убиенные оптинские братья на пасху
Оптина Пустынь
Толкования
Священного
Писания
Богатство состоит не во имениях многих, но в доброй совести, которая и без богатства тленного уже имеет свои награды: и Бог силен даровать нам нужное и довольное.
Всякое дело, каким бы ничтожным оно вам ни казалось, делайте тщательно, как пред лицем Божиим. Помните, что Господь видит все.
Благодарность в христианине такая вещь великая, что вместе с любовью последует за ним и в жизнь будущую, где он с ними будет праздновать Пасху вечную.
Оптинские
праздники
ноябрь ← →
пн | вт | ср | чт | пт | сб | вс |
---|---|---|---|---|---|---|
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 |
8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 |
15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 |
22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 |
29 | 30 |
Последний фотоальбом
Видео
Духовные беседы с паломниками
Страница, посвященная убиенным на пасху 1993 года оптинским братиям: иеромонаху Василию, инокам Трофиму и Ферапонту
В от уже много лет в монастыре Оптина Пустынь ежедневно поминают за Божественной Литургией убиенных братьев – иеромонаха Василия (Рослякова), инока Трофима (Татарникова) и инока Ферапонта (Пушкарева). Многочисленные паломники прибывают отовсюду поклониться их святым могилам и попросить благодатной помощи в духовных и житейских нуждах.
За это время слава об убиенных монахах распространилась не только по всей России, но и далеко за ее пределами. Бог прославляет избранных своих, отдавших жизнь ради имени Его Святаго.
Известие о мученической смерти трех Оптинских насельников от руки сатаниста на Пасху 1993 года подобно грому небесному прорезало обычную повседневность жизни, потрясло людские души и сердца.
Вскоре после гибели братий на имя отца Наместника была направлена телеграмма:
Христос Воскресе! Разделяю с Вами и с братией обители Пасхальную радость! Вместе с вами разделяю и скорбь по поводу трагической гибели трех насельников Оптиной Пустыни. Молюсь об упокоении их душ. Верю, что Господь, призвавший их в первый день Святаго Христова Воскресения через мученическую кончину, сделает их участниками вечной Пасхи в невечернем дни Царствия Своего.
Убийство монахов в Оптиной пустыни — как это было
Я уже не жил в Оптиной и приехал в гости на Пасху. Предпасхальный вечер был тих и прекрасен: закатное красно солнышко раскрасило милым теплым цветом и в нем не было ничего тревожного. Даже странно, что закат несмотря на красноту нельзя было назвать кровавым, настолько он был нежный и приятный для глаз. Ничто не предвещало беды, хотя беда уже была рядом, рядом с каждым из нас. Убийца приготовил злодеяние и только ждал толчка своего «голоса, которого не мог ослушаться». Он был в Оптиной, рядом, очень близко, он искал свою жертву. Но никто из людей не знал и не догадывался об этом.
Гуляя по монастырю, я заметил вышедшего из Введенского собора о. Василия. Он стоял у северного входа в храм и любовался красотой заката. А я в свою очередь остановился и стал любоваться картиной с его участием: стоит возле белоснежного храма красивый монах. Русак, стройный, спортивный, тихий и мирный, разумный для своих лет, явно будущая оптинская слава.
Пройдет много лет, он станет еще мудрее и опытнее, будут приходить к нему тысячи людей за советом и утешением и будет у нас новый оптинский старец. Ведь обещали, что будет семь светильников. Может это будет один из них. «Эх, как же он хорош, это воин Христов, — думал я, — дай Бог тебе, дорогой, не сойти со своего пути и остаться человеком, накопить мудрости и любви и одаривать ими народ Божий». Отец Василий почувствовал, что кто-то смотрит на него, обернулся и, увидев меня, улыбнулся. Мы не виделись несколько месяцев, обменялись издалека поклонами и решили сохранить тихость своего состояния. Но улыбка, его лучезарная улыбка запала в моей памяти и теперь уже будет жить со мной до самой смерти.
Началась служба. Пришла в храм братия монастыря, в том числе о. Ферапонт. С о. Ферапонтом никто не дружил. Вовсе не потому, что он был злой или плохой человек. Просто он, несмотря на относительную младость своих лет и раннее монашество, умудрился стать настоящим монахом — не входил ни в какие группы или кружки по интересам, которые часто образуются в монастырях, жил очень сокровенной и истинно монашеской жизнью, без ссор и конфликтов, без пустых разговоров за чаем и пересудов во время послушаний. Жизнь таких монахов принято называть красивым русским словом сокровенной, как сказано в послании апостола «потаеный сердца человек, в неистлении кроткого и молчаливаго духа, еже есть пред Богом многоценно».
Пришел в храм о. Трофим. Он слегка опоздал на службу, т. к. много работал на подсобке. С утра до позднего вечера его видели то на тракторе, то на мотоблоке. Всегда радостный, энергичный, невероятно живой. Полная противоположность замкнутому и молчаливому о. Ферапонту. Вокруг о. Трофима всегда бурлила жизнь и кипела работа. У него было множество друзей, очень общительный и позитивный человек. Он подошел к левому клиросу, у которого я стоял, улыбнулся своей открытой улыбкой, мы крепко обнялись и расцеловались.
Быстрый обмен новостями, крепкие рукопожатия. Кто бы знал, что спустя несколько часов его не будет в живых. Живой, энергичный, веселый. Ну не мог он умереть молодым. Еще много-много лет впереди. Но человек предполагает, а Бог располагает.
Так и остались в моей памяти эти три улыбки. Такие разные и каждая по своему красивая. А потом были другие улыбки и они запечатались в моей памяти еще крепче.
Закончилась пасхальная литургия. Вся братия пошла в трапезную, разговелась, большая часть пошла отдыхать, звонари Трофим и Ферапонт пошли на звонницу, а о. Василий на скитскую литургию, чтобы исповедовать народ. Я в это время был в скиту и отдыхал в келье скитоначальника. Только началась скитская литургия, как в дверь постучали. Стук становился все настойчивее и я решил открыть дверь.
В Оптиной было очень безлюдно. Ведь даже никто не смог увидеть убийцу, разошлись все. Прослышав про злодеяние, начала собираться братия. Первым я увидел о. Ферапонта. Он лежал на звоннице, пробитый насквозь коротким мечом, изготовленным из автомобильной рессоры. Как потом выяснилось, что «работать» таким орудием очень трудно — нужно обладать или огромной силой или много тренироваться.
Самого убийства я не видел, но на моих руках испустил дух о. Трофим. Лицо его было полно скорби и боли. Было видно, что он испытывал сильнейшие страдания. Отошел он тихо. Просто замер и все. Отец Василий прожил дольше всех и умер уже в машине скорой помощи по дороге в Козельск. Его натренированное тело всячески сопротивлялось смерти, но рана была слишком страшна.
Потом приехала милиция, начались оперативные действия, всех убитых увезли на вскрытие. Спустя несколько часов их привезли в храм св. Илариона. Насколько помню я был единственный мирянин, который присутствовал при этой первой молитве у тел убиенных братий, видел их тела еще непокрытыми, без облачений. По традиции миряне не должны быть при облачении монахов, но для меня сделали исключение. И я благодарю судьбу, что присутствовал на этой молитве. Поверьте, никогда более я не видел и не ощущал чего-то подобного. Прежде всего надо сказать о лицах убиенных братий.
Знаете, что меня поразило тогда? Все трое умерли в страшных муках, от немыслимой боли и эта боль осталась в момент смерти на их лицах. Но вот прошло несколько часов и я видел совершенно другие лица. Их даже можно смело назвать ликами, так они светились и сияли. Это не было моим экзальтированным восприятием, все отметили странное преображение лиц — на всех трех была светлая, тихая и мирная улыбка. Очень покойная и уверенная. Такое ощущение, что они увидели что-то радостное. Вот что удивительно: дух покинул тело, но преобразовал его после смерти. Вот об этих трех улыбках я говорил вначале своего рассказа. Именно их я не смогу забыть никогда. Вот явное доказательство бытия загробного мира.
Трудно передать словами состояние братии монастыря. Думаю, что нечто подобное испытали апостолы после казни Христа и ученики оптинских старцев, после их смерти. С одной стороны ужас от происшедшего и горечь расставания, с другой радость за своих братьев. Ведь все они сейчас у Престола Божия. Они начали праздновать Пасху на Земле и закончили ее на Небесах. И мы верим, что там их Пасхальная радость будет вечной. Они заслужили ее своей земной жизнью и сподобились принять мученический венец.
Многие вечером того дня произнесли такие слова: а я оказался недостоин за грехи свои.
Перед написанием этого краткого воспоминания я нашел запись речи оптинского иеромонаха Феофилакта, сказанной по отпевании убиенных оптинских иноков. Не знаю точна ли цитата, но она очень верна по сути и многое передает из наших тогдашних переживаний: «…сегодня здесь совершается нечто необычное, чудное и дивное… Всякий христианин, хорошо знакомый с учением Церкви, знает, что на Пасху так просто не умирают, что в нашей жизни нет случайностей, и отойти ко Господу в день Святой Пасхи составляет особую честь и милость от Господа. С этого дня, когда эти трое братии были убиты, по-особому звучит колокольный звон Оптиной пустыни. И он возвещает не только о победе Христа над антихристом, но и о том, что теперь земля Оптиной пустыни обильно полита не только потом подвижников и насельников, но и кровью Оптинских братьев, и эта кровь является особым покровом и свидетельством будущей истории Оптиной пустыни. Теперь мы знаем, что за нас есть особые ходатаи пред Престолом Божьим».
Впервые опубликовано 18 апреля 2018 года
Участники вечной Пасхи
Памяти убиенных на Пасху 1993 года Оптинских братий
Верю, что Господь, призвавший их в первый день Святаго Христова Воскресения через мученическую кончину, сделает их участниками вечной Пасхи в невечернем дни Царствия Своего.
Патриарх Алексий II. 18 апреля 1993 г.
Прошло два, три дня, а я так и не смогла побеседовать ни с кем из отцов, знавших иноков, убитых на Пасху. Кто-то пообещал рассказать, но позднее, после поста, так как очень занят. Кто-то отказался, ссылаясь на то, что уже рассказал всё, что знал, и рассказ этот вошел в широко известную книгу «Пасха красная» Нины Павловой…
Каждый день перед началом послушания стараюсь приложиться к мощам старцев Оптинских и поклониться убиенной братии – иеромонаху Василию, инокам Трофиму и Ферапонту. И вот сегодня, войдя в часовню Воскресения Христова – место упокоения убиенных, попросила:
«Отцы дорогие! Простите, что дерзаю просить вас о помощи! Ясно чувствую недостоинство свое, но так хочется напомнить о вас людям, почтить вашу память и еще раз поклониться вам… Если можно, помогите, пожалуйста!»
Оптинцы опытным путем знают, как скоропослушливы отец Василий, отец Трофим и отец Ферапонт, как хотят они, чтобы никто не ушел из обители неутешенным. И дальнейшие события могут стать еще одной страницей летописи о молитвенной помощи убиенной братии всем, кто обращается к ним.
В этот же день я записала воспоминания о братии сразу трех человек.
– Я беседовал с иноком Ферапонтом дважды. Было видно, что он очень собранный. Углубленный в себя. Он деятельно занимался Иисусовой молитвой. А это сразу видно. Как видно? По сосредоточенности… Когда человек напряженно удерживает молитву, когда он старается быть в предстоянии перед Богом, это ощущается… Отсекаешь помыслы и хранишь молчание… Внутреннее и внешнее.
Знаю людей, которые держали Иисусову молитву; в Оптиной были и сейчас, конечно, есть многие братия, которые стараются держать эту молитву, но ни у кого из них тогда не чувствовалось такой внутренней сосредоточенности, как у отца Ферапонта.
Я стремился к внутреннему деланию, искал таких людей, и он был такой. Насколько он продвинулся в молитве – одному Богу известно. Но то, что он находился в этом делании, не подлежит сомнению.
Великим постом я приехал в Оптину и, побеседовав с отцом Ферапонтом, спросил у него совета про себя самого. Но он не стал от себя ничего говорить, а отправил меня к старцу, отцу Илию. И старец благословил меня остаться в Оптиной на год, сказал поступать в семинарию.
Я размышлял. А после убийства почувствовал такой духовный подъем! Знаешь, когда за Православие страдают, это очень вдохновляет! Понимаешь: они своей жизнью заплатили, а ты вообще ничего не сделал…
Вот – рассказал. Поделился. А сейчас, извини, нужно идти служить панихиду.
А спустя несколько минут воспоминаниями поделился иеросхимонах отец Серафим, в 1993 году – иеромонах Михаил:
– Отец Василий, отец Трофим, отец Ферапонт – это люди, которые подвизались, искали Бога и созрели для вечной жизни. Отец Василий был ярким человеком, ему Господь даровал мощный дар проповеди, дар слова. А стихи духовные какие он писал! Молитвенник. На нем была такая благодать… Он шел впереди всех!
Отец Ферапонт молился. Он и молчал, потому что молился. Когда молишься – не до суетных разговоров… У него в дневнике последняя запись – слова Исаака Сирина: «Молчание есть таинство будущего века». Царской силы был человек и физически, и духовно. Он каждую ночь вставал и творил пятисотницу. Ночью – отрывая время у сна. Пятисотницу ночью мало кто делает… На пол – телогрейку, чтобы звук заглушить от земных поклонов…
Все трое убиты подло – в спину.
Многие чувствовали, что произойдет что-то страшное. Я после Пасхальной заутрени во Введенском храме шел в скит, чтобы готовиться к средней литургии. Шел, как обычно, дорожкой к скиту в предрассветной темноте, и вдруг почувствовал ужас. Он охватил меня так сильно! Никогда в жизни я не чувствовал такого ужаса! Отец Мелхиседек делился потом, что испытывал страшное уныние.
А еще раньше, у храма, на меня вдруг вышли трое, в кожаных куртках. Они шли прямо на меня, и у них были такие взгляды, полные злобы, что я сразу подумал: «Убийцы!» Хотя еще ничего не знал о предстоящем убийстве. А там снимали фильм об Оптиной. И как раз – мощный луч света. И эти трое стушевались, развернулись, ушли в темноту. Я сейчас думаю, что тоже мог погибнуть. Но я был не готов тогда, и Господь не попустил.
А они были готовы. На них печать Божия была – Господь взял лучших из нас. Их привезли потом на машине, а они лежали – как живые – мягкие, на лицах – мир и покой. Иногда говорят: «Убили первых попавшихся…» Нет. Они были избранники Божии. Умереть за Христа – это честь, которую еще нужно заслужить.
Всё, сейчас будет Чин о Панагии. Помоги Господи!
После послушания в этот день мне нужно было на почту. Приезжаю, а в почтовом отделении – огромная очередь. Душно, жарко. А тут еще передо мной стоит пожилая женщина очень словоохотливая… Я, уставшая, отвечаю неохотно, а потом вслушиваюсь в ее слова и понимаю, что эта встреча – неслучайна. И рассказывает она мне – о чудесной помощи убиенной братии! Вот что поведала мне Галина Дмитриевна, жительница Козельска:
– Тяжело стоять, жарко… Ну, ничего… А ты, милая дочь, в Оптиной, небось, трудишься? Как узнала? Ну, вас, оптинских, видно: молодые сейчас нечасто юбки длинные и платки носят… Я раньше в монастыре часто бывала… Да… Сейчас вот редко езжу, а раньше часто… Почему редко? Думаешь: сколько мне лет? Не-ет. Не семьдесят. Мне восемьдесят лет! Так что уже тяжело… В ближний храм хожу. С мужем. У меня три года назад муж появился! Может, тебе это и забавно покажется: в такие годы замуж выходить… Но ты сначала послушай…
В жизни у меня много скорбей было. Росла с мачехой. Она меня не любила. Обижала очень. Потом замуж вышла, а муж пить начал. Тоже сильно обижал. А потом дети выросли, разъехались далеко, муж умер. И осталась я совсем одна. И была у меня такая скорбь – одиночество…
Вот как-то, три года назад, приехала в Оптину, смотрю: а там люди окружили отца Илия. Знаешь старца Илия? Я тихонько подошла. А он вдруг ко мне поворачивается: «Как поживаете, матушка?» А я смутилась и отвечаю: «Да вот старая уже, а пожить еще хочется…» А он улыбается и спрашивает: «Двадцать лет хватит?» А мне как раз семьдесят семь исполнилось. Я и выдала: «Тогда уж, батюшка, двадцать три – чтобы как раз до ста лет дожить!» Он улыбнулся. Я унывала, а от его улыбки – сразу легче на душе стало.
Пошла в часовню к убиенной братии. Смотрю: там девушка записку за крест прячет. Я у нее спрашиваю: «Что это вы делаете?» Она засмущалась, но всё же отвечает: «Вот, прошу у отцов помощи… Они помогают… Господь их слышит…» И вышла из часовни.
Подумала я, подумала, и тоже решила написать записку. Вслух поделилась: «Отцы наши дорогие, любимые! Вот, пока нет никого в часовне, я вам расскажу… Так мне тяжело одной, так одиноко! Помогите, пожалуйста! Знаете, жизнь несладкая была. И пролетела так быстро! Может, еще поживу, даже и лет двадцать… Только тяжело мне очень одной… А еще домик я хотела продать. Никак не продается… Давно уж… Помогите, если можно…»
Это я сказала, а в записке только и написала: «Очень одиноко мне. Раба Божия Галина».
И что ты думаешь, милая дочь?! Не прошло и недели, как продала я очень удачно домик! И на этой же неделе познакомилась я со своим дедушкой! Где? А в храме! Дедушка у меня, знаешь, какой хороший! Георгий! В честь Георгия-Победоносца! Очень верующий и добрый человек. Ветеран войны…
И так мы с ним хорошо зажили, что теперь и умирать не хочется… Вот, три года живем… Мне – 80, ему – 86. Может, кто-то и думает, что в таком возрасте спутник жизни не нужен… Только нам так хорошо вместе! После моего одиночества мне это так утешительно! Утром он встанет и (я-то забываю часто, а он – никогда) всегда сам святой воды попьет и частицу просфоры скушает и мне принесет. На службу в храм всегда вместе ходим. Еще гуляем вместе, природой любуемся… Иногда ночью он встанет, я тоже проснусь, смотрю: а мой дедушка уже – у икон, стоит, тихонько молится… И так мы и живем мирно, дружно – отец Василий, отец Трофим и отец Ферапонт обо мне позаботились!
Очередь моя подходит… Видишь, сколько я тебе рассказала…
Нашел бы я тяжелые слова
О жизни, о холодности могилы,
И речь моя была бы так горька,
Что не сказал бы я и половины.
Но хочется поплакать в тишине
И выйти в мир со светлыми глазами.
Кто молнией промчался по земле,
Тот светом облечен под небесами.
Отец Василий, отец Трофим, отец Ферапонт, молите Бога о нас, грешных!
Ритуальное убийство в Оптиной пустыни в Пасхальную ночь трех монахов: иеромонаха Василия, иноков Трофима и Ферапонта
Оптинские новомученики
Во вторник пасхальной седмицы 1993 г. на новом братском кладбище в Оптиной Пустыни встали одновременно три креста. Кровь погребенных под ними монахов пролилась на могилы великих для России, для всего міра старцев. Временная звонница, на которой закланы двое – творцы пасхального благовеста, – была поставлена спешно к Пасхе 1991 г. на пустыре старого монастырского кладбища. Убийца же, не скрыв своих намерений, выгравировал на мече своего ритуального убийства своё прозвище и число: 666.
Событие вопиющее и символическое: в знаменитом монастыре, бывшем при старцах духовной вершиною вселенского Православия и тем составившем славу России, явный поклонник сатаны убивает на Святую Пасху троих монахов. Однако вместо незамедлительных соболезнующих посланий руководителей страны (какие, например, были при нападении на синагогу в январе 2006 г.) – на всех телеканалах в этот день шли обычные развлекательные программы и демонстрировалось явное равнодушие, даже появились глумливые статьи в «Известиях» и «Московском комсомольце» (одно название говорит за себя – «Молчание ягнят»!).
Рассказ послушника Евгения
Светлое Христово Воскресение. День, который напоминает нам об общем для всех воскресении. Ибо, если мертвые не воскресают, то и Христос не воскрес; а если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна: вы еще во грехах ваших (1 Кор. 15,16–17).«Без будущей блаженной безконечной жизни земное наше пребывание было бы неполно и непонятно», – писал преподобный Амвросий Оптинский.
Пасха 1993 года в Оптиной Пустыни началась, как обычно, с пасхальной полунощницы, за ней был крестный ход в Иоанно-Предтеченский скит – по установившейся традиции возрождающейся обители. Затем началась пасхальная заутреня, переходящая в раннюю Литургию.
Говорят, что грядущие события отбрасывают от себя тени. У многих было ощущение чего-то тяжелого. Даже певчие на двух клиросах иногда сбивались. Некоторые паломники говорили, что они как бы заставляли себя радоваться. Служба закончилась в шестом часу утра, и братия пошла разговляться в трапезную. После трапезы иноки Трофим и Ферапонт вернулись на монастырскую звонницу – возвещать всем людям радость о Христе Воскресшем.
Буквально через десять минут пасхальный звон оборвался. Встревоженные паломники, прибежавшие в монастырский медпункт и в келью наместника, который в это время беседовал с монастырской братией, сообщили, что звонарей не то избили, не то убили. Выбежавшие насельники в предрассветных сумерках увидели на помосте звонницы двоих иноков. Оба лежали неподвижно. Понять, как в страшном сне, было ничего невозможно: наверное, кто-то их так сильно ударил, что они потеряли сознание, а может быть, сильно ушиблись, когда падали. Какая-то женщина крикнула: «Вон ещё третий», – на дорожке, ведущей к скитской башне, увидели ещё одного лежавшего на земле монаха. Инока Трофима стали переносить в храм. Его голубые глаза были широко раскрыты, и неясно было, теплилась ли в нем ещё жизнь, или его душа уже разлучилась с телом. Как только вошли в раскрытые двери ближайшего к звоннице Никольского придела, братия, переносившие о. Трофима, увидели на белом мраморном полу Введенского собора струйку крови. Значит, ударили ножом или чем-то острым. В это же самое время монастырский врач послушник Владимір пытался прямо на звоннице делать искусственное дыхание о.Ферапонту, но вскоре понял, что это уже безполезно.
Третьим был иеромонах Василий, направлявшийся исповедовать богомольцев на скитской Литургии, которая началась в шесть утра. Некоторые из подбежавших к нему не могли даже сразу узнать, кто именно из оптинских священноиноков лежит перед ними, так было обезкровлено лицо батюшки. Он не проронил ни одного стона, и только по его глазам можно было догадаться о тех страданиях, которые он испытывал. Игумен Мелхиседек бежал с одеялом, чтобы перенести на нём о. Василия, но его уже понесли на руках во Введенский собор и положили в Амвросиевском приделе напротив раки с мощами.
Одна из женщин слышала, как смертельно раненный о. Трофим, продолжавший ударять в колокол, сказал, теряя сознание: «Боже наш, помилуй нас. » Кто-то из паломников видел подбегавшего к звонарям человека в шинели. На крыше сарая, стоящего у восточной стены монастыря, обнаружили следы, рядом с сараем валялась шинель. Когда её подняли, с внутренней стороны увидели небольшой кинжал. Лезвие было блестящим. Возникло ощущение какой-то нереальности: не мог же убийца успеть вытереть его до блеска, да и зачем ему могло это понадобиться? Но тут под стеной деревянного двухэтажного флигеля, что между сараем и скитской башней, нашли огромный окровавленный меч. Его не стали трогать, чтобы не оставлять лишних отпечатков пальцев. Картина убийства начала как-то проясняться.
Шинель повесили на ограду вокруг фундамента бывшей церкви Владимірской иконы Божией Матери. Там уже стоял братский духовник схиигумен Илий, вокруг которого собрались братия и паломники. О. Илий сразу сказал о происшедшем: «Не может быть и речи о том, что это случайное убийство – это дело рук слуг диавола».
Всё это происходило, когда о. Василия переносили во Введенский собор. Ждали прибытия «скорой помощи» и милиции. Брат Владимір начал делать перевязку – рана была ужасной, сквозной. Женщин, ночевавших в храме, попросили удалиться из Амвросиевского придела – никто не должен видеть тело монаха.
«Вот как ненавистен диаволу колокольный звон», – сказал вошедший в храм эконом монастыря иеродиакон Митрофан. «Надо пойти в скит, сказать, чтобы помянули», – обратился я к нему.–»Да, иди, скажи».
Служивший Литургию в Иоанно-Предтеченском храме скитоначальник иеромонах Михаил уже недоумевал, почему не приходит всегда такой обязательный о. Василий, когда я вошёл на прокимне перед чтением Апостола к нему в алтарь.
– Батюшка, помяни новопреставленных убиенных иноков Трофима и Ферапонта. – Какого монастыря? – Нашего.
– Вот как Господь почтил Оптину. Теперь у нас есть мученики. На Пасху.
– Помолитесь о здравии о. Василия, он тяжело ранен. Сразу после чтения Евангелия возгласили заздравную ектению, к которой были добавлены три прошения о тяжко болящем иеромонахе Василии. Затем – случай ведь был особенный – началась заупокойная ектения с молитвой «Боже духов и всякия плоти». Из богослужебной заздравной просфоры о. Михаил вынул частичку о здравии иеромонаха Василия, а из заупокойной – о упокоении иноков Трофима и Ферапонта. У служащего иеродиакона Илариона по щекам текли слёзы.
А когда Литургия заканчивалась, в храм пришёл иеродиакон Стефан и сказал поющей братии, что из больницы сообщили о кончине о. Василия. Это услышали богомольцы, и храм огласился рыданиями.
Два дня спустя приехавший на похороны настоятель московского подворья Оптиной Пустыни иеромонах Феофилакт поведал, что, узнав о кончине о. Василия, он в понедельник утром вместе с иеромонахом Ипатием и монахом Амвросием поехал к его матери и сказал, что о. Василий – единственный её сын – уже со Христом. Анна Михайловна сразу поняла: «Умер?!» В келье у о. Василия остался лежать Апостол, открытый на четвёртой главе Второго Послания апостола Павла к Тимофею: Подвигом добрым подвизался, течение скончах, веру соблюдох. Прочее убо соблюдается мне венец правды, егоже воздаст ми Господь в день он, праведный судия; не токмо же мне, но и всем возлюбльшим явление Его (2 Тим. 4, 7–8).
Из слова иеромонаха Феофилакта во время отпевания убиенных оптинских иноков
Всякий христианин, хороню знакомый с учением Церкви, знает, что на Пасху так просто не умирают, что в нашей жизни нет случайностей, и отойти ко Господу в день Святой Пасхи составляет особую честь и милость от Господа. С этого дня, когда эти трое братий были убиты, по-особому звучит колокольный звон Оптиной Пустыни. И он возвещает не только о победе Христа над антихристом, но и о том, что теперь земля Оптиной Пустыни обильно полита не только потом подвижников и насельников, но и крови оптинских братьев, и эта кровь является особым покровом и свидетельством будущей истории Оптиной Пустыни. Теперь мы знаем, что за нас есть особые ходатаи пред Престолом Божьим.
При жизни монахов хвалить нельзя. Святые отцы говорят, что вообще никакого человека хвалить нельзя, можно человека хвалить лишь в состоянии его уныния. Но теперь, когда эти три собрата предлежат перед нами здесь своими телами, а души их предстоят сегодня, на третий день по их кончине, перед Престолом Божиим, мы можем вспомнить то хорошее, что было в их жизни.
Первый, о ком надо рассказать, это иеромонах Василий. Он был уже в сане священника, и ему было трудно сокрыть те черты благочестия и подвижничества, которые он себе усвоил и усваивал с первых дней пребывания в Оптиной Пустыни. Все, кто его знал, могут сказать, что он пришёл проводить монашескую жизнь нелицемерно и не стремился никогда к тому, чтобы его скорее постригли, быстрее рукоположили, но думал о том, как стяжать в своём сердце Духа Святаго. Те, кто жил с ним по соседству или в ближайших кельях, могут вспомнить о том, что по ночам через фанерную перегородку было слышно, как он читал вполголоса Псалтирь, и хотя для того, чтобы делать поклоны, он клал на пол телогрейку или кусок войлока, было слышно, что он творит Иисусову молитву. Он служил в Оптиной Пустыни и в Москве при открытии Подворья в первое время, которое было самым трудным, самым тяжелым. И хотя там многое сгибало, расслабляло внутренне, он остался непоколебим. По свидетельству его родственников и близких, он таким же был и в міру. Все, хорошо знавшие о. Василия, как-то внутренне надеялись, что из него получится хороший батюшка, получится настоящий монах, к которому можно будет обратиться за советом, который никогда не оставит. Но, видимо, один суд –человеческий, а другой суд –Божий. И Господь судил ему перейти путь сей земли, чтобы предстательствовать за нас там, в невечернем дне Царствия Божия.
Инок Трофим трудился ещё в гражданской жизни в сельском хозяйстве, и здесь, в Оптиной Пустыни, на него возлагались большие надежды в устроении подсобного хозяйства, и он эти надежды оправдал. Он отличался простотой, незлобием, великодушием и всепрощением. Его добрые голубые глаза всегда светились внутренней радостью.
Инок Ферапонт останется в нашей памяти как человек скромный, молчаливый, как человек, который втайне творил каждую ночь пятисотницу с поклонами. Находясь на общих послушаниях, он трудился там, где ему определяло священноначалие монастырское.
Мы верим — эти братия сейчас благочестиво наследовали удел вечной блаженной жизни, потому что даже в отношении мірских лиц, и даже вне пасхального периода, сказано, что, убивая человека, убийца берет все грехи его на свою душу. Поэтому, братие и сестры, они отошли ко Господу, очистив свои немощи человеческие невинно пролитой кровью.
Убийца монахов – Аверин – служил в Афганистане на срочной службе. Вернувшись из Афганистана, увлекся самодеятельной мистикой. Стал посещать церковь, но возомнил себя «просвещенным свыше» с некоей мистической помощью. Ему стали являться голоса, которые диктовали, как поступать. Эти голоса, точнее голос, который постепенно возымел над ним власть, назвался «богом».
Эти голоса действительно Аверину порой и помогали, спасали от неприятностей. И он всё больше и больше поднимался в своем мнении о себе. Подчинение его духу зла стало причиной развития психической болезни, а бесы еще больше развивали психическое расстройство для подчинния человека себе. Бес не давал ему отдыхать, потом начал всячески ругать и унижать, заставлял что-то делать. День и ночь у человека в голове звучал голос, который просто изводил его.
Дух, который мучил Аверина, нацеливал его на убийство. Аверин это понимал, но уже не мог от него освободиться – настолько был ему подчинен. Он стал поклоняться сатане как противнику Бога, потому что существо, которое мучило его, называло себя «богом». Он стал служить сатане, писать богохульные стихи. И потом наступил момент, когда дух, который владел Авериным, потребовал от него того, что произошло. (Из описания о. Тихоном Шевкуновым своей беседы с убийцей.)
. Чем дальше время отдаляет нас от трагических событий той Пасхи, тем явственнее становится масштаб произошедшего. Убийство монахов далеко вышло за рамки банальной уголовщины. Мученическая гибель наших современников повлекла за собой цепь разного рода чудес и знамений. Уже на 40-й день с момента убийства монахов на их могилах произошло первое исцеление человека, признанного медициной неизлечимо больным. И с той поры уже многие тысячи людей стали свидетелями явленных миру чудес. Многие вырезанные о. Ферапонтом кресты с течением времени стали мироточить. Ровно через год после гибели иноков обнаружилось обильное мироточение поставленных на их могилах крестов.
Явленные за прошедшие годы чудеса столь многочисленны и так убедительно свидетельствуют о Божественной благодати на всем, что связано с оптинскими новомучениками, что возможно, уже нынешнее поколение (т. е. современники убиенных) сможет увидеть причисление их к лику святых.
Эти утверждения обвиняемого позволяют квалифицировать совершенное им преступление как ритуальное, т. е. совершенное из побуждений религиозного фанатизма. В данном случае, религией убийцы был сатанизм. Примечательно, что современное отечественное право всячески уходит от понятия «ритуального преступления», подменяя религиозную мотивацию политической или экономической. Между тем, дореволюционное право России (т. е. до 1917 г.) было в этом отношении много мудрее. Очевидно, что правовые системы, отказывающиеся рассматривать религиозный фанатизм как мотивацию преступления, демонстрируют существенную однобокость.
Несмотря на то, что преступник был схвачен и изобличен, ряд весьма существенных моментов так и не получил своего разъяснения в ходе следствия. Остался необъясненным факт появления у Николая Аверина месяца за три до совершения преступления значительной суммы денег. Между тем, многие знавшие его прежде как постоянно нуждавшегося в средствах человека, с удивлением отмечали, что он вдруг начал с легкостью давать взаймы и поить пьяниц. Сам Аверин не пил, но после Нового года ( в 1993 г. ) вдруг с легкостью стал давать деньги на выпивку людям, от которых возврата долга ждать не приходилось. Следствие так и не установило, из каких источников и за какие заслуги получал Аверин деньги в первые месяцы 1993 г., хотя сам по себе факт его неожиданного обогащения невольно наводит на мысль о существовании неустановленных друзей (и, возможно, единомышленников) убийцы-сатаниста.
Следствие не захотело рассмотреть по существу многочисленные свидетельства, указывавшие (пусть и косвенно!) на возможность существования организованной группы сатанистов, поставившей перед собой цель запугать монахов Оптиной пустыни и прихожан угрозой террора.
Следствие фактически проигнорировало указание на то, что в момент убийства в монастыре находились пособники Аверина. Две женщины-паломницы, оказавшиеся свидетелями нападения убийцы на звонарей, сообщили, что когда они закричали от ужаса увиденного, двое незнакомых мужчин, стоявшие неподалеку, прикрикнули на них: «Ну-ка, заткнитесь, не то с вами то же будет!» Примечательно, что мужчин этих не оказалось в списке свидетелей преступления, составленном следственной группой. Другими словами, эти люди поспешили покинуть монастырь, воспользовавшись возникшей суматохой. Такое поведение тем более странно, что все бывшие в монастыре люди, поспешили к звоннице, озадаченные неожиданным перерывом праздничного звона.
. Убийства паломников в Оптиной пустыни происходили на протяжении 90-х годов прошлого века ежегодно. Нередко эти преступления оказывались приурочены к празднику Пресветлого Христова воскресения. Происходили они, правда, уже не в самом монастыре, а в окрестных лесах, что позволяло местным правоохранительным органам не считать их каким-либо образом связанными с паломническими миссиями и не рассматривать материалы расследований в совокупности.
Специфический характер некоторых из этих убийств служит косвенным указанием на существование некоей сатанинской организации, не афиширующей факта своего существования (можно предположить, что это полностью совпадает с намерениями и настроениями местных властей). Скорее всего, эта организация базируется в Москве и в окрестностях Оптиной пустыни ее адепты появляется наездами.