фраза дидактика универсальное искусство обучения всех всему принадлежит
Великая дидактика (Коменский 1875)/Глава X
1. Теперь предстоит показать, что в школах необходимо учить всех всему. Пусть, однако, не поймут это выражение в том смысле, что будто бы мы требуем от всех знания всех наук и искусств (а тем более знания полного и глубокого). Это было бы ни полезно по существу дела, ни возможно для кого-либо по кратковременности нашей жизни. Ибо мы видим, что каждая наука простирается столь далеко и глубоко (стоит только припомнить физику, арифметику, геометрию и тому подобные науки, даже сельское хозяйство и уход за плодовыми деревьями и проч. занятия), что потребовалась бы целая жизнь, даже при отличнейших дарованиях, если бы вздумали изучать науку путем наблюдений и опытов, как это мы видим в отношении арифметики на Пифагоре, в отношении механики на Архимеде, в отношении минералогии и металлургии на Агриколе, в отношении риторики на Лонголиусе (который, чтоб быть совершенным цицеронианцем, занимался только ей одной). [1] Но необходимо, чтоб все учились разуметь основания, законы и цели всего, что есть и что совершается вокруг; ибо люди посылаются в свет, чтобы быть не только зрителями, но и деятелями. То есть, нужно заботиться и стараться, чтоб никому, живущему в свете, не встречалось что-нибудь настолько неизвестное, чтоб он не мог иметь о том никакого суждения и чтоб он не мог искусно и без вредной ошибки приспособить его к известной цели.
2. Итак, вообще и без всякого исключения должно стремиться, чтобы в школах, а чрез посредство школ и во всей жизни: 1) природные дарования развивались бы науками и искусствами; 2) дар слова изощрялся; 3) нравы образовывались бы для всего честного; 4) бог почитался бы искренно.
3. Мудро сказал тот, кто сказал, что «школы суть мастерские гуманности ( scholas esse humanitatis officinas ), ибо они должны стараться, чтоб люди действительно становились людьми то есть, (ссылаясь на прежде поставленные цели) были: 1) разумными созданиями, 2) владыками созданного, 3) созданиями, существующими в радость своему творцу. Это совершится, если школы будут заботиться образовывать людей — мудрых духом, рассудительных в поступках и благочестивых сердцем.
4. Эти три предмета надлежит поэтому вселять в юношество во всех школах. Я хочу показать это, взявши основания дела,
I) из предметов, которые нас здесь окружают;
III) из Христа, богочеловека ( ϑεανϑρώπῳ ), совершеннейшего образца для нашего совершенства.
5. Самые предметы, насколько мы их можем наблюдать, могут быть разделены на три категории, именно, на предметы, которые предложены только для наблюдения: каковы, например, небо, земля и что есть в ней; потом на предметы, которым можно подражать, как то чудесный повсюду порядок, который заповедуется человеку осуществлять и в его действиях; и, наконец, на предметы для наслаждения, каковы — благость божья, разнообразные его благодеяния, здесь и в вечности. Если человек должен достигнуть равенства со всем этим, то его должно научить познавать то, что представляется наблюдению его на этой удивительной сцене, — научить поступать так, как он должен вести себя, и наконец научить наслаждаться тем, что ему (как другу — гостю в своем доме) всеблагой творец щедрой рукой предлагает для наслаждения.
6. Если мы будем наблюдать самих себя, то также убедимся, что для всех одинаково необходимы: образование, нравственность и благочестие, рассмотрим ли мы существо души нашей или цель нашего сотворения, или вступление наше в свет.
8. Если, далее, рассмотрим, для чего мы рождены на свет, то нам откроется вдвойне — троякая цель, именно: мы являемся в свет, чтоб служить богу, созданиям и самим себе и чтоб наслаждаться той радостью, которая имеет свой источник в боге, созданиях и нас самих.
9. Если мы захотим служить богу, ближнему и самим себе, то должны иметь в отношении бога благочестие, в отношении ближних нравственность, а в отношении самих себя знания. Между тем, все это между собою так тесно связано, что как человек для себя самого не только должен быть разумен, но должен быть также нравствен и благочестив; так для пользы ближнего должны ему служить не только добрые нравы, но также познания и благочестие, а для почитания бога должны ему содействовать не только благочестие, но также познания и добрые нравы.
10. Если мы обратимся к блаженству, для которого бог назначил человека, то оно очевидно уже из сотворения его, когда бог не только ввел человека в разукрашенный уже всеми благами мир, но, кроме того, устроил еще рай для его наслаждения и наконец определил сделать человека соучастником в вечном блаженстве.
11. Под наслаждением ( voluptas ) следует понимать не удовольствие телесное (хотя и это последнее нельзя иначе представлять, как имеющим происхождение от добродетели воздержания, так как без жизненной свежести здоровья и без привлекательности пищи и сна это удовольствие немыслимо), но следует разуметь радость душевную, которая истекает или из окружающих нас вещей, или из нас самих, наконец, бывает от бога.
12. Наслаждение, проистекающее от вещей, есть то удовольствие созерцания их, которое испытывается мудрым. Где бы и когда бы он ни находился, что бы ни представлялось ему для созерцания, что бы он ни привлекал в пределы своего наблюдения, всюду и везде находит он предметы для столь сильного наслаждения, что часто, находясь от восторга как бы вне себя, он забывает даже о своем существовании. Вполне верно то, что говорит премудрый: «В обращении мудрости нет суровости, ни в сожитии с ней скорби, но веселье и радость» (Премудр. VIII, 16). А один благородный мудрец замечает, что «нет ничего приятнее в жизни стремления к мудрости».
13. Наслаждение в самом себе есть то приятнейшее удовольствие, которым радуется человек, преданный добродетели из самой глубины доброго сердца, когда он находит себя готовым исполнить все, чего потребует от него справедливость. Эта радость гораздо выше предыдущей, как говорится: «Чистая совесть — лучшая собеседница за столом».
15. Наконец, что эти три предмета должны быть в каждом человеке, это (в правило и образ для всех) на самом себе представил и показал бог во плоти. Ибо он преуспевал, как повествует евангелист, не только в возрасте, но и в премудрости и в любви у бога и у человеков (Лука II, 52). Вот счастливая троица тех качеств, которые служат нам украшением! ибо что такое мудрость, как не познание всех вещей в их сущности? И что вызывает в людях милость и расположение, как не мягкость нравов? Что доставляет нам милость божию, как не страх господень, а именно глубокое, серьезное и пламенное благочестие? Итак, да испытаем на себе то, что мы видим на Христе Иисусе, совершеннейшем идеале всякого совершенства, которому мы должны подражать.
16. Ибо он сам говорит: «Научитесь от меня» (Матф. XI, 29). И так как Христос дан был человеческому роду как просвещеннейший учитель, как святейший священник, как могущественнейший царь, то и следует, что, уподобляясь по Христу, христиане должны образоваться и достигать того, чтобы все были просвещенны по уму, святы по влечению совести и могущественны в деяниях (каждый в своем призвании). Итак, только тогда наши школы будут поистине христианскими, когда мы возможно более уподобимся Христу.
17. Несчастный разлад, — когда названные три свойства не соединены взаимно прочными узами. Злополучно обучение, которое не ведет к добрым нравам и благочестию. Ибо что такое научное образование без нравственных правил? Кто преуспевает в науках, а в нравах отстает (исстари говорится), тот больше подается назад, чем идет вперед. Что Соломон говорит о прекрасной, но пренебрегающей разумом женщине, то относится также и к ученому человеку, дурно воспитанному: «Что золотое кольцо в носу у свиньи, то ученость для человека, отвратившегося от добродетели» (прит. Сол. XI, 22). И как драгоценные камни оправляем не в свинец, а в золото, и тогда оба ярче блестят, так и научные знания должны быть соединены не с нравственной распущенностью, но с добродетельной спокойностью, и тогда одни будут служить украшением для других. Когда же к обеим присоединяется благочестие, тогда только достигнется истинное совершенство. «Страх господень есть начало и конец мудрости, но он есть также вершина и венец знания, ибо «Полнота премудрости — бояться господа» (притч. Сол. I, Сирах I и друг.).
Ян Амос Коменский «Великая дидактика»
Ян Амос Коменский
[28.03.1592 – 15.11.1670]
Великая дидактика
(Избранные главы)
( Приводится по изданию:
Я. А. Коменский, Д. Локк, Ж.-Ж. Руссо, И. Г. Песталоцци. Педагогическое наследие. М.: Педагогика, 1989 г., 416 стр, ISBN 5-7155-0164-4)
заключающая универсальную теорию
или верный и тщательно обдуманный способ создавать по всем общинам, городам и сёлам каждого христианского государства такие школы, в которых бы всё юношество того и другого пола, без всякого где бы то ни было исключения, могло обучаться наукам, совершенствоваться в правах, исполняться благочестия и таким образом в годы юности научиться всему, что нужно для настоящей и будущей жизни.
Кратко, приятно, основательно,
где для всего, что предлагается,
основания почерпаются из самой природы вещей;
истинность подтверждается параллельными примерами из области механических искусств;
порядок распределяется по годам, месяцам, дням и часам, наконец, указывается
лёгкий и верный путь для удачного осуществления этого на практике.
Началом и концом (руководящим началом) нашей дидактики пусть будет: исследование и открытие метода, при котором учащие меньше бы учили, учащиеся же больше бы учились; в школах было бы меньше шума, одурения, напрасного труда, а больше досуга, радостей и основательного успеха, и в христианском государстве было бы меньше мрака, смятения, раздоров, а больше света, порядка, мира и спокойствия.
Мы решаемся обещать Великую Дидактику, т.е. универсальное искусство всех учить всему. И притом учить с верным успехом; так, чтобы неуспеха последовать не могло; учить быстро, чтобы ни у учащих, ни у учащихся не было обременения или скуки, чтобы обучение происходило скорее с величайшим удовольствием для той и другой стороны; учить основательно, не поверхностно и, следовательно, не для формы, но подвигая учащихся к истинной науке, добрым нравам и глубокому благочестию.
Наконец, всё это мы выясняем apriori, т.е. из самой настоящей неизменной природы вещей, точно заставляя вытекать из живого источника неиссякающие ручейки; затем, соединяя их в одну большую реку, мы устанавливаем некоторое универсальное искусство создавать всеобщие школы.
Это искусство учить и учиться на той ступени совершенства, до которой оно, по-видимому, стремится теперь подняться, в значительной мере было неизвестно предшествующим векам, и таким образом учебные занятия и школы были полны трудов и гнёта, колебаний и самообманов, ошибок и заблуждений, так что более основательного образования могли достигнуть лишь те, кто отличался необычайными дарованиями.
Польза дидактического искусства
Правильная постановка дидактики важна:
2. Для учителей, большинство которых совершенно не знало дидактики и вследствие этого, желая выполнить свой долг, мучило себя и истощало свои силы трудолюбием и старательностью; стремясь достигнуть успеха то тем, то другим способом, они меняли метод не без тягостной потери времени и трудов.
3. Для учеников, чтобы можно было довести их до вершин наук без трудности, скуки, окриков и побоев, а как бы играя и шутя.
4. Для школ, которые при правильном методе не только можно будет сохранить в цветущем состоянии, но и без конца умножить. Ведь они будут поистине местами игр, домами наслаждения и удовольствий. И когда (вследствие непогрешимости метода) из какого угодно ученика выйдет учёный (в большей или меньшей степени), никогда не будет недостатка в хороших начальниках школ и научные занятия всегда будут процветать.
Фраза дидактика универсальное искусство обучения всех всему принадлежит
Структура и содержание «Великой дидактики».
Центральным трудом педагогической теории Яна Амоса Коменского по праву считается «Великая дидактика». Задуманная им еще в молодости, она вынашивалась долгие годы, обрастала различными дополнениями и приложениями. Для своего времени она представляла собой поистине революционный учебник педагогической теории.
Полное название книги звучит следующими образом:
«Великая дидактика, содержащая универсальное искусство учить всех всему, или верный и тщательно продуманный способ создавать по всем общинам, городам и селам каждого христианского государства такие школы, в которых бы все юношество того или другого пола, без всякого, где бы ты ни было исключения, могло обучаться наукам, совершенствоваться в нравах, исполняться благочестия и таким образом в годы юности научиться всему, что нужно для настоящей и будущей жизни». [1, с. 242]
Такое длинное название характерно для книг того периода. Заменяя собой современную аннотацию оно предваряло ознакомление читателя с книгой, информировало о содержании, становилось своеобразным рекламным проспектом.
Книга начинается введением, состоящим из нескольких частей. Первая из них говорит о пользе дидактики вообще, вторая является посвящением всем читателям, и третья обращается ко «Всем, стоящим во главе дел человеческих, правителям государств, пастырям церквей, ректорам школ, родителям и опекунам детей». [1, с. 249]
В данном вступлении автор определяет дидактику как «универсальное искусство всех учить всему» [1, с. 245]
При этом в характерной для Коменского нравственной манере он ставит целью своего учения панморалистское воспитание человека. Укажем также на антропологическую направленность введения. Ян Амос Коменский пишет, что Господь создал два превосходнейших творения: рай и человека. Педагог пытается опереться в своем произведении прежде всего на церковное воззрение, считая именно его высшей целью своей системы.
Педагогическая система Коменского представляет собой прежде всего протестантское христианское учение, и направлено на образование детей в христианском духе, а в дальнейшем через соответственно воспитанных детей и восстановление авторитета церкви.
Но вместе с этой целью, которая может быть оспорена по тем или иным мотивам (секулятивным или религиозным), он определяет сверхзадачу своей дидактики:
«Руководящей основой нашей дидактики пусть будет:
Исследование и открытие метода, при котором учащие меньше бы учили, учащиеся больше бы учились; в школах было бы меньше одурения, напрасного труда, а больше досуга, радостей и основательного успеха. » [1, с. 243]
Для достижения этой цели Коменский разделяет свою книгу на 33 главы. Вероятно, это число является неслучайным. Дело в том, что в том или ином виде число «три» встречается достаточно часто в трудах великого славянского педагога. В числе глав оно повторяется дважды. Главы разделяются на ряд пунктов, каждый из которых, для удобства читателя, сопровождается подзаголовком.
Из названий глав можно логически вывести несколько основных идей Коменского. Прежде всего, три первых главы представляют собой антроподицею (оправдание человека) в чистом виде. Начиная с утверждения о том, что человек есть совершенное существо, Коменский приходит к выводу о том, что «. жизнь является только приготовлением к вечной жизни» [1, с. 260]
Повторяя вслед за ведущими идеалистами эпохи вывод о том, что все лучшие чувства заложены в человека от природы, Коменский тем не менее настаивает, что данные чувства необходимо развивать (главы 4-6).
Затем несколько глав (12-16) посвящены изложению школьной реформы, которую предлагал Коменский. Он считает, что до появления «Великой дидактики» не было «нормальных» школ. «. При образовании юношества применялся столь суровый метод, что школы превращались в пугало для детей и в места истязания для умов». [1, с. 301] Такой порядок должен быть переломлен, считает Коменский, и полагает, что «точный порядок для школы следует заимствовать от природы». [1, с. 260]
Для реальной реформы схоластической школы Коменский предлагает требования к обучению (гл. 16), основы обучения
(гл. 17-19) и методы обучения (гл. 20-24).
Оставшиеся главы в основном посвящены школьной дисциплине, устройству школ, дошкольному воспитанию (материнской школе), языковому обучению (латыни и родному языку).
Заключительную главу Ян Амос Коменский отвел условиям, необходимым для претворения своей идеи в жизнь. Педагогическая деятельность является одним из важнейших общественных дел и должна всемерно поддерживаться общественной организацией. И в связи с этим слова Коменского, прозвучавшие больше 300 лет назад, звучат особенно актуально для российской педагогики, покинутой государством в трудный момент. Итак, школа должна иметь «достаточный запас панметодических книг» [1, с. 471]. Для подготовки этих книг требуется объединение «талантливых и не боящихся труда ученых мужей» [1, с. 472]. Этот методический труд должен щедро оплачиваться покровителями школ.
Заканчивается книга проникновенной молитвой, обращенной к Господу. «Господи Боже наш! Все, что мы совершаем в честь имени твоего, все это от твоих рук». [1, с. 476]
Дидактика. Учебник для вузов
Древнерусское учебное средство – поучения, то есть наказы и заветы именитых людей своим детям и внукам. «Поучение» Владимира Мономаха – не только исторический, но и педагогический документ. Дидактизм – один из главных принципов средневековой «учительной» литературы, цель которой – воспитание христианина.
Берестяные грамоты и церы (дощечки с углублением для воска) использовались в XI–XV вв. для обучения грамоте как детей духовенства и администрации, так и городского населения. Более высокая ступень образования («книжное учение») была доступна только для знати. В 1574 г. книгопечатник Иван Федоров издает «Азбуку» – первый восточнославянский учебник.
Обучение арифметике в Древней Руси состояло в овладении нумерацией и счетом на абаке. Изучались следующие арифметические действия: запись чисел в древнерусской нумерации, удвоение, раздвоение, сложение, вычитание, умножение, деление. Развитие ремесел в XII в. повлияло на повышение общей грамотности ремесленников.
Нравственные и семейные правила и нормы закрепил Домострой – свод поучений средневековой эпохи на Руси. В Домострое есть три отдельные главы, посвященные проблемам воспитания: глава 19 «Како детей своих воспитати во всяком наказании и страсе божии», глава 20 «Как дочери воспитати, с наделком и замуж выдати», глава 21 «Како детей учити и страхом спасти». Домашнее обучение и воспитание, описанное в Домострое, обязывает отца и мать учить своих детей знаниям («вежеству») и рукоделию, уважению к старшим, страху перед Богом и родителями. За нарушения рекомендуется применять телесные наказания, что характерно для всей средневековой педагогики. Обучение строго регламентировано и почти исключает самодеятельность, хотя родителям и предлагается учить «по детям смотря и по возрасту… какие кому Бог способности даст».
Всего в Древней Руси было восемь разновидностей педагогической деятельности:
В современных дидактических системах и методиках можно найти отголоски и продолжения старинных подходов, методов и приемов обучения.
«Великая дидактика»
Термин «дидактика» происходит от греческих слов didactios – поучающий, didasko – изучающий. Считается, что этот термин был введен в употребление в 1613 г. немецким языковедом и педагогом Вольфгангом Ратке (1571–1635). Его работа называлась «Краткий отчет из дидактики, или искусство обучения Ратихия». Ратке (латинизированное имя – Ратихий) был сторонником природосообразного обучения, хотя и недооценивал роль активности учащихся; например, он считал возможным строить обучение в школах почти исключительно на лекционных формах, следуя от абстрактного к конкретному с использованием наглядности и руководствуясь другими сформулированными им правилами обучения.
Первой фундаментальной работой по теории обучения является «Великая дидактика» чешского педагога и философа-гуманиста Яна Амоса Коменского (1592–1670), написанная им в 1632 г.
содержащая универсальное искусство учить всех всему,
верный и тщательно обдуманный способ создавать по всем общинам, городам и селам каждого христианского государства такие школы, в которых бы все юношество того и другого пола, без всякого, где бы то ни было, исключения, могло обучаться наукам, совершенствоваться в нравах, исполняться благочестия и таким образом в годы юности научиться всему, что нужно для настоящей и будущей жизни,
КРАТКО, ПРИЯТНО, ОСНОВАТЕЛЬНО,
где для всего, что предлагается,
ОСНОВАНИЯ почерпаются из самой природы вещей;
ИСТИННОСТЬ подтверждается параллельными примерами из области механических искусств;
ПОРЯДОК распределяется по годам, месяцам, дням и часам, наконец, указывается
ЛЕГКИЙ И ВЕРНЫЙ ПУТЬ для удачного осуществления этого на практике.
Заметим, что Я. А. Коменский под дидактикой понимал искусство не только обучения, но и воспитания. В настоящее время область воспитания в большей мере закреплена за педагогикой, чем за дидактикой, хотя определить точные границы, где кончается обучение и начинается воспитание, пожалуй, невозможно. Например, иногда говорят о воспитывающем обучении.
Я. А. Коменский в своем труде кропотливо, с использованием многочисленных разделов и пунктов рассматривает особенности обучения, формулирует принципы и «основоположения» обучения, опираясь прежде всего на природу вещей. Приведем пример принципа, обозначенного им как «все из собственных корней». Этот принцип взят автором «из природы», а также «из человеческого ремесла» и выражен соответствующим образом: «Ибо, сколько на дереве ни появляется древесины, коры, листьев, цветов, плодов – все это рождается только от корня… От корня у дерева является все, и нет необходимости приносить со стороны и прививать ему листья и ветви. Точно так же оперение птицы не составляется из перьев, которые побросали другие птицы, но происходит из самых внутренних ее частей… Так и предусмотрительный строитель все устраивает таким образом, чтобы здание опиралось исключительно на свой фундамент и поддерживалось своими связями, без подпорок со стороны».[11] 11
Коменский Я. А., Локк Д., Руссо Ж.-Ж., Песталоцци И. Г. Педагогическое наследие / Сост. В. М. Кларин, А. Н. Джуринский. – М.: Педагогика, 1989. С. 68.
[Закрыть] Отсюда великий педагог делает вывод, что «правильно обучать юношество – это не значит вбивать в головы собранную из авторов смесь слов, фраз, изречений, мнений, а это значит – раскрывать способность понимать вещи, чтобы именно из этой способности, точно из живого источника, потекли ручейки, подобно тому как из почек деревьев вырастают листья, плоды, а на следующий год из каждой почки вырастет целая новая ветка со своими листьями, цветами и плодами».[12] 12
Там же.
Написанное Я. А. Коменским более трех веков тому назад актуально и сегодня. В подтверждение этого прочитаем отрывок, озаглавленный им «Огромное отклонение в школах»: «На самом деле до сих пор школы не достигли того, чтобы приучать умы, точно молодые деревца, развиваться из собственного корня, но приучали учащихся только к тому, чтобы, сорвав ветки в других местах, навешивать их на себя и, подобно эзоповской вороне, одеваться чужими перьями. В школах прилагали старание не столько к тому, чтобы открыть скрывающиеся в создании источники познания, сколько к тому, чтобы орошать этот источник чужими ручьями. Это значит, что школа не показывала самые вещи, как они происходят из самих себя и каковы они в себе, но сообщала, что о том и другом предмете думает и пишет один, другой, третий и десятый автор. И величайшей ученостью казалось знать о многом противоречивые мнения многих. Поэтому и получилось то, что весьма многие занимаются тем, что, копаясь в авторах, извлекают фразы, сентенции, мнения, составляя науку наподобие лоскутного платья. К ним с упреком обращается Гораций: “О, подражатели, рабский скот!” И действительно, рабский скот, привыкший к тасканию чужих тяжестей».[13] 13
Коменский Я. А., Локк Д., Руссо Ж.-Ж., Песталоцци И. Г. Педагогическое наследие / Сост. В. М. Кларин, А. Н. Джуринский. – М.: Педагогика, 1989. С. 69.
К сожалению, в современной школе, в том числе в высшей, до сих пор учащимся предлагают «таскать чужие тяжести», то есть изучать чужие работы больше, чем создавать свои собственные.
Я. А. Коменский критиковал школы своего времени за то, что они учат детей чужим знаниям вместо развития собственного взгляда на мир. Причиной этого он называл применение ошибочного метода: «Метод преподавания всех предметов показывает, что школы стремятся к тому, чтобы научить смотреть чужими глазами, мыслить чужим умом. Школы учат не тому, чтобы открывать источники и выводить оттуда различные ручейки, но только показывают ручейки, выведенные из авторов, и согласно с ними предлагают идти по ним к источникам назад».[14] 14
Там же.
Решение этой проблемы пытались и пытаются найти многие современные ученые-педагоги. Разрабатываются дидактические теории, технологии обучения, позволяющие детям вырастать «из собственных корней», исследуя своим личностным взором источники главных течений окружающего мира. Например, с этой целью нами разработана дидактическая эвристика.[15] 15
См.: Хуторской А. В. Дидактическая эвристика: теория и технология креативного обучения. – М.: Изд-во МГУ, 2003.
Дидактика Гербарта
Понимание дидактики как искусства обучения сохранялось до XIX в. В начале века немецкий философ, психолог и педагог Иоганн Фридрих Гербарт (1776–1841) приступил к разработке теории обучения, целью которой стало прежде всего умственное развитие учащихся, формирование их интеллектуальных умений. Основная роль в обучении отводилась учителю и таким методам преподавания, которые предусматривали систематическую передачу учащимся знаний. Деятельность ученика состояла в углублении и осмысливании получаемых от учителя знаний. Передаваемые знания увязывались с развитием чувств и воли учащихся, что выражалось в воспитывающем характере обучения, чему Гербарт придавал особое значение.
Активным в такой школе являлся учитель, ученики же должны были «сидеть тихо, быть внимательными и выполнять распоряжения учителей». Большая роль в обучении отводилась внешнему порядку, дисциплине, в частности таким средствам управления, как надзор, приказание, запрещение, наказания, в том числе телесные, а также умению учителя занять ребенка.
Для усвоения учениками преподаваемого материала Гербарт предложил четыре ступени обучения:
1) ясность (первоначальное наглядное ознакомление учеников с материалом);
2) ассоциация (усвоение связи новых представлений со старыми в процессе беседы);
3) система (связное изложение учителем материала);
4) метод (выполнение упражнений, применение новых знаний на практике).
Дидактика Гербарта имела сильные стороны, особенно в отношении разработки принципов конструирования содержательной стороны обучения, использования воспитательных возможностей учебных предметов, методов развития произвольного внимания учеников. Впоследствии его дидактика и педагогика были развиты его учениками и широко распространились во многих странах.
До сих пор принципы Гербарта действуют в школах, которые придерживаются авторитарной модели обучения, ставшей, по сути, традиционной. Эта модель и заданные общие формальные принципы организации обучения позволяют получать высокие, хотя и единообразные результаты по усвоению учениками изучаемого материала. Главными недостатками данной системы обучения являются пренебрежение индивидуальными особенностями учащихся, их интересами и потребностями, отсутствие самостоятельности и творчества в обучении.
Дидактика прогрессивистов
В начале XX в. действующая в школах традиционная дидактическая система была подвергнута повсеместной массированной критике за авторитарность, односторонний интеллектуализм и отрыв от жизни. Наиболее радикальным и последовательным сторонником обновления школы в направлении активизации деятельности учащихся выступил американский философ, психолог и педагог Джон Дьюи (1859–1952). Он предложил реформу школьной системы, главной дидактической целью которой должна стать не передача знаний, а создание условий для развития врожденных способностей детей, обучение на основе их личного опыта.
В 1895 г. Дьюи основал в г. Чикаго экспериментальную школу, особенностью которой были практические занятия, воплощавшие концепцию учения через деятельность. Основными принципами его дидактической системы стали следующие:
1) учет интересов учащихся;
2) учение через деятельность (обучение мысли и действию);
3) познание и знание – следствие преодоления трудностей;
4) свободная творческая работа и сотрудничество.
Традиционной дидактической системе, основанной на приобретении и усвоении знаний, Дьюи противопоставил обучение «путем делания», то есть такое обучение, при котором все знания извлекались из практической самодеятельности и личного опыта ребенка. Внешнюю учебную информацию ученик получал лишь тогда, когда она была ему необходима для решения практических задач. Цель обучения, по мнению Дьюи, не подготовка к профессии или усвоение определенных знаний, а развитие деятельной активности ученика.
Элементы учебной системы Дьюи следующие:
• обнаружение и определение трудности;
• формулировка выводов (проверка гипотезы);
• наблюдения и эксперименты.
В школе, работавшей по системе Дьюи, не было постоянной программы с последовательной системой изучаемых предметов, а отбирались только знания, необходимые для жизненного опыта учащихся. Роль учителя сводилась к руководству самодеятельностью учащихся и пробуждению их любознательности.
Средоточием всей учебно-воспитательной работы в школе Дьюи являлся труд. Выполняя разнообразные виды труда и приобретая необходимые для трудовой деятельности навыки, дети тем самым готовились к предстоящей жизни.
Наряду с трудовыми процессами в данной методике большое место занимали игры, импровизации, экскурсии, художественная самодеятельность, домоводство. Большое значение Дьюи придавал семейному воспитанию и вовлечению родителей в решение педагогических задач.
Недостатки данной системы: пренебрежение аксиоматическими методами наук, отсутствие системности образования, отсутствие закрепления и повторения, переоценка спонтанности в деятельности детей.
Концепция, которую вместе со своими сторонниками разработал Дьюи, в противоположность традиционной системе обучения стала называться прогрессивистской. Дидактика прогрессивистов во многом опиралась на идеи свободного природосообразного воспитания, выдвинутые французским философом-просветителем Жан-Жаком Руссо (1712–1778), немецким педагогом Ф. А. Дистервегом (1790–1866), и сопрягалась с идеями других прогрессивных педагогов того времени, к числу которых принадлежит русский писатель, мыслитель и педагог Л. Н. Толстой, реализовавший идеи свободного развития детей в яснополянской школе.
Свободная школа Л. Н. Толстого
Лев Николаевич Толстой (1828–1910) создал в Ясной Поляне частную школу для крестьянских детей, в основе которой лежал опыт естественного взаимодействия детей и педагогов, превращающий школу в лабораторию жизни. Толстой отрицал заранее установленные программы, твердое учебное расписание, требовал, чтобы содержание учебных занятий в школе определялось интересами и потребностями детей. Считал, что невозможно заранее знать сущность образования, ставил под сомнение необходимость педагогики как науки, знающей, каким образом следует воспитывать человека; ему принадлежит фраза: «Воспитание портит, а не исправляет людей».
Специально путешествуя по странам Западной Европы для изучения системы образования, встречался с Ф. А. Дистервегом, в разговоре с которым выразил несогласие с формализованными педагогическими установками западных школ: «Лучшая система – не иметь никакой системы».
Основная задача школы, по Толстому, – чтобы дети учились хорошо и охотно. «Единственный метод образования есть опыт, а единственный критериум его есть свобода» – такой вывод сделал Л. Н. Толстой на основе анализа истории развития педагогики и философии.
Чтобы понять систему обучения Толстого, кратко охарактеризуем его школу. В яснополянской школе (1862) в трех классах занималось около 40 детей. Четверо учителей вели в общей сложности 12 предметов:
1) чтение механическое и постепенное;
5) священная история;
11) беседы из естественных наук;
Толстой так описывает планирование занятий: «Учителя составляют дневники своих занятий, которые сообщают друг другу по воскресеньям, и сообразно тому составляют свои планы преподавания на будущую неделю. Планы эти каждую неделю не исполняются, а изменяются сообразно требованиям учеников».[16] 16
Антология педагогической мысли России второй половины XIX – начала XX в. – М.: Педагогика, 1990. С. 115.
Уроков на дом не задают. Идя в школу, ученики не обязаны помнить то, что изучалось вчера. За опоздания не ругают. Ученик имеет право не ходить в школу либо покидать ее при необходимости, а учитель имеет право не пускать к себе ученика.
Дискуссия. Нарушает ли система обучения Л. Н. Толстого традиционные дидактические принципы? Ответ обоснуйте.
Дети увлеченно возятся в куча-мала, а когда приходит учитель – с тем же увлечением читают розданные им книжки, делая замечания неугомонившимся. В первом классе все обступают учителя у доски или на лавках, могут сесть или лечь вокруг него на столе, когда идет чтение. Во время письма усаживаются спокойнее. За выполнение заданий ученикам выставляются отметки.
По расписанию до обеда значатся четыре урока, а выходит иногда три или два. Учитель может начать священную историю, а закончить грамматикой. Иногда ученики и учитель увлекутся – и вместо одного часа урок продолжается три часа. Регулярно проводятся только закон Божий и рисование, тогда все ученики собираются вместе, занося лавки в общую комнату.
Благодаря человеческой природе и желанию детей учиться кажущийся беспорядок «самоестественно» переходит в порядок, который оказывается прочнее внешних правил. «Вначале, – пишет Толстой в “Общем очерке характера Яснополянской школы 1862 г.”, – нельзя было подразделить ни на классы, ни на предметы, ни на рекреации и уроки – все само собой сливалось в одно, и все попытки распределений оставались тщетны. Теперь же в 1 классе есть ученики, которые сами требуют следования расписанию, недовольны, когда их отрывают от урока».[17] 17
Там же. С. 100–101.
После обеда проводятся уроки русской или священной истории, когда учитель читает вслух, затем ученики стараются пересказать содержимое – учителю, товарищу, даже постороннему; они сами собираются группами по двое-трое и высказывают друг другу свои впечатления. Кроме чтения после обеда бывают пение, беседы, физические опыты и писание сочинений, а также «столярство», для чего в школе установлен верстак. Классы (уроки) заканчиваются в 8–9 вечера, после чего ученики расходятся по домам.
Для развития своей дидактической системы Л. Н. Толстой подготовил комплекс учебных книг с методическими указаниями для учителя под названием «Азбука», материалы которой отражали жизнь русского крестьянства, фольклор, басенные сюжеты, этнографические и географические сведения. Из этого комплекса затем были отдельно изданы «Арифметика», «Русские книги для чтения». Издавался также журнал «Ясная Поляна», в котором наряду с педагогическими статьями публиковались рассказы для детей (всего вышло 12 номеров).
С критикой педагогических идей Толстого резко выступил Н. Г. Чернышевский, который предлагал тому «или перестать писать теоретические статьи, или учиться, чтобы стать способным писать их».[18] 18
Чернышевский Н. Г. Критический отзыв о журнале «Ясная Поляна» Л. Н. Толстого за январь 1862 г. // Антология педагогической мысли России второй половины XIX – начала XX в. – М.: Педагогика, 1990. С. 128.
[Закрыть] Примечательно, что подобная критика основывалась на тех положениях, которые как раз и подвергались Толстым сомнению: построение школы на основе изучения опыта прошлого, внешняя формальная заданность учебного процесса, разделение учебы и жизни.
Л. Н. Толстой высоко ценил свободное развитие природных способностей детей, замечая, что в сочинениях крестьянских детей можно найти «такую сознательную силу художника, какой по всей своей необъятной высоте развития не может достичь и Гете».
Дискуссия. В чем смысл расхождений позиций Л. Н. Толстого и Н. Г. Чернышевского, Л. Н. Толстого и Л. С. Выготского? Возможно ли решение этих противоречий?
Ориентацию Л. Н. Толстого на детское творчество критиковал советский психолог Л. С. Выготский: «Несомненная ошибка этого взгляда заключается в чрезмерном преувеличении и поклонении образцам детского творчества и непонимании того, что стихийная сила творчества хотя и способна создать образцы величайшего напряжения, тем не менее навсегда обречена оставаться в узком кругу самых элементарных, примитивных и, в сущности, бедных форм».[19] 19
Выготский Л. С. Педагогическая психология / Под ред. В. В. Давыдова. – М.: Педагогика-Пресс, 1996. С. 242.
[Закрыть] Подобная полемика между гуманистическим и социально ориентированным подходами к образованию узнаваема и сегодня, например, в спорах о роли ученика в его образовании, о его праве на индивидуальную образовательную траекторию, о первичности личности или социума в обучении.
Идеи Л. Н. Толстого о свободном образовании развиты его последователями. В конце XIX – начале XX в. эти идеи оформились в особое педагогическое течение под названием «свободная школа». Один из последователей Л. Н. Толстого, автор «религии творческой личности» К. Н. Вентцель (1857–1947) подчеркивал: «Общее образование, которое построено не на фундаменте свободного творческого производительного труда, а воздвигнуто как бы на самом себе, есть стебель без корня, которому суждено зачахнуть и завянуть, не принося ни цветов, ни плодов».[20] 20
Вентцель К. Н. Дом свободного ребенка. (Как создать свободную школу). – М.: Земля и фабрика, 1923. С. 120.
Педагогический опыт Л. Н. Толстого, опирающегося на наблюдения за специально организуемым учебным процессом, положил в России начало экспериментальной педагогической работе в условиях повседневных школьных занятий.