фрески успенского собора в свияжске
Собор Успения Пресвятой Богородицы Успенского монастыря
Фрески XVI века Свияжсого собора Успения Пресвятой Богородины
В Успенском соборе сохранились 1080 м 2 древних фресок, которые своей широтой и многообразием библейских сюжетов, совершенством исполнения неповторимы среди немногочисленных аналогов православной фресковой живописи XVI века. Это один из двух храмов России, где сохранился полный цикл стенной живописи эпохи Ивана Грозного (второй — собор монастыря в Ярославле). По технике исполнения и колориту красок они существенно отличаются от новгородской, псковской, и московской фресковой живописи.
В целом, фрески монастыря стоят в одном ряду с фресками Дионисия в Ферапонтово. Уникально то, что росписи западной стены не содержат традиционной композиции геенны огненной, изображая лишь райские обители.
Фреска «Иван Грозный с боярами» (конец XVI века) в росписи Собора Успения Божией Матери (1561 год), расположенного на территории Свияжского мужского монастыря.
Автор: Максим Богодвид
Фреска с неканоническим изображением св. Христофора с лошадиной головой
По легенде, Святой Христофор обладал невероятной красотой, чего постоянно подвергался искушениям. В конце концов, он попросил бога сделать его безобразным, и поэтому Святой Христофор всегда изображается с головой животного. Церковь посчитала эту легенду сомнительной, и запретило изображать это предание.
Калюжный Дмитрий В., Кеслер Я. А.
«Другая история Московского царства» Стр. 210
Научные статьи, исследования и монографии о Свияжске
А. С. Преображенский: «К вопросу о датировке росписей собора Успенского монастыря в Свияжске»
1560 г. Датировку храма 1560 г. впервые обосновал \
В литературе можно встретить и другие даты — 1558 и 1561 г. Первая из них основана на неверном чтении надписей на антиминсе и в интерьере собора, вторая — на дате, читающейся в последнем тексте[6]. Этот текст-«летописец», опоясывавший три стены храма, к началу XX в., после тотального поновления росписей артелью НМ Сафонова, выглядел следующим образом: «При благочестивом государе царе Иване Васильевиче всея Руси и пресветейшем митрополите московском Макарие и преосвященном архиепископе Гурие Казанском начатися сооружати бысть церковь сия во имя пречистая Богородицы и честнаго славнаго Успения первым настоятелем сия обители Германом лета 7069 месяца августа»[7] (в книге протоиерея слова «начатися сооружати» читаются как «начата и сооружена»)[8]. Исходя из допущения, что приведенный текст повторяет первоначальную надпись, существовавшую до поновления росписей Успенского собора, почти все исследователи относили их к 1561 г. или к рубежу — гг.
Однако еще обратил внимание на то, что в «летописце» собора Свияжского Успенского монастыря содержатся несообразности, делающие его ненадежным источником[9]. [10] отметил, что указанное в надписи время основания собора существенно расходится с датой его освящения на антиминсе. Кроме того, исследователь указал, что «летописец» отмечает дату начала строительства храма, но не сообщает о его завершении и росписи, именует архиепископа Гурия Казанским, а не Казанским и Свияжским, а архимандрита Германа называет «первым настоятелем». Отметим, что два последних замечания на самом деле не имеют решающего значения, поскольку в подобных надписях не всегда указывался полный титул архиереев, а Герман именуется «первым » и в надписи на подлинном антиминсе Успенского собора (акцент на «первенстве» Германа вполне объясним особым статусом новооснованной Казанской епархии — второй по «степени» после Новгородской — и Успенского монастыря, получившего статус архимандрии сразу после основания; при этом упоминание в настенной надписи «настоятеля», а не «архимандрита» и впрямь выглядит некоторой модернизацией).
Вместе с тем другие сведения, приведенные в свияжском «летописце», действительно вызывают недоумение. В первую очередь это касается неверной даты основания храма (август 7069 г. — это август 1561 г., тогда как по надписи на антиминсе собор был освящен в сентябре 1560 г.) и отсутствия сведений о создании росписей. Все это и в самом деле заставляет усомниться в правомерности принятой датировки фресок.
Анализируя надпись, как уже было сказано, впервые опубликованную лишь после полного поновления фресок в конце XIX в., пришел к обоснованному выводу о том, что она повторяет древний «летописец» в сильно искаженном виде. Поскольку содержащиеся в статье И, А Кочеткова[11] сведения о надписи крайне важны для ее интерпретации и датировки стенописей, мы повторим их в настоящей работе.
Итак, опубликованный «летописец» Успенского собора не является аутентичным источником и его нельзя использовать в качестве основного аргумента в пользу традиционной датировки росписей. С другой стороны, мы не вправе окончательно отвергнуть возможность исполнения фресок до освящения храма в сентябре 1560 г. Для выяснения этого вопроса следует обратиться к истории церковного строительства в Казанской епархии в — гг. и к другим источникам.
Считается, что первым каменным зданием Свияжского монастыря была трапезная с церковью Николы, освященная, согласно имевшейся в распоряжении А.Яблокова надписи на антиминсе, 6 декабря 1556 г. Вл. В. Седов полагает, что А.Яблоков, как и при публикации надписи на антиминсе Успенского собора, ошибся в переводе этой даты на новое летоисчисление, и освящение Никольского храма по аналогии следует датировать 6 декабря 1555 г.[14] Однако эта дата тоже кажется маловероятной: в 1555 г. Успенский монастырь был только основан, а архимандрит Герман, несомненно, контролировавший строительство, был назначен в обитель 7 февраля и прибыл в Казань (вместе с свв. Гурием и Варсонофием) 28 (или 31) июля 1555 г.[15], когда строительный сезон уже прошел более чем наполовину. В свою очередь, псковские мастера согласно сохранившимся источникам должны были приехать в Казань лишь к весне 1556 г.[16] Поэтому трудно предположить, что трапезная Свияжского монастыря была готова к освящению уже в декабре 1555 г. На это указывает и Вл. В. Седов, который, впрочем, допускает, что каменное строительство в Казани началось в 1555 г., но никак не комментирует расхождение в датировках. По мнению исследователя, дата, указанная в антиминсе Никольской церкви, может относиться лишь к началу строительных работ. Однако это предположение не бесспорно, поскольку в надписях на антиминсах обычно содержатся даты освящения уже оконченных храмов.
Протоиерей А.Яблоков, ссылаясь на антиминс Никольской церкви, не привел полного текста надписи; нельзя быть уверенным и в том, что он не ошибся в чтении буквенной даты.
Кроме наружных и внутренних росписей собора, в описи упомянуты отдельные композиции на паперти трапезной и алтарной стене Никольской церкви: «В прежних отписных книгах написан перед трапезою в паперти образ Николы чудотворца можайской на празелени пядница большая., и тот образ ныне стоит у Пречистые Богородицы в паперти у левых дверей, а в то место прибавлено, написано стенным письмом над выходом Деисус: Спас да Пречистая, да Иван Предтеча, а по сторон дверей Никола чудотворец да Димитрей Селунский. Да у Николы ж чудотворца на олтарной стене поверх переходов в киоте написан стенным письмом образ Никола чудотворец»[28]. Из приведенных отрывков видно, что опись 1613 г. по степени подробности не уступает писцовой книге гг. Таким образом, при ощутимом типологическом сходстве двух описаний монастыря фрески упоминаются лишь в более позднем документе. Из этого следует, что они появились между 1568 г. и осенью 1613 г., когда была составлена опись. Скорее всего, почти одновременно с росписями интерьера Успенского собора были созданы росписи его фасадов (они тоже не зафиксированы в подробнейшем описании храма гг.), а также композиции в паперти трапезной Никольской церкви. Наружные росписи собора и росписи трапезной сохранились фрагментарно, но все же достаточно для того, чтобы сделать вывод об их стилистической идентичности фрескам соборного интерьера (ср. типы ликов, колорит и повторяющийся мотив килевидных арок, обрамляющих фигуры на столбах Успенского собора, царя и архиерея в алтарной росписи, архангелов на западном фасаде, Николая Чудотворца и Димитрия Солунского — на паперти трапезной)[29]. Это обстоятельство крайне важно для датировки соборных фресок, поскольку в описи 1613 г. композиции в трапезной упоминаются как «прибавленные», созданные относительно недавно, после составления предыдущей описи, дата которой, к сожалению, неизвестна. Аналогичного замечания о соборных росписях в документе нет. Если последнее не является случайностью, то, скорее всего, они были выполнены несколько ранее появления тапотетической описи. Сопоставление всех этих данных позволяет предложить следующий вариант развития событий: собор и трапезная были расписаны при предыдущем архимандрите Богородицкого монастыря Сергии (1598–1613), но в промежутке между работами в этих двух сооружениях была составлена несохранившаяся опись; в ней содержалось упоминание фресок соборного храма, а фрески трапезной попали уже в следующую опись обители, относящуюся к 1613 г. Во всяком случае, к концу гг. оба здания еще не были украшены монументальной живописью.
К тем же выводам позволяет прийти и настенный «летописец», чей информационный потенциал не исчерпывается сведениями, содержащимися в искаженном тексте времен Сафонова На наш взгляд, стоит обратить внимание и на расположение надписи, которая, бесспорно, была исполнена одновременно с остальными росписями Успенского собора.
Как уже было сказано, в статье 1980 г. приведены два фрагмента первоначальной надписи, которые удалось прочесть исследователю. Они не давали никаких оснований для уточнения датировки фресок. В дальнейшем никто из исследователей, занимавшихся росписями, к тексту не обращался. Однако при нашем посещении собора в 2006 и 2008 г. выяснилось, что существуют и другие поддающиеся прочтению участки «летописца», с помощью которых можно довольно точно реконструировать значительную его часть[32].
Чтение надписи удобнее начать с конца — точнее, с наиболее полно сохранившегося фрагмента, который располагается на западной стене храма, между первоначальным порталом и пробитым гораздо позднее северным входным проемом. Здесь отчетливо читается следующий текст[33]: Т…(Р)… МО©-КО(В)С…(МЪ) I (В)СЕА РУС1 И ПРИ СЩЕННОМЪ. Поскольку этот фрагмент приходится уже на вторую половину «летописца», традиционно открывающегося царским титулом (на южной стене, справа от входа, хорошо видны слова «При блгочестиво…»), можно уверенно утверждать, что перед нами не имя и титул государя, при котором выполнена роспись, а титулы носителей духовной власти — предстоятеля Русской церкви и местного (казанского) архиерея. Первое, наиболее пострадавшее слово этого фрагмента, за которым следует «Московском и всеа Руси», легко реконструируется как «ПАТРИАРХЕ». «ПРИ СЩЕННОМЪ» означает «при священном»: это аналог современного титула «преосвященный / высокопреосвященный», калька с греческого «agibtatoV» или «ierbtatoV»[34]. У правого края рассматриваемого фрагмента, рядом с позднейшим дверным проемом, заметны еще несколько букв — сильно потертая Е, отчетливо читающаяся М и помещенная между ее мачтами О. Над строкой, между Е и М, под титлом, видна выносная буква, которая может быть истолкована как Р. Как кажется, существует лишь один вариант прочтения этих букв — «ЕРМО». После слов «И ПРИ СЩЕННОМЪ» могло быть написано продолжение архиерейского титула (в случае с казанскими иерархами второй половины XVI в., «архиепископе» или «митрополите») либо имя архиерея. Сохранившиеся буквы указывают на второй вариант. Исходя из предлагаемого нами прочтения, упомянутый в надписи архиерей не может быть ни св. Гурием (1555–1563), ни св. Германом (1564–1567), с которыми принято связывать свияжские росписи. Не подходят сюда и имена их ближайших преемников — архиепископов Лаврентия, Вассиана, Тихона, Иеремии, Космы и Тихона. Поскольку фрески Успенского собора безусловно существовали в 1613 г., остаются лишь два кандидата на роль правящего архиерея — митрополиты Ермоген (1589–1606, в — всероссийский патриарх) и Ефрем (1606–1613). С сохранившимся фрагментом идеально совпадает имя Ермогена[35]. Наше чтение подтверждается тем, что правая мачта М разделена на две части; ее верхняя часть одновременно служила мачтой соседней буквы, которой могла быть Г (далее, на самой границе участка поздней штукатурки, заметны очертания округлого элемента, очень похожего на спинку буквы Е).
Итак, фрагмент слова Е(Р)МО[ГЕ]… позволяет думать, что «летописец» Успенского собора включал имя митрополита Ермогена, пребывавшего на казанской кафедре в Это, как и упоминание некоего патриарха, дает довольно узкую дату росписей, идеально совпадающую с так называемым «годуновским» периодом (мы уже отмечали, что художественные особенности фресок характерны именно для этого времени). Однако, как показал анализ других фрагментов надписи, время создания памятника можно уточнить едва ли не до одного года.
На западной стене собора, но уже к югу от арки первоначальных дверей (в простенке между нею и поздней южной аркой), также уцелели остатки «летописца». Их сохранность гораздо хуже, чем у предыдущего фрагмента, но несколько букв все же читаются. В правой части простенка, ближе к средней арке, заметны следующие буквы: лигатура С и Т, Ш с укороченной правой мачтой, помещенная над этой мачтой Е, а также выносные МЪ над строкой. Они образуют слово СТ…ШЕ(МЪ), которое легко расшифровывается как «святейшем». Перед нами начало титула предстоятеля Русской церкви, окончание которого, как уже было показано, хорошо читается на следующем, северном простенке той же стены храма; там же сохранились буквы, показывающие, что этот предстоятель имел патриарший, а не митрополичий сан. Между тем на южном простенке за словом «святейшемъ» следуют остатки еще нескольких букв. Судя по формуле титула местного архиерея («при Ермогене [митрополите Казанском…]«), это должно быть имя патриарха. Здесь естественным образом вспоминается первый русский патриарх Иов, но его имя писалось через I, тогда как первая буква имени в надписи — отчетливо читающаяся И с диакритическим знаком. Следующая буква сохранилась плохо, но в верхней части строки виден фрагмент перекладины с характерным острием справа, позволяющим предположить, что перед нами Г. Далее была написана еще одна, ныне полностью утраченная буква, за которой следовала ударная гласная: над строкой хорошо заметен знак острого ударения. Несмотря на скудость данных, возможен только один вариант чтения имени. Это имя грека Игнатия, в архиепископа Рязанского, который был возведен на патриаршую кафедру при Лжедмитрии I, 30 июня 1605 г., сменив низложенного Иова[36]. После падения Лжедмитрия в мае 1606 г. Игнатий был смещен и заточен в Чудовом монастыре. Во время польской интервенции он еще раз занимал патриарший престол. Однако свияжские росписи следует датировать временем его первого патриаршества, поскольку в Ермоген не мог именоваться казанским митрополитом: он уже побывал патриархом и находился в заточении. Таким образом, наиболее вероятным временем создания или, во всяком случае, окончания фресок является летний сезон 1605 г.
В том же простенке, где написано имя патриарха, перед словом «святейшем» видны буквы ВИ ВС… Р[У]… Более чем вероятно, что это окончание имени и титула царя, которым, если принять наше чтение имени патриарха, должен быть Лжедмитрий I. Мы предлагаем читать этот фрагмент как []ВИ[ЧЕ] ВС[ЕА] Р[УСИ], допуская, что последние две буквы отчества располагались над строкой. Возможно, царский титул занимал всю ленту «летописца» на южной стене собора и оканчивался в южной части западной стены. В таком случае сохранившиеся справа от южного портала храма слова ПРИ БЛГОЧЕСТИВО… должны были относиться к «Дмитрию Ивановичу» — Лжедмитрию. Однако плохая сохранность выносной буквы или букв, размещенных над последними буквами фрагмента (ВО), не позволяет остановиться на этой версии. Судя по грамотам времени Лжедмитрия, надпись могла начинаться именем его «матери», седьмой жены Ивана Грозного царицы Марии Феодоровны Нагой, в иночестве Марфы[37]. Подтверждением тому служит не только длина соответствующих участков свияжского «летописца», где при использовании более или менее лаконичной формулировки можно было уместить оба имени и титула, но и буквы, сохранившиеся в центральной части южной стены, левее позднего окна, которое, как и две арки в западной стене, поглотило значительную часть надписи. Сохранившийся фрагмент выглядит следующим образом: M…Q(?)Ew(?)… (особенно отчетливы М и Е; буква, которую мы считаем фитой, видимо, утратила перекладину; предполагаемая омега сложных очертаний лишилась правой половины, не исключено, что это еще один вариант начертания фиты). Появление этих букв трудно объяснить, если считать, что здесь был написан тот или иной элемент традиционного царского титула На наш взгляд, это могут быть остатки имени Марфы Феодоровны, упомянутой на первом месте в качестве супруги Ивана IV и матери «чудесно спасшегося» законного наследника престола. Таким образом, «летописец» сохранил довольно много фрагментов первоначального текста, что позволяет предложить его примерную реконструкцию (с учетом того, что на северной стене собора от надписи не осталось даже следов).
При благочестивейшей [титул и имя Марфы Феодоровны, начало титула царя Дмитрия Ивановича] (вариант: При благочестивейшем [титул и имя царя])
[окончание титула и имени царя] Ивановиче всеа Руси [и при] святейшемъ Игнатии патриархе Московском и всеа Руси и при священном Ермогене [митрополите Казанском и Свияжском]
[сообщение о росписи храма и дата?]
Нельзя исключить, что надпись начиналась не справа, а слева от портала южной стены собора. Сейчас в этой части южной стены, за заворотом местного ряда иконостаса, первоначальная живопись полностью утрачена; чем был занят данный участок, неясно[38]. Между тем именно здесь могла быть помещена дата (например: В лето 711… при благочестивейшей / благочестивейшем…).
Итак, все сказанное дает нам право не только отнести свияжские росписи к рубежу XVI- XVII вв., но и предложить их более точную датировку временем около 1605 г.
Фрески успенского собора в свияжске
Оригинал взят у 
expertmus в «Троица Живоначальная» прп. Андрея Рублева в ансамбле фресок Свияжска
Для справки: Свияжск, площадь которого составляет около 62 га, расположен в 40 км от Казани. На территории острова сохранилось несколько древних церковных строений, в частности Троицкая церковь, единственный в Поволжье памятник русского деревянного зодчества XVI в.
Есть версия, что строила храм артель псковских мастеров, работавших на строительстве «русской Казани», т.е. завершение строительства может датироваться никак не позже 1570 г. Дата на закладной доске «1604 год» указывает на то, что при Борисе Годунове Сергиевская церковь была «обновлена» и вновь освящена 7 октября 1604 года, о чем свидетельствует древняя надпись на стене храма: « В лета 7113 году сентября в 25 день поставлен и освящен бысть сей храм во имя преп. отца нашего игумена Сергия, Чудотворца Радонежского…» ( см. фото).
После упразднения в 1764 г. мужского Троице-Сергиева монастыря в его помещения был переведен Иоанно-Предтеченский женский монастырь, основанный в конце XVI в. и сильно пострадавший от пожаров 1753 и 1759 гг. Первоначально Иоанно-Предтеченский монастырь располагался в С-З части соборной площади Свияжска.
В алтарной части Успенского собора Свияжска на фреске «Великий исход» сохранилось единственное прижизненное изображение 28-летнего св. блгв. Царя Ивана Грозного с боярами и воеводами, участвовавшими в Казанском походе ( см. фото). Среди других известных композиций:
«Отечество» («Новозаветная Троица») в куполе ( см. фото);
«Успение Божией Матери» в алтаре;
«Распятый Христос на груди Бога Саваофа» в одном из парусов свода;
«Шествие праведных в рай»;
алтарное изображение митрополита Московского Макария ( см. фото).
Среди всех фресок особенно удивляет единственная в мире сохранившаяся фреска с изображением св. Христофора в виде воина с лошадиной головой ( см. фото). Это уникальный образ, потому что в XVIII в. образы Христофора с песьей или лошадиной головой уничтожались. Иконы Христофора «с песьею главою» вместе с некоторыми другими «спорными» иконографическими сюжетами были официально запрещены распоряжением Св. Синода от 1722 г. как « противные естеству, истории и самой истине». После запрета Христофор изображается антропоморфно, в образе воина. Большинство старинных изображений псоголового Христофора было уничтожено или записано. Известны переписанные изображения с записанной собачьей головой. Помимо фрески в Успенском монастыре города Свияжска, существует фреска в Макарьевском монастыре, а также в Ярославле в Спасском монастыре. Иконы Христофора сохранились в Череповце (художественный музей), в Ростове Великом, а также в Перми. Икону Святого Христофора с песьей головой можно увидеть в Московской старообрядческой церкви Покрова, Московском Кремле (Архангельский собор), в Третьяковской галерее. Сохранились также скульптуры, одна из которых хранится в соборе Парижской Богоматери. Большинство подобных икон было уничтожено в период иконоборчества.
О свияжских фресках бывший Тобольский архиепископ Евлампий Пятницкий в 1859 г. писал в Св. Синод, что надо бы их переписать, ибо « порядок расписания не имеет богословской мысли и не каноничен». Старообрядцы же продолжали (и до сих пор продолжают) почитать Христофора-кинокефала, а запрет «господствующей Церкви» лишь подтвердил и усилил это почитание. Как видим, свияжская иконописная традиция изображает Христофора не с собачьей, а с лошадиной головой.
Фрески реставрировались в 1890 гг. художниками Н.М. Сафоновым и Г.О. Чириковым под руководством известного профессора-искусствоведа Д.В. Айналова: http://rublev-museum.livejournal.com/325016.html
В 1964–1984 гг. собор также подвергался реставрационным работам.
В 2000 г. в Успенском соборе проводилось восстановление и укрепление фундамента и стен Успенского собора. Собор был вновь закрыт на реставрацию в 2010 г. В июле 2012 г. был объявлен конкурс по поиску исполнителя госконтракта по реставрации монументальной живописи в Успенском соборе. Тогда сообщалось, что начальная цена госконтракта составляет 40 миллионов руб. В заявке упоминалось о том, что необходимо провести реставрационные работы на фресках и иконостасе, удалить с настенной живописи плесень, минеральные соли, а также укрепить живопись.
Летом 2012 г. в Успенском соборе Свияжска начали реставрировать фрески XVI в. ( см. видео: http://youtu.be/VwYwzTCuuu8). В XVI в. в качестве арматуры использовали гвозди. Их закаляли, но это помогало мало. Спустя столетия плесень и соль выталкивает их из стен сотнями. За собой они тянут куски штукатурки с бесценными фресками. Гвозди аккуратно вытаскивают, левкас укрепляют.
Художники-реставраторы работают на высоте 20 м, под самым куполом.
Зоя Захарова, зав. кафедрой реставрации темперной живописи Российской академии живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова: «это принцип реставрации принятый во всем мире – тонировки мы делаем чуть светлее, чем оригинальный рисунок. Для того, что бы любые специалисты могли увидеть состояние подлинника, его качество, подлинный цвет».
В XVI в. фрески писали минеральными пигментами, а сверху заклеивали яичными желтками. Сегодня в арсенале реставраторов только обратимые краски – гуашь и акварель, которые без труда можно смыть водой. Впрочем, даже этот щадящий метод имеет свои недостатки.
Георгий Шмелев, художник реставратор: «поскольку памятник не отапливается, есть предел, сколько можно работать. Храм начнет остывать через 2 недели, и остынет он очень быстро, и краски не будут сохнуть»…
© Блог экспертов Музея имени Андрея Рублева, 2013.