усталость тела победит тревогу ума
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Герой нашего времени
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Герой нашего времени
Эта книга испытала на себе еще недавно несчастную доверчивость некоторых читателей и даже журналов к буквальному значению слов. Иные ужасно обиделись, и не шутя, что им ставят в пример такого безнравственного человека, как Герой Нашего Времени; другие же очень тонко замечали, что сочинитель нарисовал свой портрет и портреты своих знакомых… Старая и жалкая шутка! Но, видно, Русь так уж сотворена, что все в ней обновляется, кроме подобных нелепостей. Самая волшебная из волшебных сказок у нас едва ли избегнет упрека в покушении на оскорбление личности!
Герой Нашего Времени, милостивые государи мои, точно, портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии. Вы мне опять скажете, что человек не может быть так дурен, а я вам скажу, что ежели вы верили возможности существования всех трагических и романтических злодеев, отчего же вы не веруете в действительность Печорина? Если вы любовались вымыслами гораздо более ужасными и уродливыми, отчего же этот характер, даже как вымысел, не находит у вас пощады? Уж не оттого ли, что в нем больше правды, нежели бы вы того желали.
Вы скажете, что нравственность от этого не выигрывает? Извините. Довольно людей кормили сластями; у них от этого испортился желудок: нужны горькие лекарства, едкие истины. Но не думайте, однако, после этого, чтоб автор этой книги имел когда-нибудь гордую мечту сделаться исправителем людских пороков. Боже его избави от такого невежества! Ему просто было весело рисовать современного человека, каким он его понимает, и к его и вашему несчастью, слишком часто встречал. Будет и того, что болезнь указана, а как ее излечить – это уж бог знает!
Я ехал на перекладных из Тифлиса. Вся поклажа моей тележки состояла из одного небольшого чемодана, который до половины был набит путевыми записками о Грузии. Большая часть из них, к счастию для вас, потеряна, а чемодан с остальными вещами, к счастью для меня, остался цел.
Уж солнце начинало прятаться за снеговой хребет, когда я въехал в Койшаурскую долину. Осетин- извозчик неутомимо погонял лошадей, чтоб успеть до ночи взобраться на Койшаурскую гору, и во все горло распевал песни. Славное место эта долина! Со всех сторон горы неприступные, красноватые скалы, обвешанные зеленым плющом и увенчанные купами чинар, желтые обрывы, исчерченные промоинами, а там высоко-высоко золотая бахрома снегов, а внизу Арагва, обнявшись с другой безыменной речкой, шумно вырывающейся из черного, полного мглою ущелья, тянется серебряною нитью и сверкает, как змея своею чешуею.
Подъехав к подошве Койшаурской горы, мы остановились возле духана. Тут толпилось шумно десятка два грузин и горцев; поблизости караван верблюдов остановился для ночлега. Я должен был нанять быков, чтоб втащить мою тележку на эту проклятую гору, потому что была уже осень и гололедица, – а эта гора имеет около двух верст длины.
Нечего делать, я нанял шесть быков и нескольких осетин. Один из них взвалил себе на плечи мой чемодан, другие стали помогать быкам почти одним криком.
За моею тележкою четверка быков тащила другую как ни в чем не бывало, несмотря на то, что она была доверху накладена. Это обстоятельство меня удивило. За нею шел ее хозяин, покуривая из маленькой кабардинской трубочки, обделанной в серебро. На нем был офицерский сюртук без эполет и черкесская мохнатая шапка. Он казался лет пятидесяти; смуглый цвет лица его показывал, что оно давно знакомо с закавказским солнцем, и преждевременно поседевшие усы не соответствовали его твердой походке и бодрому виду. Я подошел к нему и поклонился: он молча отвечал мне на поклон и пустил огромный клуб дыма.
– Мы с вами попутчики, кажется?
Он молча опять поклонился.
– Вы, верно, едете в Ставрополь?
– Так-с точно… с казенными вещами.
– Скажите, пожалуйста, отчего это вашу тяжелую тележку четыре быка тащат шутя, а мою, пустую, шесть скотов едва подвигают с помощью этих осетин?
Он лукаво улыбнулся и значительно взглянул на меня.
– Вы, верно, недавно на Кавказе?
Он улыбнулся вторично.
– Да так-с! Ужасные бестии эти азиаты! Вы думаете, они помогают, что кричат? А черт их разберет, что они кричат? Быки-то их понимают; запрягите хоть двадцать, так коли они крикнут по-своему, быки все ни с места… Ужасные плуты! А что с них возьмешь. Любят деньги драть с проезжающих… Избаловали мошенников! Увидите, они еще с вас возьмут на водку. Уж я их знаю, меня не проведут!
– А вы давно здесь служите?
– Да, я уж здесь служил при Алексее Петровиче [1], – отвечал он, приосанившись. – Когда он приехал на Линию, я был подпоручиком, – прибавил он, – и при нем получил два чина за дела против горцев.
– Теперь считаюсь в третьем линейном батальоне. А вы, смею спросить.
Разговор этим кончился и мы продолжали молча идти друг подле друга. На вершине горы нашли мы снег. Солнце закатилось, и ночь последовала за днем без промежутка, как это обыкновенно бывает на юге; но благодаря отливу снегов мы легко могли различать дорогу, которая все еще шла в гору, хотя уже не так круто. Я велел положить чемодан свой в тележку, заменить быков лошадьми и в последний раз оглянулся на долину; но густой туман, нахлынувший волнами из ущелий, покрывал ее совершенно, ни единый звук не долетал уже оттуда до нашего слуха. Осетины шумно обступили меня и требовали на водку; но штабс- капитан так грозно на них прикрикнул, что они вмиг разбежались.
– Ведь этакий народ! – сказал он, – и хлеба по-русски назвать не умеет, а выучил: «Офицер, дай на водку!» Уж татары по мне лучше: те хоть непьющие…
– Завтра будет славная погода! – сказал я. Штабс-капитан не отвечал ни слова и указал мне пальцем на высокую гору, поднимавшуюся прямо против нас.
Мог ли Лермонтов «топить тоску в вине»
Небольшое исследование в связи с конкурсными стихотворениями
Конкурс «Мой Лермонтов» закончился, победители определены, а мне все не дают покоя два стихотворения. Одно из них (« Тоска по жизни совершенной») вошло в десятку лучших, и этот факт я оспаривать не буду. Стихотворение, действительно, заслуживает внимания.
Оно отвечает названию конкурса даже больше, чем некоторые другие. Автор проводит параллели между собой и Лермонтовым:
Гонимый, словно лист дубовый,
Воссозданный тобой в стихах,
Взлетать и падать буду снова,
Испытывая боль, и страх
От вечного несовершенства.
Как ты понятен мне, поэт,
Уставший от кичливых жестов,
Которыми наполнен Свет!
Ритм, рифмы – все на месте, автору удалось передать и свое душевное состояние, но…
В связи с этими стихами возник вопрос: на самом ли деле Лермонтов мог «топить в вине тоску по жизни совершенной»?
Лермонтов был гусаром. Традиционно гусары ассоциируются у нас с вином и картами. Но если это было характерно и для Лермонтова, то тема вина, так или иначе, должна была найти отражение в его творчестве.
К друзьям
Я рожден с душою пылкой,
Я люблю с друзьями быть,
А подчас и за бутылкой
Быстро время проводить.(1829)
Читаем его «Совет»:
Не ищи страстей тяжелых;
И покуда бог дает,
Нектар пей часов веселых;
А печаль сама придет. (1830)
А вот строки из «Гусара»:
Крутя лениво ус задорный,
Ты вспоминаешь шум пиров;
Но берегися думы черной,
Она черней твоих усов.(1832)
К Н. И. Бухарову
Мы ждем тебя, спеши, Бухаров,
Брось царскосельских соловьев,
В кругу товарищей гусаров
Обычный кубок твой готов. (1836)
Да, есть и о пирах и о времени, проведенном с друзьями «за бутылкой». Но стихов таких очень и очень мало. Вывод однозначный: среди страстей Лермонтова, о которых он часто пишет в своих стихах, страсти к вину не было. Кроме того, в том же «Гусаре» читаем:
На мой взгляд, в этих строках звучит даже некоторое осуждение «пития»: чем полнее бокал, тем «безнадежней» ум.
Может быть, что-то удастся обнаружить о пристрастиях поэта «в былые годы»?
Из альбома С.Н. Карамзиной
Любил и я в былые годы,
В невинности души моей,
И бури шумные природы,
И бури тайные страстей.
…
Люблю я больше год от году,
Желаньям мирным дав простор,
Поутру ясную погоду,
Под вечер тихий разговор (1841)
А что в «Герое нашего времени»?
Автор, рассказывая о своей встрече с Максимом Максимычем, пишет: « Я пригласил своего спутника выпить стакан чая, ибо со мной был чугунный чайник – единственная отрада моя в путешествиях по Кавказу». Правда, при следующей их встрече «Бутылка кахетинского…помогла забыть о скромном числе блюд, которых было всего одно…»
Печорин из напитков предпочитал чай. В его дневнике только дважды встречается шампанское. В первом случае он завлекает им к себе гостей, «обожателей» княжны Мери, а второй раз он пьет его с Грушницким: «Пришел Грушницкий и бросился мне нашею – он произведен в офицеры. Мы выпили шампанского».
Перед дуэлью Печорину даже в голову не приходит мысль – упокоить себя, выпив вина: «Два часа ночи…не спится…А надо бы заснуть, чтоб завтра рука не дрожала. Впрочем, на шести шагах промахнуться трудно».
Ни в одной из сложных ситуаций, описанных в романе, Печорин не напивается. Очень показателен этот отрывок: «Возвратясь домой, я сел верхом и поскакал в степь; я люблю скакать на горячей лошади по высокой траве, против пустынного ветра: с жадностью глотаю я благовонный воздух и и устремляю взоры в синюю даль, стараясь уловить туманные очерки предметов, которые ежеминутно становятся все яснее и яснее. Какая бы горесть не лежала на сердце, какое бы беспокойство ни томило мысль, все в минуту рассеется: на душе станет легко, усталость тела победит тревогу ума».
Есть некоторые свидетельства и в письмах, касающиеся отношения Лермонтова к вину.
Из писем Лермонтова к Раевскому С. А. (1837 г.)
« …С тех пор как выехал из России, поверишь ли, я находился до сих пор в беспрерывном странствовании, то на перекладной, то верхом; изъездил Линию всю вдоль, от Кизляра до Тамани, переехал горы, был в Шуше, в Кубе, в Шемахе, в Кахетии, одетый по-черкесски, с ружьем за плечами; ночевал в чистом поле, засыпал под крик шакалов, ел чурек, пил кахетинское даже.
«…Простудившись дорогой, я приехал на воды весь в ревматизмах; меня на руках вынесли люди из повозки, я не мог ходить — в месяц меня воды совсем поправили; я никогда не был так здоров, зато веду жизнь примерную; пью вино только, когда где-нибудь в горах ночью прозябну, то, приехав на место, греюсь. »
Р.И. Дорохов (в передаче А. В. Дружинина) вспоминал: «На каком-то увеселительном вечере мы чуть с ним не посчитались очень крупно, — мне показалось, что Лермонтов трезвее всех нас, ничего не пьет и смотрит на меня насмешливо. То, что он был трезвее меня, — совершенная правда, но он вовсе не глядел на меня косо и пил, сколько следует, только, как впоследствии оказалось, — на его натуру, совсем не богатырскую, вино почти не производило никакого действия. Этим качеством Лермонтов много гордился, потому что и по годам, и по многому другому он был порядочным ребенком»
Как видим, Лермонтов не вел, по его же выражению, «жизнь примерную», но вино никогда не являлось для него средством от печали, тоски и других негативных переживаний.
В самом начале я упомянула два конкурсных стихотворения. Во втором («На юбилей рождения М.Ю.Лермонтова») есть такие строки:
Гусарская дерзость, шотландская кровь.
И грустный Машук над Подкумком.
Скорее забава, чем все же любовь.
И рядом коварная рюмка.
Уважаемые авторы конкурсных стихов, исходя из всего вышеизложенного, не могу я согласиться с вашими утверждениями, что рядом с поэтом стояла «коварная рюмка», и он пытался «топить в вине тоску по жизни совершенной».
Да и сам Лермонтов очень определенно высказался на это счет, вложив свое отношение к вину в уста купца Калашникова:
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Уроки верховой езды
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Ливанова Т.К., Ливанова М.А.
Уроки верховой езды
С незапамятных времен конь был для человека незаменимым помощником и другом. Лошадь требовалась везде и всюду: на поле боя и на мирной пашне, на охоте и в путешествии… Ее одевали в доспехи, запрягали в царские кареты и в убогие крестьянские дрожки, за коня «отдавали полцарства» (иногда в буквальном смысле этого слова). Легендарный конь Александра Македонского — Буцефал — был похоронен с королевскими почестями, а тиран-император Калигула даже сделал своего любимца членом римского сената. Лошадь была кормилицей бедняка и предметом гордости сильных мира сего. Рассказывать о лошадях можно бесконечно, но… Все это было, было, было. В мире не угас интерес к лошади, но в настоящее время, в основном, «живых коней заменила стальная конница». Особенно тяжело пришлось конному делу в России последних лет — закрылись или прозябают в нищете многие конные заводы, в плачевном состоянии племенная работа, надежда лишь на энтузиастов, число которых с годами медленно, но все же растет. В первую очередь, это спортсмены, а за ними те, кто заботится о своем здоровье, о здоровье своих детей и, наконец, просто любители прекрасного. Можно ли сравнить 600-сотый «Мерседес» с горячим гордым конем, лиловым глазом искоса смотрящим на вас? Что выбрать — залить полный бензобак или протянуть сахар к бархатным губам? Что ж, это дело вкуса. Но будем надеяться, что лошадь и дальше будет с нами.
Прежде всего, особенно для горожан, общение с лошадью ассоциируется с верховой ездой. Человек занимается ею более пяти тысячелетий. Изображения всадников обнаружены на персидских гравюрах, датированных около 3000 года до н. э. Прелесть и благотворную силу верховой езды передал М. Ю. Лермонтов в «Повести о герое нашего времени»: «…я сел верхом и поскакал в степь; я люблю скакать на горячей лошади… Какая бы горесть ни лежала на сердце, какое бы беспокойство ни томило мысль — все в минуту рассеется; на душе станет легко, усталость тела победит тревогу ума». Французский философ Мишель де Монтень в своём бесценном труде «Опыты» утверждает: «Я неохотно слезаю с лошади, раз я на неё сел, так как здоров я или болен, лучше всего чувствую себя верхом».
Эти мысли подкрепляются цифрами. Человеку необходимы физические нагрузки, сопровождаемые затратами энергии: не менее 400-600 ккал ежедневно. В этом отлично помогает верховая езда. Проездка шагом равносильна ходьбе со скоростью 4-4,5 км/ч (расход энергии всадника 3,5-4 ккал/мин; 200-240 ккал/ч), рысью — ходьбе со скоростью 5-6 км/ч (10,5-12 ккал/мин; 300-390 ккал/ч), галопом — бегу со скоростью 8-8,5 км/ч (10,5-12 ккал/мин; 550-650 ккал/ч).
Занятия верховой ездой вырабатывают у человека хорошее чувство равновесия, совершенствуют координацию движений. Есть попытки доказать, что конники не болеют туберкулёзом лёгких, потому что микроклимат конюшни, подвижная работа с лошадьми, езда на них помогают естественной дезинфекции и вентиляции лёгких. Кроме благоприятного действия на опорно-двигательный и вестибулярный аппарат, верховые прогулки способствуют укреплению нервно-психического состояния, снижают риск гипертонической болезни и инфаркта миокарда.
От многих недугов избавляет людей лечебная верховая езда — райдингтерапия (от англ. ride — прогулка верхом), или иппотерапия (от греч. гиппос — лошадь). Благодаря райдингтерапии улучшается осанка всадника, укрепляются мышцы спины, выпрямляется позвоночный столб, а значит, исправляются многие виды искривления позвоночника. Лечебная верховая езда облегчает самочувствие тех, кто страдает от последствий детского церебрального паралича. «Я думаю, что никакие суперавтомобили не заменят живую природу. Людям всегда будет нужна живая красота». Слова эти принадлежат австралийскому писателю Алану Маршаллу. Для него лошади стали источником искренних радостей и надёжным средством передвижения после перенесённого в раннем детстве полиомиелита. Свои воспоминания об этой трагедии и огромную благодарность лошади писатель выразил в проникновенной повести «Я умею прыгать через лужи».
Книги о лошадях всегда читаются с огромным интересом, великолепно смотрятся эти благородные животные на кино- и телеэкранах, но ни печатное слово, ни кинопленка не заменят общения с живой лошадью. Редкий человек, однажды познав атмосферу конюшни, не стремится вернуться к лошадям, и практически каждый ребенок хоть раз, да попросит родителей «дать покататься на лошадке», тем более, что езда на лошадях очень разнообразна и увлекательна — это работа в седле, национальные игры и состязания, испытания лошадей на ипподромах, выступления в цирке, пробеги, походы, путешествия, наконец, труд в различных сферах хозяйства.
Обращение с лошадью и правила безопасности
Наш опыт работы с лошадьми подсказывает: доверяй лошади, но всегда помни, что имеешь дело с животным. Поэтому есть писаные и неписаные правила техники безопасности при обращении с лошадьми (рис. 1).
Лошади чутко улавливают состояние и настроение человека. Они не в восторге от алкогольных паров, табачного дыма, резко пахнущей парфюмерии. Дрожь от волнения или испуга в вашем голосе или руках, как и грубый резкий окрик, вызывают у лошади недоверие к «царю природы» и портят взаимопонимание. Спокойная ласковая строгость — вот золотая середина в общении с конем.
Основные правила обращения с лошадью
Подходите к лошади с левой стороны, негромко разговаривая с ней или посвистывая, Надевайте недоуздок или уздечку (рис. 2, 3, а, б) без резких движений, но смело и уверенно, не давая лошади вырвать голову из ваших рук.
Как правильно вести лошадь
Ведите лошадь в поводу, держа темляк или повод правой рукой вблизи подбородка лошади и находясь у ее левого плеча на таком расстоянии, чтобы она не наступила вам на ногу (лучшая обувь для
Усталость тела победит тревогу ума
День угасал; лиловые облака, протягиваясь по западу, едва пропускали красные лучи, которые отражались на черепицах башен и ярких главах монастыря. Звонили к вечерни; монахи и служки ходили взад и вперед по каменным плитам, ведущим от кельи архимандрита в храм; длинные, черные мантии с шорохом обметали пыль вслед за ними; и они толкали богомольцев с таким важным видом, как будто бы это была их главная должность. Под дымной пеленою ладана трепещущий огонь свечей казался тусклым и красным; богомольцы теснились вокруг сырых столбов, и глухой, торжественный шорох толпы, повторяемый сводами, показывал, что служба еще не началась.
У ворот монастырских была другая картина. Несколько нищих и увечных ожидали милости богомольцев; они спорили, бранились, делили медные деньги, которые звенели в больших посконных мешках; это были люди, отвергнутые природой и обществом (только в этом случае общество согласно бывает с природой); это были люди, погибшие от недостатка или излишества надежд, олицетворенные упреки провидению; создания, лишенные права требовать сожаления, потому что они не имели ни одной добродетели, и не имеющие ни одной добродетели, потому что никогда не встречали сожаления.
Их одежды были изображения их душ: черные, изорванные. Лучи заката останавливались на головах, плечах и согнутых костистых коленах; углубления в лицах казались чернее обыкновенного; у каждого на челе было написано вечными буквами нищета! — хотя бы малейший знак, малейший остаток гордости отделился в глазах или в улыбке!
В толпе нищих был один — он не вмешивался в разговор их и неподвижно смотрел на расписанные святые врата; он был горбат и кривоног; но члены его казались крепкими и привыкшими к трудам этого позорного состояния; лицо его было длинно, смугло; прямой нос, курчавые волосы; широкий лоб его был желт как лоб ученого, мрачен как облако, покрывающее солнце в день бури; синяя жила пересекала его неправильные морщины; губы, тонкие, бледные, были растягиваемы и сжимаемы каким-то судорожным движением, и в глазах блистала целая будущность; его товарищи не знали, кто он таков; но сила души обнаруживается везде: они боялись его голоса и взгляда; они уважали в нем какой-то величайший порок, а не безграничное несчастие, демона — но не человека: — он был безобразен, отвратителен, но не это пугало их; в его глазах было столько огня и ума, столько неземного, что они, не смея верить их выражению, уважали в незнакомце чудесного обманщика. Ему казалось не больше 28 лет; на лице его постоянно отражалась насмешка, горькая, бесконечная; волшебный круг, заключавший вселенную; его душа еще не жила по-настоящему, но собирала все свои силы, чтобы переполнить жизнь и прежде времени вырваться в вечность; — нищий стоял сложа руки и рассматривал дьявола, изображенного поблекшими красками на св. вратах, и внутренно сожалел об нем; он думал: если б я был чорт, то не мучил бы людей, а презирал бы их; стоят ли они, чтоб их соблазнял изгнанник рая, соперник бога. другое дело человек; чтоб кончить презрением, он должен начать с ненависти!
И глаза его блистали под беспокойными бровями, и худые щеки покрывались красными пятнами: всё было согласно в чертах нищего: одна страсть владела его сердцем или лучше он владел одною только страстью, — но зато совершенно!
«Христа ради, барин, — погорелым, калекам, слепому… Христа ради копеечку!» — раздался крик его товарищей; он вздрогнул, обернулся — и в этот миг решилась его участь. — Что же увидал он? русского дворянина, Бориса Петровича Палицына. Не больше.
Представьте себе мужчину лет 50, высокого, еще здорового, но с седыми волосами и потухшим взором, одетого в синее полукафтанье с анненским крестом в петлице; ноги его, запрятанные в огромные сапоги, производили неприятный звук, ступая на пыльные камни; он шел с важностью размахивая руками и наморщивал высокий лоб всякий раз, как докучливые нищие обступали его; — двое слуг следовали за ним с подобострастием. — Палицын положил серебряный рубль в кружку монастырскую и, оттолкнув нищих, воскликнул: «Прочь, вы! — лентяи. — Экие молодцы — а просят Христа ради; что вы не работаете? дай бог, чтоб пришло время, когда этих бродяг без стыда будут морить с голоду. — Вот вам рубль на всю братию. — Только чур не перекусайтесь за него».
Между тем горбатый нищий молча приблизился и устремил яркие черные глаза на великодушного господина; этот взор был остановившаяся молния, и человек, подверженный его таинственному влиянию, должен был содрогнуться и не мог отвечать ему тем же, как будто свинцовая печать тяготела на его веках; если магнетизм существует, то взгляд нищего был сильнейший магнетизм.
Когда старый господин удалился от толпы, он поспешил догнать его.
— Очень мало! — я хочу работы…
С язвительной усмешкой посмотрел старик на нищего, на его горб и безобразные ноги… но бедняк нимало не смутился, и остался хладнокровен, как Сократ, когда жена вылила кувшин воды на его голову, но это не было хладнокровие мудреца — нищий был скорее похож на дуэлиста, который уверен в меткости руки своей.
— Если ты, барин, думаешь, что я не могу перенесть труда, то я тебя успокою на этот счет. — Он поднял большой камень и начал им играть как мячиком; Палицын изумился.
— Хочешь ли быть моим слугою?
Нищий в одну минуту принял вид смирения и с жаром поцеловал руку своего нового покровителя… из вольного он согласился быть рабом — ужели даром? — и какая странная мысль принять имя раба за 2 месяца до Пугачева.
— Клянусь головою отца моего, что исполню свою обязанность! — воскликнул нищий, — и адская радость вспыхнула на бледном лице.
— Прелестное имя для такого урода!
Слуги подхватили шутку барина и захохотали; нищий взглянул на них с презрением, и неуместная веселость утихла; подлые души завидуют всему, даже обидам, которые показывают некоторое внимание со стороны их начальника.
— Следуй за мной. сказал Палицын, и все оставили монастырь. Часто Вадим оборачивался! на полусветлом небосклоне рисовались зубчатые стены, башни и церковь, плоскими черными городами, без всяких оттенок; но в этом зрелище было что величественное, заставляющее душу погружаться в себя и думать о вечности, и думать о величии земном и небесном, и тогда рождаются мысли мрачные и чудесные, как одинокий монастырь, неподвижный памятник слабости некоторых людей, которые не понимали, что где скрывается добродетель, там может скрываться и преступление.
Поздно, поздно вечером приехал Борис Петрович домой; собаки встретили его громким лаем, и только по светящимся окнам можно было узнать строение; ветер шумя качал ветелки, насаженные вокруг господского двора, и когда топот конский раздался, то слуги вышли с фонарями навстречу, улыбаясь и внутренно проклиная барина, для которого они покинули свои теплые постели, а может быть, что-нибудь получше. Палицын взошел в дом; — в зале было темно; оконницы дрожали от ветра и сильного дождя; в гостиной стояла свеча; эта комната была совершенно отделана во вкусе 18-го века: разноцветные обои, три круглые стола; перед каждым небольшое канапе; глухая стена, находящаяся между двумя высокими печьми, на которых стояли безобразные статуйки, была вся измалевана; на ней изображался завядшими красками торжественный въезд Петра I в Москву после Полтавы: эту картину можно бы назвать рисованной программой.
Перед ореховым гладким столом сидела толстая женщина, зевая по сторонам, добрая женщина. жиреть, зевать, бранить служанок, приказчика, старосту, мужа, когда он в духе… какая завидная жизнь! и всё это продолжается сорок лет, и продолжится еще столько же… и будут оплакивать ее кончину… и будут помнить ее, и хвалить ее ангельский нрав, и жалеть… чудо что за жизнь! особливо как сравнишь с нею наши бури, поглощающие целые годы, и что еще ужаснее — обрывающие чувства человека, как листы с дерева, одно за другим.