хамство в храмах довели до слез
Если обидел священник
Приходилось слышать, что люди порой сталкиваются с какими-то неприятными и даже обидными ситуациями в Церкви. Тяжелее всего, конечно, когда эту обиду наносит священник. Но если разобраться, то не все случаи столь однозначны. Может быть, мы обижаемся на справедливые вещи просто по незнанию? А что, если все-таки приходится терпеть напраслину? Как найти в себе силы переступить порог Церкви вновь? По-христиански ли искать защиты и справедливости у священноначалия? Об этом рассуждает настоятель Петропавловского храма г. Саратова игумен Нектарий (Морозов).
С непривычки или от привычки
Порой люди обижаются на по-настоящему кроткое и деликатное замечание о том, что в следующий раз лучше прийти не в майке, шортах и шлепанцах на босу ногу, или не с накрашенными губами, а иначе. Обижаются, что в самый разгар богослужения священник не может выйти к ним из алтаря или, бросив всех остальных прихожан перед рождественской или пасхальной службой, немедленно отправиться беседовать с нерадивой супругой. Ведь умирает семья, а это то же самое, что пойти к умирающему!«Так вот как у вас здесь к людям относятся?!», — восклицает обиженный. Он настолько сконцентрирован на себе, что совершенно не в состоянии понять: вокруг множество людей, которые тоже нуждаются в помощи, попечении, заботе священника. Нет, он хочет, чтобы немедленно и всецело что-то дали ему.
Невозможно не любить людей
Но порой священники действительно обижают. Почему? Потому что они — тоже люди со всеми присущими человеку несовершенствами. Они могут проявить нетерпение, неделикатность, невнимательность и равнодушие. Однако, хотя священник и является «тоже человеком», но на многие «человеческие» вещи он не имеет права в своей пастырской деятельности. Потому что, каждый, кто пришел в храм, так или иначе сделал шаг навстречу Богу — может быть, не до конца осознанный, неуверенный, с кучей сомнений — и священник ни в коем случае не должен встать на этом пути, оттолкнуть кого-то от Церкви и от Христа своими неосторожными действиями. Ведь люди, еще не знающие Господа, только начинающие путь к Нему, именно по священнослужителю делают заключение о том, каков Бог.
Вторая причина, по которой священник, действительно, кого-то может обидеть — недостаточность пастырского опыта. Есть люди, которые, приняв священный сан, не приняли вместе с этим одну из главных истин пастырского служения — невозможно быть священником и при этом не любить людей. Ведь главное для священника — это забота о тех, кого тебе вверил Господь. Без понимания своей обязанности быть путеводителем к их спасению совершение богослужения или даже социальная работа — напрасны и, наверное, даже вредны.
Каждый приходит в Церковь с чем-то, что болит, что его мучает, выплескивая это на священника. И если у того не будет любви к человеку и к своему служению, то, конечно, он может не выдержать — начнет проявлять нетерпение, срываться.
Если кто-то стал свидетелем злоупотреблений со стороны священника своими полномочиями, или явного небрежениия по отношению к богослужению и своим пастырским обязанностям, других злонамеренных действий, ведущих к вреду для Церкви и людей, то, безусловно, это нужно довести до сведения правящего Архиерея. В таких случаях не нужно бояться, что поступаешь не по-христиански.
Священник — тоже человек
Если человек подготовился к исповеди и Причастию и видит, что священник ведет себя по отношению к прихожанам как-то нетерпеливо или холодно, не стоит пугаться и откладывать исповедь. Пусть душевного расположения к такому пастырю не возникнет, и человеческого участия он не проявит к вам, однако Таинство все равно совершится. А для беседы, в которой хотелось бы что-то для себя прояснить или получить пастырский совет, лучше избрать другого священника. Хорошо бы найти духовника, у которого можно постоянно исповедоваться, потому что ответы на многие вопросы пастырь может дать только тогда, когда он знает вас и ваш духовный путь, особенности вашей церковной жизни. Таким духовником может стать священник, отнюдь не наделенный какими-то особыми дарованиями, но, главное, — ревнующий о спасении своем и своих посомых.
Ну, и опять-таки, когда мы говорим, что священник тоже человек, нужно учитывать массу каких-то факторов чисто даже бытового, житейского характера. К примеру, у этого священника двое-трое и более детей, которые могут болеть, а жена может лежать в больнице на сохранении. И, конечно, если он в какой-то ситуации проявил нетерпение или жесткость, то будет, конечно, виноват, но, с другой стороны, можно ли с него как-то строго спрашивать? Обычное человеческое. Или же, можно допустить, что священник стоит на исповеди, но при этом находится на грани сердечного приступа, или давление у него 200 на 140. И такие случаи бывают.
Ведь часто люди, приходя в храм, совершенно не задумываются о тех, кто там служит или работает, об обстоятельствах их жизни. Хотя, если ты хочешь по отношению к себе участия, внимания, заботы, любви, то, наверное, было бы естественно и уместно быть готовым эти качества со своей стороны тоже проявить.
Вопросы к православным. 5. Хамство в храме
Начну с цитаты. В одном форуме пишет Наталья:
«Был со мной не так давно такой случай. Болела я и один мой достаточно близкий человек. Я пошла в церковь, помолиться, попросить здоровья. Захожу, ищу икону святого Пантелеймона, а там какая-то бабка моет пол. У меня в голове свои проблемы, я думаю только о них и именно из-за этого не заметила, как случайно, в поисках иконы, прошлась по мокрому полу. Бабка начала на меня орать, видимо, сказать спокойно нельзя было. Там еще мужик стоял, и эта бабка, похоже решив, что одной ей со мной не справиться, а я стою, молчу, в церкви препираться не хочется, глаза выпучила и орет ему во весь голос: че ты стоишь, молчишь, скажи что-нибудь! И тут этот мужик начал на меня наезжать. Я ушла из церкви чуть не плача. Как по вашему мнению, кто из нас виноват больше?»
Из ответов на этот пост:
«Да, есть такое 🙂 И не только бабки!»
Теперь личный опыт:
«- Куда. Что, не видишь?!
— А что?
— Храм закрыт.
— Извините, я не знал!»
Такой диалог произошел у меня в храме Николо-Перервинского монастыря в Печатниках, когда я субботним днем вошел в эту церковь.
«- Куда прешь?! Для тебя, что ли дорожку расстелили?!»
Так обратились к моей жене в храме Святителя Николая в Хамовниках, когда она, выходя из храма, не заметила, что пока молилась, к выходу постелили ковровую дорожку, на которую, оказалось, нельзя наступать.
Подобные примеры можно умножать. Готовя эту заметку, я спрашивал у людей, приходилось ли им сталкиваться с хамством в православном храме и практически каждый рассказал мне аналогичную историю.
Подтверждение тому, что церковное хамство – явление распространенное, дают и следующие факты.
Но мы отвлеклись. Другое стороннее свидетельство хамства – рассказы российских католиков. В московском костеле мне говорили, что среди тех, кто приходит принимать католическую веру, довольно велик процент людей, разочарованных хамством в православных храмах. Эти люди хотят прийти ко Христу, но путь через православие выглядит для них отталкивающе, и они выбирают католичество.
Надо сказать, я часто бываю за границей (Великобритания, Франция, Италия, Испания, Нидерланды, Бельгия, США и т.д.) и ни разу не сталкивался с хамством в западных странах, хотя посещать церкви люблю и обычно захожу во все христианские храмы, встречающиеся на пути.
Один раз, правда, видел, как в Нью-Йорке, в Церкви Святой Троицы (Trinity Church), расположенной на пересечении Бродвея и Уолл-Стрит, служительница «поймала» туриста. Он был в бейсболке, майке-«алкашке» и шортах, весь волосатый, словно обезьяна, и залез практически на алтарь. Но и то ему не нахамили, а объяснили, что находиться в храме в таком виде не разрешается, и попросили по возможности быстрее выйти на улицу.
Таким образом, проблема именно у нас. И проблема не столько в том, что хамство в православных храмах бывает, а в том, что бывает оно довольно часто и не воспринимается как исключительное явление.
Заметьте, то же было и в советской торговле. Но с развитием конкуренции хамство в торговле удалось преодолеть. Иногда, конечно, встречается. Но воспринимается скорее с удивлением. Недавно при мне нахамили покупателю в клиентском отделе магазина Медиа-Маркт на Севастопольском проспекте в Москве. Я воспринял это как нетипичный случай и, хотя того покупателя поддержал, склонен считать, что виноват скорее конкретный менеджер – например, директор может там плохой и нужно его сменить, а не вся система торговли бытовой техникой.
Но когда анализируешь случаи хамства в храмах, то думаешь, что проблемы скорее со всей системой. Да, конечно в России низок уровень бытовой культуры, особенно если сравнивать с «белым» населением западных стран. Но думаю, в данном случае причина не в этом – ведь сумели же преодолеть хамство в торговле? Значит, не хочет церковь навести у себя порядок по каким-то причинам.
В оправдание церкви иногда говорят, что мы таким образом, должны учиться смирению, но это вряд ли сильный аргумент. К тому же, возникает встречный вопрос: может быть мы тоже поучим смирению церковных служителей таким же способом?
Еще доводилось слышать вариант, что бабки просто туда на работу ходят и церковь за них не отвечает. Бабки типа может вообще не верующие. Так что претензии к православной церкви напрасны.
Но уж извините. Вот простой пример. Если в магазине вас обматерил продавец, глупо будет выглядеть оправдание директора, что продавец дескать тут всего лишь работает, корпоративную культуру фирмы не разделяет, да и вообще – урюк. За работу продавца отвечает директор магазина. Плохая работа продавца – это плохая работа директора. То же и с церковью.
Тем более, что представители церкви любят поучать с экранов телевизоров, как жить, таким образом, претендуя на роль своего рода нравственных лидеров. Но к нравственному лидеру и требования выше. Иначе получается – на словах одно, на деле – другое, и ситуация чем-то напоминает чиновника, который по телевизору говорит, какой он патриот, как борется с проклятым госдепом и тлетворным влиянием Запада, а в реальности – у него на западе деньги и недвижимость, дети учатся там же, а сам он каким-то образом стал долларовым миллионером при зарплате в сто тысяч рублей.
Я когда-то столкнулся с такой ситуацией. В Москве проводилась акция за культуру на дорогах, участникам этой акции раздавали специальные наклейки. Мне тоже досталасьодна, и я, горячо поддерживая идею организаторов, хотел ее наклеить на свою машину. Но воздержался. И вот почему. Критически оценив себя, я увидел, что за 20 лет ежедневной езды по Москве обзавелся определенными привычками, которые вряд ли совместимы с участием в этой акции. Конечно, по сравнению с распальцованным быдлом на джипах я культурный человек, но по сравнению с «белым» западным водителем – никак. Да честно говоря, по сравнению с «черным» западным водителем – тоже.
Мой отказ от акции был актом самоцензуры. Нельзя агитировать за что-то, если собственным примером демонстрируешь обратное. Сначала сам изменись, стань образцом, а потом уже лезь других поучать.
В этом свете я не понимаю, почему церковь не навела до сих пор порядок и не избавилась от хамов в храме, подобно тому, как торговля избавилась от хамов в магазинах. Пусть абсолютно полностью избавиться не удастся, но вежливость хотя бы на уровне «Ашана» меня уже устроила бы.
А если не пренебрегать, то как решить проблему? Для начала задумаемся, почему человек хамит. Видимо, потому что в нем много злобы. Откуда она берется – вопрос уже другой. Но почему он ее выплескивает на окружающих?
Тут возможны два ответа.
1. Либо человек не может сдержаться. Как в английской пословице – «если ребенок хочет какать, он будет какать, что бы вы ему об этом ни говорили».
2. Человек может сдержаться, но не считает нужным.
Второй же случай, что называется, «операбельный», и вполне поддается регулированию, если есть четкие правила, кодексы поведения и т.п. (и, естественно, контроль за их исполнением).
Одна моя знакомая бизнес-леди, хотя и находится, на мой взгляд, в слишком молодом возрасте для руководителя, успешно руководит бизнесом, который связан с наймом большого количества низкооплачиваемых сотрудников, не обладающих ни достаточным культурным уровнем, ни образованием, но которые, в то же время, должны общаться с клиентами ее фирмы. Она понимает, что скота нельзя сделать культурным, но ее практика доказывает, что скота можно выдрессировать. По меньшей мере, из всего стада скотов отобрать поддающихся дрессировке. В фирме этой леди очень строгие правила. Есть очень четкий регламент – что можно, что нельзя, как нужно, и строгий контроль его исполнения, есть понятная система поощрений и наказаний («как только – так сразу!»), регулярно проходят проверки по методике «тайный покупатель».
Можете быть уверены – в ее фирме вам не нахамят, проверено.
Почему бы церкви не создать ну если не регламент, то своего рода этический кодекс для своих сотрудников, или кодекс корректного поведения? А создав, добиться его исполнения. В торговле ведь проводят тренинги с продавцами, где учат себя вести так, чтобы привлекать, а не отталкивать покупателя. Разве не полезным было бы и для церкви привлекать, а не отталкивать новых верующих? Почему церковь этим не занимается? А если занимается, почему не видно результата?
Дышу Православием
О православии с любовью… Миссионерский портал. Здесь вы найдете множество ответов на самые разные вопросы о православии
ПОПУЛЯРНОЕ
Наши друзья
Грубость в храме — о грубости церковных работников
Грубость в храме — о грубости церковных работников
Грубость в храме — о грубости церковных работников— Порою люди сами, приходя в храм, ведут себя не вполне корректно. Но, наверное, я бы сделал большую ошибку, если бы об этом стал говорить в первую очередь. Нет, я считаю, что действительно на сегодняшний день люди в храмах сталкиваются с холодностью, невнимательностью, равнодушием. И я бы не стал это никаким образом оправдывать: это действительно беда современной церковной жизни. Это то, на что Господь указывал, как на один из признаков бедственного положения мира,— отсутствие любви, ее оскудение. В Евангелии Он говорит об этом так: По причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь. Поэтому каждого верующего Господь спросит о том, в чем его вера проявлялась.
Уже апостол Павел отмечал, что есть люди, которые хотя и носят имя верных, но через них имя Божие хулится, а не прославляется. И если неверующий человек, который хочет получить представление о христианстве в его идеальных проявлениях, должен добросовестно исследовать жизнь святых, а не жизнь обычных, таких же, как он, грешных людей, которыми Церковь наполнена сегодня.
— Вы говорите «любовь охладеет», а человек, приходя в Церковь, об этом ничего не знает и ожидает, что именно в ней он эту любовь найдет, потому что — где же еще? Он ожидает, что любовь эта не будет зависеть от того, насколько он плох или хорош, от того, правильно он одет или не очень. Там, в храме, он ждет безусловного приятия и — не находит его.
— Я скажу вещи, может быть, внешне друг другу противоречащие, но тем не менее одинаково имеющие место. Человек, придя в Церковь, вполне возможно, столкнется в ней и с холодностью, и с равнодушием, и где-то даже с грубостью. А с другой стороны, если проявит немного терпения, обязательно найдет в Церкви и участие, и любовь.
— Да, но до этого счастливого момента дело может ведь и не дойти. Человек решит, что Церковь — это закрытая организация, элитарный клуб, отделенный от всего остального мира высоченным забором…
— И, тем не менее, никому не возбраняется зайти за этот «забор» и оказаться внутри этой «организации». И никто из тех, кто сюда зашел, внутри этого «забора» не родился. Все современные христиане сюда пришли своими собственными ногами, сами сделали этот выбор. И каждый из тех, кто пришел в Церковь, тут же мог убедиться в том, что ничего закрытого здесь нет, что это именно общая жизнь. Другое дело, что многие люди этой жизнью не готовы жить.
— Одну мою подругу очень интересует, почему на все вопросы о том, почему человека в Церкви что-то оттолкнуло или обидело, священники отвечают: «Это вас бес искушает». Не является ли это мистическое объяснение попыткой уйти от ответственности?
— Является, безусловно. Объяснять все действиями бесов, конечно, нельзя. Иначе вообще ни в чем бы не было человеческой вины.
— А еще она жаловалась, что однажды священник ответил на ее вопрос настолько грубо и формально, что она потом долго плакала и в церковь возвращаться не хотела…
— Я согласен с тем, что многие из нас, священников, иногда по немощи, иногда по совершенно неправильному пониманию сущности своего служения, людей от Церкви отталкивают. Да, это есть. И говорить, что этого нет, было бы и неправдой, и большим злом, потому что люди видят, как есть на самом деле, и если мы в каких-то благих целях будем их обманывать, то эта ложь блага не сотворит. Но, наверно, все-таки нужно разграничивать те случаи, когда действительно священник отталкивает человека от Церкви и когда обратившийся к нему просто не готов ничего слышать. Бывает, что человек любое невинное замечание воспринимает с обидой. Поэтому, если учесть степень самолюбия современного человека, то можно сказать, что в некоторых случаях виноваты все-таки не священники, а сами люди.
Понимаете, вот кто-то приходит креститься. Священник говорит, что перед этим необходимо пройти хотя бы небольшой курс огласительных бесед, чтобы понять сущность этого таинства. А человек отвечает: «Мне этого не надо». Священник возражает: «Но без этого я не могу Вас крестить, потому что это будет профанация таинства». И слышит в ответ: «Так Вы меня что, к Богу не пускаете?». Но дело ведь не в том, что мы не хотим кого-то «пускать», и даже не в том, что этот кто-то не соблюдает «наших правил», а просто это лишено смысла. Более того, мы будем за это отвечать — за то, что совершили по формальному признаку то, что должны были совершить осмысленно. И, наверное, соотношение здесь где-то пятьдесят на пятьдесят: в пятидесяти случаях из ста кто-то из нас, священников или церковнослужителей, возможно, человека отталкивает. А в другой половине случаев человек просто не хочет смиряться с тем, что является Церковью, с ее правилами и без чего церковная жизнь невозможна.
— А бывает и так, что человек и рад смириться, и ведет себя очень скромно, а его все равно обижают. Я была свидетелем такого случая: к свечному ящику подошла женщина и робко спросила, как бы ей принять крещение и что для этого нужно. Работница свечного ящика обдала ее таким высокомерным презрением, что я бы на ее месте точно убежала…
— Так, безусловно, тоже бывает. Но если человек, который это услышал со стороны, в той или иной степени церковный, то его долг в этой ситуации подойти к обиженному посетителю и восполнить недостаток усердия и любви работницы свечного ящика. И я считаю, что в данном случае, поскольку Вы были свидетелем этой сцены, Вы и должны были это сделать.
— Нужно было подойти к этой женщине и рассказать ей, как готовиться ко крещению, в чем заключается смысл этого таинства и объяснить, что не нужно по этой работнице церковной лавки, которая ей как-то чересчур сухо ответила, судить о всей Церкви, потому что эта работница лишь один из ее немощных членов, но не вся Церковь в ее полноте.
— Мысль о том, люди, которые приходят работать в храм, неидеальны, вполне понятна. Но они ведь пришли на эту работу не только чтобы деньги получать, но и с определенной целью — помогать людям на их пути к Богу. Между тем градус раздражения, которое люди наблюдают в храме, особенно за свечным ящиком, порой превосходит градус раздражения в общественном транспорте. Люди не понимают, почему так происходит, и это ставит крест на их только что зародившейся симпатии к вере и к Церкви…
— Что касается раздражения… Если бы Вы знали, с чем приходится сталкиваться человеку, который стоит за свечным ящиком в храме! Я сам, будучи послушником в монастыре, год или полтора стоял за свечным ящиком — нес такое послушание. Это очень сложная вещь, намного сложнее, чем торговать в магазине, потому что степень абсурдности вопросов, просьб, требований людей порою превосходит всякую возможную вероятность. И необходимость отвечать на это каждый раз не просто корректно, а со вниманием, теплом и уважением очень сильно человека выматывает.
Я пытаюсь ему объяснить, что на Литургии поминовение людей некрещеных невозможно. А он мне отвечает, что его не интересует никакая «летаргия»: «Я так всегда делал и делать буду». И я понимаю, что наш разговор меньше чем за минуту принимает такой характер, что мне надо отступить назад, чтобы не произошел эксцесс, потому что еще немного, и он мне сделает что-то такое, из-за чего потом тоже будет меня поминать в одной из таких записок либо как тяжело болящего, либо об упокоении.
Тем не менее я потом вышел из-за свечного ящика, пошел с ним говорить. Я не принял у него тех записок, но отнесся к нему с полным пониманием, и все закончилось благополучно. Однако есть одно «но»: он был один в этот момент. А если бы в очереди стояло еще 10–15 человек?
— Да, случай забавный. Но Вы намеренно берете такой крайний пример, чтобы создать яркое впечатление. Можно подумать, персонажи с изломанными ушами и якорными цепями заходят к Вам регулярно…
— Да, все это, видимо, действительно нелегко. Но, наверное, люди, которые идут служить в храм, знают, на что идут. Разве их не предупреждают о возможных трудностях, не настраивают относиться к этому со смирением, как к неизбежному испытанию, данному для духовного укрепления?
— Психика — вещь тонкая, с этим не поспоришь. Но иногда сотрудницы храмов очень некрасиво ведут себя даже в тех случаях, когда вокруг ничего к этому не располагает. Я хочу рассказать о случае, который произошел со мной, когда я только начала интересоваться Церковью. Я поехала в Оптину пустынь, чтобы пожить там несколько дней. И там мне захотелось написать записки о здравии, а как это сделать правильно — не знала, боялась ошибиться. И обратилась к пожилой монахине, будучи полностью уверенной, что она мне с радостью поможет: она ведь монахиня, почему бы ей не помочь? Каково же было мое удивление, когда вместо подсказки я услышала гневную тираду, обличающую мою неграмотность. Она говорила с таким раздражением, с такой злобой, что я на секунду забыла, где нахожусь. По счастью, я сумела это пережить, но вот причины такого поступка до сих пор не понимаю. Он выглядит абсурдным и алогичным. Как человек может так разговаривать с людьми, живя в монастыре?
— Дело в том, что пребывание человека в Церкви или в монастыре, даже в течение очень долгого времени, не является свидетельством того, что в его душе все благополучно. Очевидно, что в душе этой монахини благополучия духовного не было. И трудно сказать, было ли ей так плохо в тот момент, когда Вы к ней обратились, или ей вообще в жизни плохо и поэтому она находится в таком состоянии, но факт остается фактом.
Впрочем, интереснее другое. Почему разные люди в одном и том же храме или монастыре находят для себя столь разные вещи: одни — утешение, обретение веры и укрепление в ней, а другие — то, что, наоборот, от веры и Церкви отталкивает? Почему так бывает, что одному Господь дает одно, а другому — другое? Недавно на сайте нашего храма началась некая дискуссия между людьми, которые ходят в один и тот же храм. И вот одна женщина говорила о том, что ей в храме очень тесно, мешает то, что рядом стоят люди, что она, когда хочет поклониться, на кого-то натыкается, а стоящие за ее спиной натыкаются на нее. А другая говорила о том, что ей в этом же самом храме бывает очень хорошо: чувство, что рядом с тобой люди, создает ощущение удивительного единства. Два разных человека говорят об одном и том же, только для одного это плюс, а для другого — минус.
— Видимо, все дело в нашем внутреннем состоянии. Каждый находит в окружающем мире и в Церкви то, что в какой-то мере уже есть в нем самом. Но как объяснить это моей подруге, которая в Троице-Сергиевой Лавре, средоточии российской духовности, стала свидетелем того, как монах выгнал девушку из храма только за то, что она была без платка. Подругу это шокировало. Она не понимает, почему какой-то внешний атрибут может привести к такому радикальному повороту событий. Недавно она призналась, что до сих пор боится Церкви и что ей легче молиться дома у икон, чем ходить в храм, где она натолкнется на грубость и непонимание. До какого состояния, спрашивается, надо довести людей, чтоб они начали бояться Церкви? Наверное, прав был английский писатель Честертон, сказав, что самым сильным доводом против христианства являются сами христиане…
— Нет никакого оправдания тому, что сделал монах, выгнав эту девушку из храма, потому что фактически он выгнал человека, который пришел не к нему, а к Богу. Бывают ситуации, когда человека необходимо вывести из храма, потому что он просто нехорошо себя ведет или пришел в храм в купальном костюме. Но случай, Вами рассказанный, не из этого разряда.
— Но почему не все монахи и не все церковные сотрудники, живя в самом сердце Церкви, это понимают?
— По той причине, что все мы люди, испорченные грехопадением и находящиеся в состоянии грехопадения. И выход из него, исцеление человека — это процесс очень долгий и очень мучительный. И, с одной стороны, когда кто-то из нас встает на пути человека, который идет к Богу, и отталкивает этого человека,— это преступление, которое не имеет оправдания. А с другой стороны, и на пути каждого из нас — каждого священника, каждого мирянина — в свое время тоже кто-то вставал, кто-то гнал нас, поступал с нами жестко, невежливо. Но что-то подсказывало и моему сердцу, и сердцу многих других людей, которые пришли в Церковь и служат в ней, что настоящее в Церкви — это то, что есть в ней хорошего, доброго, святого, а ненастоящее, чуждое ей является просто чьей-то бедой, а то и трагедией. Естественное чувство, естественное желание человека, который понимает суть этой проблемы,— это прийти в Церковь и вести себя богоугодно — благоговейно, благочестиво, быть любящим, милующим, помогать другим. И это опять-таки единственный способ помочь исправить что-то в Церкви. И поверьте, если человек будет искать в Церкви правильное, нужное, духовное, он это найдет.
— В вашей епархиальной газете «Православная вера» как-то появилась статья под названием «Мы в ответе за тех, кого оттолкнули», где был приведен вопиющий, но уже не удивительный в контексте нашего разговора эпизод: пожилая «всезнающая» свечница безо всякой деликатности требует от молодой женщины, плачущей перед образом Богоматери, встать с колен, потому что «от Пасхи до Троицы не положено». Так кто все-таки эти «мы», которые ответственны за подобные вещи? Прихожане? Сотрудники храма? Настоятель?
— Тут, с одной стороны, безусловно, первостепенна ответственность настоятеля. И наверное, никто из нас не сможет оправдаться занятостью или другими уважительными причинами, если у нас за свечным ящиком стоят работники, которые людей от Церкви отпугивают. При этом могу сказать, что любой настоятель, как бы занят он ни был, рано или поздно об этом все равно узнаёт и исправляет это положение: сначала напомнит сотруднику, что он был ознакомлен со своими обязанностями, трудностями и особенностями деятельности за свечным ящиком и согласился нести это послушание, которое в Церкви на самом деле является очень ответственным, со вниманием и участием ко всем посетителям, считая делом чести умиротворить каждого, невзирая на его настроение. Если же взаимопонимания добиться не удается и все остается по-прежнему, то с человеком надо без колебаний расставаться и заменять другим.
— А Вам самому приходилось увольнять людей по упомянутым причинам?
— Могу привести совсем свежий пример. У нас рядом со строящимся Петропавловским храмом действует сейчас временный храм, и там, естественно, кто-то постоянно стоит за свечным ящиком. И вот однажды я беседую с директором находящейся по соседству школы, и она рассказывает о том, что и она, и некоторые ее коллеги раньше этот храм посещали, но потом перестали туда ходить, потому что как-то раз она зашла в храм после работы, у нее была с собой папка с какими-то финансовыми документами, и, как это порой бывает с человеком во время молитвы, она настолько обо всем забыла, что оставила там папку и ушла без нее. А потом, вспомнив, отправила за ней своего секретаря. Та пришла, попыталась эту папку забрать и столкнулась примерно с такой реакцией продавца за свечным ящиком: «Зачем ты сюда пришла, с такими ногтями и с такой прической? А вот эта, которая перед тобой приходила, это директор вашей школы? А чего она с такими ногтями и с такой головой сюда ходит? Вам что, делать больше нечего?». И тотчас, выяснив, кто это был, я эту сотрудницу увольняю, причем увольняю показательно, объяснив всем остальным, за что она уволена.
— А как сама женщина объяснила свое поведение?
— Абсолютно неважно, как она будет это объяснять: просто таким людям не место в числе сотрудников церковных структур. Я нашел трех человек, которых она, что называется, отвадила от посещения храма, а о скольких еще мы не знаем? Мы просто не имеем права таких людей оставлять на подобной работе, потому что они будут приносить вред Церкви, людям и, конечно, себе. И сострадание к этому человеку здесь должно проявляться в том, чтобы лишить его возможности губить и свою душу таким образом. К чему я это говорю — к тому, что в Церкви нас всех терпит Господь, и мы должны терпеть друг друга, но непосредственно на ниве церковного служения должны оставаться те люди, которые, по крайней мере, не причиняют вреда приходящим в Церковь.
— А Вас самого, когда Вы входили в церковную жизнь, сильно задевали проявления грубости и холодности или Вы спокойно к этому относились?
— Как ни странно, да — относился к этому вполне спокойно. И не по причине того, что я человек изначально несамолюбивый и неранимый — отнюдь. Просто главное заставляло забывать обо всем второстепенном. Кроме того, мое глубокое убеждение, что обращению человека к Богу должно обязательно сопутствовать чувство покаяния пред Богом: именно с него начинается наша вера и с призыва к нему — евангельская проповедь. Если покаяние в начале церковной жизни у человека отсутствует,— значит, по большому счету его христианская жизнь еще не началась или началась, но совершенно неправильно. А чувство покаяния, чувство того, что ты сам никуда не годишься, заставляет забывать о недостатках других и видеть человека как бы «сквозь» них.
Игумен Нектарий (Морозов), Елена Балаян