Мы обращаемся не ко всему человечеству, а к Тебе лично. Мы хотим быть услышанными именно Тобой!
И независимо от того, был ли Ты в это время в Беслане или находился на другом конце света, мы знаем — Ты переживал за нас, Ты плакал вместе с нами, Ты сочувствовал нам.
Мы ощущали Твою поддержку в те страшные дни, и многие из нас выстояли благодаря Твоему участию, помощи и Твоей молитве.
Мы заплатили страшную цену за свою слепоту, за лень, нежелание видеть Божественное вокруг себя. И мы слишком часто отождествляем благодать с благосостоянием.
Коста Хетагуров, народный поэт Осетии, о котором справедливо говорят, что он совесть нации, писал:
…Все забыв, предаются опять Своим мелким житейским занятьям… О, когда же, когда захотите понять,- Что Христос доказал вам распятьем?
Много ль нужно еще вам позорных веков, Чтобы силой Христова ученья Жизнь избавить свою от тяжелых оков Повседневных пиров и безделья?
Много ль нужно еще вам позорных веков, Чтоб Христа вы врагам не предали И пред казнью его вы у мрачных голгоф Так безумно «распни» не кричали?
Детская Голгофа в Беслане заставила содрогнуться не только Россию, но и весь мир. Но мы верим, что страдания детей не могут быть бессмысленной жертвой. Господь попустил совершиться величайшему злодеянию, чтобы напомнить о своей Голгофе. Не только Осетия, но и вся Россия, весь мир обрели молитвенников в лице погибших в теракте. Они будят наши спящие души.
Установлено, что в Беслане более 100 лет тому назад был построен храм во имя Святого Великомученика и Победоносца Георгия. В начале30-х гг. храм был полностью разрушен. На месте разрушенного храма построили школу №1.
В истории России имеется множество фактов, когда на месте трагедий возводились храмы. И идея строительства православного храма на территории разрушенной 1-ой школы, имела абсолютное большинство сторонников среди пострадавших в теракте и жителей города.
Люди, потерявшие своих родных и близких, будут приходить сюда, в Храм новомучеников, чтобы помолиться, поставить свечу, отслужить панихиду. Снова и снова мы будем обращаться к невинно убиенным с просьбой донести наши молитвы ко Господу Богу!
Мы надеемся, что Храм, который будет построен, вместит и нашу скорбь и наше покаяние. И Господь по великой и неизреченной Своей милости вернет в осиротевшие истерзанные души Свою Любовь!
Дорогой друг! Мы и теперь надеемся на Твое заинтересованное участие.
Просим также всех неравнодушных к трагедии в Беслане оказать посильную финансовую помощь в Святом деле строительства Храма в г. Беслане!
Внести средства можно как наличными (в ящики для пожертвований), так и по безналичному расчету.
Наши банковские реквизиты:
Отделение № 5230 СБЕРБАНКА РОССИИ г. Ставрополь
Фонд по строительству храма новомучеников Российских г.Беслан
«Христос был там, в спортзале, вместе с заложниками»
О том, как монахини Аланского Богоявленского монастыря учат сопереживать и любить
Аланский Богоявленский женский монастырь – форпост на въезде в Алагирское ущелье, на дороге, которая соединяет Северную и Южную Осетию. Молодая по возрасту обитель стала настоящим духовным центром не только Осетии, но и всего Кавказа. Не случайно именно здесь был создан Реабилитационный центр для детей – жертв теракта в Беслане и беженцев из Южной Осетии.
Благодаря трудам насельниц монастыря публикуются богослужебные тексты на осетинском языке. Приезжающие сюда паломники и гости чувствуют благодать Божию и любовь монахинь, которая в каждом камешке, каждом цветнике, посаженной орешине и яблоне, каждой молитве за родную осетинскую землю, Кавказ и всю Россию. Монастырь поистине пример Православия на Аланской земле.
«Когда ты занят помощью детям и людям в их горе, то сам исцеляешься»
Мы беседуем с матушкой Нонной, настоятельницей монастыря, во дворе обители в день ее рождения, рядом с памятником почитаемому в Северной Осетии старцу – духовному отцу насельниц Ипполиту (Халину), некогда настоятелю Свято-Николаевского мужского монастыря. Из храма во имя преподобномученицы Елисаветы и инокини Варвары доносится молитва на русском и осетинском языках. Нашу долгую беседу то и дело прерывают приезжающие со всей Осетии поздравить матушку с ее юбилеем. По-кавказски щедро она обнимает каждого гостя, приветствуя и благословляя в путь. А они все едут и едут.
Мать настоятельница Нонна (Багаева) – в миру историк, режиссер осетинского телевидения и автор программы «Портрет на фоне гор» – вспоминает свой путь в монашество. Как отправилась она, тогда еще не знавшая о Православии толком ничего, в Рыльский монастырь для знакомства с очередным персонажем для своей программы – старцем Ипполитом. Короткие, но проникновенные беседы с батюшкой и его молитвы определили ее дальнейшую судьбу.
– Переступив порог, я окунулась в такую жизнь, которой раньше не знала. Время, пространство – все иное, другие ценности. Ничего не понимая в православном христианстве, я уловила, что есть что-то другое, отличное, что мне бы хотелось узнать и частью чего мне хотелось бы стать. Первые впечатления от Рыльского монастыря совпали с тем, что мне прививал отец, хотя он не был крещенным на тот момент, – это отсутствие рвачества, карьеризма, простота в отношениях, но не та, что хуже воровства, а та, что от мудрости великой, от желания умалиться перед Богом и ближним. Я поняла, что хочу быть в этой среде.
Она приняла постриг в 2002 году, получив благословение от старца Ипполита не только на монашеский путь, но и основание женской обители в Алагире.
Побежали к старцу, и он пророчески сказал: «Это не самое страшное. Вас еще весь мир оплакивать будет!»
– Я хотела переехать в станицу Архонскую: там казаки живут, и мне казалось, что там будет легче, с верующими, православными. Но батюшка стукнул кулаком по столу и произнес: «Уалладжир!» Это по-осетински означает Верхняя Осетия. «Где-то там от вас в семи километрах есть заброшенный дом отдыха – это и будет территория будущего монастыря. И молись – Господь укажет». Сказал, что будет домик и рыбка будет. Мне стало смешно: где там рыбка, в предгорье?!
Когда в Кармадонском ущелье сошел ледник Колка, в Рыльском монастыре как раз была группа паломников из Осетии. Люди были напуганы, доходили слухи, что снесло села даже на равнине. С этими страхами побежали к старцу и тогда он пророчески сказал: «Это не самое страшное, вас еще весь мир оплакивать будет!»
Сестры прибыли в Алагир в мае 2002 года и обосновались в недостроенном доме, купленном по благословению старца его духовными чадами, посреди обычной городской улицы. Трудов на новом месте было много, опыта строительства и средств мало, но трудности не испугали сестер: они горели желанием монашествовать на родной земле и молиться за весь Кавказ. В декабре этого же года любимого старца Ипполита не стало.
Сестричество обретало в Алагире до 2004 года. С приходом на Ставропольскую и Владикавказскую кафедру владыки Феофана (ныне митрополит Казанский и Татарстанский) жизнь общины изменилась. Владыка сразу сказал, что надо искать другое место для обители, жить на городской улице монахам не стоит. И стали активно искать место. После его обращения к главе района сестрам были выделены 15 га земли и полуразрушенные помещения бывшего пансионата в пяти километрах от Алагира.
Тогда сестры и не знали, чего им предстоит еще бояться.
Женский Богоявленский монастырь – ровесник бесланской трагедии. Господь не случайно выбрал эту обитель для утешения бесланцев и исцеления их боли.
– На следующий день после трагедии в школе к нам поехали бесланцы с вопросами: «А где был ваш Бог?» Я не могла ни плакать, ни молиться, и у меня не было ответа людям. На меня такое оцепенение нашло от боли и бессилия. Потом я пересказывала этот вопрос нашему другу, протоиерею Андрею Сикоеву, который вместе с владыкой Феофаном придумал идею создания реабилитационного центра для пострадавших, и он, не задумываясь, сказал: «Христос был там, в спортзале, вместе с заложниками»
Вспоминая это время, матушка сетует на то, что духовно не окрепшие сестры буквально приняли на себя роль утешителей, психологов, педагогов, кризисных и социальных работников. Через несколько дней после теракта в монастырь приехал владыка Феофан с незнакомым монахиням иереем. Это был берлинский священник Андрей Сикоев, осетин по происхождению. По благословению священноначалия он на третий день после теракта привез целый самолет самого современного медицинского оборудования, купленного на пожертвования приходов РПЦЗ по всему миру.
На тот момент в обители было всего 10 сестер, из которых четверо в преклонном возрасте. Опыт служения людям стал поистине уникальным для монахинь.
Ты видишь, как женщина, потерявшая ребенка, причастилась и помолилась, – и сам начинаешь дышать
– Нас никто не заставлял это делать, создавать реабилитационный центр для детей – мы хотели себя спасти. В тот момент ничем не помогать Беслану – это значит сойти с ума от горя. А когда ты занят помощью этим детям и людям в их горе, то ты сам исцеляешься. Ты видишь улыбку ребенка – и в ответ ему улыбаешься. Ты видишь, как женщина, потерявшая ребенка, причастилась и помолилась, и сам исцеляешься. Ты начинаешь дышать.
Строительство реабилитационного центра стало историческим событием в жизни Церкви: это был первый совместный проект двух епархий – Берлинской и Владикавказской – тогда еще не воссоединившейся Русской Церкви. Молитвами двух архиепископов, Ставропольского и Владикавказского Феофана и Берлинского и Германского Марка, центр был построен и оборудован за неполных два года.
– Нам было тяжело одновременно строить монастырь и принимать людей в реабилитационный центр. Но я не жалею ни одной минуты, потому что я видела в этом волю Бога и это было послушание сестер монастыря.
Сегодня вся Осетия знает Богоявленскую обитель по ее делам милосердия, а монахини знают сотни детей и семей в Беслане. Медицинская и психологическая помощь в сочетании с удивительной красотой природы, молитвенной тишиной, благодатью Бога и необыкновенной любовью сестер стали целительными для жертв бесланской трагедии.
– Принимали целыми классами вместе с педагогами. Приезжали мамы, у которых родились дети после теракта. У нашей прихожанки, друга монастыря Марины Пак погибла во время захвата заложников единственная дочь – Света Цой. И Марина усыновила шестилетнего мальчика – он рос на наших глазах.
Сегодня дети, сидевшие в спортивном зале, захваченном террористами, выросли, и мы до сих пор поддерживаем связь. Вчерашние школьники создают сегодня семьи. И уже не понаслышке знают, что такое монастырь, какова там жизнь и кто такие монахи, как заходить в храм, как молиться, как сопереживать, радоваться и любить. Сотрудники центра и монахини делали все возможное, чтобы люди, видевшие глазами ад, смогли вновь увидеть этот мир добрым, а людей любящими
Мало, кто мог представить, что спустя четыре года осетинский народ вновь будет сотрясаться от боли и страданий, а сестры из Богоявленского монастыря окажутся снова на передовой. В августе 2008 года в Южную Осетию пришла война.
– Бесконечные обстрелы Цхинвала нас не удивляли: стреляли часто. Но о начале войны мы не узнали: у нас не было интернета, не было телефона, мы не слушали радио, не смотрели телевидение. О том, что Цхинвал уже поливают «градами», узнали утром 8 августа от военных чиновников и сотрудников миграционной службы, которые приехали к нам с вопросом, сколько беженцев мы можем принять. За день провели в монастырь интернет. Владыка Феофан благословил принимать беженцев, и мы сразу же подготовили сто мест в реабилитационном центре для приема людей, хотя он рассчитан на 25 человек. Освободили все, что можно, все помещения. Потом приехали военные хирурги с просьбой дать им помещение для легкораненых, потому что больница не справлялась. Мы подготовили комнату с 12 койками для них. Очень быстро наладили питание на дороге, ведущей в Цхинвал. Трапезная работала как конвейер, кормили всех. Потом военные пошли и неподалеку разбили свою базу. Мы им пропустили воду, организовали костры: что могли, всё сделали. Наш монастырь был пунктом, где останавливались все транзитные беженцы, наладили поиск людей. Это все сделано было к 9 августа. В этот день я уехала в Южную Осетию, чтобы понять, что еще с сестрами мы можем сделать для людей. И там мы попали под бомбежку.
Возвращаясь в монастырь, матушка и ее попутчики заметили на дороге женину с восемью детьми. Выяснилось, что это многодетная семья: отец и два сына остались в Цхинвале, а мать и другие дети бежали от войны. Матушка Нонна взяла их с собой и привезла в обитель. Позже, когда двое мальчиков воссоединились с семьей, они всем рассказывали, как «женщина в черном и с большим крестом спасла их маму и сестер с братьями».
Обитель стала и центром гуманитарной помощи: жертвователи, сочувствующие, неравнодушные к боли южных осетин отправляли в монастырь посылки, и сестры собирали комплекты и распределяли их между нуждающимися. Когда беженцы вернулись в Южную Осетию, сестры стали возить гуманитарную помощь через перевал, раздавали в Цхинвале, посетили десятки сел с сентября по декабрь.
Для меня, когда говорят: «Лишь бы не было войны», это не просто слова – это прожитая жизнь
– Сегодня наши беженцы, которых мы принимали в монастыре, приезжают к нам. Мы крепко дружим, многих крестили, хотя по традиции монахи не становятся крестными. Но тогда было не найти крестных родителей, так что и мы все мамы. Самой маленькой беженке был тогда всего месяц. Сейчас Алине 10 лет, и она любит у нас бывать.
Когда они едут мимо из Южной Осетии, то обязательно заезжают к нам. Привозят нам вкусного южного сыра, вина.
Для меня, когда говорят: «Лишь бы не было войны», это не просто слова. Это прожитая жизнь. Когда ты думаешь и молишься о ребятах, которые погибли за то, что можно было бы решить мирным путем, ты понимаешь, что те, кто разыграл войну, рано или поздно сядут за стол переговоров, улыбнутся и пожмут руки, а этих молодых ребят уже нет в живых, то становится невыносимо горько.
Чем сегодня живет реабилитационный центр
К нашему долгому разговору присоединяется директор Детского реабилитационного центра имени великой княгини Елизаветы, благочинная монастыря матушка Георгия (Бестаева). Она ведет к святым озерам монастыря, указывая на скрывающееся в лиственных деревьях здание реабилитационного центра: «Это наш маленький рай!» И, правда: так, наверное, должен выглядеть земной рай для исцеления детских ран и боли.
Матушка Георгия с сожалением замечает, что центр сегодня не функционирует в полной мере, как раньше. Нет финансирования. Изначально программа реабилитации пострадавших бесланцев была рассчитана на два года, финансировали ее Немецкий детский фонд и Берлинская и Германская епархия РПЦЗ. По окончании программы монастырь, согласно официальному договору, мог начать использовать Центр по своему усмотрению. Но бесланцы по-прежнему нуждались в помощи и просили монастырь их принять. Помимо них в центр начали обращаться социальные службы, школы с просьбой помочь детям, оказавшимся в трудной жизненной ситуации.
И сестры решили продолжить работу, хотя не представляли еще, как монастырь будет финансово справляться с такой задачей:
– Помню, матушка Нонна в то время говорила: «Это послушание нам дал Бог. Центр был построен и оснащен даже раньше храма». И Господь показал свою волю. Без всяких финансовых перспектив работа центра не останавливалась. Откуда-то брались деньги. То один добрый знакомый пожертвовал монастырю значительную сумму в память о своей матери, погибшей при обстреле Цхинвала, то друг монастыря направил к нам благотворительный фонд из далекого Ханты-Мансийского округа. Потом четыре года мы получали государственную поддержку по программе финансирования некоммерческих организаций.
С 2007 по 2015 год центр работал круглогодично, за 10 лет работы принял более 6 тысяч детей разного возраста.
С 2009 года центр стал получать много просьб из разных районов Южной и Северной Осетии помочь и поддержать детей из семей, находящихся в трудной жизненной ситуации, из неполных семей, оказавшихся на воспитании бабушек и дедушек, семей, где есть зависимые родители, психические больные. Обращались не только родственники, но и социальные центры. Так центр много лет тесно сотрудничает с районным Управлением соцзащиты.
– Мы детей никогда не искали, они приходили к нам сами: через родителей, добрых людей, учителей, чиновников. А наше дело помогать по заповеди Спасителя «Просящему у тебя дай». Были потрясающие случаи. Как-то в монастырь прямо с трассы зашли двое детей. Одному 15 лет, второму 9. Попросили у сестры спички. Оказалось, сбежали из дому. Мы их оставили у себя на ночь, позвонили в полицию. А через пару месяцев к нам поступила просьба из соцслужбы принять мальчика с попыткой суицида. Оказалось, младший из наших ребят. Когда он уезжал через несколько дней из центра, мы подарили ему новенький мяч. Он обрадовался, а перед выходом оставил его. Сказал: там он пропадет. Даже мяч не был в безопасности в тех условиях, в которых он жил. Не забыть эту детскую боль. Мы много лет потом принимали детей из этой семьи в монастыре, всего их семеро, покупали им одежду и обувь. К сожалению, недавно их родителей ограничили в правах
Сейчас реабилитационный центр без постоянного финансирования – кризис ударил и по жертвователям. Но, несмотря на это, удается найти небольшие средства для организации трудового лагеря для взрослых и несколько смен для деток с задержкой развития при участии московских специалистов.
Детей с нарушениями психоэмоционального развития центр принимает с 2012 года. По благословению архиепископа Владикавказского и Аланского Леонида, ежегодно устраивается летний лагерь для мам и детей. В эту смену приезжают друзья обители, московские психологи из центра «Мастерские психологической помощи детям».
– Монастырь берет на себя организацию жизни лагеря и духовную помощь, а психологи занимаются проведением специальных занятий и консультированием. В течение одного потока удается проконсультировать 40-45 семей. Еще мы каждый день лепим из глины. Это самое массовое занятие, которое привлекает абсолютно всех – и детей, и мам, и сотрудников центра, начиная с воспитателей и заканчивая охранниками. Наверное, потому, что это творчество имеет архиерейское благословение. Владыка Леонид даже подарил нашему кружку печь для обжига.
Заявки на участие в этом лагере начинают поступать задолго до лета. В общем-то, мы занимаемся этим в ответ на запрос семей. Для большинства родителей приезд в монастырь – это еще и личная потребность, желание получить ответы на свои вопросы, желание укрепиться в вере.
Трудовые лагеря по традиции проводятся в мае. Подростки и молодежь со всей Осетии приезжают потрудиться во славу Бога и в помощь сестрам.
Это не совсем трудники, каких монастырь принимает в течение года. В группах могут быть совсем нецерковные люди, даже нехристиане, но которые хотят потрудиться и узнать о православной вере. Группе дается конкретный фронт работы: мужчинам, например, чистка леса и берега монастырских озер от кустарника, бурелома. Девушки помогают подготовить центр и прилегающую территорию к последующему приему детей. Для многих потрудившихся это место становится родным и близким.
Богоявленская обитель на Аланской земле чтит завет своих предков, принявших христианство от Византии раньше Руси, сохранить веру и свои традиции. Сегодня монастырь – еще и просветительский центр для всей Осетии. Монахини изучают прошлое православной Осетии и делятся своими знаниями и любовью к своей земле с прихожанами, паломниками и гостями. Матушки занимаются переводами богослужебных текстов на осетинский язык, а осетинские художники в память о христианской Алании щедро расписали стены храма и монастырской трапезной.
Патриаршество — новая тема на портале «Богослов.Ru» 20 ноября этого года исполняется 75 лет со дня рождения Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла. Читать дальше
Тема недели: Патриаршество
Новые материалы
Был создан благотворительный фонд по строительству храма, который возглавил Тимур Адырхаев, который тогда, в 2004, был у стен школы и после штурма помогал выносить детей из горящего обрушившегося здания.
Когда храм был построен, встал вопрос о росписях – сначала алтарной преграды. Для этой работы был приглашен иконописец Самсон Марзоев, уроженец Осетии, выпускник иконописной школы при Московской духовной академии.
А позднее, руководить всем проектом росписи Самсон пригласил своего учителя – преподавателя иконописной школы Александра Солдатова.
«Когда я впервые приехал в Беслан, был потрясен – говорит Александр Солдатов – встреча с этим местом просто не может вызвать иные, менее сильные чувства. В то же время я увидел, что храм внутри – светлый, с хорошей архитектурой. Задумываясь о программе росписи, я всегда стараюсь идти от эстетического начала, от мыслей, что будет соответствовать конкретной архитектуре, конкретному храму, а потом из этого начинают уже вырастать смыслы. Так что первые мысли были о цветовой гамме росписей – прежде всего, пурпур, и охра (символизирующая золото) и – немного малахит».
Такой выбор цвета оправдан не только стилистически, но смыслово, ведь пурпур, красный – это с одной стороны – цвет царственности, с другой – мученичества, но самое главное – это цвет Пасхи, Воскресения Христова. Потому, что без знания о нем все то, что происходит на земле, происходило совсем недавно на этом месте просто было бы невозможно выдержать… Но, мы знаем, что Воскресение Христово было невозможно без Его крестных страданий и смерти.
Охра (как напоминание о золоте) – это отсвет Горнего мира здесь, в нашем непростом профанном мире…
Все, кто бывал в храме, говорят, что впечатления – очень светлые, по-детски радостные, это ощущение создается, в том числе и из-за использования белого и ярко-зеленого цветов.
В храме – много воздуха, пространства и этому способствует, в том числе, невысокая мраморная алтарная преграда. По мнению Самсона Марзоева, было важно сделать так, чтобы пространство храма воспринималось единым целым.
Работы по росписи движутся не быстро, но все ее участники считают это, скорее, плюс. «С росписью лучше не спешить, – говорит Александр Солдатов. – Да, бывает, что проект росписи маленького храма может родиться достаточно быстро. Но, если мы посмотрим историю – ту же Софию Новгородскую – первые большие росписи появились там спустя 40 лет после строительства храма. Сейчас такие сроки кажутся странными из-за распространенного стремление созидать, не имея реального опыта созерцания красоты формы, созидать, ломая форму, подчиняя ее каким-то политическим, социальным и прочим субъективным проектам. У Аристотеля есть интересное суждение о форме, о том, что формы мы не придумываем, они нам даны. Мы, христиане, понимаем, Кем они нам даны – Богом. Задача художника – найти адекватные художественные средства для выражения конкретной формы в конкретном месте, явить эту форму в итоге».
С храмом в Беслане, по словам Солдатова, все складывается в этом смысле хорошо – из-за того, что нет жестких сроков, у художников была возможность прислушаться и услышать (увидеть) форму. В том числе, казалось бы, по не очень хорошей причине – из-за сложности с поиском средств.
Живые погибшие
После того, как был сделан иконостас, появились размышления – куда двигаться дальше с художественной точки зрения и движение это было последовательное, программа росписи выстраивалась постепенно, естественно. Причем участие в формировании этой программы принимают очень многие люди.
Раз за разом в программе росписи возникают все новые и новые темы.
«В какой-то момент у нас появилась мысль важной общей богословской концепции, – говорит Александр Солдатов. – Мы долго думали, изображать ли всех погибших, обсуждали это с теми, кто входит в Попечительский совет строительства храма, и все однозначно говорили, что да, нужно изображать всех, не разделяя. В росписях, по крайней мере в предварительных планах, должны быть и погибшие спецназовцы (они будут изображены на входных столпах, выполняя свою роль воинов-охранителей), все дети, в том числе – не христиане, мусульмане, родители которых дадут согласие.. Мысль, что в этой смерти все равны – важна для Беслана. Нельзя делить… Естественно, без согласия семей мы никого изображать не будем, чтобы не было недоразумений.
Храмы строятся на крови мучеников, и у меня возникла мысль, что детей можно изобразить на столпах храма. Столпы – это то, на чем все держится, вертикаль, идущая к куполу. Движение вверх, к Богу: в куполе будет изображен Христос Пантократор с ангелами. (Но дети будут и на стенах храма). По горизонтали – традиционная евангельская тема, литургическая по своему смыслу с кульминацией, к которой все движется в алтарной конхе, где изображена Матерь Божья, а ниже – Евхаристия».
Некоторые дети (и взрослые) уже написаны. Работали над ними иконописцы Самсон Марзоев и Сергей Сметанин. Сначала казалось, что правильно изображать погибших условно, как некий символ. Но чем больше художники разбирали саму композицию, ее сюжет, ее историческую основу, тем больше они понимали, что условность – это не то, что необходимо в данном случае. Но все-таки о портретности тогда не думалось.
«Когда я стал работать на стене и дошел именно до изображения людей, работа встала. – Вспоминает Самсон. – Я не понимал, что делать, куда двигаться. Это ощущение творческого тупика ушло только тогда, когда я просто пошел в спортзал – туда, где держали заложников и где сейчас мемориал, отснял все фотографии, распечатал их… Сейчас понимаю, что по-другому быть не могло: живых людей нельзя изображать формально, а мы, как христиане, знаем, что у Бога – все живы».
Когда стало понятно, в какую сторону двигаться, изображая погибших, Самону Марзову, по его признанию, во время работы все равно казалось, что не получается, соблюдая меру условности церковного искусства, его язык, передать портретное сходство. Оказалось, это просто субъективный взгляд художника: приходили одноклассники погибших и удивлялись, что они, написанные на стене, больше похожи на себя, чем на фотографии. И не только одноклассники…
«Мы сейчас живем в доме, когда-то принадлежавший семье, где погибла девочка, – рассказывает Самсон Марзоев, – и она уже написана на одном из столпов. Когда ее мама увидела образ дочери, созданный на языке церковного искусства, для нее это была встреча. Она смотрела молча. «Мама, что ты молчишь? Скажи что-нибудь, а то художники не знают, что и думать», – попросила ее другая дочка, сестра погибшей. А она молчала именно потому, что, повторяю, для нее это была встреча. Другая мама погибшей девочки рассказала, что ей однажды приснилась дочь в таком же образе, как потом она увидела ее написанной на стене в храме».
Когда работа над росписями только начиналась, художникам-иконописцам представлялось, что работать в этом месте, где произошла трагедия с детьми будет очень тяжело, тем более многие из них – многодетные родители, у Самсона Марзоева – семеро детей, у Сергея Сметанина – пятеро, а у Александра Солдатова – четверо. Но в реальности вышло ровно наоборот – весь творческий процесс, по словам художников течет, льется сам собой, словно речка. Никакой тяжести они не испытывают.
«Задавать себе (а тем более Богу) вопрос, почему все произошло, именно там, именно с детьми, я считаю бессмысленным, – говорит Самсон Марзоев. – Важнее этого – молитва, а вот через нее можно получить ответы в той мере, в какой мы можем их постичь. Да, есть еще непростой вопрос, а где же был Сам Господь в этот момент. У меня на него один, самый очевидный ответ – Он был там, в спортзале, со страждующими. Мы не всегда это понимаем, а тем более не понимают люди светские, но все обстоит именно так – Господь всегда рядом с нами».
«Я молилась за маму и папу»…
Среди тех, кто принимает участие в росписи храма – Дзерасса Хосонова. Ей было 8 лет, когда 1 сентября 2004 года она пришла во второй класс родной школы…
«Когда я сижу на лестнице у храма, смотрю на школу, то чаще вспоминаю то, что было до теракта, какие-то хорошие моменты. Как мы выходили, например, с нашей учительницей (она, слава Богу, выжила) на зарядку», – говорит Дзерасса.
Сами сентябрьские события Дзерасса почти не помнит, только фрагментами – она была тяжело ранена в голову, перенесла несколько операций, полгода провела в больнице. А еще, как как говорит теперь уже двадцатичетырёхлетняя девушка, абстрагироваться, отвлечься, закрыться тогда от происходящего, выдержать его, ей помогла молитва: «Когда мы с мамой сидели в школе, мама предложила помолиться Господу, а я наизусть знала молитву «Отче наш» и начала про себя молиться. Молилась я очень искренне, верила, что Господь поможет, защитит. В первую очередь – маму, чтоб она вышла целая и невредимая, и – папу. Я знала, что он стоит снаружи, не находя себе месте, а у него бронхиальная астма, и, когда он нервничает, у него начинаются приступы. Господь услышал мою детскую молитву».
Дзерасса пишет орнаменты, и у нее не всегда получается, но от мастеров она слышит только слова поддержки, и веры, что у нее все получится. Да, бывает, что иногда приходится смывать написанное, снова писать. Но благодаря своим учителям, она не боится сделать ошибку в работе, ведь иначе не пройти путь в направлении к мастерству.
«Я благодарна Богу, что Он свел меня с художниками, с этими прекрасными людьми: они вкладывают в росписи всю свою душу, свою любовь. Когда ты заходишь в этот храм, ты понимаешь, что люди, которые погибли во время теракта, постепенно, один за другим появляются там – изображенными на стенах. Как будто они освобождаются в сознании людей из этой школы и оказываются живыми вместе с нами, с теми, кто выжил. Ты отчётливо понимаешь, что они не остались там, в этой разрушенной школе, а находятся сейчас с Богом, в Горнем мире. Ощущение от росписей – очень светлое, они радостные и нарядные. Выглядит все так, как если бы писали дети – с их чуткой и светлой душой, но которые освоили высочайший уровень мастерства».
В планах – сделать при храме религиозно-культурный центр. «Очевидно, что храм в таком месте не может быть только простым приходом, – говорит Самсон Марзоев, – сюда приходит и приезжает много людей, к нам приходят и другие ребята из тех, что в 2004 оказались заложниками, буквально вникают в каждый нюанс нашей работы. Разговаривая с ними, ты понимаешь, как важно, чтобы храм, и вся жизнь вокруг него стала интересной и важной для молодежи. Этому может помочь и творчество – оно через красоту несет в нашу жизнь добро и подлинную любовь. И потому нам кажется важно при храме развивать даже не кружки, а занятия искусством. И для этого есть все возможности, кроме финансовых, но Господь всегда помогает устраивать благие дела». Студия по обучению изобразительному искусству при храме вот-вот должна открыться, в ней будет дальше осваивать мастерство и Дзерасса Хосонова.
Каким будет окончательный облик внутреннего убранства храма – никто не знает, даже художники. Понятно одно, – храм будет одновременно радостным, сияющим, но при этом там будет тема звучать и тема страданий.
Но прежде всего он будет про Жизнь – не зря же посвящен Воскресению Христову! И про то, о чем говорит Александр Солдатов: «Храм появился там, на месте такой трагедии именно как христианский призыв к милосердию и надежде на милость Божью».
А детали программы росписи постоянно добавляются, переосмысляются, и, возможно, этот процесс будет идти до самого окончания работы.
«В последний мой приезд мы вдруг поняли, – говорит Александр Солдатов, – что необходимо будет до сводов погрузить весь храм в изображение Небесного Иерусалима, то есть в нижнем регистре и на сводах – евангельские сюжеты, а выше, по стенам, не доходя до самых сводов – по всем четырем сторонам как раз будет изображение Небесного Иерусалима, с большой композицией Рая. В Небесном Иерусалиме тоже будут изображены дети, но, если на столбах они конкретны, узнаваемы, то там будут дети как души праведников».
У иконописцев, ведущих росписи, за плечами большой опыт работы по росписям храмов, но ничего подобного этому опыту в их жизни еще не было. «Это уникальный храм, – говорит Дзерасса Хосонова, – но дай Бог, чтобы таких храмов больше не было. То есть такие красивые – конечно, пусть появляются во множестве. Но – не на такой основе. Чтобы никогда больше не было повода возводить их на подобном месте, чтобы никогда не появлялось таких мест».
