Угон полицейской машины в калининграде в 80 годах
Криминальный Калининград
Братва прилетела на разбор, бандит с испуга пожаловался в РУБОП, после чего СОБР разложил гостей прямо на взлетной полосе – встретили честь по чести, отмутузили хорошенько, за неимением доказательств выпустили. Ребятишки на прощание сказали авторитету – у нас так дела не делаются, ждите ответа. И после этого неустановленные киллеры стали потихоньку прореживать окружение авторитета. Самого его жалели – ему еще предстояло расплатиться с долгами. Под гранатометный выстрел попал охранник его особняка – прапорщик-пограничник, который, чтобы прокормить семью, был вынужден стоять на воротах.
— Давай расклад, будем работать, — в очередной раз сказал бандиту, находящемуся в состоянии жуткой депрессии, замначальника областного розыска Таранов.
— Да толку то с вас, — отмахнулся бандит. – Сам разберусь.
— Ну разбирайся…
Это было начало двухтысячных. И такого криминального трэша и угара я не видел даже в беспредел девяностых в Москве. Самая западная область страны предстала настоящим диким Западом. Там в самом разгаре были сигаретные войны – бандиты делили квоты на ввоз сигарет в Россию, получивший это право в нагрузку получал возможность для практически безграничного ввоза контрабандного табака в Россию с трехсотпроцентной прибылью. За этот лакомый кусок бились несколько группировок. Милиция только и успевала собирать на улицах трупы. Взлетали на воздух сигаретные магазины. Расстреливали на улицах средь бела дня людей. Главный городской бандюган купил себе бронированный лимузин – при этом на миг почувствовал себя лохом. Лимузин оказался не изначально бронированным, а лишь кустарно обшитым бронированными листами, в результате чего ездил плохо, но спас своего хозяина от взрыва и автоматной очереди. Выиграл тендер ко всеобщему удивлению Военторг, чей начальник являлся правой рукой того авторитета, его добрым подельником, которого братва именовала уважительно — полковником в законе, что соответствовало его воинскому званию. На разборки в город толпами приезжали москвичи, интересуясь, как это их представителя грохнули в разборке. Среди гостей были даже действующие бойцы «Альфы», объявившие: «Мы тут порядок наведем, все ответят!» Не навели. Не их земля.
Помню, задержал розыск тогда бригадира киллеров-табачников – здоровенного, как бык, двухметрового детину с наивными глазами, жутко интеллигентного. Засекли, как он прятал в гараже прикупленный по случаю для разборок мешок с чешскими пистолетами-пулеметами «Скорпион».
Еще одна банда оседлала трассу, по которой из Германии гнали немецкие тачки на продажу – скромно собирала по двести-триста баксов с каждой машины. «Синяки» — ранее судимая братва, тоже были при деле, кого-то рэкетировали, какие-то вопросы утрясали. Но тогда они были озабочены неожиданной проблемой – смотрящими за зоной присвоил себе весь «грев», присылаемый с воли, и по освобождению был выдернут на суд общественности. Как рассказывал один авторитетный ворюга:
— Собрались на толковище. Мы ему и говорим – а чай, а продуты – все себе в кишку пускал? А деньги – все себе? Он на колени – простите, братва. А братва ему – мерзавец, мерзавец…
В общем, царил привычный криминальный беспредел. Бандатва рулила, превращая запущенный, мокрый, балтийский город с монументальными немецкими фортами и старинными особняками в некое поле бесконечной битвы…
Бандиты. Я объездил почти всю Россию по командировкам. И везде были они. Отмороженные, живущие по законам или понятиям, сгруппировавшиеся по национальному признаку, по воровской масти, по участи в спортивных секциях или службе в ВДВ. В глазах рябило от картотек и с их рожами – гнусно-криминальными, скучно-обыденными или невинно-ангельскими. Сперва даже пробирал холодок от справок с описаниями их кровавых деяний. Имя им было легион. Целые армии на территории всей России занималась войной друг с другом, государством и его гражданами.
На Кавказе абрек – уважаемый человек, опора семьи. В Бразилии бандитосы свои ребята, из народа, несущие эдакий протест против социальной несправедливости. В России бандитизм – это чума. Бациллы её дремлют десятилетиями и обрушиваются на страну, когда та слабеет, выкашивая массы народа, пожирая тела и души.
Очередная эпидемия бандитизма пошла с перестройки. Часть населения тогда перестроилась быстро, осознав, куда ветер дует, что главное отныне – это деньги. В США мафия появилась в результате сухого закона. Наша возникла благодаря «Закону о кооперации» и «О предприятии». В общество хлынули шальные наличные деньги, которые раньше вращались в безнале. Учитывая, что с самого начала вся кооперативная деятельность была в основном цепью махинаций и нарушений закона, уголовники посчитали себя в своем праве объявить — вы же сами нарушаете закон, вы барыги, а барыга обязан с вором делиться. Рынки, кооперативы стали облагаться данью. Также для консолидации первых бандитских сообществ неоценима роль горбачевского сухого закона. Некоторые банды выросли из мелкоуголовных шаек, обеспечивавших существование подпольного водочного и самогонного бизнеса.
С середины восьмидесятых годов, когда начали исчезать с полок продукты и товары первой необходимости, всерьез замаячил призрак голода, пышным цветом начали цвести все прелести двигавшегося к капитализму общества – вымогательство, рэкет, разделы сфер влияния. Бандиты заявили о себе чуть ли не в открытую, как социальное и культурное явление. Спорткостюмы «Адидас», золотые цепи на бычьих шеях, машины – тогда еще вазовские «шестерки» — все это было свидетельством бандитской крутости и нереального богатства.
Общество тогда еще не было готово ко всеобщему мочилову, поэтому бандитские разборки были, в основном, на уровне мордобоя — толпа на толпу. При таком раскладе, естественно, стали особым спросом пользоваться мышцы профессиональных и непрофессиональных спортсменов. Они и составляли основную боевую силищу растущих как на дрожжах группировок. И однажды начали брать там верх, оттесняя профессиональных уголовников, вечных сидельцев и прочих туберкулезников. Сила, мощь, напор и волевая упёртость профессиональных спортсменов как нельзя лучше легли на нелегкую профессию бандита…
Милое патриархальное время продлилось недолго. Уже в 1990 году услышал от одного братана золотую фразу:
— Нынче в нашем бизнесе бокс не в чести. Сейчас больше ценится спортивная стрельба.
Если смотреть правде в глаза, то с середины восьмидесятых и до начала двухтысячных Россия пережила крупномасштабную гражданскую войну. По уровню потерь она вполне сопоставимая с прошлой Гражданской войной. Миллионы людей, погибших от паленой водки и наркотиков, перевешавшихся от безысходности, отсутствия медицинской помощи – всё это её жертвы. И бездыханные тела, оставшиеся после многочисленных разборок — и бандиты, и бизнесмены, и случайно подвернувшиеся люди – это тоже жертвы гражданской войны. Она была необъявленная, непризнанная, мерзко и подленько утаиваемая или теоретически обосновываемая – мол, все так и должно быть. Даже название ей подобрали щелкопёры либеральные – первоначальное накопление капитала. Но это была именно война. Если в 1918 году война шла за торжество труда над капиталом, чтобы из рабов стать свободными людьми, то война 90-х – это борьба русского народа за право надеть на себя хомут олигархии, стать рабами на своей земле, за право кучки мерзавцев разворовать все то, что накоплено тяжелейшим трудом наших предков, за яхты, виллы воров, за вывоз за рубеж национальных богатств. Такие светлые цели преследовали те, кто бились и клали жизни на этой войне.
Армиями в этой войне были бесчисленные бандформирования. Мародеры под шумок присваивали заводы и пароходы. Имелся и иностранный оккупационный корпус – американские и английские посольства, некоммерческие организации, фонды, толпы советников – ну чем не интервенты, растаскивавшие по кускам бывшую сверхдержаву. Жуткая разруха. Отчаявшееся, деморализованное, голодное, как и положено в войну, население. Наши люди сами вызвали джина из бутылки, сдав свою страну, и гибли во имя нового мирового порядка. Тогда все пропахло кровью.
Калининград. Укромное место, где собирается братва, кормящаяся с трассы. То, что происходит, раньше называлось товарищеским судом. Один из молодых братанов в малиновом пиджаке и с цепью на груди уличен в употреблении наркотиков. Наркоманов в бригадах не терпят – это слабое звено, при ломке за дозу сдаст всю малину. Бригадир – огромный и добродушный мужик, были и такие, выносит вердикт – изгнать. С парня сдирают атрибуты бандитского ремесла – малиновый пиджак, цепочку золотую. Забирают ключи от «служебной тачки». Все, изгнан… Ему ещё повезло, что в шайке нравы демократичные. В Московских безжалостных бригадах за это сразу закапывают в землю. А не фиг пить, курить и языком трепать. Ты же в команде!
В Рязани действовала бригада «слонов» — ее ядром явились рязанские десантники, притом проблемы они решали по десантному прямолинейно и радикально. Однажды одномоментно наколотили вглухую полтора десятка конкурентов. А в войне за завод ВАЗ перебили в общей сложности, говорят, две сотни человек.
Потянулись в банды и милиционеры, опера, сотрудники спецслужб со своими специфическими навыками и осведомленностью о методах ОРД. Притом не худшие сотрудники, часто переигрывавшие своих бывших коллег.
Машину угнали с милицейского двора
Эти истории о том, что даже служебные стоянки силовых ведомств не гарантируют сохранность имущества, можно посчитать курьезами. Если бы не серьезный ущерб, который пришлось возмещать в суде.
Калининградец Яков Загонов решил продать свой девятилетний «Мерседес». Когда снимал с учета, специалисты установили, что идентификационные номера кузова и двигателя изменены. Обнаружив неприятное, милиционеры изъяли автомобиль и поставили на стоянку во дворе Центрального РОВД Калининграда. Там он простоял около двух месяцев(!), а однажды ночью просто исчез в неизвестном направлении. Блюстители порядка разводили руками, мол, испарилась иномарка, не иначе. Дело возбудили, но ни автомобиль, ни похитителя не нашли.
Несчастный автовладелец, потерявший дорогого во всех смыслах железного друга, после долгих раздумий и советов с адвокатами все же решил идти в суд. В своем заявлении он просил возместить стоимость похищенного автомобиля – около 277 тысяч рублей.
Суд Центрального района Калининграда установил, что изъятие автомобиля не было надлежащим образом оформлено (милиционеры не составили соответствующий акт), не была обеспечена сохранность машины (ее оставили без охраны на стоянке во дворе РОВД).
Истец представил доказательства, что прежний собственник менял двигатель, коробку передач и вносил изменения в документы. В результате заявителя признали добросовестным приобретателем.
Суд пришел к выводу, что ущерб гражданину причинен неправомерными действиями (бездействием) сотрудников госорганов. В таких случаях, по закону, ущерб должен возмещать Минфин (за счет казны РФ), причем, вне зависимости от того, виновны должностные лица или нет. Около 277 тысяч рублей должны быть взысканы в пользу Загонова. Калининградское УВД и Минфин решение обжаловали, но областной суд оставил его в силе.
А виноват владелец стоянки
Майские праздники запомнились калининградцу Николаю Грачеву надолго. Он активно их отметил и позволил себе сесть за руль в изрядном подпитии. Сотрудники ГИБДД его задержали, составили протокол об административном правонарушении. А машину поместили на автостоянку частного предпринимателя, с которым у ГИБДД был заключен договор о совместной деятельности. Той же ночью неизвестные увели «железного коня». Милиция возбудила уголовное дело, но похитителей не нашла.
Гражданин обратился в суд с иском о возмещении вреда. Истец не раз менял свои требования, дело неоднократно рассматривалось разными судебными инстанциями. Разбирательство по этому делу заняло больше 5 лет.
Наконец, Грачев определился с требованиями и обратился с иском о возмещении ущерба к областному ГИБДД, а также мэрии Калининграда. Истец просил суд взыскать с ответчиков стоимость похищенного автомобиля – эквивалент 8 тысяч 800 евро, уплаченные таможенные платежи и 200 тысяч рублей компенсации морального вреда.
Суд Ленинградского района пришел к выводу, что ущерб гражданину был причинен неправомерными действиями сотрудников ГИБДД, которые поместили задержанный автомобиль на стоянку, не отвечающую требованиям безопасности. Суд частично удовлетворил требования и вынес решение о взыскании с комитета по финансам и контролю мэрии за счет средств казны Калининграда 222 тысячи 919 рублей. В компенсации морального вреда было отказано.
Комитет обжаловал это решение. Коллегия по гражданским делам облсуда пришла к мнению, что автомобиль на стоянку был помещен правомерно, так как его водитель был пьян, мог причинить вред себе и другим людям, сотрудники ГИБДД действовали в целях обеспечения безопасного движения транспорта. А согласно ст. 245 Кодекса об административных правонарушениях, должностные лица, задержавшие автомобиль, несут ответственность за вред, только если их действия являются неправомерными.
В результате главная судебная инстанция региона пришла к выводу, что в этом случае ответственность должен нести владелец автостоянки, он и заплатит ущерб.
Михаил Мастеров приобрел старенький «Мерседес», 1991 года выпуска. Еще даже не зарегистрировав машину в ГАИ, он поставил ее на стоянку, принадлежащую одному из калининградских профтехучилищ. Оттуда машина бесследно исчезла. Возбужденное уголовное дело стало «глухарем».
Гражданин обратился в суд. Изучив все обстоятельства дела, суд пришел к выводу, что профучилище оказывало услуги по хранению автомобилей, утратило принадлежащее человеку имущество и должно возместить вред. При этом суд исходил из ст. 901, 902 Гражданского кодекса РФ, которые предусматривают ответственность хранителя за недостачу и повреждение переданных на хранение вещей и его обязанность возместить ущерб, «если не докажет, что это произошло вследствие обстоятельств непреодолимой силы либо из-за свойств вещи, о которых хранитель не знал и не должен был знать, либо в результате умысла или грубой неосторожности потерпевшего».
Квитанции, по которым автомобиль был принят на стоянку, суд посчитал документами, подтверждающими факт заключения договора хранения автомобиля.
В результате суд взыскал с профтехучилища стоимость автомобиля – 178 тысяч 490 рублей. Руководство училища обжаловало это решение, но облсуд оставил его в силе.
Владимир СОРОКИН, член совета Калининградской областной адвокатской палаты:
— Конечно же, милиционеры, изъявшие автомобиль, обязаны были обеспечить его сохранность. Радует, что герою первой истории удалось отстоять свои права.
Что касается остальных случаев, то по закону собственники автостоянок несут ответственность за сохранность оставленных машин, поэтому такие иски суды удовлетворяют.
Оставляя автомобиль на стоянке, обязательно берите квитанцию. Необходимо также проверять, чтобы там были правильно указаны время и дата, иначе что-либо доказать будет трудно.
Если же автомобиль был угнан с неохраняемой парковки, то взыскать ущерб будет сложно. Дело в том, что стоянка предназначена для хранения машин, а парковка – исходя из названия – только для парковки на короткое время. Они отличаются и по внешнему виду: стоянка должна быть огорожена, с обязательной охраной. Парковка обходится без этих «излишеств» и, как правило, не отвечает за сохранность автомобилей.
Нашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав Ctrl+Enter
Девять историй от калининградского милиционера о работе в 70е-90е годы
Девять историй от калининградского милиционера
Подполковник милиции в отставке, рассказал о том, как работали калининградские милиционеры в семидесятые–девяностые годы.
1. Неизвестный негр
Зимой 1979-го, через пару дней после возвращения из армии, я обнаружил в своём почтовом ящике приглашение на работу в органы внутренних дел. В милиции я хотел работать с детства. Ловить преступников, защищать людей. Правда, делать всё это я хотел в ГАИ. Моя мама — одна из первых женщин-мотоциклисток в Калининградской области
Я отправился в Ленинградский райотдел милиции города Калининграда. Там толклась куча пацанов, таких же дембелей. У них в военкомате изъяли военные билеты, а получать их нужно было в райотделе милиции. А заодно руководство отдела предлагало новоиспечённым гражданским работу в органах правопорядка. Новоиспечённые служить в милиции не хотели. Их долго и безуспешно уговаривали, очередь двигалась медленно. Я был последним, просидел на стуле в коридоре три часа.
Офицера милиции, с которым я беседовал, знали весь город и вся область. Это был Леонид Раев — ведущий сверхпопулярной программы “Моя милиция” на калининградском телевидении. Во многом я свой профессиональный выбор сделал благодаря ему и этой передаче.
Узнав, что я хочу служить в милиции, Раев обрадовался и стал ковать железо, пока оно горячо. Меня сразу повезли в отдел кадров УВД оформляться. Потом я узнал, почему всё произошло так быстро. Тогда это со всеми желающими работать в милиции происходило быстро — чтобы передумать не успели.
В тот же вечер, 20 декабря 1979 года, меня, уже стажёра, подвели к сержанту милиции Степанову. В свой первый день я должен был патрулировать вместе с ним. В моей голове— эйфория: вот она, та жизнь, о которой я мечтал! И которую видел в кино про милицию!
Вместе с сержантом Степановым мы должны был обеспечивать общественный порядок на улице Черняховского, возле несуществующих сегодня ресторанов “Русский чай” и “Парус”.
Формы на мне не было. Чтобы как-то обозначить свою принадлежность к правоохранительным органам, я попросил у сержанта Степанова рацию поносить. Он с радостью согласился. Рация оказалась тяжёлой.
Со Степановым мы обходили маршрут, и служба показалась мне не такой уж сложной. Только ноги быстро устали. А потом я услышал женский крик. Кричала и махала рукой женщина на ступеньках “Русского чая”. Это была администратор ресторана. Я бросился на помощь. В спину мне что-то кричал Степанов, но я его уже не слышал. Я бежал на своё первое происшествие.
Фойе ресторана. Драка, примерно 15–20 мужчин. Треск рвущихся пиджаков, рубашек, и свитеров, вой подруг и жён, окруживших дерущихся. Мат. Я даже в армии таких лингвистических конструкций не слышал. Керамическая плитка на полу в крови, скользишь, как корова на льду.
Я увидел среди дерущихся… негра. Дела у негра были не очень. На него наседало несколько человек, он с трудом отбивался. Я вытащил негра из толпы, передал подбежавшему Степанову, он волоком потащил обессилевшего негра к дверям. Что было дальше, я не помню.
В себя пришёл минут через двадцать. Я лежал на всё том же ресторанном полу, уже отмытом от крови. Рядом со мной на корточках сидел фельдшер скорой помощи, стояли напряжённые Степанов, администратор ресторана, неизвестный мне милицейский майор, с ним три курсанта школы милиции. Когда я открыл глаза, все очень обрадовались. Фельдшер предлагал проехать в больницу, но я отказался. Степанов мне рассказал, что, когда меня вырубили, этим воспользовались дерущиеся. Они разбежались. В том числе и спасённый мною неизвестный негр.
А ещё Степанов рассказал, как я действовал и как надо было действовать на самом деле. Я действовал совсем не так. Можно даже сказать, с точностью до наоборот не так.
В конце своей первой смены я написал рапорт на увольнение. Он был датирован тем же числом, что и рапорт о приёме на службу.
По закону мне нужно было отработать две недели.
“Ладно, — подумал я, — две недели не вся жизнь… Потерпим”.
2. Особо важное задание
Свой второй рапорт на увольнение я написал на следующий день. В коридоре райотдела меня поймали сотрудники районного уголовного розыска. Им нужен был понятой для проведения сотрудниками уголовного розыска следственных действий. Разговаривал я с рыжим капитаном из районного угро в его кабинете. Капитан всё время курил. Там все всё время курили. Я не переношу табачный дым, мне стало плохо. Ещё хуже мне стало после того, как капитан рассказал мне об «особо важном задании».
В гостинице “Колос” на Центральном рынке два гражданина кавказской национальности надругались над стареньким дедушкой. Мне надо было присутствовать в качестве понятого при изъятии у подозреваемых нижнего белья для дальнейшей экспертизы.
Это совсем не входило в мои представления о моей работе в милиции. Я пытался слиться, а рыжий прокуренный капитан читал мне лекцию о долге, службе и так далее. Я не помню, чтобы я сказал капитану “да”. Скорей всего, просто кивнул, соглашаясь с капитанским “наша служба и опасна, и трудна”. Он это воспринял как согласие.
Вначале в кабинет привели второго понятого, потёртого жизнью мужика. Это был бомж. Он вонял. Я старался сидеть поближе к мусорной корзине и подальше от воняющего понятого номер два. К мусорной корзине — потому что если желудок не выдержит, то лучше в неё, чем на пол. А желудок протестовал, и я выбегал проветриться в коридор к открытому окну.
Привели потерпевшего. Дедушка плакал и просил отвести его к самому высокому здесь начальнику. Потом привели двух подозреваемых азербайджанцев. Они тоже плакали, просили их отпустить, обещали сразу уехать к себе домой. Им предложили раздеться и забрали у них трусы для исследования биоматериала. Так как я ещё ничего не понимал в тех следственных действиях сотрудников милиции и мне было противно присутствовать при таком, как мне тогда казалось,унижении людей. Мне было жалко и дедушку, и азербайджанцев.
Подписав протокол, я тут же написал второй рапорт на увольнение. Это не работа, это грязь, грязь и ещё раз грязь.
Меня вызвали к начальнику отдела, Ивану Ивановичу Егорову. На столе перед ним лежали два моих рапорта об увольнении. Это был своеобразный рекорд. Два дня службы и два рапорта на увольнение.
Меня отправили «подумать» на курсы подготовки милиционеров в учебный центр УВД, находившийся в то время при школе милиции. Сказали, что там всё проще — пишешь рапорт на имя начальника курсов, и всё. На следующий день я уехал на курсы увольняться по-быстрому. На курсах при школе милиции — такие же новобранцы, как я.
Первый день занятий. На столе перед каждым курсантом — лист бумаги. Кто не хочет служить, может прямо сейчас написать рапорт. Однако рапорт никто не пишет. В том числе и я. Неудобно как-то — никто не пишет, а я… “Хорошо, что среди вас нет трусов”, — удовлетворённо говорит один из наших командиров, майор Богданов.
. В милиции я проработал тридцать лет. От постового до заместителя начальника отдела и начальника милиции общественной безопасности.
Я никогда не назову настоящее имя этого человека. Пусть в этом тексте он будет “лейтенант Н.” В июле 1983-го я работал милиционером–водителем. Вместе с Н. нас отправили на вызов. Ночью в жилом доме на улице Невского, там, где было трамвайное кольцо, кто-то пытался подбирать ключи к входным дверям в квартиры.
Район окружили ночные патрули. Нападавших взяли с боем. Они дрались до последнего. Меня повезли в больницу, где я пролежал пару месяцев.
Нападавшие оказались военными. Один курсант инженерного училища, второй – офицер. Сыновья очень высокопоставленных чиновников. Меня вызвали на допрос в военную прокуратуру. Припомнили тот самый размазанный по всему лицу курсантский нос. А потом военная прокуратура дело закрыла…
В первый после больницы рабочий день со мной случилось новое приключение. В 1983 году грабежей и разбойных нападений в Калининграде было море. Мы патрулировали с напарником на автобусе «ПАЗ». Примерно в час ночи на улице Некрасова увидели женщину, всю в крови. Она указывала рукой в сторону Верхнего озера и кричала: “Он туда побежал!” Тогда этот район, который сразу за гостиницей “Турист”, был настоящей ямой. Никакого благоустройства, бомжи и заросли камышей. Я почти догнал подозреваемого, протянул руку. А пальцы не работают. Их ещё разрабатывать надо после перелома.
Чтобы вы поняли, какие вопросы приходится решать участковому на обслуживаемой территории, расскажу один случай. 1984 год, март, Ленинградский район, семейная пара. Жена узнала, что у мужа роман на стороне. Конфликт. Всё у меня как-то не получалось с мужем поговорить. Ну чтобы он её не зашиб где-нибудь на эмоциях.
Прихожу как-то в отдел. В дежурной части сидит жена неверного мужа, босая, в ночнушке и вся в крови. Думаю, я опоздал, не проявил настойчивости, не поговорил с мужиком, он её и порезал. Переживаю.
Всё оказалось гораздо сложней. Она ему, пока он спал, отрезала… Как бы это сказать… причиндалы. Отрезала и выбросила на лестничную клетку. Группу участковых отправили отрезанное в подъезде искать. Нашли. Оперативно отправили в больницу. Там отрезанное пришили на место…
Эту женщину я встретил через пару лет на улице. Разговорились. Я осторожно спросил, не слышно ли чего о её муже. Слышно. Они живут вместе, и вообще сейчас у них всё хорошо. И ещё она мне сообщила, что пришитое отрезанное работает лучше прежнего…
Как-то я доложил начальству об убийстве. Где произошло, из-за чего, где тело лежит, кто и как убивал и даже что говорил перед смертью погибший. Начальство проверило. Всё подтвердилось. Убийцу арестовали. Меня долго выспрашивали, как я это сделал? Столько подробностей знал, словно присутствовал.
В советские времена народ пил очень много. Да и после тоже немало. Пьяная энергия выплёскивалась в хулиганство. Сколько глупостей народ по пьянке натворил, сколько подлостей…
В перестроечные времена в милицию уже поступили на вооружение “Черёмуха” и резиновые палки. Вот со всем этим добром я отправился на самый заурядный вызов — некий гражданин на улице Сергеева скандалил с тёщей.
Напавший на меня гражданин перед моим появлением успел из этого пистолета выстрелить в свою тёщу. Нетрезвый он был. В упор, в лицо. Сильно её изуродовал… Шесть лет ему дали.
Конечно, на то, что алкоголь делает из людей, я насмотрелся. В 1992-м перед самым Новым годом мы с коллегой отправились навестить Алика, жившего на Пролетарской. Фамилию его я, разумеется, называть не буду. Алик выпивал и скандалил с женой и тёщей. 31 декабря 1992 года Алик уже несколько дней встречал Новый год. Его жена и тёща вызвали милицию.
8. Кошмар на улице Нарвской
Я нормальный человек. Конечно, мне бывало страшно. Но вот так, чтобы животный страх — только один раз. В девяностые, когда уже начало твориться чёрт знает что, мне нужно было проверить жалобу на гражданку, живущую в переселенческом фонде на улице Нарвской. На неё соседи жаловались. Она мусор не выносила, а складывала у себя в квартирке.
Приехал. Стоим, разговариваем. И тут я почувствовал, как меня кто-то сзади за плечо дёрнул. И не просто дёрнул, а погон с плеча сорвал. Погон у меня был пришит намертво. Но этот кто-то за моей спиной смахнул его без всяких усилий, как прилипшую соринку. А потом раздался вой. Прямо за моей спиной. Нечеловеческий, громкий. И я испугался по-настоящему.
Отбегаю, оборачиваюсь. Проход в другую комнату. Вместо двери решётка, закрыта на замок. А за решёткой двухметровый какой-то орангутанг на задних лапах с моим погоном. Воет и решётку трясёт. И лапы тянет. Если б я не отпрыгнул и ему бы удалось меня к решётке прижать, вариантов у меня было бы немного… Просто Эдгар По какой-то… Кошмар на улице Нарвской.
9. Картонные ордена
Работа участкового такая, что без юмора никак нельзя. Его было очень много. Мой коллега, с которым мы вместе работали участковыми, свой парадный китель хранил на работе, в шкафу в оперпункте на Иванникова. Тогда она ещё была Монетной.
На оперпункт выписывались газеты и журналы. В советские и постсоветские времена на первых страницах газет печатали ордена, которыми эти газеты были награждены, прямо рядом с названием.
Когда выдалось спокойное дежурство, я все эти ордена из газет повырезал, наклеил на картонки. А эти картонки булавочками к парадному кителю коллеги и пришпандорил. Ну согласитесь, смешно же: приходит коллега на службу и надо ему парадный китель одеть. По поводу службы в праздники, например. Открывает шкаф, а весь китель в орденах. Картонных, но орденах. Смешно же!
И тут приходит в оперпункт начальник райотдела. Порядок проверить. И заглядывает начальник в этот самый наш шкаф. И видит китель коллеги, весь усеянный картонными орденами. Начальник забрал этот китель с собой. Коллеге я на всякий случай ничего говорить не стал.
И вот на следующий день собрание. Выступает начальник райотдела. Под конец своего выступления начальник вдруг говорит: “Товарищи! Я хочу вам рассказать о нашем скромном коллеге, о котором мы не всё знаем. Он награждён многими орденами. Например, орденом Трудового Красного знамени — 16 раз”.
Все друг на друга смотрят, не понимают. И тут начальник разворачивает свёрток и показывает тот самый китель. С картонными орденами. Посмеялись. Сильно посмеялись. Хорошо стёкла в отделе не вылетели.
Коллега, конечно, некоторое время дулся. Но потом всё встало на свои места.
Таких историй у меня сотни. Я проработал в милиции тридцать лет. Видел очень много. Хорошего, плохого, смешного, грустного. Всякого. Но вот сейчас я понимаю, что, если б тогда, в 1979 году, знал, как всё сложится, я бы всё равно пошёл в милицию. Это моя работа. Это моя жизнь.
пришитое отрезанное работает лучше прежнего
Ну так-то нагло не стоило палить котолампу.
А что там за биоматериал брали из трусов в 1979 году, кто-нибудь в теме?
Очень понравились фотографии, прям за душу взяли.
Слишком много дерьма свели в одно повествование, возможно и правда но сведено в одну кучу за все годы
Ну и к тому же, какие блин бомжи в большом количестве в 79 году в Калининграде?? Прибалтику норм контролировали так то, там скорее фарцовщики и валюта, в портовом городе
Излишне пафосно и возвышенно местами. Но интересно.
Нападавшие оказались военными. Один курсант инженерного училища, второй – офицер. Сыновья очень высокопоставленных чиновников. Меня вызвали на допрос в военную прокуратуру. Припомнили тот самый размазанный по всему лицу курсантский нос. А потом военная прокуратура дело закрыла…
Продолжение поста «Убийство несовершеннолетней, психически не стабильной девушки в Израиле»
Два месяца назад я публиковала пост о найденном в песке на стройке теле семнадцатилетней Литаль Яэль Мельник. По подозрению в совершении преступления был задержан медбрат из психиатрической клиники, в которой девушка проходила лечение, и о котором было известно, что он был с девушкой в близких отношениях. Сегодня, спустя два месяца, уже известно, что произошло. Медбрата, кстати говоря, зовут Эдуард Качура. И он, и жертва, русскоязычные израильтяне.
1 октября Литаль, вместо того, чтобы вернуться из школы домой, поехала к Качуре. Её бабушка обратилась в полицию, и полиция стала стучать к нему в дверь. В это время они оба были внутри, но сделали вид, что дома никого нет. После этого Качура испугался последствий их связи, и воспользовавшись тем, что девушка была психически нездорова, предложил ей совершить ритуальное погребение. Он убедил её, что возможно, если она немного полежит в земле и почувствует себя похороненной, это поможет ей излечиться и избавиться от суицидальных мыслей. Он изложил ей план, по которому он закопает ее в землю, оставив трубочку, через которую она сможет дышать, и оставит в таком виде на некоторое время.
Глубокой ночью Качура и Мельник отправились с лопатами на строительную площадку. Вдвоем они вырыли глубокую яму. Девушка легла на дно, а Качура засыпал её тело песком. После этого он достал из её рта дыхательную трубку и засыпал ей лицо.
Сторож, дежуривший неподалеку, наблюдал всё происходящее, но ему не приходило в голову, что на его глазах совершается убийство. Он думал, что эти двое ищут наркотики или решили похоронить собаку. Только когда он увидел, что из двоих человек, к машине возвращается только один, он решил подойти поближе, и увидел торчащие из земли конечности бездыханного тела. После этого он немедленно вызвал полицию.
Под действием этой истории, в Израильском сегменте фейсбука сейчас идет волна постов, в которых люди, лежавшие в закрытых отделениях психиатрических лечебниц, делятся своим опытом, связанным с жестоким обращением и с непрофессионализмом персонала.
Что в головах верунов «самой мирной религии»
18-летний Махмуд Бани-Уда, житель деревни Тамун, совершивший три недели назад попытку теракта в Яффо, рассказал следователям, что сделал это, потому что ему надоело жить из-за финансовых проблем и из-за плохих отношений с братьями, сообщает служба новостей «Хадашот 13».
Напомним, что в день теракта Бани-Уда приехал в Яффо, догнал шедшую по улице Бат-Ям супружескую пару и напал на нее со спины, ранив ножом 67-летнего мужчину, после чего сбежал и скрылся в мечети, где и был задержан полицией.
Лесбиянки забили ребенка насмерть, а соцработников убеждали, что жалобы на жестокое обращение с ребенком это клевета от гомофобов
Британские журналисты разбирают страшный инцидент, когда 20-летняя Фрэнки Смит и ее 28-летняя сожительница Саванна Брокхилл насмерть забили маленькую Стар Хобсон, дочку Смит.
Ранее их родственники как минимум пять раз жаловались в соцслужбы на то, что Смит и Брокхилл жестоко обращаются с ребенком, но их жалобы игнорировались, так как при каждом визите соцработников в дом Смит и Брокхилл убеждали их, что все это просто «клевета от расистов-гомофобов».
Они грамотно убеждали их, что синяки и ссадины на теле девочки получены просто в результате падений из-за неуклюжести ребенка, а не потому, что они ее избивали.
Последний раз соцработник приходили в дом 15 сентября 2020 года и тогда были обнаружены синяки на лице и ногах Стар, но работник поверил объяснению Брокхилл, что ребенок упал с лестницы. На самом деле девочку сильно били по лицу и ногам, а также заставляли подолгу стоять в углу, называя ее «отродьем».
Через неделю после этого визита Стар Хобсон была забита до смерти, ее нашли с переломами голени, ребер и черепа, а также у нее также был разрыв вены, кровь из которой просочилась в брюшную полость.
Синяки на теле девочки многократно видели как минимум двое друзей Брокхилл и Смит, а также три их родственника, в том числе прадед малышки Дэвид Фосетт.
Прокурор Алистер Макдональд, королевский адвокат, заявил, что травмы ребенку были нанесены в результате сильного удара или серии ударов «в форме ударов кулаками, пинков или ударами ногами в живот». После того, как девочка затихла, Смит и Брокхилл подождали 15 минут, прежде чем позвонить в службу спасения. За это время они искали в Интернете «Как вывести ребенка из шокового состояния».
Сегодня 15 декабря Брокхилл была осуждена за убийство, а Смит за допущение смерти. Глава службы по делам детей городского совета Брэдфорда Марк Дуглас подал в отставку.
Ответ на пост «Когда норма стала дикостью?»
Насчёт богатых людей и вежливости на дорогах.
В общем, вспоминая этого человека, я понимаю, что у вежливости на дороге могут быть весьма разные причины, и от очень дорогих машин, ведущих себя подчёркнуто аккуратно, стараюсь держаться подальше. На всякий случай.
Мюррей — промышлял квартирными кражами, домушник. Всю добычу спускал на выпивку и проституток. Так и не успел разбогатеть в силу своих слабостей.
Мистер Скукерман — занимался аферами с ценными бумагами и мошенничеством в портах. Работал на мафию.
Вор-домушник. Воровал и при необходимости убивал хозяев жилья. В пометке уголовного дела сказано: «Очень хитер, ловок, любит прикидываться душевнобольным для эффекта жалости».
Сидней Келли — гангстер из Лос-Анджелеса. Работал на мафию в других штатах. На его счету заказные убийства, вооруженные нападения, сутенерство и торговля наркотиками.
Фейтрилл — малолетний вор, взломщик. На момент ареста ему было 16 лет.
Оскорбленная жена. После того как она узнала, что муж ей изменяет, напоила его до беспамятства, наполнила ванну кипятком и «сварила» его насмерть. Сама пришла в полицию с повинной.
Фитч — матерый угонщик автомобилей из Чикаго. Работал на мафию.
Проститутка-воровка. Усыпляла спиртным клиентов, вытряхивала содержимое из их карманов. Работала на мафию, самых ценных и болтливых клиентов передавала в руки криминала.
Проститутки — наводчицы мафии. Знакомились с богатыми клиентами в ресторанах, романы заканчивались кровавой бойней с воровством всего содержимого в квартирах горе-любовников.
Проститутка-воровка. Усыпляла спиртным клиентов, вытряхивала содержимое из их карманов. Работала на мафию, самых ценных и болтливых клиентов передавала в руки криминала.
Мистер Синг — наемник и специалист широкого профиля. Работал на мафию, искусно устранял конкурентов, полицейских и чиновников.
Стенли Мур — матерый гангстер из Чикаго по кличке Инквизитор. Отвечал за казни должников и людей, которые стояли на пути у мафии.
На фото слева: госпожа Тернер — владелица бара на окраине Нью-Йорка. Вместе со своим помощником частенько убивала клиентов в разделочной для мяса с целью грабежа. В пометке уголовного дела сказано: «Если узнает, что у вас есть с собой наличные, вы труп». На фото справа: эта дама знакомилась на улице с мужчинами, кокетничала и приглашала их к себе в гости на чай. Угощала гостей вином или чаем с мышьяком. Обворовывала жертв и продавала добытое скупщикам краденого, причем всё — вплоть до шнурков.
Проститутки-воровки. Усыпляли спиртным клиентов, вытряхивали содержимое из их карманов. Работали на мафию, самых ценных и болтливых клиентов передавали в руки криминала.
Уловимый мститель, или Хроника одного похищения
ФОТО: коллаж Евгения Карташова
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ «ВТОРОЙ ПОЛОВИНКИ»
Сыщики ГУ МВД России по городу Санкт-Петербургу и Ленинградской области немедленно приступили к отработке заявления.
Кто мог быть похитителем женщины и реальным выгодоприобретателем назначенного выкупа? Каков мотив взятия в заложники человека, которому в любой момент может потребоваться медицинская помощь? Наконец, почему фигурирует именно такая сумма? На все эти вопросы предстояло найти ответы.
Неизвестно, в каких количествах принимала успокоительное Анна Васильевна, мать похищенной. Можно лишь догадываться, как тяжело дались ей эти восемь суток постоянного страха за жизнь дочери.
Когда Анна Васильевна вновь оказывается у метро, от неизвестного поступает последний за этот вечер месседж: «Отбой!»
Родители Ирины не находят себе места. Отец к этому времени успел собрать необходимую сумму денег через многочисленных знакомых. Но полицейские отговаривают мужчину от передачи всех средств для выкупа. В результате решили соорудить «куклу», состоящую из так называемых банкнот банка приколов.
Вот только участникам событий не до шуток. Для пущей убедительности пачки поддельных дензнаков сверху и снизу обложили 36 настоящими купюрами номиналом по пять тысяч рублей из тех, что собрал глава семьи.
ПЕРВЫЕ РУКИ И ДАЛЬШЕ…
По словам Дениса Уруджева, все понимали: не факт, что второй человек в цепочке окажется тем, кого они ищут. В таком случае прогнозировать ход дальнейших событий сложно. Было ясно: оппонент хорошо подготовился, хитрил как мог, запутывал следы.
На этот раз рандеву состоялось. Неизвестный не единожды менял точку. И вот, наконец, в поле зрения правоохранителей появился одетый во всё чёрное велосипедист с тёмной «антиковидной» маской на лице.
Курьер колесит вдоль проспекта Просвещения. Пересекает дорогу и начинает двигаться в обратную сторону относительно автомобильного потока. Спецы молниеносно перестраивают систему наблюдения, чтобы не упустить его.
Тот озирается, не спешит останавливаться. Несколько раз проезжает по одним и тем же дворам, неоднократно разворачивается. Норовит запутать следы.
Замысловатые маршруты наводят сыщиков на мысль, что это и есть сам преступник. Однако стражи правопорядка решают не спешить с задержанием, дабы избежать промаха.
После долгих петляний по вечернему Питеру велосипедист наконец оставляет двухколёсный транспорт возле ограждения, а сам направляется к автостоянке. За каждым его шагом следят полицейские.
Гражданин подходит к автомобилю Volga Siber, открывает его и садится на заднее пассажирское сиденье. Сомнений, что действует сам вымогатель, у оперативников практически не остаётся. К этому моменту они уже знают, на какой машине передвигается злоумышленник, однако команда на захват не поступает. Рано. Но как только «объект», развернув в салоне свёрток, начинает пересчитывать деньги, с обеих сторон одновременно глухо щёлкают ручки дверных замков. Двое людей в штатском мгновенно и синхронно подсаживаются к опешившему фигуранту и блокируют его в салоне.
Сыщики задали несколько неудобных вопросов, и товарищ «поплыл». Предъявленные факты вынуждают задержанного начать говорить правду. К тому же в машине полицейские находят телефон жертвы, обёрнутый в специальный материал, препятствующий пеленгации гаджета. Как выяснилось позже, фигурант применил ряд хитростей, позволяющих уходить от технической слежки. Около трубки лежат ключи от иномарки Ирины.
Так в хитро расставленные сети оперативников угодил ранее судимый за кражу 51-летний Руслан Атлетов, долго проживавший в Нижневартовске, а затем переехавший в Санкт-Петербург. Помимо судимости, за его плечами два высших образования.
В ответ на вопрос о том, где находится заложница, Атлетов пробормотал адрес съёмной квартиры, в которой удерживал жертву.
Взяв у фигуранта ключи, сыщики отправились освобождать женщину.
РИЕЛТОР… САМ ПО СЕБЕ
Руслан активно занимался продажей квартиры. Мотилов отдал ему ключи, и тот самостоятельно показывал клиентам жильё. Агент много раз находил реальных покупателей, которые приезжали уже с деньгами и готовы были приобрести двушку. Но пытались торговаться, просили хозяина хоть немного опустить цену, уступить тысяч 100. Владелец квартиры упорствовал и не желал слышать ни о каком снижении стоимости. Люди разворачивались и уходили.
Время шло. Однажды Игорь встретился с Русланом и, потребовав ключи от квартиры, сообщил, что больше не нуждается в его услугах, так как сам нашёл покупателя.
Ошарашенный известием риелтор попросил хотя бы компенсировать расходы на бензин, ведь он разъезжал на личном автомобиле по городу, встречаясь с потенциальными покупателями. Услышал категоричное «нет». Сжал от злости кулаки и ушёл несолоно хлебавши. Потом он неоднократно звонил Игорю и умолял того о хотя бы небольшой оплате. Безуспешно. В результате затаил обиду.
РЕАЛИЗАЦИЯ ПЛАНА МЕСТИ
Когда стало совсем туго с деньгами, агент по недвижимости отыскал в Интернете сведения о бизнесмене. Нашёл практически всё: информацию о сфере деятельности фирмы и её наименование, номера телефонов. Как выяснилось, предприниматель продавал камины и печи в одной из деревень Гатчинского района Ленинградской области. Руслан выписал в блокнот название и адрес магазина. Далее, досконально проанализировав данные, пришёл к выводу, что поставки продукции происходят каждую среду. Ему удалось даже узнать точное время, когда коммерсант приезжает на работу принимать товар.
В нужный день Volga Siber припарковалась неподалёку от склада фирмы Мотилова. Водитель долго следил за Игорем и в результате установил машину, на которой тот передвигался. Затем, как в заправских детективах, отследил «цель» до дома.
Он несколько раз приезжал к месту жительства Мотилова, ждал его появления. Хотел было «отоварить» предпринимателя около входа, отобрав сумку, с которой тот не расставался. Но не решался.
Отъехав подальше, они пересели в «Волгу» и направились в съёмное жильё похитителя.
. Все с облегчением выдохнули, когда задержанный в машине назвал место нахождения своей пленницы.
Увидев силовиков, заложница расплакалась. Полицейские успокоили женщину, дали воды и заверили, что злодей задержан, а её саму сейчас отвезут в больницу на скорой. Ирина же заявила, что хочет ехать только к родным. При этом, по её утверждению, Атлетов обращался с ней более или менее сносно. Не применял насилия, но всё время заточения заложница пребывала в нервном расстройстве. Как сказалось пережитое на малыше, пока неизвестно.
Во время обыска в квартире Атлетова оперативники обнаружили дневник. Оставленные записи впору изучать психиатрам: «Все мне подчиняются», «Я безразличен», «Я без лица», «Я как мёдоед». Подобными странными выражениями испещрён практически весь блокнот. Они напоминают некий психотренинг. Кто-то из оперов, листая дневник Руслана, не без иронии изрёк: «Второе образование явно было лишним!»
Теперь следователям предстоит выстроить всю цепочку произошедших событий и представить доказательства вины похитителя. А точку в этой истории поставит суд.
Историй от калининградского милиционера о работе в 70е-90е годы (Часть 2)
Пикабу, привет. Текст писал не я, но кто эти истории рассказывал знаю лично и все они правдивые, человек проработал в милиции больше 30ти лет, за это время историй накопилось на целую книгу.
Может, от нас запах какой другой?
1984 год. Я участковый. На моём участке — жилой дом на Пролетарской. Часть жильцов — неблагополучные алкоголики. С ними одни проблемы. Или возле гастронома что-то учудят, или уже после гастронома дома начинают буянить.
Средь бела дня прохожу мимо подъезда. К слову: это тот самый подъезд, в котором в 1988 году брали банду Маркевичей.
Вижу, возле подъезда стоит семь мужчин и женщина. Мужчины явно мои подопечные по алкогольной линии. Все пьяные. Я им говорю: “Разбежались отсюда. Чтобы я никого не видел…”
Обычно этого в таких ситуациях хватало — люди расходились по домам. Но в данной истории выпитый ими алкоголь внёс свои коррективы. Все разошлись, а двое смелых остались. Один из них, Реут его фамилия, он на Госпитальной жил, ранее неоднократно судимый, неожиданно послал меня по матери. Это уже был вызов. Реут высокий, крепкий. А его друг, наоборот, маленький и толстый. Этакие Тарапунька и Штепсель. Я беру Реута за руку, предлагаю ему пройти в оперпункт. Реуту это не понравилось, как и его маленькому и толстому другу. Ну и началось. Я пока одного тащу, ему на помощь другой приходит. Я за него принимаюсь, второй немного отойдёт, а потом снова на помощь приятелю бросается.
Всё средь бела дня. Мимо народ идёт. Хоть бы кто-нибудь помог или хотя бы просто позвонил в милицию. Нет, все проходят мимо. Как будто ничего не происходит.
Реут со своим дружком мне всю форму порвали. В клочья. Наконец, проходивший мимо слесарь из местного ЖЭКа позвонил в милицию. Ко мне направили ближайший наряд. Им оказались наши кинологи. С собаками. Псов семь ко мне на подмогу приехало. Наши собаки на милиционера набрасываться не будут. Я не знаю, почему. Может, запах формы запомнили. А может, мы, сотрудники милиции, после нескольких лет службы как-то по-особому пахнуть начинаем. Для собак, во всяком случае.
У этой истории есть продолжение. Конечно, я “отстрелял” всех граждан, которые тогда стояли возле подъезда. Вычислил. В процессе расследования выяснилось, что только в одном подъезде пятиэтажки на Сергеева живёт 14 пьющих и нигде не работающих граждан, терроризирующих весь район и свои семьи. Вначале я предложил им добровольно пройти лечение. Моё предложение поддержали их родственники. Но добровольное лечение от алкоголизма в советские времена — дело бесполезное. Приходит алкоголик после такого лечения, и с новыми силами за старое. Что со всеми 14 товарищами алкоголиками и тунеядцами и произошло. А мне что делать? Я всех 14 и отправил в лечебно-трудовой профилакторий, на лечение уже принудительное. Это был рекорд — только с одного подъезда 14 человек.
После этого меня вызвали аж к самому прокурору района. Ничего хорошего это, конечно, не предвещало. Прихожу. В кабинете у прокурора – человек двадцать женщин. Жёны и матери отправленных мною в ЛТП алкоголиков-тунеядцев. Жаловаться на меня пришли: как же так, участковый обещал их вылечить, а сам всех в ЛТП отправил…
Я ещё в патрульно-постовой службе работал, когда меня отправили обеспечивать общественный порядок возле пивбара на пересечении улицы Черняховского и Ленинского проспекта. Это вообще характерно для тогдашней патрульно-постовой службы — нас ставили возле городских горячих точек: ресторанов, баров, кафе.
Пивбар на углу Ленинского и Черняховского весь город знал как “Гадюшник”. Честно говоря, заведение в самом центре города своё неформальное название оправдывало изо всех сил. Вот стою я, обеспечиваю правопорядок. И вдруг из “Гадюшника” вылезет пьяный. Никакой. Вылез по ступенькам наверх, упал. Вызываю “луноход” — машину вытрезвителя. Только я гражданина в машину посадил — из “Гадюшника” другой выползает. Такой же. Ну я и его в машину. Они ещё отъехать не успели — третий ползёт по ступенькам… Я не знаю, что они там отмечали, вместе они пили, не вместе, но лезли один за другим. Я ими за смену весь медвытрезвитель в Ленинградском РОВД забил. К сожалению, точно не помню, сколько десятков коек там было.
К концу смены со мной по рации связался дежурный по РОВД: “Мест больше нет, отправляй клиентов в Центральный РОВД”… Пил народ безбожно. Пили, пили и пили. Везде пили. И все.
На пересечении современных Галковского и Иванникова (раньше Монетной была), там, где сейчас городской отдел полиции, располагался молокозавод. К директору этого завода часто приезжали в гости его друзья — высокопоставленные офицеры. Пили они во время этих встреч не молоко, понятное дело. Зимой пьяные офицеры всё время теряли свои папахи. А мы их находили. Как-то идём в оперпункт, а возле стены молокозавода три каракулевые папахи в ряд лежат. Как на параде. Красиво…
А горбачёвские указы по борьбе с пьянством от 1985 года? Винно-водочные магазины начинали работать с 11:00. Мы приходили к ним в 10:00. Очереди — метров пятьсот длинной. Конфликты, “душманы”. Знаете, кто такие “душманы”? Они за деньги прыгали в толпу к самому окошку винно-водочного и брали спиртное без очереди. Очень рискованная профессия.
“Поднимайся, телевизор выключать будем…”
В тот вечер мы работали вместе со старшиной Анатолием Савченко. Получили срочный вызов: рядом с жилым домом на пересечении Соммера и Ленинского — тогда там магазин “Книги-ноты” располагался — нас очень ждал сотрудник уголовного розыска Владимир Андреев.
Приехали к подъезду. Музыка в одной из квартир орёт так, что я её слышал ещё на площади Победы, а коллега — возле гостиницы “Калининград”. И музыка какая-то странная. Встретились с Андреевым. Он рассказал, что в “музыкальной” квартире живёт человек, состоящий на учёте в психиатрической больнице. И что сейчас у него обострение, и что он в этом состоянии опасен и для себя, и для окружающих. Втроём мы пошли в квартиру. Входная дверь настежь. Заходим. На диване лежит мужчина лет сорока, смотрит на нас, но никак не реагирует. Вообще никак. В квартире несколько десятков телевизоров и радиоприёмников. Все работают на разных каналах на полную громкость. Провода кругом.
Предложили хозяину всё выключить. Реакции ноль. Лежит на диване и смотрит на нас. Мы сами выключили почти всё, что орало у него в квартире. Остался один телевизор, со снятой задней крышкой. Ещё раз предлагаю хозяину самому выключить. Кто его знает, что у него, этого телевизора, внутри. Может, к нему вообще прикасаться нельзя.
Мужик встаёт и спокойно идёт к телевизору. Не спешит. А потом вдруг резко засовывает руку прямо в телевизионное нутро и выхватывает оттуда кабель с каким-то штекером на конце. Из штекера искры как от бенгальского огня. Искры падают мне на лицо, а я зажат между ним и этим телевизором. И тут наконец мужик говорит: “Ну что, начальник, поджаримся?” Он начал мне этим искрящимся штекером в лицо тыкать. Ну Толя Савченко его с ноги и уложил. Штекер улетел в другой угол комнаты, и по-прежнему искрит. Мы все втроём навалились на мужика. И тут выясняется, что наручники остались в машине. Мужик лежит себе на животе, я на нём сижу сверху, а ребята пошли по квартире верёвку искать. Чем-то его же надо связать…
И тут он почувствовал, что хватка ослабла. Вывернулся, перевернулся на спину, и… заехал мне прямо в нос. Кровь брызнула. Я в долгу не остался, он сопротивляется. Подбежали ребята, прижали его к полу. Верёвку они не нашли. Мы связали его специально для этого порезанными проводами. На улицу мы его за эти провода и вынесли. Так он, гад, сполз на пол, пока мы его везли, и застрял между сидениями. Привезли его в больницу, а из машины достать не можем. Никак. Хорошо, что гаечные ключи были. Сняли переднее сидение, достали “куколку” в проводах. Принесли в приёмный покой.
Дежурный врач, за спиной два амбала-санитара стоят, руки на груди скрестили, говорит: “Развязывайте его”. Мы замешкались: не надо его развязывать. Врач говорит, ничего, справимся, вон у меня какие санитары. Развязываем лежащего на полу мужика. Он, как только свободу почувствовал, вскочил и сразу доктору в нос заехал. Доктор упал прямо на то место, где только что на полу мужик лежал, санитары даже охнуть не успели. В конце концов упаковали впятером мужчину в смирительную рубашку. Санитары повели его в отделение, а мы с доктором пошли кровь отмывать…
“Вашингтон” против “Камвала” и другие
О драках “район на район” я слышал ещё в армии. Когда я стал работать участковым, такого уже не было. Было другое. Подростки собирались толпами и ходили гулять по району. Были случаи, и немало, когда они избивали первого встречного просто так. Как-то выхожу из подъезда и вижу, как толпа бьёт парня. Прямо у меня на глазах. Человек тридцать их было. Я этого парня закрыл. Говорю толпе: “Я не посмотрю, что вы щенки несовершеннолетние, буду применять оружие”. Они разбежались.
От таких всего можно ожидать. В 2004-2005 по Калининграду прокатилась волна тяжких преступлений. Одну девушку убили на Сельме, другую ранили. А потом мы нашли труп ещё одной. Конечно, жители боялись. Руководство УВД отправило меня держать ответ перед населением. Жители пригласили журналистов. Я дал людям слово, что мы преступление раскроем. Что и произошло. Подростки оказались. За ними целый шлейф убийств тянулся…
А могли бы и пальнуть
1982 год. Вечер, но ещё светло. Вместе с моим начальником Анатолием Ляхом ехали на “Волге” по Театральной. Я за рулём. По рации сообщили, что прямо на нас идёт угонщик на “Жигулях” и его преследует милицейский УАЗ. Я поставил нашу “Волгу” поперёк Ленинского проспекта. Вскоре показались угнанные “Жигули”. Парень шёл с максимальной скоростью. Он попытался нас обойти. Его так закрутило, что выбросило аж на Соммера. Мы подъехали, выскочили, пытались в “Жигулях” дверь открыть, а угонщик по газам — и в сторону гостиницы “Калининград”. Там его опять крутануло, вынесло прямо к ступенькам гостиницы. Мы к нему, он опять по газам, аж искры из-под колёс. Стоят машины, толпа начала собираться. Ещё бы — такое представление, как в кино.
Он ушёл на улицу Фрунзе. Мы за ним. Проезжая часть была настоящим “танкодромом”. Дороги там не было от слова совсем. Когда по этому танкодрому пролетели, мне на ноги из машины все предохранители высыпались, такая тряска была. И тут у меня в машине пропал свет. И дальний, и ближний.
Стемнело, он ушёл на Гагарина. Мы, без света, по встречной полосе — за ним. Я понял, что он на своих “Жигулях” от нашей “Волги” уйдёт. Возле пивзавода, в самом конце Гагарина, я его таранил. Никогда не забуду странное ощущение: словно ты в замедленной съёмке, как в кино. Я уже затормозил, а его машина медленно-медленно всё переворачивалась. Он улетел в канаву.
Гаишники со всех сторон понаехали. Мой начальник, Анатолий Лях, себе зубы выбил передние.
Угонщик остался жив. Привезли потерпевшего — владельца “Жигулей”. У него прямо из гаража машину увели. Мы вытащили “Жигули” из канавы. Лобовое стекло разбито, всё в крови. Вытащили парня. Порезанный, побитый, но живой. И тут потерпевший хватается за сердце. Угонщик оказался его родным сыном.
Пацан, у которого и прав-то не было, втихаря взял у папы ключи, и поехал кататься. А папа зачем-то пошёл в гараж. Машины нет. Ну он и позвонил в милицию.
1991 год, лето, самый разгар ГКЧП, “Лебединое озеро” по телевизору, ночь. Тогда в городе массово обдирали машины. Снимали зеркала, колёса, колпаки. Вот мы с коллегой засели в засаду. На дереве, прямо напротив автостоянки. Раскорячились на ветках, вся ночь впереди. Одеты в гражданское, разумеется.
И тут я вижу, как в жилом доме напротив на первом этаже открывается окно и оттуда вылетает чемодан. За чемоданом вылезает гражданин и идёт в сторону школы милиции.
Слезаем с дерева, а коллега на ветках так себе всё отсидел, что идти не может, не то что бежать. Я побежал за гражданином. Он от меня. При этом чемодан не бросает. Хорошо так бежит, несмотря на чемодан, явно спортом человек занимается.
Я догнал его возле эстакадного моста. Подножку ему поставил. Он упал. Испугался. Понять можно. Представьте, что среди ночи ни с того ни с сего вас начинает преследовать спрыгнувший с дерева человек, у которого (ночью!) ещё и бинокль на боку висит.
Начинаю у него документы в карманах искать. Нахожу маленькую красную книжечку. КГБ. И не просто КГБ, а очень высокопоставленный сотрудник.
У него в этой квартире жила женщина. Женщина жила вместе с мамой. Любовник дочери маме сразу как-то не понравился. Поэтому он в эту квартиру, чтобы лишний раз маму не беспокоить, залезал через окошко. И так же уходил.
Спрашиваю: почему убегали? Отвечает: “ГКЧП сейчас… Мы все в таком состоянии…”
Полтора сантиметра удава
Наступившие новые времена много чем запомнились. Например, тем, что первые частные торговые палатки в Калининграде горели, как бенгальские огни в новогоднюю ночь: ярко и часто. Люди собственность делили. За день до истории с удавами на Центральном рынке сгорело больше тридцати палаток. На прошлой неделе там же сгорело 15 палаток. Я там был после пожара, с людьми общался. Стоят женщины, плачут. Палатка сгорела со всем товаром, на который они копили не один год.
В объяснительных потерпевшие рассказали, что незадолго до пожара владелец одного из торговых павильонов предлагал им выкупить точку. Те, кто не согласились, погорели.
Вычислил владельца, пошёл к нему домой, на улицу Красную. Его дома не было, он улетел в Москву за товаром. Об этом мне рассказала его жена. Я уже собрался уходить, когда она мне предложила посмотреть товар, которым они торгуют в своём павильоне. Огромная комната, стеллажи до потолка, на стеллажах — огромные аквариумы с рыбками. Самыми разными. Я их разглядывал разинув рот. Женщина вышла куда-то на минуту. Возвращается и говорит, а теперь, товарищ милиционер, посмотрите на эту прелесть. А у неё на руках два огромных удава висит, в кольца свиваются!
Она своих красавцев поймала и с трудом из комнаты вытащила. Потом извинилась. Сказала, что они добрые. И что у неё внуки спят в комнате, где стоят террариумы удавов. Она мне потом показала: на полу лежит змея, метра три длинной, а рядом детская кроватка. Мне просто не по себе стало. Я ушёл.
Удавов они разводили на продажу. Среди богатых людей Калининграда удавы пользовались спросом. Стоили они 80 рублей за сантиметр. В тех, разумеется, ценах. На свою офицерскую зарплату я мог себе позволить полтора сантиметра живого удава…. Такие времена были.