уборка в храме богоугодное дело
Уборка в храме богоугодное дело
Мы продолжаем рассказ о храмовых профессиях. Казалось бы, что интересного в работе уборщицы? Ведро, тряпка, швабра… Всё так. Но если обычным уборщицам для звания «лучший по профессии» достаточно старания и расторопности, то для автора чистоты в храме Божием на первый план выходят совсем другие качества. Сегодня о своей работе нам рассказывает Галина Соколова из Архиерейского храма в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали» г. Саратова.
Мне совсем не нравится слово «уборщица». И не потому что я плохо отношусь к представителям этой профессии — наоборот! Кажется, что слово это, в силу до боли несправедливых стереотипов, стало клеймом: уборщица и всё тут. Существо примитивное, «бездуховное», которое может только мокрой тряпкой махать. И вроде все мы знаем, что это не так — сколько замечательных, высокообразованных и интеллектуальных женщин в голодные и трудные девяностые (а также в не менее голодные и трудные недевяностые — в редкой семье не случается своих «маленьких трагедий»), отложив диплом, брали швабру в руки…
К чему это лирическое отступление? Да все к тому, что в начале разговора с милой, хрупкой, ясноглазой Галиной из храма «Утоли моя печали» чувствовала я себя предельно глупо. Дело в том, что спросить: «Как вы стали художником? Как вы стали учителем?» — это одно, а узнавать: «Как вы стали уборщицей?» — это, согласитесь, совсем другое.
— Вообще-то я акушерка,— улыбнулась Галина,— закончила медицинское училище, работала в родильном доме.
Галина не просто работала, а дежурила — столько, сколько просили: полутора суток, двое. Такая профессиональная самоотдача кончилась капитально подорванным здоровьем. В горздраве, несмотря на диагностированное профзаболевание, в помощи отказали. Работать как раньше, несмотря на горячо любимую профессию, Галина физически не могла. Выхода из ситуации не виделось. Но, что человек не может, Господь управляет. Спасением стала дочка Ксюша, третий ребенок в семье. Слабая здоровьем, одним своим появлением на свет она разом решила вопрос с «трудоустройством» своей мамы. На десять лет единственным «местом работы» для Галины стали дом, семья, дети.
— Я не переставая молилась Пресвятой Богородице о здоровье дочери — как умела, когда молитв еще толком не знала,— вспоминает собеседница.— Стала ходить в храм. А когда дочка подросла, подошла к настоятелю, отцу Нектарию — я постоянно исповедовалась у него тогда — и сказала, что решила выйти на работу в роддом, хотя предвижу для себя в этом трудности. «А почему в роддом? — спросил батюшка.— У нас место есть!»
Работать в храме Галина и не мечтала, поэтому обрадовалась несказанно. Вот только в себе засомневалась: хватит ли сил? Дома всю работу по «наведению» порядка делали дочери. Оказалось, опасения были совершенно напрасными: чудесным образом те физические усилия, что кажутся непосильными дома, в храме не вызывают ни усталости, ни затруднений. Да и «уборщицей» в привычном смысле слова Галину не назовешь.
— Прихожу в храм, как в родной дом… — подбирает Галина слова для ответа на мой стандартный вопрос «Как вам работается?».— Даже не так: я прихожу в дом Божий, и смотрю, чтобы все тут было чисто. Может, на обычной работе человек и думает, как бы скорее сделать, да уйти, но разве здесь так можно? Нельзя в храме работать второпях: ну сделал, и ладно. Как подумаешь, для Кого делаешь-то — желание оставить уборку в дальнем уголке «на потом» пропадает. Ведь как мы чистим дом Божий, так и Господь очищает нашу душу от страстей, ни в каких «уголках» их не оставляя! Я всегда работаю с молитвой…
Уборка — это не только мытье полов, хотя и оно имеет в церкви свои особенности. То, что зимой и осенью грязи с обуви на полу больше всего («А полы светлые, все сразу видно — так за каждым человеком следом и “бегаем” с тряпкой»), для меня новостью не было. Капли застывшего воска на полу — тоже. Но то, что, оказывается, мраморные полы не без труда приходится отмывать от свечной копоти, стало для меня открытием.
Еще есть подсвечники, которые надо чистить, смазывать маслом (чтобы воск не наслаивался), гасить и убирать в специальный ящик свечные огарки. Прихожане все эти порядки знают, а вот люди, которые в церковь заходят либо в большие праздники, либо после того, как что-то в их жизни случилось, начинают ругаться: «Зачем мою свечку трогаете!» Это — самый вежливый вариант; приходилось нашей героине слышать и другое. Тем более что внешне «опознать» в Галине технического работника без швабры в руках практически невозможно: привычного синего халата уборщицы на ней нет (в «Утоли» их не носят). Самое смешное, что даже когда в ее руках швабра — зачастую люди тоже почему-то не замечают, что рядом человек делает свою работу: иногда идут, да прямо на тряпку и наступят, а уж ведро с водой уборщицы и вовсе стараются поукромнее поставить — не ровен час прямо по нему пойдут… Случаются и совсем необъяснимые вещи: в слякотные дни на пороге Галина обязательно стелет коврик, чтобы приходящие люди ноги вытирали, уличную грязь в святое место не несли («Чтобы грязь в храм не ходила» — так она выразилась). Но бывает, что люди вытирают ноги… выходя из храма.
— Вижу иногда, что в храме многие теряются, не знают как себя вести,— делится наблюдениями собеседница.— Обидно бывает, когда стараешься подсказать, посоветовать, а в ответ слышишь грубость.
Галина в таких случаях… просит прощения у грубияна. Потому что, как она говорит, «он уйдет, а грех на мне останется». Обиде, злости ни в храме, ни в душе не место: «Господь смиряет»,— говорит она. Зато как приятно, когда люди уважительно обращаются к ней, называя «матушкой»! А однажды одна женщина пришла, предложила свою помощь: «У меня тут дочка пока экзамен сдает, время есть — давайте я уберусь!»
— С каждым годом народ все ближе к храму становится,— радуется Галина.— Я это замечаю по своим соседям: раньше никого из них в храме не встречала, а сейчас многих в «Утоли моя печали» на службе вижу!
Жизнь идет, растут на радость маме и папе три дочери. Старшая учится на иконописца в Петербургской Духовной академии, средняя закончила исторический факультет Саратовского государственного университета. Младшая, Ксюша,— в православной гимназии, а еще маме на работе помогает. Галину труд уборщицы не тяготит. Потому что место работы — особенное: по ее признанию, работа в храме не только дает телесные силы, но и окрыляет душу. Очень нравилось работать Галине в роддоме, а вот стихи писать она стала, только когда в «Утоли» пришла. Свою сегодняшнюю работу она любит. И когда по графику выпадают выходные, снова идет в ставший родным храм — дом Божий, дом ее души.
Предпасхальная уборка в храме
«Нет лучше послушания, как послушания в церкви!
И если только тряпочкой протереть пол в доме Господнем,
то даже это маленькое дело
у Бога превыше других добрых дел встанет»
Преподобный Серафим Саровский.
В Успенском храме кафедрального города Темникова состоялась предпасхальная уборка.
Прихожане, согласившиеся помочь в этом благом деле, стали собираться в храме еще до назначенного времени. Работа велась с утра до вечерней службы. Священнослужители убирались в алтаре, миряне — в храме. Мылись окна, иконы, полы, чистилась утварь, подсвечники, иконостас. 
В результате такого дружного труда храм заблестел как новый, стало легче дышать и приятнее молиться после богоугодного дела.
Уборка в храме — одно из самых умиротворяющих и благодатных дел. Есть возможность потрудиться в тишине пустого храма. Труд окупается радостью, которая неожиданно переполняет человека.
Дай Бог всем трудящимся доброго здоровья на многие лета!
Поделиться:
Добавить комментарий Отменить ответ
Онлайн богослужение можно слушать на странице «Наш храм»
Вопросы, а также просьбы о молитве пишите на странице «Вопросы батюшке»
Радио «Вера»
Православный календарь
Прп. Илариона Великого (371–372). Перенесение мощей свт. Илариона, еп. Меглинского (1206).
Прп. Илариона, схимника Печерского, в Дальних пещерах (XI). Прп. Илариона Псковоезерского, Гдовского. Прпп. Феофила и Иакова Омучских (ок. 1412). Мчч. Дасия, Гаия и Зотика (303).
Сщмчч. Павлина, архиеп. Могилевского, Аркадия, еп. Екатеринбургского, и с ними Анатолия Левицкого и Никандра Чернелевского пресвитеров и мч. Киприана Анникова (1937); сщмч. Дамиана, архиеп. Курского (1937); сщмчч. Константина Чекалова, Сергия Смирнова, Василия Никольского, Феодора Беляева, Владимира Введенского, Николая Раевского, Иоанна Козырева, Василия Козырева, Александра Богоявленского, Димитрия Троицкого и Алексия Москвина пресвитеров, Сергия Казанского и Иоанна Мельницкого диаконов, прмчч. Софрония Несмеянова и Неофита Осипова (1937); прмц. Пелагии Тестовой (1944).
Флп., 243 зач., II, 24–30.Лк., 47 зач., IX, 44–50,и за четверг (под зачало):Флп., 244 зач., III, 1–8.Лк., 48 зач., IX, 49–56.Прп.:2_Кор., 188 зач., IX, 6–11.Лк., 24 зач., VI, 17–23.
Уборка храма
«Нет лучше послушания, как послушания в церкви! И если только
тряпочкой протереть пол в доме Господнем, то даже это маленькое дело у Бога превыше других добрых дел встанет»
Преподобный Серафим Саровский
Перед праздником Первоверховных апостолов Петра и Павла в Успенском храме города Темникова состоялась большая уборка. Каждый раз, приходя на службу, мы видим чистый храм, в котором все необходимое готово к богослужению. Конечно, все это воспринимается как должное. А труд наших прихожан, чьими руками это чистота создается, остается, как правило, для нас за кадром. Труд этот, надо признаться, не легкий. Если утренняя служба, то нужно прийти раньше, чтобы успеть все подготовить. После службы — протереть иконы, отскрести пол от воска, почистить подсвечники. А вычистить, как следует подсвечник — занятие чрезвычайно трудоемкое. И все это делается руками наших прихожан, которые тихо и с радостью несут свое послушание.
Вот и сегодня наши прихожане не покладая рук трудились во славу Божию: числили подсвечники и лампадки, мыли окна и полы, протирали иконы и паникадила. Батюшка сам ходил по храму с тряпочкой, протирая церковную утварь и показывая добрый пример трудолюбия своим духовным чадам.
Уборка в храме — одно из самых умиротворяющих и благодатных дел. Есть возможность потрудиться в тишине пустого храма. Тяжесть, незаметность и кажущаяся неблагодарность послушания окупается радостью, которая неожиданно переполняет человека.
И самое замечательное – в храме много людей, а шума – практически нет. От такой тишины, вида икон, трудящихся женщин – душа наполняется каким-то умиротворяющим спокойствием. А на сердце радость от того, что Господь дает нам возможность потрудиться в храме, было бы наше стремление.
Дай Бог всем трудящимся доброго здоровья на многие лета!
Жизнь прихода — дело общее
Одна из насущных проблем современной церковной жизни — развитие приходских общин. Важно, чтобы верующие, объединенные Чашей Евхаристии, стали не просто случайными знакомыми, но подлинными единомышленниками, помогающими друг другу в общем деле — деле спасения. Необходимо, чтобы человек не чувствовал себя в церкви случайным гостем, от которого ничего не зависит, чтобы храм действительно стал для него вторым домом, а община — второй семьей.
О том, как организовать жизнь прихода, а также о трудностях и проблемах, которые возникают на этом пути, мы беседуем с настоятелем храма Святой Живоначальной Троицы в Хохлах протоиереем Алексием Уминским.
— Отец Алексий, расскажите, как складывался Ваш приход?
— Постепенно. Наш храм находится в центре Москвы. Жилых домов здесь немного. Практически все здания, которые нас окружают, — это офисы, рестораны, кафе. И храмов вокруг достаточное количество. На расстоянии буквально вытянутой руки от нас находятся Иоанно-Предтеченский женский монастырь, храм святого равноапостольного князя Владимира, храм Трех Святителей на Кулишках, храм Живоначальной Троицы на Грязех. «Классических» прихожан, которые должны были бы быть приписаны к нашему приходу по месту жительства, у нас немного. А вначале их не было совсем. Поэтому, когда в 1992 году храм был возвращен Русской Православной Церкви, наш приход сосуществовал с приходом храма во имя святого равноапостольного князя Владимира, и настоятелем обоих храмов был протоиерей Сергий Романов.
— Храм был разрушен советской властью?
— Не разрушен, а закрыт в 1935 году.
— А что здесь было до 1992 года?
— Чего здесь только не было! И жилые помещения, и разные организации. Хотели даже разместить антропологический музей, в котором планировали хранить останки великих людей. К сожалению, судьба нашего храма нисколько не уникальна. Бывало и хуже… В алтаре храма Владимирской иконы Божией Матери, например, находились туалеты.
— Ваша община отличается особой сплоченностью. Как Вы этого добились? Вы что-то делали специально, чтобы люди познакомились, узнали друг друга лучше?
— Понимаете, все-таки храм — это место, где совершается Евхаристия, а не клуб общения. Конечно, хорошо, если прихожане между собой знакомы, если у них есть возможность где-то пообщаться после службы. Но такое общение не должно становиться самоцелью. Я не думаю, что священник должен специально что-то такое придумывать, чтобы всех подружить. Верующих в храме объединяет общая Чаша, совместная молитва. И вся наша разнообразная деятельность вырастала не из желания непременно познакомиться, а из желания вместе жить духовной жизнью.
Пока храм стоял в разоренном состоянии, весь наш приход (20–30 человек) помещался в небольшом выгороженном уголке с простенькими, наклеенными на дощечки иконами. Прихожане стояли очень близко от алтаря, им было хорошо видно и слышно, что происходит, и смысл богослужения становился более понятным. А сложные моменты я объяснял после службы. Так как нас было не очень много, у меня было достаточно времени и возможностей, чтобы подробно исповедать каждого прихожанина: с каждым поговорить, на каждый вопрос ответить.
Все, что происходит в нашей общине, выросло в ней естественным путем. Подросли дети — появилась воскресная школа. Летом нужно куда-то поехать с детьми — нашлись прихожане-родители, которые стали организовывать поездки в лагеря. Из общения с детьми вырос наш маленький молодежный театр, он существует уже много лет. После Литургии прихожане хотят пообщаться с батюшкой и друг с другом? Значит, народ нужно покормить. А кто будет этим заниматься? Конечно, сами прихожане. Значит, нужно составить расписание, кто, что и когда готовит. Так появились списки тех, кто не просто время от времени заходит в наш храм — таких тоже много, но кто имеет возможность регулярно трудиться на приходе. За этих людей мы молимся на каждой Литургии, помимо того, что нам подают обычные записки на поминовение.
Вообще, у нас заведено такое правило: если прихожанин что-то умеет и как-то хочет этим послужить, он приходит и говорит: «Батюшка, я могу сделать вот это и вот это». И делает. Так у нас на приходе собралось очень много талантливых, живых людей. И сейчас дела обстоят так, что у нас нет необходимости в наемных работниках со стороны. В храме трудятся только наши прихожане, и нет ни одного работника, который не был бы членом нашего прихода.
— И на клиросе у Вас поет только любительский хор?
— Что значит «любительский»? Вы знаете, я ведь тоже любитель. Как священник, я любитель, потому что я люблю свое дело. У нас все «любители». Если Церковь — это мы, то здесь не может быть чужих людей, которые что-то делают не по велению сердца, а за деньги. А иначе как мы будем созидать дом духовный, о котором пишет апостол Петр (см.: 1 Пт. 2, 5)? Те, кто поет на клиросе, — это наши прихожане. То есть они сначала стали прихожанами, а потом начали петь на клиросе. Кто-то уже умел. Кто-то научился. Эти люди не просто профессионально поют, они молятся и причащаются за Божественной литургией. Наши прихожане читают на клиросе. Организацией чтения занимается регент и главный алтарник. Конечно, чтобы петь и читать на клиросе, нужно учиться. При храме у нас этому не учат, но при Свято-Владимирской православной гимназии, в которой я преподаю, можно получить уроки церковного пения и церковно-уставного чтения.
У нас в храме нет уборщиц, которым мы платили бы зарплату. Наши прихожане сами делятся на бригады, и в течение года каждая из таких бригад когда-то готовит, когда-то полностью убирает храм и, соответственно, приходской двор. Наши прихожане преподают в воскресной школе, читают лекции о культуре и искусстве на наших традиционных встречах; ведут киноклуб и подбирают фильмы для обсуждения.
Вот вы сегодня впервые пришли к нам в храм. Вас встретил, проводил в трапезную и накормил наш прихожанин — дядя Андрей, сторож, катехизатор и просто замечательный человек. Пока храм открыт, он стоит за свечным ящиком, беседует с теми, кто заходит в церковь в течение дня. Он обязательно с каждым поздоровается, каждому все расскажет, каждому все объяснит, всему научит. А когда храм закрыт, он делает уроки с нашими детьми, потому что по образованию он физик и математик. Вот такое у него разнообразное служение на нашем приходе.
— Как стать вашим прихожанином? Может ли к вам прийти просто, как говорится, человек с улицы?
— Ну, как люди становятся прихожанами? Приходят, начинают молиться, причащаться, осматриваться, и если они чувствуют себя тут комфортно, то остаются. У нас есть прихожане, которые не записаны ни в какие списки, не несут никаких послушаний — не все ведь имеют такую возможность, но ходят в храм в течение многих лет.
— Но не происходит ли в результате деление на чужих и своих?
— Такое искушение всегда существует. Многое зависит от священника. Иногда священник дает слабину: кого-то приближает к себе особенно, кого-то держит немножечко в стороне, причем часто в числе приближенных оказываются те, кто может обеспечить приход. Так появляются «ближний круг», «дальний круг», деление на своих и чужих. Приходом, в котором есть такая проблема, легко управлять, если не сказать резче — манипулировать.
Конечно, у священника могут быть какие-то личные симпатии. С кем-то он, может быть, просто дружит. Например, у меня на приходе есть старые друзья детства. Конечно, я буду ходить к ним в гости чаще, чем к каким-то другим прихожанам. Это нормально.
Но иногда складывается ситуация, когда прихожане со стажем считают, что они прямо такие «прихожане-прихожане», что имеют право на особое к себе отношение.
Приведу пример из нашей приходской жизни. К сожалению, у нас не очень большая трапезная, поэтому бывает так, особенно по большим праздникам, что места хватает не всем. В праздничные дни у нас собирается много людей, которые появляются не каждое воскресенье. Кто-то приезжает издалека, из Московский области, тратит на дорогу много денег. А на Пасху и Рождество в наш храм приходят не только наши прихожане, но и их друзья и родственники… Что же делать? Уступить им место за праздничным столом? Но ведь наши прихожане трудились весь год: и храм убирали, и готовили, и воскресные школы вели, всем помогали и чего только не делали…
И вот как-то раз перед Пасхой захожу я в трапезную и вижу, что наши прихожане места уже заняли: положили записки «Коля», «Таня», «Вася»… Я ужасно огорчился… Поговорил с ними серьезно. Больше подобных случаев у нас не было и, надеюсь, не будет. Стараемся как-то все помещаться… Хотя это трудно… Потому что, если в первые годы у нас было 20–30 человек, в этом году на Пасху у нас только причастников было 500.
— У вас на приходе собрались люди определенных взглядов и вкусов или вы все разные?
— Политические взгляды у наших прихожан, как мне кажется, все-таки разнообразные, хотя, конечно, не диаметрально противоположные. Нет среди нас крайних либералов или крайних фундаменталистов. А вкусы… Вкус мы воспитываем, начиная с того, каким мы сделали иконостас нашего храма, какие песнопения выбирает хор. Мы регулярно проводим обсуждение фильмов, книг.
— На эти обсуждения к вам могут прийти не только ваши прихожане?
— Конечно, все могут прийти.
— А по какому принципу вы выбираете фильмы для обсуждения?
— Мы выбираем то, что нам интересно, как правило, это признанные шедевры кинематографа… Ну, скажем, мы обсудили трилогию Луиса Бунюэля «Назарин», «Виридиана» и «Симеон Столпник». Сам Луис Бунюэль, хотя он и закончил иезуитскую школу, считал себя атеистом, он даже говорил: «Слава Богу, я атеист». И его фильмы показывают в общем-то крах христианства. Но не только. На мой взгляд, Бунюэль, как гениальный режиссер с потрясающей интуицией, показал нечто гораздо большее. Здесь есть о чем поговорить.
— Есть ли у этого начинания какой-то миссионерский потенциал?
— Ну, какой-то специальной миссионерской цели мы перед собой не ставим… Нет такого: «Вот, мы сейчас будем фильм обсуждать, но на самом-то деле мы, такие хитрецы, всех сейчас заманим в свои православные сети». Мы пытаемся смотреть на проблематику фильмов, которые обсуждаем, с христианской точки зрения. Может быть, на кого-то наши дискуссии могут оказать влияние. К нам действительно приходят разные люди. Вот, вчера, например, на обсуждении я многих видел впервые.
— Насколько для духовного развития прихожан важно просвещение, образование в вопросах веры?
— Любые знания для человека важны. Но прежде, чем давать прихожанину богословское образование, нужно убедиться в том, что он просто образован. Без общей базы знаний сложные богословские проблемы невозможно воспринять правильно. Богословие — это высокая наука, и она требует соответствующей степени понимания и восприятия. Церковные догматы не могут быть выучены как арифметические формулы или теоремы. Чтобы свидетельствовать о своей вере, нужно глубоко изучить ее основы. Это может сделать только человек думающий, мыслящий, читающий и образованный.
На нашем приходе прихожане, как мне кажется, при желании могут получить образование не хуже, чем в семинарии. Мы говорим с ними и о догматике, и о литургике, и о церковном искусстве. У нас читают лекции известные библеисты и церковные историки. Каждую субботу один из наших священников проводит беседу о Священном Писании. Каждую среду у нас собирается религиозно-философский клуб «София». В Москве, да я думаю и не только в Москве, при многих храмах существуют такие духовно-образовательные центры.
— Есть ли в Вашем храме фиксированная или рекомендованная сумма пожертвований за свечи, требы, книги и прочее?
— Нельзя рекомендовать сумму пожертвования… Пожертвование — дело добровольное.
— А что же делать? Ведь храму нужны средства?
— А нужно доверять… Это же твои люди… Нужно воспитать людей так, что они поняли, что жизнь храма зависит от них. В нашем храме нет вообще никаких цен. У нас все требы и свечи за пожертвования. Ну, кроме самых дорогих свеч, которые стоят 150 рублей. Может быть, кому-то важно купить дорогую свечу, и мы даем прихожанам такую возможность. А так… Хочешь купить свечу за копейку — пожалуйста!
Наш приход содержат не захожане, а прихожане. Они все делают своими руками. Они в курсе того, что происходит в их храме, на что живет приход, сколько получает священник за свои труды. Вся бухгалтерия Церкви должна быть совершенно прозрачна для прихожанина.
— Может быть, стоит вернуть практику церковной десятины?
— Я считаю, речь должна идти не о десятине, но о посильной и регулярной материальной помощи храму. Человек должен осознавать, что храм живет благодаря его труду, его пожертвованиям. Что приход — это его семья. Нужно сказать, что десятины в чистом виде в Русской Православной Церкви никогда не было. Десятину у нас платил только князь, простой народ никогда не был ею отягчен: для него десятина — это много.
— Социального работника на ставке у вас тоже, как я понимаю, нет, а как быть с социальной работой?
— Социальная работа — это в собесе. В Церкви — дела милосердия. У нас всяким делом всегда занимается весь приход. Хотя, конечно, есть лидеры — люди, ответственные за то или иное дело. Но, когда наступает зима, бездомным мы помогаем — всем приходом. Проводим и сбор средств, и сбор одежды, и благотворительные ярмарки, в которых участвуют все наши прихожане.
Раз в месяц у нас совершается Божественная литургия для детей, больных раком. Наши прихожане становятся волонтерами, привозят этих детей в храм на богослужение, кормят их, потом увозят обратно. Нет у нас такого, да и не может такого быть в Церкви, чтобы кому-то не было дела до того, чем занимается другой. Жизнь прихода — как и Литургия — это общее дело.
Фото Евгения Беспалова
Журнал «Православие и современность» № 38 (54)