храм в усолье самарской области
Усолье. Церковь Николая Чудотворца.
Никольская церковь
Карта и ближайшие объекты
Статьи
О существовавших ранее храмах в с. Усолье (Надеино) близ р. Волги.
Храмов два: холодный и теплый.
1) Холодный храм каменный, без колокольни, построен в 1827 г. графом Влад. Григор. Орловым; престолов в нем три: главный в честь Преображения Господня и в приделах: в правом во имя Святителя и Чудотворца Николая и в левом во имя св. благоверного князя Владимира.
2) Теплый храм то же каменный, с колокольней, построен неизвестно когда и кем; Престол в нем во имя св. Саввы, Сторожевского Чудотворца. Часовень две: каменная на кладбище и деревянная в дер. Березовке Церковной земли 32 дес. пахотной; кроме этой земли причту с. Усолья по воле землевладельца дается еще в 3-х полях по 12 дес. пахотной земли и 12 дес. сенокосной.
Церк.- приход. попечительство открыто в селе в 1869 г. Школ три: 1) в селе одноклассное училище М.Н. Просвещения; 2) в селе же женская начальная школа, содержится на средства графини Орловой-Давыдовой, и 3) в дер. Березовке церковная школа грамоты, открыта в 1895 году, помещается в наемной квартире.
Ближайшие села: Актуша в 5 вер. и Тайдаково в 12 вер. Расстояние от Симбирска 125 вер., от Сызрани 50 вер. Почтов. адрес – г. Сызрань.
Источник: Н.Баженов «Статистическое описание соборов, монастырей, приходских и домашних церквей Симбирской епархии по данным 1900 г.», Приложение к Симбирским Епархиальным Ведомостям за 1903 год, Симбирск.
Село Усолье единственное в Шигонском районе, в летописи которого упоминается не один, не два, а пять храмов. Возникли они в разные века и не на одном месте. Первая церковь в 17 веке была деревянная. В 1686 году на этом же месте построили каменный храм с колокольней и тремя престолами. Но и он не уцелел. В 1736 году его разобрали и из этих кирпичей построили храм на новом месте, на другом берегу Волги, в только что созданном городе-крепости Ставрополе.
Третья церковь была тоже каменной, во имя св. Саввы Сторожевского. А над ним первоначально возвели деревянную церковь в честь святителя и чудотворца Николая. В этот деревянный храм вела лестница с террасы, поэтому в него можно было попасть минуя нижнюю церковь. В 1805 году верхний деревянный храм в целях безопасности сняли, так как по большим праздникам там скапливалось много народа, и поставили его рядом на площади, недалеко от деревянной колокольни. Через какое-то время они от ветхости разрушились. А на каменном храме сделали каменные своды, купол и крышу, пристроили к нему каменную колокольню. Храм был полностью разрушен в 1928 году.
В 1806 году решено было строить новый храм из-за того, что народ по большим праздникам в старом храме не умещался. Освящена церковь была только в 1827 году. Простоял храм более века. В 1936 году его разрушили.
Новейшая история усольского прихода началась в 2000 году. К этому времени верующим было передано полуразрушенное здание бывшего волостного управления усадьбы графа Орлова-Давыдова. В этом здании и действовал молебный дом во имя святителя и чудотворца Николая. В 2006 году началось строительство нового деревянного храма во имя святителя и чудотворца Николая на территории графского парка, в ста метрах от места, где стоял старый храм во имя преподобного Саввы Сторожевского чудотворца.
Свято-Никольский Приход села Усолье.
Свято-Никольский Приход села Усолье. запись закреплена
Сызранская епархия Русской Православной Церкви
Простились с дорогим батюшкой
Пятого ноября в Казанском кафедральном соборе была совершена соборная заупокойная Божественная Литургия по почившему протоиерею Вениамину Сергееву. Отпевание новопреставленного раба Божия Вениамина возглавил Преосвященнейший епископ Сызранский и Шигонский Леонтий.
Батюшка отошел ко Господу на 63 году жизни после осложнений, вызванных коронавирусной инфекцией. Помолиться об упокоении души отца Вениамина собрались клирики Сызранской епархии, его духовные чада, родные и близкие, а также те, кто его знал и любил.
Протоиерей Вениамин Сергеев похоронен рядом с родственниками на кладбище села Малячкино Шигонского района.
Со святыми упокой, Господи, душу раба Твоего, новопреставленного протоиерея Вениамина, и прости ему вся согрешения вольная и невольная, и даруй ему Царствие Небесное!
Свято-Никольский Приход села Усолье. запись закреплена
Ольга Лисина
Свято-Никольский Приход села Усолье. запись закреплена
Сызранская епархия Русской Православной Церкви
Дорогие Братья и Сестры!
С глубочайшей сердечной болью сообщаем вам, что сегодня (третьего ноября) на 63 году жизни от осложнений, вызванных коронавирусной инфекцией, преставился ко Господу клирик Казанского кафедрального собора г. Сызрани митрофорный протоиерей Вениамин Сергеев.
Показать полностью.
Вениамин Николаевич Сергеев родился 2 июня 1959 года в г. Кисловодске. В том же году был крещен. После окончания в 1976 г. средней школы г. Сызрани выучился на курсах поваров и отслужил в рядах Советской Армии. В 1986 году женился и венчался в селе Ташла. Спустя три года поступил в Казанский собор г. Сызрани певчим в правый хор.
28 января 1990 года в Покровском храме г. Куйбышева был рукоположен во диаконы архиепископом Куйбышевским и Сызранским Иоанном (Снычевым), 9 января 1991 года – во пресвитера в Казанском кафедральном соборе епископом Самарским и Сызранским Евсевием (Саввиным). В 2001 году окончил Самарскую Духовную семинарию.
За усердное служение Церкви Христовой имел награды: камилавка (1994), наперсный крест (1997), сан протоиерея (2000), палица (2004), крест с украшениями (2009), митра (2016).
В связи с кончиной пастыря епископ Сызранский и Шигонский Леонтий выражает глубокие соболезнования матушке, родным, духовным чадам, а также всем, кто знал и любил усопшего.
Отпевание состоится пятого ноября в 10.00 в Казанском кафедральном соборе.
Помяни́, Го́споди, ду́шу усо́пшего раба Твоего новопреставленного протоиерея Вениамина; и прости́ ему вся согреше́ния во́льная и нево́льная, да́руй ему Ца́рствие и прича́стие ве́чных Твои́х благи́х и Твоея́ безконе́чныя и блаже́нныя жи́зни наслажде́ние. 
Батюшка из Усолья
С протоиереем Леонидом Коркодиновым многие наши читатели знакомы по его публикациям в «Благовесте», а у кого-то на полочке стоят и его книжки с добрыми детскими рассказами.
С настоятелем храма в честь Святителя Николая в старинном самарском селе Усолье протоиереем Леонидом Коркодиновым многие наши читатели знакомы по его публикациям в «Благовесте» и «Лампаде», а у кого-то на полочке стоят и его книжки с добрыми детскими рассказами. А мы встретились с отцом Леонидом в один из последних дней 2016 года, чтобы поговорить о его творчестве и непростом пути к священническому служению.
— Я родился и вырос в Перми, — вспоминает протоиерей Леонид. — Мама моя всегда была верующей. Отцу было труднее: он когда-то был коммунистом. Но когда я служил в армии, родители повенчались. Отец исповедался, причастился. Мама теперь даже работает в пермском храме. Сейчас, правда, по здоровью не в штате, но помогает храму. А первым к вере пришел старший брат, он художник и иконописец. Нас три сына у родителей, я средний. Младший окончил политехнический институт, инженер. Отец на заводе всю жизнь проработал, от простого слесаря до начальника цеха.
А к вере меня подтолкнул случай чудесный и одновременно трагический. Я с детства учился в музыкальной школе, а с тринадцати лет, когда научился играть на гитаре, стал сочинять и петь. Одну песню из тех, что сочинил в пятнадцать лет, я до сих пор пою — «Дочь ветра». Это песня про весну, юность, первую любовь. Как и многие мои сверстники, я любил русский рок. Вокруг меня организовалась группа «Freedomfreeze» — «Мерзлая свобода», и песни были — протестные. Мы выступали на городских концертах, дружили с такими же ансамблями. Но это же субкультура, это длинные волосы, серьга в ухе, заклепки, фенечки на руках…
А в шестнадцать лет всё это резко оборвалось, потому что я взорвался и обгорел. И вся моя прошлая жизнь сгорела.
«Возьмите меня в священники!»
Был сентябрь, и мама заготовила всякие варенья-соленья. А хранили мы их в гараже — он и был у нас только как погреб, машины своей не было. С дедушкой пришли мы в гараж, я спустился в яму, он мне сверху подавал банки, и я их ставил на полки. Вдруг мой фонарик погас, и я зажег спички. Все нормально, только чем-то пахло неприятно. До этого мы сушили яму костром, никакого угара не было. И вот я ставлю банку, спичка, догорая, обжигает мне пальцы. И я выпускаю ее из рук. Спичка падает, я гляжу вниз — и… хлопок, пламя на метр взметнулось над люком, а я внутри этого огня. Мне казалось, что я долго-долго вылезал из ямы, выбирался по лестнице. А дед видел, что я вылетел пулей. И когда я выбрался по пояс, перевалился через край ямы, тут меня снизу подсадила пятерня — и я вылетел из огня! И по полу, по картошке рассыпанной рванул из горящего гаража. На мне всё горит, я рву на себе рубашку и бегу на родник. Все открытые части обгорели. Говорю деду: «Спасибо, что ты меня подсадил». Он удивился: «Я вообще до тебя не дотрагивался». А кто же тогда? Я эту руку чувствовал потом еще месяцы! И я тогда понял, что это, видимо, был мой Ангел Хранитель. Меня положили в ожоговый центр, очень долго всё гнило, болело. Ожоги были серьезные. В ожоговом центре я и начал впервые читать молитвы. Мама принесла мне переписанный от руки 90-й псалом, еще написано было: «Живые помощи», — вот я ходил и читал, читал.
Если бы не эта трагедия, не знаю, что со мной могло бы быть. Я думал, что вообще не смогу петь, не смогу играть на гитаре: сильно обгорели шея, лицо, руки. Но, вот видите, отгорело лишь то, что должно было сгореть. И следов не осталось.
Прошло время. Я учился в колледже искусств и культуры. На Рождество сходил в храм. На Пасху. Через год на зимних каникулах я поехал в поселок Ильинский: решил там сходить на Рождественскую службу и поисповедаться. В городе-то меня все знают, как я буду там исповедоваться? Нет уж, в деревню, где никто меня не знает…
И вот после Литургии (мне там дали почитать Часы, хоть я и отнекивался, ведь церковнославянского языка не знал) подходит ко мне старушка — баба Нина, потом я узнал, — и говорит: «Ты будешь священником». Я удивился: «С чего вы взяли? Я учусь в музучилище, буду культурно-массовым работником». А она спрашивает: «Ты откуда сам?» — «Из Перми». — «Владыку Афанасия я знаю. Приедешь в Пермь, сразу к нему! И просись в священники!»
— Я возвращаюсь в Пермь. Иду в Епархиальное управление. Поднимаюсь на второй этаж. Коридор длинный, в конце — кабинет. Двери нараспашку, Архиепископ Пермский и Соликамский Афанасий († 2002)сидит за столом, работает. Я понял, что он тут самый главный: такой он большой, панагия на груди. Этого слова — панагия — я не знал, да и что я тогда знал… Постучался в открытую дверь: «Здрасьте! Можно?» Он глянул: «Заходи!»
Ну я зашел. У меня такие длинные волосы, куча значков… — неформал! А Владыка спокойно стал расспрашивать, кто я такой, спросил про семью, родителей. Я ответил — и с места в карьер: «Возьмите меня в священники!» Он опять спрашивает: «Ты женат?» — «Нет, мне 17 лет еще». — «Ну вот женись и приходи. У нас есть трехмесячные курсы, выучим тебя. А пока приходи в собор, на клиросе учись петь, читать — всё пригодится».
Пришел я в собор, а там народу. Нет, думаю, поищу такой храм, где две-три старушки поют. Ходил, ходил и нашел кладбищенскую церковь, она только начала тогда восстанавливаться. Три бабушки на вечерней службе поют. Я к настоятелю. Он меня тоже долго испытывал, расспрашивал. Я ему говорю: «Нотную грамоту я знаю, вот только язык церковнославянский не знаю…» — «Ладно, — говорит, — приходи завтра».
Прихожу на следующий день, а там… полный клирос монахинь! Оказалось, что у женского монастыря еще не было своего храма и они молились и пели на клиросе в кладбищенской церкви. Год я с ними пел. Монахини меня научили уставу, научили четки плести. Я уже сам как чтец и певчий ездил с молодым батюшкой на дальний приход, где восстанавливался храм. Потом я в армию ушел.
Служи, солдат!
Я-то хотел служить в морской пехоте или десантуре, готовился к этому. Но после того как я сгорел, об этом и мечтать не приходилось. По состоянию здоровья записали в железнодорожные войска. И вот в наше училище искусств приходит запрос из Самарского военного оркестра: нет ли у вас среди учащихся музыканта призывного возраста, который хотел бы служить в музыкальных войсках? И директор училища предлагает мне: давай напишем им о тебе. К тому времени я играл не только на гитаре, фортепиано, баяне, аккордеоне, но и на балалайке, домре, флейте, учился на дирижера оркестра народных инструментов. Написали — и забыли про это письмо. Учусь дальше. Последний курс, ноябрь. Тут — бац! — повестка в армию. Мама идет в военкомат: дайте сыну доучиться, полгода осталось! А ей в ответ: можем дать только месяц отсрочки. Если за это время успеет получить диплом — его счастье. В училище собирают комиссию для меня одного, и я сдаю три госэкзамена: специальность, оркестр и хор. И всё удалось. 24 декабря мне вручили диплом, а 26-го я уже был на призывном пункте.
Везут нас в областной военкомат. Основные призывники давно в войсках, а это был добор. В железнодорожные войска уже не было разнарядки, брали в стройбат и во внутренние войска. Ну, думаю, пошлют меня либо строить что-то, либо «зону» охранять. Зима, мороз, мы выстроились на плацу, а офицеры сидят в помещении, за стеклом, смотрят на нас. Уже вечер. Вышел генерал, сказал речь. И вот через громкоговорители пофамильно выкликают, названные выходят из строя. 499 человек вызвали, я остался один. «А это кто такой?!» Нет меня ни в том списке, ни в другом. Тут и вспомнили, что в ноябре пришла на меня телефонограмма из Самары, а я в это время сдавал госэкзамены. Выписали мне документы на проезд, выдали сухой паек. И я один ехал в Самару, потом ходил по городу, искал штаб, затем военный оркестр штаба ПриВО.
Новость о гибели Валерия Халилова и всех летевших с ним в ТУ-154 просто шокировала. Он как родной был…
Семинария в Самаре
Из нашей воинской части на проспекте Масленникова я в увольнение ходил в домовую церковь Духовного училища, на улицу Сергия Радонежского. Армейское начальство разрешило мне поступить в академию культуры, и пока я служил, заочно окончил два курса. Демобилизовался, вернулся домой, пел на клиросе и думал о поступлении в семинарию. Одно не мог решить, куда именно поступать. В Московскую, что ли… И тут узнаю, что в Самаре уже не Духовное училище, а семинария. Самара ближе к Перми, и город я уже знаю. Тогда я забрал документы из академии культуры и поехал поступать в семинарию.
Всё хорошо: учусь! А через месяц меня отчислили из семинарии. Я же иногородний — значит, Пермская епархия должна оплачивать мою учебу. А денег на это нет. Рушилась мечта… И тогда мы вместе с друзьями-сокурсниками встали и прочитали акафист Николаю Чудотворцу. Читали с такой верой, и каждое слово акафиста, созвучное моей ситуации, отзывалось в душе. Кто бы тогда мог подумать, что я буду служить на усольском приходе во имя Святителя Николая. Но на следующий день я уже собрал вещи, мама прислала денег на билет. И тут вызывает ректор семинарии, тогда Архиепископ, а ныне Митрополит Самарский и Сызранский Сергий. «Хочешь учиться у нас?» — «Хочу, Владыка!» И он предлагает подписать документ, что по окончании семинарии я останусь служить в Самарской епархии. Я с радостью подписал — и остался учиться. После уроков садился за руль — работал дежурным водителем в семинарии, и на грузовой машине, и на легковой. Работал до позднего вечера.
— Вы ведь и супругу в семинарии себе нашли?
— Да, Инесса (в крещении Ирина) Мещерякова как раз окончила третий курс, уже была регентом в самарском храме. Она была одной из лучших учениц в семинарии, и курс, на котором она училась, был очень сильный. Сейчас она регент в нашем храме и в школе преподает вокал. У нее детский хор «Домисолька» и взрослый коллектив «Камертон». Они ездят на различные конкурсы — и всероссийские, и международные, например «Роза ветров», занимают призовые места. Недавно был конкурс в Тольятти, и ее ученик, солист, стал лауреатом II степени.
На графских развалинах
— А как получилось, что вас назначили именно в Усолье?
— 7 июля 2000 года меня рукоположили в сан священника в храме Иоанна Предтечи, и уже через десять дней я был назначен на приход в Усолье. И вот как это вышло.
Младший брат моей будущей супруги поступил в усольский техникум, и родители, уже к тому времени надумавшие переехать куда-нибудь в село, купили дом в Усолье. И вот в каникулы я приехал знакомиться с будущими родственниками. Увидел большое, красивое село. И только храма в нем не было!
В одну из мирных вечерних прогулок по селу нас с невестой застал нежданный ливень. Мы бросились укрыться в ближайшем здании. Наше убежище оказалось бывшей больницей, она уже 14 лет пустовала и подвергалась разграблению. Внутри мы увидели огромные серые ручьи, текущие по стенам. Позже, уже поменяв полностью крышу, я постоянно буду бороться с этой течью. Сколько мастеров перебывало на крыше и на чердаке молебного дома, как мы станем называть это здание, не перечесть.
Свято-Никольский храм в селе Усолье.
На одиннадцать лет это историческое здание, построенное еще графом Орловым, приютит нас с немногочисленной паствой, подарит множество радостных моментов, а еще научит на практике премудростям ремонта и строительства. Эти навыки потом пригодятся при возведении нового храма.
Но это будет позже. А в те летние дни я пришел к главе администрации села: «Вот, я семинарист, собираюсь жениться и рукополагаться. Как смотрите, если бы я стал служить в Усолье?» — «Да замечательно! У нас есть верующие старушки, они молятся, читают…» Познакомился я с ними. Понравились. Эти старушки во главе с моей будущей тещей и поехали к Владыке Сергию, попросили назначить меня в Усолье. И выпросили. Хотя когда я получал указ, протоиерей Виктор Ушатов, тогда секретарь епархиального управления, спросил: «Не пожалеешь?» До этого-то мне давали назначение в Отрадный, спокойно служил бы вторым священником на уже созданном приходе. Я говорю: «Нет, не пожалею». Хотя там не было ни храма, ни прихода — мы создавали его, регистрировали во всех инстанциях, очень много было хлопот. Передали нам то самое здание, где когда-то была больница. Мы заняли две комнатки, где был хотя бы пол, и начали служить. Это было одно из зданий знаменитой усадьбы графа Орлова-Давыдова. До революции в нем размещалось волостное управление, после 1917-го оно служило сельской больницей.
Нам предстояло сперва восстановить эти «графские развалины». Крыша текла во многих местах, электричества нет, только в одной комнате лампочка. Окна с выбитыми стеклами заколочены досками и рубероидом. Вместо пола — ямы, выложенные кирпичом, в коридоре безпорядочно наваленные доски. Того гляди в этом полумраке ноги сломаешь. Пришлось сломать штук восемнадцать неработающих печей-голландок и заложить образовавшиеся проемы. Полгода служили только молебны, панихиды, акафисты. И первая Литургия была 19 декабря 2000 года. На Николу, на престольный праздник.
Нам помогал Святитель Николай
— В Усолье изначально был храм в честь Святителя Николая?
— Один из пяти храмов! Был храм в честь Климента, Папы Римского. Было подворье московского Звенигородского монастыря Саввы Сторожевского, и в нем двухэтажный храм: внизу храм во имя преподобного Саввы, над ним — храм в честь Рождества Пресвятой Богородицы. Первыми владельцами Усолья были Строгановы, а затем поместье перешло графам Орловым-Давыдовым. И уже граф Орлов построил огромный трехпрестольный Преображенский храм с двумя приделами — в честь своего Небесного покровителя равноапостольного князя Владимира и Святителя Николая. Вот сколько престольных праздников было в селе, можно было выбрать, как именовать возрожденный приход. Все проголосовали за Николая Чудотворца! Любимый святой… Мне он очень помогал в строительстве молебного дома. 2000-й год, трудно было. Прихожу в одну организацию, в другую. Где помогут, где откажут. Спрашивали: «В честь кого храм будет?» — «Николая Чудотворца». — «Поможем! Он нам помогает…» Так же помогали и через пять лет, когда мы в 2005-м решили уже строить храм. Нашлись благотворители.
Мы поехали с друзьями в Киров искать бригаду строителей и лес. Храм решили строить бревенчатый, срубовый, из вятского леса. Проект сделал в Москве православный архитектор Сергей Осышный, сын священника-иконописца. Его отец Валерий Осышный — член Союза художников России, он принял сан и стал писать иконы. На Вятке стоило упомянуть, что строим храм в честь Николая Чудотворца, сразу отношение становилось более теплым. Директор фирмы, где мы заказали лес, сказал, что сам он с детства еще с мамой ходил в Великорецкий Крестный ход, к месту явления Великорецкой иконы Святителя Николая, и потом всю жизнь ходил, теперь уже со своими детьми.
— Вы в этом Крестном ходе были?
— А я в 2005-м, немного раньше! Такой был замечательно дождливый год, шли по лесному бездорожью в грязи по колено…
— И мы шли тоже в очень дождливые дни. Всё прошли. И очень сдружились со своими новыми знакомыми.
И вот в 2011 году деревянный храм, высокий — 29 метров! — был освящен. Было много трудностей, искушений, много того, что не видно со стороны. Газопровод тянули триста метров. Водопровод — то же самое. Всё надо согласовать во многих инстанциях. Храм только начали строить, я сразу начал оформлять газ. И это длилось три года! Без конца ездил в Самару, возил документы на подпись, на утверждение… Дали нам газ — победа. В пятиэтажной колокольне разместились кабинет, воскресная школа, подсобные помещения.
А когда храм построил — у меня появилось свободное время. Началась более размеренная жизнь, можно не думать о стройке, только служить… Видимо, что-то вынашивалось уже в те годы, потому что чего-то мне не хватало. И я начал писать.
«Я просто — пишущий священник»
Первый рассказ — «Шмель в коробочке» — я написал для взрослых. Хотелось, чтобы они, прочитав рассказ, вспомнили свое детство, какими сами были. Получилось, что и детям тоже понравилось. А у меня же как раз дети подрастали, у нас их четверо. Дочка Настя самая любопытная — тогда ей лет семь было, и вот я что-нибудь напишу, она прочтет: «Давай дальше! Давай дальше!» Написал я семь рассказов, показал друзьям в Москве. С миру по нитке собрали нужную сумму, издали в самарском издательстве «Офорт» первый сборник «Жаркое из шоколада». Такой же случай, как в заглавном рассказе, произошел в моей семье, с моими детьми. Сборник вышел малым тиражом, очень быстро разлетелись книги. И меня даже взрослые стали тормошить: напишите еще что-нибудь… Один рассказ, «Непростой фонарь», я издал отдельной книжкой. А «Ванины рассказы» готовились два года. И вот — вышли в Москве. Первые рассказы тоже вошли в книжку, но я их исправил, добавил к ним новые. И более шестидесяти иллюстраций в книге.
«Ванины рассказы» готовились два года. И вот — вышли в Москве.
— Очень достойно смотрится книжечка. Как удалось найти хорошего художника?
— А он сам ко мне приехал. Максим Альбертович Багдасаров, беженец из Луганска. Приехал к нам с матерью и женой. Я им дал крышу в бывшем нашем храме, до сих пор они там и живут. Маме Максима было 85 лет, она педагог-филолог. Она мне помогала корректировать книгу, причем объясняла, почему здесь должна стоять запятая, а там ее не должно быть. Сейчас она вернулась в Луганск, а Максим с женой остались в Усолье, работают в храме. О Максиме самом можно было бы написать книгу. Детство его прошло на Кубе. Папа его работал преподавателем, у нас ведь была дружба с Кубой…
Ну а я в 2013 году зарегистрировался на сайте Проза.ру. Сызранский писатель Олег Иванович Корниенко пригласил меня в свое содружество детских писателей. Мы стали с ним ездить в Неделю детской книги на встречи с детьми — за день 3-4 библиотеки объезжали: Октябрьск, Сызрань, Рамено… Теперь и одного меня приглашают. Беру гитару, пою песни и с детьми говорю.
Помимо детских рассказов я пишу и взрослые истории, связанные с приходом, — забавные и поучительные. Готовлю сборник армейских рассказов. И еще решил сделать к «Ваниным рассказам» аудиокнигу. Самому их читать, сделать музыкальное оформление. Несколько рассказов уже записаны — начало положил.
В 2016 году мне исполнилось сорок, и вот вышла третья книжка. Хотя я себя писателем не считаю. Просто — пишущий священник.
— Да, наверное, любой священник должен владеть словом. Иначе — как говорить проповеди? Как найти слова, чтобы достучаться до окамененных сердец?
— Поговоришь с человеком, и душа его раскрывается, и покаяние идет со слезами. А жизнь иногда подбрасывает такие сюжеты, что не записать их невозможно. Приехал я к другу в Хрящевку, и он рассказал потрясающий случай о том, как рыбак провалился под волжскийлед со своим снегоходом, но остался жив. За него все молились, и мне тоже звонили, когда он пропал. История его в полном смысле слова чудесного спасения легла в основу моего рассказа «Полынья».
— Мы печатали его в журнале «Лампада»…
— В октябре 2015 года этот рассказ поместили и в журнале «Юность». А посвятил я этот рассказ Дмитрию Роднову, чья история была более трагична. Неподалеку от Усолья есть село Львовка, я приезжал туда раз в месяц к одной бабушке, у нее соборовал, причащал местных жителей. А тут глава администрации дает нам вагончик, подводит туда электричество. И Дмитрий Роднов, молодой парень из Тольятти, на свои деньги заказал купол, мы его установили. У нас с Дмитрием были большие планы. И вот Дмитрий едет на рыбалку — и следы его снегохода обрываются у полыньи… Мы все молились о нем, надеялись на спасение. Но… Его тело нашли только через два с половиной месяца. Отпели, похоронили. Мама Дмитрия живет во Львовке и ходит в храм, на котором ее сын установил купол.
История любви
— За эти годы вы, наверное, хорошо узнали историю Усолья?
— Да, директор краеведческого музея Усолья передала мне летопись, составленную протоиереем Сергием Преображенским. Он прослужил в этом селе полвека и умер в Усолье. И был он сыном и внуком священников, которые служили в Усолье. Видимо, и свою фамилию они получили от Преображенского храма. Эту летопись я сейчас перепечатываю и дополняю. Записываю все значимые события, которые происходят в приходе.
— Храм в санатории «Волжский утес» тоже вы окормляете?
— Окормлял. Отец Александр Данилов, который там служил, уехал, и меня направили туда в командировку — я одновременно служил в Усолье и в санатории. И я год там был настоятелем, потом приехал новый священник.
Однажды приезжает ко мне из «Волжского утеса» женщина. И говорит: батюшка, я только вам могу это доверить. Не хочу, чтобы пропала память о таком хорошем человеке, которого я всю жизнь любила.
Они познакомились в 1958 году, она училась в девятом классе, а он в десятом. Это была светлая, чистая юношеская любовь. Из его писем и стихов видно, что и в пятнадцать, и в шестнадцать лет это был глубокий, неиспорченный юноша. Она мне разрешила даже прочитать какие-то его письма.
История трагическая — Анатолий Гудюшкин погиб в тайге, когда работал в геологической разведке. В семнадцать лет его не стало. Она потом вышла замуж, родились дети. Но свет первой любви остался в душе.
Они жили в Хабаровске, в разных деревнях, а в старших классах учились в одной школе. После десятого класса он уехал в Комсомольск-на-Амуре, а ее семья переехала в Ижевск. Анатолий поступил в геологическую экспедицию, чтобы перед поступлением в институт поработать простым рабочим в геологоразведке. А она по ошибке дала ему неправильный адрес, и он не знал, почему на его письма не приходит ответ. И девушка не знала, куда ему писать. И вот ей принесли его письма. Представляете, его уже нет, а письма — перед ней. И он спрашивает: почему ты не пишешь. Зная эту историю, стихи его по-другому читаешь. Есть там какие-то шероховатости, но он же не был профессиональным поэтом. Она попадает в больницу с нервным срывом. Потом, собравшись с силами, просит мать отпустить ее в Хабаровск, на могилу любимого. И мать отпускает ее. И эта девочка, десятиклассница, совсем одна едет шесть суток в поезде, чтобы прийти поплакать на его могиле. Меня очень заинтересовала эта тема. Пока только времени не хватает, чтобы об этом написать. Надо больше узнать о геологах, о тайге…
Дело тонкое…
— А заниматься детьми хватает времени и сил?
— Как раз в то время, пока у меня шла стройка, рождались дети, росли. И так получается, что я больше времени уделял чужим детям, нежели своим. Но дети всегда были в храме, на глазах у нас с матушкой. Они тоже музыканты, старший уже окончил музыкальную школу, научился играть на гитаре. Тоже любит рок. Сочиняет песни — на английском языке. Красиво получается, мелодично.
— Это хорошо, но только бы русский язык не стал ему чужим.
Настало такое время, что кто-то из детей иной раз просит: можно, я сегодня в храм не пойду? Ну, говорю, тогда на тебе такие-то домашние дела. Потому что воспитание — дело тонкое. Надо, чтобы дети были в храме. Но если через силу заставлять, это может оттолкнуть их от Церкви.
Однажды в Усолье приехали снимать сюжет телевизионщики. Передачу «Самарская епархия в лицах» вел архимандрит Елевферий, Царство Небесное… Отец Елевферий тоже задал вопрос, как мы детей воспитываем. И я ответил: надо просто жить, они же видят всё и впитывают. Родители молятся — значит, и дети будут молиться. Нет — так и их не заставишь. И воспитываются не столько нашими словами, сколько поступками.
— Ну вот храм, слава Богу, построен. Что теперь?
— Теперь — облагораживать территорию. И… еще строить. Мы котельную построили мощную с тем прицелом, чтобы еще одно здание построить. Обязательно трапезная нужна. Нужен свой актовый зал. Надо, чтобы была воскресная школа. Сейчас она на хорах, где раньше был клирос. Есть в школе проектор, экран, дети смотрят фильмы, обсуждают. Чаепития каждое воскресенье. Есть и для взрослых лекторий: проводим беседы, устраиваем литературные вечера. Приезжают к нам экскурсии, и после службы я с приезжающими беседую, читаю им детские рассказы. Приезжали из службы социальной реабилитации — как дети слушали, с таким интересом! И мне очень хотелось заронить в них что-то доброе, хотя бы маленький лучик света среди современной чернухи.
— Вы строгий священник?
— Вообще человек я мягкий. Но без определенной строгости мне бы храм не построить. А в Таинстве исповеди я совсем другой. Это, наверное, уже не я. Меня даже однажды с хирургом сравнили: как, мол, вы жестко с нами, всё из нас вытаскиваете. Когда я в 24 года пришел священником — какой у меня был опыт? Опыт Церкви, опыт святых отцов, вот это мне и помогало и помогает в служении.