтобы вывести из него «иное» и весь становящийся мир. Это тот же диалектический метод, данный, однако, как чувственная интуиция и миф; диалектика образа, и мифа; наука, έπιστήμη, составленная из натуралистических наблюдений.
3. Наименее дано у Фалеса третье свойство диалектического метода нахождение различия и противоречий на лоне созерцаемого Понятия. Хорошо отмечает, напр., Ник. Гартман 30 участие Фалеса в истории понятия бытия. Интересно и то, что Аристотель находит у Фалеса в качестве единственного принципа не просто «материю» (ΰλη), но έν ΰλης εΐδει, «в форме материи», или, лучше перевести, «в образе материи», в эйдосе материи. Это, как правильно утверждает Н.Гартман, гораздо больше, чем просто ΰλη. Здесь несомненна тенденция к понятию чистого бытия. А в связи с этим и έξ ού «то, из чего» у Аристотеля 31 получает некоторый тоже смутно-диалектический оттенок. (Впрочем, ввиду противоречия Симплиция, приписывающего Фалесу понятия сгущения и разрежения наряду с Анаксименом, и Теофраста, можно вместе с Целлером 32 сомневаться в наличии всей этой проблемы у Фалеса.) Итак, физицизм здесь наиболее сказался. Но если не дан путь диалектики, то даны отдельные пункты этого пути Пространство, Время, Божество, Судьба, мыслимые, конечно, еще только как духовно-телесные, мистически-символические сущности и не связанные в единое древо Диалектики.
Короче говоря, мышление Фалеса не есть ни наука, ни религия, ни отвлеченная философия. Это мистический опыт, зацветающий роскошным покровом мифа (а). Поэтому, уже в самом начале (а если бы это была наука или отвлеченная философия, обобщение, то это мы нашли бы не в самом начале, а в результате длительного развития мысли) мы находим под мифическим покровом сказаний о воде целую систему идей, за которым не мог угнаться эмпирический и индуктивный рассудок (b). А именно, мы находим идею единства всего, идею неуничтожимости всего, идею антитезы индивидуальных вещей и безликих стихий, идею всеобщего одушевления и идею всеобщей божественности, причем все эти идеи сливаются в одно учение о Боге как имманентной сущности всякого становления, в учение о тождестве Бога, Мира, Разума и Души, как общего, исходного диалектического Понятия- Мифа (с). В аспекте первичном эта слепая, божественная Мощь есть Необходимость, Судьба, Время, Пространство, Божество и Бесконечность; в аспекте вторичном она светлый и оформленный мир богов, людей и вещей; и там и здесь живая плоть божественного мира, живое и ясное, текучее и прозрачное, влажное Понятие (d), поддающееся даже некоторой возможности диалектического ознаменования (е).
Все, что сказано о Фалесе, относится ко всей греческой философии независимо от ее натурализма или идеализма. Из понимания мира как Эйдоса или Логоса греческая мысль не вышла даже в натурализме.
Будем продолжать всматриваться в этот мифически-символический, эйдетический натурализм.
ОГЛАВЛЕHИЕ >>> Библиотека Фонда содействия развитию психической культуры (Киев)
Вода, земля, воздух и огонь. Фалес о Воде
Почему именно вода? Об этом доподлинно никто не знает. Сам Фалес, по сведениям Диогена Лаэртского, или ничего не писал, или же написал только две работы по астрономии, которые погибли ещё в глубокой древности. Таким образом, свои идеи в области философии он передавал ученикам исключительно в устной форме, поэтому от его учения сохранились в качестве предания только основные постулаты, а все доказательства забылись. Уже Аристотель в IV веке до н. э. вынужден был гадать, почему Фалес пришёл к такому выводу, не зная его обоснований. Нам же остаётся только повторять доводы Аристотеля и других античных комментаторов, обосновывающих положения мыслителя из Милета. Фалеса к его умозаключению могли подвигнуть следующие наблюдения природных явлений:
Однако помимо житейских наблюдений Фалес в своих умозаключениях руководствовался также и мифологической традицией. В ней заключались его идейные корни.
6) Помимо греческой мифологии Фалес заимствует положения из мифологии египетской. Вслед за египетскими мифами он считал, что Земля плоская как блин и плавает на воде как дерево или корабль. Солнце, вращаясь вокруг Земли, ночную часть пути проделывает под водой; солнечный бог Ра погружается в ладью и в ней возвращается к месту восхода. Из этого делался вывод, что сами боги рождаются из влаги и ею питаются, а тот факт, что Земля покоится на воде, свидетельствует о старейшинстве воды, что она является первоначалом всех вещей. Колебаниями водной опоры Фалес также объяснял землетрясения.
Фалес учение о воде
Войти
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
«Всё есть вода» (Фалес Милетский)
Все древние авторы называют Фалеса Милетского родоначальником античной и вообще европейской философии и науки. По мнению современных историков философии, именно он открыл для древних греков знания, накопленные жрецами Египта и Вавилона.
Фалес полагал, что все рождается из воды; все возникает из воды и в неё превращается. Начало элементов, сущих вещей — вода; начало и конец Вселенной — вода. Всё образуется из воды путем её затвердевания/замерзания, а также испарения; при сгущении вода становится землей, при испарении становится воздухом. Причина образования/движения — дух ( πνευμα ), «гнездящийся» в воде.
По замечанию Гераклита-Аллегориста: «Влажное вещество, с легкостью преображаясь (собств. „перелепливаясь“) во всевозможные [тела], принимает пестрое многообразие форм. Испаряющаяся часть его обращается в воздух, а тончайший воздух возгорается в виде эфира. Выпадая в осадок и превращаясь в ил, вода обращается в землю. Поэтому из четверицы элементов Фалес объявил воду наипричиннейшим элементом».
По замечанию Плутарха: «Египтяне говорят, что Солнце и Луна объезжают небо не на колесницах, а на кораблях, намекая на их рождение из влаги и питание влагой. Думают, что и Гомер полагает воду началом и „родителем“ всех вещей, подобно Фалесу научившись у египтян».
Фалес полагал, что Космос — един. Вода и все, что из неё произошло, не являются мертвыми, но одушевлены; Космос одушевлен ( εμψυχος ) и полон божественных сил ( δαίμονες ). Душа, как активная сила и носитель разумности, причастна божественному [строю вещей]. Природа, как живая, так и неживая, обладает движущим началом (душой, ψυχή ).
Фалес представляет душу в виде тонкого эфирного вещества. По замечанию Плутарха: «После него Анахарсис заметил: „Прекрасно полагает Фалес, что во всех важнейших и величайших частях космоса имеется душа, а потому и не стоит удивляться тому, что промыслом бога совершаются прекраснейшие дела“»
Фалес учение о воде
Новое издание «Философии» в серии «Я познаю мир» посвящено истории философского мышления, насчитывающей уже более двух с половиной тысяч лет. Сегодня мы являемся обладателями огромной сокровищницы идей и целых философских систем выдающихся мыслителей. О более чем 90 самых знаменитых из них и рассказывает эта книга. Из нее вы узнаете об их жизни, о проблемах, их волновавших, и о том, каким образом эти проблемы ими разрешались.
Андрей Львович Цуканов
КАК ИЗБАВИТЬСЯ ОТ СТРАДАНИЙ?
ПУТЬ СТАРОГО УЧИТЕЛЯ
ВСЕЛЕННАЯ, ЗАМЕШАННАЯ НА. ВОДЕ
БЕСПРЕДЕЛЬНОЕ, ГЛОБУС И СОЛНЕЧНЫЕ ЧАСЫ
СКОЛЬКО РАЗ МОЖНО ВОЙТИ В ОДНУ И ТУ ЖЕ РЕКУ?
В ЧЕМ СУЩНОСТЬ БОГА?
БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ? (ЗА 2000 ЛЕТ ДО ШЕКСПИРА)
АХИЛЛЕС И ЧЕРЕПАХА
НЕБЕСНЫЙ СВОД ИЗ КАМНЯ
ГРЕЧЕСКАЯ КЛАССИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ, ЭЛЛИНИСТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
ГРЕЧЕСКАЯ КЛАССИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
«ЧЕЛОВЕК ЕСТЬ МЕРА ВСЕХ ВЕЩЕЙ»
«Я ЗНАЮ ТОЛЬКО ТО, ЧТО НИЧЕГО НЕ ЗНАЮ»
ФИЛОСОФСКИЕ МИФЫ ПЛАТОНА
ФИЛОСОФИЯ ПРОТИВ СТРАХА
ВЕЛИКОДУШИЕ ПРОТИВ СТРАСТЕЙ
ПОЧЕМУ СКЕПТИКИ НИЧЕГО НЕ ХОТЕЛИ ЗНАТЬ?
ФИЛОСОФИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
ФИЛОСОФИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
ОТ ПОЛИТИЧЕСКОГО КРАСНОРЕЧИЯ К ФИЛОСОФИИ
РАБ, КОТОРЫЙ ВСЕГДА БЫЛ СВОБОДНЫМ
«ВЕРЮ, ПОТОМУ ЧТО НЕЛЕПО»
ФИЛОСОФИЯ МУДРОЙ ДОБРОТЫ
ИСПОВЕДЬ ГИППОНСКОГО ЕПИСКОПА
ПОСЛЕДНИЙ РИМЛЯНИН, ИЛИ ФИЛОСОФ НА ПЛАХЕ
КАК ДОКАЗАТЬ, ЧТО БОГ ЕСТЬ?
ФИЛОСОФИЯ ЭПОХИ РЕНЕССАНСА И РЕФОРМАЦИИ
ФИЛОСОФИЯ ЭПОХИ РЕНЕССАНСА И РЕФОРМАЦИИ
НА ТОМ СТОЮ И НЕ МОГУ ИНАЧЕ
СВОБОДА МЫСЛИ И. КОСТЕР
МИСТИЧЕСКИЙ ГОРОД СОЛНЦА
ФИЛОСОФИЯ НОВОГО ВРЕМЕНИ И ЭПОХИ ПРОСВЕЩЕНИЯ, НЕМЕЦКАЯ КЛАССИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
ФИЛОСОФИЯ НОВОГО ВРЕМЕНИ И ЭПОХИ ПРОСВЕЩЕНИЯ
«Я МЫСЛЮ, СЛЕДОВАТЕЛЬНО СУЩЕСТВУЮ»
ЧЕЛОВЕК КАК «ЧИСТЫЙ ЛИСТ»
СВОБОДА КАК ОСОЗНАННАЯ НЕОБХОДИМОСТЬ
«ПОСЛЕ» ЕЩЕ НЕ ОЗНАЧАЕТ «ПОТОМУ»
ЗОЛОТОЕ ВРЕМЯ ДОБРЫХ ДИКАРЕЙ
НЕМЕЦКАЯ КЛАССИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
ЧЕЛОВЕК КАК ЦАРЬ ПРИРОДЫ
РАЗУМНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ И РЕАЛЬНАЯ РАЗУМНОСТЬ
ЗАПАДНАЯ ФИЛОСОФИЯ XIX ВЕКА
ЗАПАДНАЯ ФИЛОСОФИЯ XIX ВЕКА
ПОЧЕМУ ЭТОТ МИР — НАИХУДШИЙ ИЗ ВОЗМОЖНЫХ?
НАУКА КАК ПРЕДВИДЕНИЕ И ДЕЙСТВИЕ
ПРИЗРАК БРОДИТ ПО ЕВРОПЕ
ТАК ГОВОРИЛ ЗАРАТУСТРА
РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ XIX ВЕКА
РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ XIX ВЕКА
ФИЛОСОФИЯ ВЕЧНОЙ ЖЕНСТВЕННОСТИ
«СКОЛЬКО ВИДИМОСТИ, СТОЛЬКО И БЫТИЯ»
РОЖДЕНИЕ И ГИБЕЛЬ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
МЕЖДУ АНАНАСАМИ И КАРТОШКОЙ
ПРОВОЗВЕСТНИК «ТРЕТЬЕГО ЗАВЕТА»
РУССКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ И ЧЕЛОВЕКОБОЖИЕ
НАСТУПИТ ЛИ НОВОЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ?
МЕЧТЫ РУССКИХ КОСМИСТОВ
ЧЕЛОВЕК И ПОТАЕННОСТЬ
Андрей Львович Цуканов
Книга, которую вы держите в руках, рассказывает о философах и философских системах, ими созданных. Первые философские учения появились очень давно — в VI веке до нашей эры. И появились они сразу в нескольких центрах человеческой цивилизации: Индии, Китае, Греции. Само слово «философия» — греческое по происхождению. Впервые философом, то есть человеком, любящим мудрость, назвал себя знаменитый греческий мистик и математик Пифагор. Слово это прижилось и стало очень популярным в Древней Греции, где звание «философ» было одним из самых почетных. Особенно прославил его своим жизненным примером Сократ, чье имя стало вторым нарицательным именем каждого философа. Шли годы и века, античная цивилизация сошла с исторической сцены, но философия, как и многие другие науки и искусства, созданные в античности, продолжала жить и развиваться вплоть до наших дней.
Философы пытались и пытаются дать ответы на заданные ими самими вопросы о Боге, о тайнах происхождения и существования мира и природы, о том, что такое человек и в чем смысл жизни. И до появления философии люди размышляли обо всем этом. Плоды их размышлений нашли свое отражение в мифах, преданиях и ритуалах, вводивших людей в глубины природных и человеческих тайн, сопровождавших их при рождении и смерти, освящавших брак и добывание пищи, помогавших избавиться от болезней и напастей природных катастроф.
Что же подвигло их искать другое знание, которое мы, в отличие от знания мифологического, называем философским? Прежде всего — сомнение. Первые философы усомнились в правильности того, о чем говорили им мифы и ритуалы, в правильности их собственного понимания и знания реальности. И им пришлось мыслить, искать ответы, искать мудрость, ибо они любили ее. И все философы, приходившие на смену своим предшественникам, тоже сомневались и тоже пытались разрешить свои сомнения — так вплоть до наших дней.
Обращаясь за помощью и советом к своим предшественникам или современникам, философы часто горячо спорили с ними и в этих спорах создавали свои собственные философские учения и системы. Трудно отделить личность философа, его жизненный путь от его философии. Да и нужно ли? Они ведь не мешают, а, напротив, помогают понять друг друга: философ — свою философию, философия — создавшего ее философа. Поэтому каждый рассказ в этой книге посвящен конкретному философу, его жизни и мысли, и тому, что из его мыслей отложилось в строившемся веками здании философии.
КАК ИЗБАВИТЬСЯ ОТ СТРАДАНИЙ?
В VI веке до н.э. в Индии в княжеском роде Шакьев («Могущественных») родился мальчик, которому дали имя Сиддхартха. Он жил в роскоши в великолепном княжеском дворце. Сиддхартха получил блестящее образование, а его способности, ум, сила и ловкость поражали всех, знавших его. Когда он стал совершеннолетним, ему дали второе имя — Гаутама. Юноша женился на красавице из знатного рода, и у них родился сын. Отец Гаутамы с самого его детства делал все, чтобы мальчик, а потом и юноша, как можно меньше соприкасался с реальной жизнью, с царившими в ней нищетой, несчастьями, болезнями, страданиями и гибелью людей.
Но вечно держать сына в неведении он, конечно, не мог.