храмы разрушенные в ссср
Снос храмов и монастырей в СССР. Как это было. Часть 2
15 мая 1932 года И. Сталин подписал Декрет о второй пятилетке. В Декрете наряду с экономическими показателями была поставлена цель: к 1 мая 1937 «имя Бога должно быть забыто на территории страны».
Большинство народа было верующим. Уничтожение дорогих им храмов причиняло миллионам людей боль и страдания.
Поклонники И. Сталина утверждают, что он покровительствовал Церкви, закрывая глаза на страшную историю гонений, которые по жестокости и масштабности намного превышают гонения в Римской империи. К 1917 году в России насчитывалось 54 692 приходских храмов. Было 1025 монастырей. В составе приходского духовенства насчитывалось 51 105 священников и 15 035 диаконов. Во второй половине 1930-х годов на территории страны все монастыри были уничтожены. «В 1928 году закрыто было 534 церкви, а в 1929 – уже 1119 храмов. В 1930 году упразднение православных общин продолжалось с нарастающим темпом. В Москве из 500 храмов к 1 января 1930 года оставалось 224, а через два года – только 87 церквей, находившихся в юрисдикции Патриархии. В Рязанской епархии в 1929 году было закрыто 192 прихода, в Орле в 1930 году не осталось ни одной православной церкви… К 1939 году во всей России осталось лишь около 100 соборных и приходских храмов (Цыпин Владислав, протоиерей. История Русской Православной Церкви. Глава «Русская Православная Церковь в 1929–1941 годах»).
Одновременно шло уничтожение священнослужителей. «Как производились аресты, допросы, с какой скоростью тройки выносили постановления о расстрелах, свидетельствуют данные правительственной комиссии по реабилитации жертв политических репрессий: в 1937 году было арестовано 136 900 православных священнослужителей, из них расстреляно 85 300; в 1938 году арестовано 28 300, расстреляно 21 500; в 1939 году арестовано 1500, расстреляно 900; в 1940 году арестовано 5100, расстреляно 1100; в 1941 году арестовано 4000, расстреляно 1900» (см.: Дамаскин (Орловский), игумен. История Русской Православной Церкви в документах Архива Президента Российской Федерации).
Вот как решался вопрос с хлопком, который шёл на производство пороха.
Других технологий и другого сырья у большевиков не было!
До революции Российская империя нарастила производство хлопка-сырца в Туркестане до почти 52 млн. пудов, одновременно при этом сокращались посевные площади под зерновые, фрукты, овощи, т.к. хлопок стало выращивать более прибыльно, чем остальные культуры.
Важно учитывать, что рост посевов хлопчатника в Средней Азии, в значительной степени, осуществлялся за счет земель и рук, ранее сориентированных на производство продуктов питания, в частности, выращивание зерна. В итоге Туркестан стал в растущих объемах импортировать зерно: в 1907 г. – 4 млн. пудов (64 тыс. тн), 1914 г. – 12,5 млн. пудов (200 тыс. тн). Причем основным производителем хлопка и потребителем зерна стала Ферганская долина.
Туркестанский хлопок уже в 1900 г. обеспечивал треть российского потребления, а в 1910 г. – уже 43 % (годовое потребление хлопка-волокна текстильной промышленности России к 1914–1915 гг. достигло 24,64 млн. пудов (394 тыс. тн)). В 1910-е гг. в среднем половина российской потребности в хлопке удовлетворялось поставками из-за границы, половина – внутренним, в основном среднеазиатским, производством. Сезон 1914–1915 гг. оказался достаточно благоприятным, обеспечив 70 % российских потребностей: из Средней Азии вывезли 15,57 млн. пудов (249 тыс. тн) хлопкового волокна, из Закавказья – 1,75 млн. пудов. (при переработке хлопка из сырца в готовое волокно его вес уменьшается-примечание моё).
С конца 1917 – начала 1918 года вопросы экономической политики в Туркестане перешли в компетенцию Советской власти.
28 февраля 1918 г. Совнарком Туркестана издал декрет о национализации государством всех запасов хлопкa.
Затем 5 марта 1918 г. вышел декрет о национализации предприятий хлопковой и связанной с ней промышленности. Тогда были национализированы, в частности, 296 хлопкоочистительных заводов и 5 ватных фабрик.
С выходом из хлопкового дела крупных частных капиталов рухнула налаженная десятилетиями система кредитования хлопковой отрасли. С учетом значения текстильной промышленности в экономике России и её зависимости от туркестанского хлопка 8 апреля 1918 г. Совнарком РСФСР для «быстрейшей организации государственной помощи в посеве хлопка» вынужден был отпустить на эти цели 502,4 млн.рублей оборотных средств. Тогда в составе одной из первых советских государственных корпораций «Центртекстиле» создали отдельное ведомство – «Центрхлопок». Его представителей отправили в Туркестан с денежными знаками РСФСР для закупок хлопка.
В мае 1918 г. А. Рыков в докладе I Всероссийском съезду совнархозов среди главных экономических проблем России назвал угрозу хлопкового голода. Он сообщил, что для её предотвращения введена монополия хлопка, и все его запасы объявлены собственностью государства.
Хлопкового голода в России избежать не удалось. Из-за ухудшения военно-политической обстановки в центре России, блокады связи с Туркестаном через Оренбург и Красноводск хлопок из Средней Азии в 1918 г. в достаточных масштабах отгружать не удалось, что вело к остановке текстильного производства. По тем же причинам встречно не поступало остро необходимое зерно.
С установлением Советской власти вся сложившаяся десятилетиями система хлопкопроизводства в Туркестане оказалась разрушена. Национализация хлопкоочистительной отрасли и банков сломала устоявшийся механизм кредитования выращивания хлопка-сырца и его закупок. Угрозы реквизиций, неэквивалетного обмена на обесценивающие деньги или продовольствие определил массовое свертывание хлопкопроизводства. В итоге в 1918 г. урожай хлопка составил всего пятую часть от урожая 1917 г.
Для Туркестана, и, прежде всего, Ферганы, чье сельское хозяйство в значительной степени было сориентировано на хлопок, а поставки хлеба осуществлялись из России, это стало колоссальной трагедией, обострявшей и до того катастрофическое положение с продовольственным снабжением сельского населения.»
В 1924-1925 гг в Туркестане было начато национально-территориальное размежевание и образование социалистичеких республик, завершено к 1936 г:
Новая экономическая политика, несомненно, имела огромный успех. Удалось восстановить промышленное и сельскохозяйственное производство. Валовая продукция промышленности увеличилась в 2 раза, а к середине 20-х годов снизились цены на промышленные товары, которые стали доступны большинству населения края.
К сожалению, дальнейшая политика ВКП (б) «массовой насильственной коллективизации» и «штыковой индустриализации» не способствовало равномерному развитию республики, вела к дисбалансу отраслей, а в итоге уже через несколько десятков лет превратила Узбекистан в сырьевой придаток Союзного центра.
От Узбекистана требовалось проведение срочных экономических реформ, направленных на ликвидацию докапиталистических отношений и переустройство аграрного производства. Поэтому в Средней Азии и Казахстане в два этапа была проведена земельно-водная реформа.
Советская власть, чтобы привлечь на свою сторону дехкан (крестьян ),
25 октября 1917 года приняла Декрет » О земле «, где объявлялась, что бедняки, батраки, безземельные дехкане будут обеспечены землями, отобранными у крупных землевладельцев, однако впоследствии вся земля была национализирована.
Основной целью Советов в земельно-водной реформе была конфискация крупных частных земельных владений, их ликвидация путем национализации и постепенное превращение в крупные общественные социалистические хозяйства.
Земельно-водная реформа в кишлаках прошла под лозунгом укрепления отношения середняков с дехканами. Отделив дехкан-середняков от богатых и кулаков, их приблизили к бедным дехканам.Основной целью такого подхода было прeвратить их в опору Советской власти.
В результате земельных реформ, проведённых в Узбекистане в 20-е годы 20-го века, было образовано 552 колхоза. Таким образом, советская власть утвердилась на территории Узбекистана, проводила свою политику руками
ЦК КП, диктовала свои требования.
Одно из главных требований к узбекским дехканам было одно: хлопок, больше хлопка, любой ценой!
Советское государство продолжает закупки хлопка за рубежом, и только после строительства Большого Ферганского канала(БФК) страна окончательно избавилась от импорта хлопка. Возглавлял строительство БФK Л.В.Дунин-Барковский, бывший лишенец, который в дальнейшем становится заслуженным ирригатором УзССР, а за доблестный труд в годы войны награждается орденом Красной звезды, что довольно солидно, учитывая его дворянское происхождение.
Только в конце 20х гг 20-го века советская власть получила получила достаточное количество хлопка для производства взрывчатых веществ, и смогла продолжить план по дальнейшему разрушению храмов, церквей, монастырей и крепостей-звёзд по всей стране.
В 1928 году Главнауки было принято решение считать главным критерием, по которому определяли принадлежность «сооружения» к памятникам — момент его постройки. Сооружения, построенные:
до 1613 г. — были объявлены неприкосновенными;
в 1613—1725 гг. — «в случае особой необходимости» могли подвергаться изменениям;
в 1725—1825 гг. — сохранялись только фасады;
после 1825 г. — к памятникам не причислялись и государством не охранялись.
Данный критерий был принят Главнаукой и с 1928 г. стал нормативным актом, действующим на территории РСФСР и СССР. Руководствуясь этим критерием, на местах был инициирован массовый снос храмов — общее их количество уменьшилось с 79 тысяч в 1917 до 7,5 тысяч — в 1991 году. источник
Крематорий, пивной завод, бассейн, вытрезвитель и не только: во что превращали храмы в советское время
За 74 года существования советской власти она организовала две крупные волны антирелигиозных гонений. Преследовались не только православная или другие христианские церкви, но вообще любые проявления веры во что-то иное, чем скорое наступление коммунизма. Жертвами этой политики становились люди и неодушевленные носители религиозной материальной культуры — храмы, воспринимавшиеся не как памятники архитектуры, зачастую образцы лучшего наследия цивилизации, но как символы старого мира, мира угнетения — физического и психологического. Тысячи церквей, костелов, кирх, синагог, мечетей, дацанов были снесены, но многие храмы просто закрывались и приспосабливались под новые функции, порой самые экзотические. Иногда у пришедших к власти людей с горящим беспощадным взглядом хватало ума понять, что капитальные здания необязательно стирать с лица земли, что их можно перестроить, отняв у них прежнюю функцию. Таким образом, многие выдающиеся архитектурные шедевры прошлого сохранились для потомков, пусть и в изуродованном виде. Самые необычные, одиозные и бескомпромиссные примеры — в обзоре Onliner.
«Опиум для народа»
В апреле 1967 года на картах мира появилось первое на планете атеистическое государство, но, как бы парадоксально это ни звучало, этой страной был вовсе не СССР. Албанский диктатор Энвер Ходжа в документе «Против мифов и религиозных предубеждений» полностью запретил любую религиозную деятельность и приказал закрыть остатки работавших храмов: мечетей, католических и православных церквей. В Советском Союзе до таких экстремальных поступков не доходило даже в самые суровые времена. Атеизм не был официально провозглашен элементом государственной идеологии, хотя его место в марксистской доктрине было очевидно. Для широких народных масс его сформулировали Ильф и Петров в «Двенадцати стульях», перефразировавшие в обращении Остапа Бендера к отцу Федору выражение, которое неоднократно использовалось классиками марксизма-ленинизма.
На самом деле и Маркс, и затем Ленин писали о религии как об «опиуме народа» без предлога «для», но смысл был понятен в любом случае. Религиозные организации любого толка были записаны в «реакционные», служащие «духовному гнету», эксплуатации бесправного населения, одурманиванию рабочего класса. Это означало лишь одно: с религией надо было последовательно бороться, настойчиво искоренять ее, в том числе через постепенное лишение «церковников» имущества — сначала ценностей, а затем и центров влияния на умы, в качестве которых воспринимались храмы.
Не обошла эта волна воинствующего атеизма и Минск. В 1936 году в городе взорвали Казанскую церковь на современной площади Мясникова (к тому времени уже переделанную в клуб железнодорожников), а в 1937-м пришел черед Петропавловского собора (бывшей церкви Святого Духа) на площади Свободы.
Памяти убитых церквей: как Советский Союз расправлялся с храмами и в каких из них можно было плавать, жить или слушать рок
В Российской империи, по официальным данным 1914 года, насчитывалось больше 50 тысяч только православных храмов. В 1987-м в СССР их осталось чуть меньше 7 тысяч: одни были разрушены, другие — перепрофилированы под склады, клубы, общественные туалеты и спортивные комплексы. Коммунистическому государству религия оказалась не нужна — у него была своя. О судьбе священных сооружений в Стране Советов рассказывает Яна Титоренко.
В 1900-х годах французский писатель Марсель Пруст, известный по циклу «В поисках утраченного времени», пишет ряд эссе и очерков, которые в 1919-м издает под названием «Памяти убитых церквей». Несмотря на то, что ни об одной реально «убитой», то есть уничтоженной, церкви автор там не рассказывает, в поле его зрения — проблема сохранения памятников культуры и особенно церквей. В сентябре 1914-го германская артиллерия серьезно разрушает французский Реймсский собор, и общество реагирует на это болезненно. Ромен Роллан, например, в памфлете «В защиту алтарей» (Pro aris) сравнивает немцев с варварами. Мысль о защите памятников культуры в то время волновала многих интеллектуалов.
Тогда же русскому философу Николаю Рериху приходит в голову идея документа, который мог бы обеспечивать неприкосновенность памятников в любых войнах и конфликтах. Потом такое соглашение оформят и даже подпишут, оно будет известно как Пакт Рериха и ляжет в основу Гаагской конвенции.
Средневековые памятники воспринимаются просвещенными европейцами как хрупкие и наиболее уязвимые части старого мира. Пруст улавливает эти настроения. В «Памяти убитых церквей» он едет «по маршруту» английского писателя Джона Рёскина, ищет упомянутые им мозаики, алтари, строения, и перед ним воскресают неприметные фигуры церквей. «Значит, ничто из того, что жило, не умирает, и мысль скульптора так же бессмертна», — пишет Пруст. И если предположить, что так и есть, то эта вольность дает нам право перемещаться между временами, воображать, будто нечто еще не случилось или не случится никогда, то есть смотреть на историю нелинейно и таким образом воскрешать, хотя бы письменно, некоторые из «убитых» церквей. Только не французских, а отечественных.
Спас на Сенной
Роман «Преступление и наказание» начинается со строк: «В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер…». Петербург 2021 года тоже изнывает и плавится от жары, поэтому машину времени легко запустить.
Достоевский приступает к работе над романом в 1865-м, его описания климатически точны: в начале того июля температура держится на отметке в 31 °C, в городе давно нет дождя. 9 июля, в один из самых жарких дней, Родион Раскольников убивает старуху-процентщицу.
Центральная точка пространства романа — Сенная площадь, во времена Федора Михайловича — злачное и неприятное место для торговли и бедняков. Достоевский так описывает его: «…На грязных и вонючих дворах площади, а наиболее у распивочных и толпилось много разного и всякого сорта промышленников и лохмотников. Раскольников преимущественно любил эти места, равно как и близлежащие переулки». Надо всем этим смрадом высился Спас на Сенной.
Церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы (народное название — Спас на Сенной) строилась с 1753 по 1765 год на деньги купца Саввы Яковлева, одного из самых богатых людей своего времени. Архитектурный стиль — преимущественно барокко с элементами классицизма. Сюда, к церкви, Родион Раскольников приходит каяться.
«Он вдруг вспомнил слова Сони: „Поди на перекресток, поклонись народу, поцелуй землю, потому что ты и пред ней согрешил, и скажи всему миру вслух: ‘Я убийца’“. Он весь задрожал, припомнив это. И до того уже задавила его безвыходная тоска и тревога всего этого времени, но особенно последних часов, что он так и ринулся в возможность этого цельного, нового, полного ощущения. Каким-то припадком оно к нему вдруг подступило: загорелось в душе одною искрой и вдруг, как огонь, охватило всего. Всё разом в нем размягчилось, и хлынули слезы. Как стоял, так и упал он на землю…
Он стал на колени среди площади, поклонился до земли и поцеловал эту грязную землю, с наслаждением и счастием. Он встал и поклонился в другой раз.
— Ишь нахлестался! — заметил подле него один парень».
Ф. М. Достоевский «Преступление и наказание»
Храм занимал на Сенной ту часть современной площади, где сегодня расположен вход на станцию метро «Сенная площадь», — по диагонали, разрезая местность. Действительно большой, на фотографиях он напоминает другие церкви петровского барокко: Спасо-Преображенский собор, Александро-Невскую лавру, Петропавловский собор.
Спас на Сенной взорвали в ночь с 1 на 2 февраля 1961 года. Снаряды заложили на несущие конструкции, они срабатывали поочередно — столбы, крыша и купола, стены. Пыль над площадью стояла еще несколько дней.
Спас на Сенной до взрыва. Источник 
Момент взрыва. Источник 
После взрыва. Источник
Причина сноса — необходимость постройки нынешнего вестибюля станции метро. На деле медленно разрушающаяся церковь (она была лишена своего статуса в 1938 году) представляла собой лакомый кусочек для архитекторов и чиновников города. Еще в сентябре 1960-го газета «Вечерний Ленинград» писала об избавлении от «позорного пятна на Сенной площади», анонсировав открытие на его месте станции метро «из стекла и стали».
Почти полностью из стекла состоит город в антиутопии «Мы» Евгения Замятина, стекло вообще в литературе часто символизирует тоталитаризм. Понятно почему: через него легко подсматривать.
Станцию метро могли разместить иначе, но начальнику Государственной инспекции по охране памятников (ГИОП) А. В. Победоносцеву понравился именно этот вариант — самый радикальный. У церкви нашлись защитники, которые настаивали на ее исключительной культурной ценности (считалось, что архитектором храма мог быть сам Бартоломео Растрелли), они и отправили министру культуры СССР Е. А. Фурцевой письмо с просьбой сохранить постройку на Сенной. В Ленинград послали бригаду, которая должна быть обмерить храм и принять решение о его сносе или реконструкции. Особой задачей считался поиск закладной доски 1753 года, она установила бы имя архитектора церкви.
«В конце декабря 1960 г., появившись на Сенной пл. во всеоружии драгоценной стереотехники, мы застыли в немом изумлении, подобно дочерям Лота. За пеленой снегопада темный силуэт церкви зиял совершенно новыми ранами, а за глухим забором, вдруг окружившим храм, метростроевцы торопливо разделывали мощные стропильные фермы его крыши на дрова и продавали здесь же, на бывшем „торжище сеном и дровами“, как и мешки со столетним голубиным пометом, накопившимся на чердаках церкви. Подкрепленный экономически процесс разрушения церкви вряд ли мог дать нужное время даже для стереофотограмметрических методов фиксации, достаточно трудоемких и не всегда успешных из-за отсутствия опыта в их проведении и короткого зимнего дня. Поэтому наряду с этим решили вести ручной обмер церкви, насколько позволяет отсутствие лесов или иных подмостей и, главное, ограниченность рабочих рук», — вспоминает доктор архитектуры В. В. Смирнов.
«А ночью мы с Ю. М. Денисовым стали свидетелями разрушения церкви, стоя на углу Садовой ул. и ул. П. Алексеева (Спасский пер.), то есть напротив церкви, рядом с угловым магазином игрушек, чьи витрины, укрытые мешками с песком, напоминали годы блокады. Ассоциации стали почти галлюцинациями, когда при глухом ударе земля дрогнула, а церковь как-то медленно осела, став огромной кучей строительного мусора. Колокольня же сперва наклонилась вправо, а затем почти целиком легла перед нами».
В. В. Смирнов «Скверная история»
Взрыв был рассчитан так, чтобы его сила ушла в землю, но, будучи довольно мощным, он повредил даже сваи Исаакиевского собора. Построенную на месте храма станцию метро назвали в честь площади, на которой она стояла, — «площадью Мира».
Анненкирхе
Осень 1996 года встречает вернувшегося с Чеченской войны молодого человека хмурыми, блеклыми красками, дождем и песнями группы «Наутилус Помпилиус». Приезжая к брату в Санкт-Петербург, герой этой истории случайно оказывается в небольшом дворике, где, если об этом не знать, совершенно не угадывается церковь. Но она там есть.
Это лютеранская церковь Святой Анны, или на немецкий манер Анненкирхе, — одна из самых известных и красивых церквей Санкт-Петербурга. Выше описывается, конечно, завязка культового фильма Алексея Балабанова «Брат». Анненкирхе его времени — это рок-клуб, перестроенный из кинотеатра. Здесь ничего не взрывали, а просто играли музыку.
Фрагмент фильма «Брат», на заднем плане, за решеткой — Анненкирхе. Источник 
Источник
Церковь Святой Анны построили в Петербурге в 1779 году. Тогда и до самой революции лютеране оставались второй по численности религиозной общиной страны. К 1917-му Анненкирхе посещали 12 тысяч прихожан. В разное время туда ходили Карл Фаберже, Петр Лесгафт, Карл Брюллов, Павел Пестель. Когда советская власть начала гонения на православных, на лютеран некоторое время смотрели сквозь пальцы, хотя они и понимали, что снисхождение временное. В 1920-х на базе Анненкирхе даже разрешили открыть что-то вроде семинарии, хотя это слово, конечно, не использовалось, название было завуалированным — «евангелистическо-лютеранские библейские курсы». Но уже в 1934-м религиозную деятельность в этом месте насильственно свернули. Храмы в то время часто изымались из собственности церкви и адаптировались под нужды нового государства. Так и Анненкирхе к 1939-му превратилась в кинотеатр «Спартак». Это был единственный в стране так называемый кинотеатр последнего показа: там можно было смотреть кино, которое уже нигде не показывали, или ретроспективу. В прокате были даже зарубежные, «капиталистические» картины — не более одного-двух сеансов в день.
«Я в 1985 г. проходила в кинотеатре производственную практику. Здесь мы впервые смотрели диснеевские мультфильмы о Бемби, Белоснежке, картины с участием Вивьен Ли, фильмы Микеланджело Антониони, знакомились с итальянскими, американскими, немецкими картинами. Фильмы шли с субтитрами, помню „Серенаду солнечной долины“ с участием оркестра Гленна Миллера — это было потрясающе! Раз в месяц в огромных банках приходило по 20–30 фильмов, сразу вывешивались афиши. Понятно, что билеты раскупались тут же на все сеансы. Я с трудом доставала билеты для друзей», — рассказывает звукооператор Анастасия Иванова.
Источник 
Интерьеры кинотеатра «Спартак». Источник
Но Данила Багров приходит сюда не кино смотреть. В первой части картины «Брат» он знакомится здесь, во дворе Анненкирхе, с Кэт («Здесь меня всегда найдешь», — говорит девушка). Конкретная локация — у решетки полуподвального музыкального магазина «Рок-остров», где и сегодня продают пластинки. Анненкирхе их времени — уже не кинотеатр, а клуб. В 1990-е кинотеатр «Спартак» меняют на рок-клуб «Спартак», между прочим, легендарный. Там выступают «Аквариум», «Гражданская оборона», «Король и шут», «Ночные снайперы». Последний концерт состоялся в 2002 году: на сцену вышла группа «Ленинград».
«С 1998 по 2002 год тут квартировал рок-клуб „Спартак“, на концерты приходило до тысячи человек. Выступали „Ленинград“, „Король и шут“, „НОМ“, „Аукцыон“, „Два самолета“. Я сам cходил на два концерта и понятия не имел, что это храм. И тем более понятия не имел, что буду в нем когда-то служить. В нынешней часовне тогда располагался круглосуточный бар. В холле на втором этаже — игровые автоматы, по сути — казино. Открыто продавались наркотики. Проводились тантрические вечеринки, конкурсы любительского стриптиза», — вспоминает дьякон церкви Евгений Раскатов.
Анненкирхе в некотором роде повезло. И кинотеатр, и рок-клуб несущественно повредили ее уникальную архитектуру — ее травмировал позднее пожар. Сейчас здание принадлежит Лютеранской церкви, там идет реконструкция, но часто организуют концерты, выставки, а под Рождество весь город ходит именно туда на самую красивую рождественскую ярмарку. Руководство Анненкирхе активно ведет ютьюб-канал, на котором рассказывает в том числе историю церкви.
Манера перестраивать здания под спортивные центры была чем-то вроде моды. Так, церковь Святой Екатерины переделали в спортшколу, подворье Киево-Печерской лавры превратили в каток, церковь Милующей иконы Божией Матери в Галерной Гавани — в станцию подготовки водолазов, Никольскую Единоверческую церковь — в Музей Арктики и Антарктики, а из Петрикирхе соорудили… бассейн.
Петрикирхе
Петр I, задумав заложить новую столицу на балтийских болотах, активно привлекал к делу европейцев. Со временем немцы стали одной из основных этнических групп империи. Об их многочисленности говорят и названия районов, и улиц строившегося Санкт-Петербурга: Немецкая набережная, Немецкая слобода, Большая Немецкая улица. Уже в 1727 году многочисленная немецкая община получает от Петра II земельный надел на Невской перспективе, тогда еще безымянной улице. Первое здание было деревянным, и оно быстро разрушилось. В 1833 году немецкая община заказывает строительство новой церкви архитектору Александру Брюллову. За пять лет он возводит одну из самых больших церквей Российской Империи — лютеранскую церковь Святых Петра и Павла (Петрикирхе). Она соединяет в себе черты русского классицизма и романовской базилики, а ее алтарную часть украшает масштабное полотно Карла Брюллова, брата архитектора, «Христос на кресте». К 1912-му Петрикирхе имеет 21 000 прихожан. После революции их количество стремительно уменьшается.
Когда в 1937 году прихожане собираются на рождественский сочельник, то не могут попасть внутрь: церковь закрыта. Ее пасторы арестованы, а позднее расстреляны. Убранство церкви частично разграблено, а «Христос на кресте» передан в Русский музей. Но разрушать церковь Святых Петра и Павла нельзя, ее значение для архитектурного облика города признается всеми. Даже государственные архитекторы описывают ее так: «…Высокий образец синтеза архитектуры и скульптуры, с большим мастерством вписано в общий ансамбль Невского проспекта один из интереснейших его участков».
Советское правительство использует Петрикирхе в качестве склада Театра Ленгосэстрады. В 1941–1945 годах там размещают воинские части — здание приходит в упадок. В 1958-м его перестраивают под плавательный бассейн Балтийского морского пароходства. Автором проекта выступает архитектор А. П. Изоитко. Он меняет планировку и полностью переделывает интерьер. Но, главное, строит в центральном нефе железобетонную чашу бассейна длиной в 25 метров, а в алтарной части размещает вышки для прыжков. С трех сторон зала сооружают трибуны на 800 сидячих мест. Торжественно новый бассейн в центре открывают в 1963-м.
«Я видел состояние интерьеров церкви — оно было ужасным: обвалившиеся хоры, местами пробитые своды. Государственная инспекция по охране памятников, которая всячески опекала здание, прилагала все усилия к тому, чтобы оно попало в руки богатого и заинтересованного в сохранении сооружения „хозяина“», — рассказывает А. П. Изоитко.
В бассейне плавало не одно поколение петербуржцев.
«В этой церкви крестили моих бабушек и дедушек, прабабушек и прадедушек… Нас с сестрами не крестили, так как долгое время здесь был бассейн. Но мы ходили в него поплавать. Так что тоже, можно сказать, прошли некий обряд крещения», — делится Iana B.
Постоянная влажность, естественно, не пошла на пользу церкви: стал подмываться фундамент, осели несущие колонны и стены, появились трещины в кладке, отваливалась штукатурка. Когда здание вернули верующим в 1993 году, чашу бассейна попытались демонтировать, но из-за особенностей конструкции строение начало разъезжаться. Архитекторы Ф. Венцель и И. Шапаран решили оставить чашу и на стальных несущих балках настелили поверх нее новый пол. Трибуны тоже сохранили, новые входы вырезаны прямо в них.
Посетителям церкви во время экскурсий разрешают спускаться под чашу бассейна, из большого темного пространства там сделали выставочный зал. С формальной точки зрения Петрикирхе скорее переделанный в церковь бассейн, чем наоборот. Если поднять голову в храме, то видно, что стены стянуты специальными креплениями — можно считать их метафорой: само это место жгутом стягивает в один центр совершенно разные эпохи.
Источник
ДК работников связи
Пойдем же вдоль Мойки, вдоль Мойки,
У стриженых лип на виду,
Глотая туманный и стойкий
Бензинный угар на ходу,
Дом Связи — как будто коробка
И рядом еще коробок.
И дом, где на лестнице робко
Я дергал висячий звонок.
Александр Кушнер
Если идти по набережной вдоль реки Мойки от желтоватого Юсуповского дворца к Исаакиевскому собору, то вид на площадь и город загораживает неясная громада. Вся обтянутая сетками, она как будто стесняется своего нелепого вида и не нравится обычно никому. В ней ничего не выдает прошлого роскошного вида, памятник часто называют главным недоразумением этой части города. За темным конструктивизмом скрывается здание немецкой Реформаторской церкви на пересечении Мойки, Большой Морской улицы и Почтамтского переулка.
Она была построена в 1860-х и из-за «детского» архитектурного возраста особенной культурно-исторической ценности не представляла, так что сразу прослыла уязвимой мишенью. Советское правительство, как это полагалось в то время, предписало церковь отремонтировать, но два десятка прихожан, естественно, не обладали достаточными средствами для проведения таких мероприятий, так что здание перешло городу. Из комнат, предусмотренных архитектором для пастора, органиста и персонала, сделали общежитие. Храм полностью закрыли в 1929-м, а в 1932–1939 годах по проекту архитекторов. П. М. Гринберга и Г. С. Райца перестроили в Дворец культуры работников связи. Кирху лишили шпиля, разместили на ее фасадах балконы, добавили идеологические барельефы.
Источник 
Источник
Архитектор И. Н. Кудрявцев вспоминает: «…Были и неприятные поручения. В частности, по проекту руководителей нашего бюро архитекторов Гринберга и Райца делалась перестройка известной лютеранской церкви, расположенной при слиянии Морской улицы с набережной Мойки, в „Клуб работников связи“. Конечно, и мне пришлось участвовать в разработке рабочих чертежей. С этим вспоминается неприятный для меня разговор со знакомым моего отца, С. Ф. Стравинским. Он был сыном известного оперного певца Мариинского театра и братом всемирно известного композитора.
Встретив меня на улице, он спросил: „Правда ли, как мне сообщили, вы участвуете в перестройке церкви на Морской улице? Я не могу поверить, чтобы сын Николая Галактионовича был участником этого позорного дела“.
Я пытался разъяснить, что это проект наших руководителей, и что же мне делать, если меня привлекают к разработке рабочих чертежей? — „Уйти, немедленно уйти!“ — „Но я же уходил, меня насильно вернули!“».
Переделка храма не нравилась многим — не только из-за идеологических побуждений, но и потому, что конструктивистское оформление его откровенно испортило. Журнал «Архитектура СССР» уже в 1936 году пишет: «Авторы Дома работников связи правильно учли необходимость сохранения башни, но не поняли, видимо, характера ее архитектуры. Здание, возглавленное башней, теперь не завершает перспективу Мойки, оно возникает внезапно и кажется глухим, плоским ящиком. Лишенное выразительного силуэта здание не вошло в ансамбль и воспринимается как чужеродное тело, как некий склад или фабрика посредине города. Это — типичный пример переходного стиля, т.е. „обогащенного“, но в основе чисто конструктивистского сооружения со всеми присущими ему недостатками». Авторы статьи верно уловили впечатление, которое производит здание на набережной Мойки, — оно и сейчас кажется заброшенным заводом.
Источник
В ДК работников связи работали кружки, был концертный зал, где тоже выступали «Кино» и «Аквариум». Сейчас там находится офис «Почты России». Реставрация самого здания в каком-либо виде только обсуждается.
«Отдельное место в истории „Аквариума“ занимает ДК Связи. Это милое место закрепилось за нами с конца восьмидесятых и стало основной репетиционной точкой для группы. С этим местом связана целая эпоха в концертной деятельности „Аквариума“.
И так следующее по значимости после Песков репетиционное место „Аквариума“ было ограничено пределами комнаты четвертого этажа в ДК Связи, что стояло по улице Герцена, а по-настоящему на Большой Морской улице, дом 58.
Это было здание Реформаторской немецкой церкви, построенное между 1862 и 1865 годами по проекту архитектора Г. А. Боссе.
К этому ДК Связи уже привыкли и иностранные средства массовой информации, и обыкновенные „фаны“ „Аквариума“. И те и другие по долгу кружили вокруг останков Реформаторской церкви, выжидая кого-нибудь из нас.
Из этой церкви Боря впервые стартовал в Нью-Йорк, из этой церкви „Аквариум“ впервые стартовал за границу, да не куда-нибудь, а сразу в Монреаль (Канада)!».
Андрей Романов «История „Аквариума“. Книга флейтиста»
Храм Христа Спасителя
И всё же самая масштабная из церковных потерь советского периода приходится на Москву, а не на Санкт-Петербург. На месте этого храма не зияет воронка взрыва, он не стоит, закутавшись в строительные леса, место и сама церковь восстановлены в своем почти первоначальном виде — речь идет об огромной площади неподалеку от Кремля, где высится над городом храм Христа Спасителя. Он был самым крупным православным собором на территории России, возведенным в ознаменование победы в Отечественной войне 1812 года. Его строили 44 года. В Российской империи возведение церковных памятников считалось религиозно-политическим актом, они неизменно включались в пространство церемониала русского императора. В XIX веке одним из главных направлений церковной архитектуры в России становится так называемый византийский стиль. Храмом, открывшим эту программу, и становится московский храм Христа Спасителя. Луковичные купола, как у кремлевских соборов, аркатурные пояса над окнами, огромная колокольня, наружные фонари по периметру — это был не просто штатный собор, но и высказывание царизма. Естественно, белое пятно в такой близости к Кремлю не нравилось Советам.
Источник
Роланд Э. Браун, автор книги «Безбожная утопия. Советская антирелигиозная пропаганда», рассказывает: «…Разрушению крупнейшего православного собора на территории России, возведенного к тому же в ознаменование победы в Отечественной войне 1812 года, предшествовала приуроченная к Пасхе 1929 года пропагандистская кампания, следы которой я обнаружил в журнале „Безбожник“. Надпись на плакате гласит, что „рабочий человек идет в церковь потому, что ему не хватает места в клубе“. Пропаганда исходила, разумеется, из господствовавшего тогда убеждения в том, что рабочему человеку ни религия, ни ее храмы не нужны.
Ирония, правда, заключается в том, что авторы плаката считали, по всей видимости, что собор должен был быть переоборудован в рабочий клуб, и, скорее всего, и предполагать тогда еще не могли, какая судьба будет ожидать Храм Христа Спасителя всего лишь через два года. Да, конечно, теперь он восстановлен, но отделка нового собора, на мой взгляд, отдает лас-вегасовским китчем, и теперь он, увы, никак не может претендовать на звание одного из лучших церковных зданий Европы, каким был оригинальный Храм Христа Спасителя».
5 июня 1931 года на заседании Политбюро ВКП(б) приняли решение о сносе храма.
Из протокола заседания (п. 65/65 «О месте для постройки Дворца Советов»):
а) В выборе места для постройки Дворца Советов остановиться на площадке храма Христа Спасителя.
б) В Дворце Советов иметь один зал на 12–15 тыс. и другой на 4–5 тысяч зрителей«.
Через 11 дней вышла резолюция Комитета по делам культуры: «Ввиду отвода участка, на котором расположен храм Христа Спасителя, под постройку Дворца Советов, указанный храм ликвидировать и снести». Дворец Советов должен был стать первым небоскребом новой страны, его предполагалось украсить фигурой Ленина в полный рост. Но сначала требовалось освободить площадь.
Самый большой православный собор страны огородили забором, на котором написали: «Храм Христа Спасителя — на службе контрреволюции!» Его уничтожили 5 декабря 1931 года в несколько взрывов. Взрывная волна распространилась на некоторые соседние кварталы. Идея не нашла понимания и даже после всех усилий советской агитации казалось народу слишком жестокой.
Воплощение архитектурное
Пролетарского чуда,
Всесоюзная вышка, откуда —
Назначение вышки не таково ли?
Мощным кличем не раз на весь мир
прогремит
Наших слов динамит,
Динамит нашей творческой воли.
Демьян Бедный
Дворец Советов, который предполагалось построить на месте собора, должен был стать эталонным зданием — со скоростными лифтами, панорамными видами, эскалаторами на все этажи, огромными амфитеатрами, ресторанами, с системой шумоизоляции, автоматизированным гардеробом, радиосвязью, автоматическими системами уборки, самовыдвигающимися креслами, подвижными стенами и системой климат-контроля. К 1939-му фундамент здания уже был готов, но достроить его помешала Вторая Мировая война. В 1941–1943 годах стальные конструкции демонтировали: они требовались на производстве противотанковых ежей, необходимых для обороны Москвы.
Мраморной плиткой храма выложили станции метро «Кропоткинская» и «Охотный ряд».
Когда к 1945 году Советский Союз победил в войне, никто уже и не думал о строительстве символа новой власти: на это не нашлось бы денег, да и идеологическая необходимость отпала. На месте котлована открыли общественный бассейн «Москва». Храм Христа Спасителя восстановили в 1999-м — новый собор напоминает лишь тень царской эпохи.
Источник 
Момент взрыва. Источник
Причины уничтожения
В 1930-е в зарубежной историографии появилось религиозно-сравнительное объяснение тоталитаризма. Фактически это были первые попытки вывести в единое поле религиозные черты диктатур, на первый взгляд совсем не религиозных: например, советского коммунизма и германского нацизма. В предисловии к опубликованному в 1935 году в США сборнику «Диктатура в современном мире» редактор Г. С. Форд указал, что установленные сегодня режимы власти, в отличие от диктатур старого типа, стремятся создать сходную с религией узаконенную идеологию: «Диктаторы настоящего времени не происходят от тиранов и деспотов прошлого… диктаторы сегодня имеют новую и сильную технику массового контроля в виде пропаганды через радио, кино, прессу, образование и светскую религию их собственного производства».
Идея о религиозности тоталитарных режимов изложена и в работах немецкого экономиста А. Файлера. После посещения СССР он опубликовал книгу, в которой высказал мысль о том, что религиозный характер советского коммунизма проявляется в его решительной враждебности к религии. Он указывал и несколько других параметров: религиозное положение марксистской идеологии, структуру большевистской партии, сходную с церковной.
«Планомерное превращение детей в граждан нового государства, исполненных фанатизма и фанатической веры… это действительно новая церковь, которая планомерно проникает в сердца и головы», — пишет Файлер.
Естественно, что такая «церковь» нового типа не может терпеть конкурентов. 23 декабря 1946 года Сталин формулирует этот постулат конкретнее: «Марксизм — это религия класса».
Источник
С 1922-го выходят газета «Безбожник» и журнал «Атеист», с 1925-го существует Союз воинствующих безбожников, с 1926-го — журнал «Антирелигиозник». Процесс вымарывания церкви из повестки подкрепляется с другой стороны мощным научно-просветительским импульсом. Выходит «Наука и жизнь», проводятся общественные лекции, открываются дополнительные курсы. Тринадцатый пункт программы РКП(б) звучит так: «Партия стремится к полному разрушению связи между эксплуататорскими классами и организацией религиозной пропаганды, содействуя фактическому освобождению трудящихся масс от религиозных предрассудков и организуя самую широкую научно-просветительную и антирелигиозную пропаганду».
В Цареконстантиновской церкви в Москве в 1976 году был устроен общественный туалет.
На первой полосе «Атеиста» большими буквами пишут: «Религия — дурман для народа». Проводятся кампания по вскрытию мощей и кампания по изъятию церковных ценностей. Главенствующей «религией» государства становится атеизм. Естественно, что ему не нужны напыщенные и яркие соборы, всегда напоминающие о власти церкви и веры. С 1917 по 1987 год коммунисты уничтожат около 50 000 церквей и храмов. Страдали не только здания. Так или иначе — ссылкой в лагеря, арестом или смертью — были наказаны за свою религиозность почти полмиллиона человек.