В калининграде угнали полицейские машины 1980
Криминальный Калининград
Братва прилетела на разбор, бандит с испуга пожаловался в РУБОП, после чего СОБР разложил гостей прямо на взлетной полосе – встретили честь по чести, отмутузили хорошенько, за неимением доказательств выпустили. Ребятишки на прощание сказали авторитету – у нас так дела не делаются, ждите ответа. И после этого неустановленные киллеры стали потихоньку прореживать окружение авторитета. Самого его жалели – ему еще предстояло расплатиться с долгами. Под гранатометный выстрел попал охранник его особняка – прапорщик-пограничник, который, чтобы прокормить семью, был вынужден стоять на воротах.
— Давай расклад, будем работать, — в очередной раз сказал бандиту, находящемуся в состоянии жуткой депрессии, замначальника областного розыска Таранов.
— Да толку то с вас, — отмахнулся бандит. – Сам разберусь.
— Ну разбирайся…
Это было начало двухтысячных. И такого криминального трэша и угара я не видел даже в беспредел девяностых в Москве. Самая западная область страны предстала настоящим диким Западом. Там в самом разгаре были сигаретные войны – бандиты делили квоты на ввоз сигарет в Россию, получивший это право в нагрузку получал возможность для практически безграничного ввоза контрабандного табака в Россию с трехсотпроцентной прибылью. За этот лакомый кусок бились несколько группировок. Милиция только и успевала собирать на улицах трупы. Взлетали на воздух сигаретные магазины. Расстреливали на улицах средь бела дня людей. Главный городской бандюган купил себе бронированный лимузин – при этом на миг почувствовал себя лохом. Лимузин оказался не изначально бронированным, а лишь кустарно обшитым бронированными листами, в результате чего ездил плохо, но спас своего хозяина от взрыва и автоматной очереди. Выиграл тендер ко всеобщему удивлению Военторг, чей начальник являлся правой рукой того авторитета, его добрым подельником, которого братва именовала уважительно — полковником в законе, что соответствовало его воинскому званию. На разборки в город толпами приезжали москвичи, интересуясь, как это их представителя грохнули в разборке. Среди гостей были даже действующие бойцы «Альфы», объявившие: «Мы тут порядок наведем, все ответят!» Не навели. Не их земля.
Помню, задержал розыск тогда бригадира киллеров-табачников – здоровенного, как бык, двухметрового детину с наивными глазами, жутко интеллигентного. Засекли, как он прятал в гараже прикупленный по случаю для разборок мешок с чешскими пистолетами-пулеметами «Скорпион».
Еще одна банда оседлала трассу, по которой из Германии гнали немецкие тачки на продажу – скромно собирала по двести-триста баксов с каждой машины. «Синяки» — ранее судимая братва, тоже были при деле, кого-то рэкетировали, какие-то вопросы утрясали. Но тогда они были озабочены неожиданной проблемой – смотрящими за зоной присвоил себе весь «грев», присылаемый с воли, и по освобождению был выдернут на суд общественности. Как рассказывал один авторитетный ворюга:
— Собрались на толковище. Мы ему и говорим – а чай, а продуты – все себе в кишку пускал? А деньги – все себе? Он на колени – простите, братва. А братва ему – мерзавец, мерзавец…
В общем, царил привычный криминальный беспредел. Бандатва рулила, превращая запущенный, мокрый, балтийский город с монументальными немецкими фортами и старинными особняками в некое поле бесконечной битвы…
Бандиты. Я объездил почти всю Россию по командировкам. И везде были они. Отмороженные, живущие по законам или понятиям, сгруппировавшиеся по национальному признаку, по воровской масти, по участи в спортивных секциях или службе в ВДВ. В глазах рябило от картотек и с их рожами – гнусно-криминальными, скучно-обыденными или невинно-ангельскими. Сперва даже пробирал холодок от справок с описаниями их кровавых деяний. Имя им было легион. Целые армии на территории всей России занималась войной друг с другом, государством и его гражданами.
На Кавказе абрек – уважаемый человек, опора семьи. В Бразилии бандитосы свои ребята, из народа, несущие эдакий протест против социальной несправедливости. В России бандитизм – это чума. Бациллы её дремлют десятилетиями и обрушиваются на страну, когда та слабеет, выкашивая массы народа, пожирая тела и души.
Очередная эпидемия бандитизма пошла с перестройки. Часть населения тогда перестроилась быстро, осознав, куда ветер дует, что главное отныне – это деньги. В США мафия появилась в результате сухого закона. Наша возникла благодаря «Закону о кооперации» и «О предприятии». В общество хлынули шальные наличные деньги, которые раньше вращались в безнале. Учитывая, что с самого начала вся кооперативная деятельность была в основном цепью махинаций и нарушений закона, уголовники посчитали себя в своем праве объявить — вы же сами нарушаете закон, вы барыги, а барыга обязан с вором делиться. Рынки, кооперативы стали облагаться данью. Также для консолидации первых бандитских сообществ неоценима роль горбачевского сухого закона. Некоторые банды выросли из мелкоуголовных шаек, обеспечивавших существование подпольного водочного и самогонного бизнеса.
С середины восьмидесятых годов, когда начали исчезать с полок продукты и товары первой необходимости, всерьез замаячил призрак голода, пышным цветом начали цвести все прелести двигавшегося к капитализму общества – вымогательство, рэкет, разделы сфер влияния. Бандиты заявили о себе чуть ли не в открытую, как социальное и культурное явление. Спорткостюмы «Адидас», золотые цепи на бычьих шеях, машины – тогда еще вазовские «шестерки» — все это было свидетельством бандитской крутости и нереального богатства.
Общество тогда еще не было готово ко всеобщему мочилову, поэтому бандитские разборки были, в основном, на уровне мордобоя — толпа на толпу. При таком раскладе, естественно, стали особым спросом пользоваться мышцы профессиональных и непрофессиональных спортсменов. Они и составляли основную боевую силищу растущих как на дрожжах группировок. И однажды начали брать там верх, оттесняя профессиональных уголовников, вечных сидельцев и прочих туберкулезников. Сила, мощь, напор и волевая упёртость профессиональных спортсменов как нельзя лучше легли на нелегкую профессию бандита…
Милое патриархальное время продлилось недолго. Уже в 1990 году услышал от одного братана золотую фразу:
— Нынче в нашем бизнесе бокс не в чести. Сейчас больше ценится спортивная стрельба.
Если смотреть правде в глаза, то с середины восьмидесятых и до начала двухтысячных Россия пережила крупномасштабную гражданскую войну. По уровню потерь она вполне сопоставимая с прошлой Гражданской войной. Миллионы людей, погибших от паленой водки и наркотиков, перевешавшихся от безысходности, отсутствия медицинской помощи – всё это её жертвы. И бездыханные тела, оставшиеся после многочисленных разборок — и бандиты, и бизнесмены, и случайно подвернувшиеся люди – это тоже жертвы гражданской войны. Она была необъявленная, непризнанная, мерзко и подленько утаиваемая или теоретически обосновываемая – мол, все так и должно быть. Даже название ей подобрали щелкопёры либеральные – первоначальное накопление капитала. Но это была именно война. Если в 1918 году война шла за торжество труда над капиталом, чтобы из рабов стать свободными людьми, то война 90-х – это борьба русского народа за право надеть на себя хомут олигархии, стать рабами на своей земле, за право кучки мерзавцев разворовать все то, что накоплено тяжелейшим трудом наших предков, за яхты, виллы воров, за вывоз за рубеж национальных богатств. Такие светлые цели преследовали те, кто бились и клали жизни на этой войне.
Армиями в этой войне были бесчисленные бандформирования. Мародеры под шумок присваивали заводы и пароходы. Имелся и иностранный оккупационный корпус – американские и английские посольства, некоммерческие организации, фонды, толпы советников – ну чем не интервенты, растаскивавшие по кускам бывшую сверхдержаву. Жуткая разруха. Отчаявшееся, деморализованное, голодное, как и положено в войну, население. Наши люди сами вызвали джина из бутылки, сдав свою страну, и гибли во имя нового мирового порядка. Тогда все пропахло кровью.
Калининград. Укромное место, где собирается братва, кормящаяся с трассы. То, что происходит, раньше называлось товарищеским судом. Один из молодых братанов в малиновом пиджаке и с цепью на груди уличен в употреблении наркотиков. Наркоманов в бригадах не терпят – это слабое звено, при ломке за дозу сдаст всю малину. Бригадир – огромный и добродушный мужик, были и такие, выносит вердикт – изгнать. С парня сдирают атрибуты бандитского ремесла – малиновый пиджак, цепочку золотую. Забирают ключи от «служебной тачки». Все, изгнан… Ему ещё повезло, что в шайке нравы демократичные. В Московских безжалостных бригадах за это сразу закапывают в землю. А не фиг пить, курить и языком трепать. Ты же в команде!
В Рязани действовала бригада «слонов» — ее ядром явились рязанские десантники, притом проблемы они решали по десантному прямолинейно и радикально. Однажды одномоментно наколотили вглухую полтора десятка конкурентов. А в войне за завод ВАЗ перебили в общей сложности, говорят, две сотни человек.
Потянулись в банды и милиционеры, опера, сотрудники спецслужб со своими специфическими навыками и осведомленностью о методах ОРД. Притом не худшие сотрудники, часто переигрывавшие своих бывших коллег.
Девять историй от калининградского милиционера о работе в 70е-90е годы
Девять историй от калининградского милиционера
Подполковник милиции в отставке, рассказал о том, как работали калининградские милиционеры в семидесятые–девяностые годы.
1. Неизвестный негр
Зимой 1979-го, через пару дней после возвращения из армии, я обнаружил в своём почтовом ящике приглашение на работу в органы внутренних дел. В милиции я хотел работать с детства. Ловить преступников, защищать людей. Правда, делать всё это я хотел в ГАИ. Моя мама — одна из первых женщин-мотоциклисток в Калининградской области
Я отправился в Ленинградский райотдел милиции города Калининграда. Там толклась куча пацанов, таких же дембелей. У них в военкомате изъяли военные билеты, а получать их нужно было в райотделе милиции. А заодно руководство отдела предлагало новоиспечённым гражданским работу в органах правопорядка. Новоиспечённые служить в милиции не хотели. Их долго и безуспешно уговаривали, очередь двигалась медленно. Я был последним, просидел на стуле в коридоре три часа.
Офицера милиции, с которым я беседовал, знали весь город и вся область. Это был Леонид Раев — ведущий сверхпопулярной программы “Моя милиция” на калининградском телевидении. Во многом я свой профессиональный выбор сделал благодаря ему и этой передаче.
Узнав, что я хочу служить в милиции, Раев обрадовался и стал ковать железо, пока оно горячо. Меня сразу повезли в отдел кадров УВД оформляться. Потом я узнал, почему всё произошло так быстро. Тогда это со всеми желающими работать в милиции происходило быстро — чтобы передумать не успели.
В тот же вечер, 20 декабря 1979 года, меня, уже стажёра, подвели к сержанту милиции Степанову. В свой первый день я должен был патрулировать вместе с ним. В моей голове— эйфория: вот она, та жизнь, о которой я мечтал! И которую видел в кино про милицию!
Вместе с сержантом Степановым мы должны был обеспечивать общественный порядок на улице Черняховского, возле несуществующих сегодня ресторанов “Русский чай” и “Парус”.
Формы на мне не было. Чтобы как-то обозначить свою принадлежность к правоохранительным органам, я попросил у сержанта Степанова рацию поносить. Он с радостью согласился. Рация оказалась тяжёлой.
Со Степановым мы обходили маршрут, и служба показалась мне не такой уж сложной. Только ноги быстро устали. А потом я услышал женский крик. Кричала и махала рукой женщина на ступеньках “Русского чая”. Это была администратор ресторана. Я бросился на помощь. В спину мне что-то кричал Степанов, но я его уже не слышал. Я бежал на своё первое происшествие.
Фойе ресторана. Драка, примерно 15–20 мужчин. Треск рвущихся пиджаков, рубашек, и свитеров, вой подруг и жён, окруживших дерущихся. Мат. Я даже в армии таких лингвистических конструкций не слышал. Керамическая плитка на полу в крови, скользишь, как корова на льду.
Я увидел среди дерущихся… негра. Дела у негра были не очень. На него наседало несколько человек, он с трудом отбивался. Я вытащил негра из толпы, передал подбежавшему Степанову, он волоком потащил обессилевшего негра к дверям. Что было дальше, я не помню.
В себя пришёл минут через двадцать. Я лежал на всё том же ресторанном полу, уже отмытом от крови. Рядом со мной на корточках сидел фельдшер скорой помощи, стояли напряжённые Степанов, администратор ресторана, неизвестный мне милицейский майор, с ним три курсанта школы милиции. Когда я открыл глаза, все очень обрадовались. Фельдшер предлагал проехать в больницу, но я отказался. Степанов мне рассказал, что, когда меня вырубили, этим воспользовались дерущиеся. Они разбежались. В том числе и спасённый мною неизвестный негр.
А ещё Степанов рассказал, как я действовал и как надо было действовать на самом деле. Я действовал совсем не так. Можно даже сказать, с точностью до наоборот не так.
В конце своей первой смены я написал рапорт на увольнение. Он был датирован тем же числом, что и рапорт о приёме на службу.
По закону мне нужно было отработать две недели.
“Ладно, — подумал я, — две недели не вся жизнь… Потерпим”.
2. Особо важное задание
Свой второй рапорт на увольнение я написал на следующий день. В коридоре райотдела меня поймали сотрудники районного уголовного розыска. Им нужен был понятой для проведения сотрудниками уголовного розыска следственных действий. Разговаривал я с рыжим капитаном из районного угро в его кабинете. Капитан всё время курил. Там все всё время курили. Я не переношу табачный дым, мне стало плохо. Ещё хуже мне стало после того, как капитан рассказал мне об «особо важном задании».
В гостинице “Колос” на Центральном рынке два гражданина кавказской национальности надругались над стареньким дедушкой. Мне надо было присутствовать в качестве понятого при изъятии у подозреваемых нижнего белья для дальнейшей экспертизы.
Это совсем не входило в мои представления о моей работе в милиции. Я пытался слиться, а рыжий прокуренный капитан читал мне лекцию о долге, службе и так далее. Я не помню, чтобы я сказал капитану “да”. Скорей всего, просто кивнул, соглашаясь с капитанским “наша служба и опасна, и трудна”. Он это воспринял как согласие.
Вначале в кабинет привели второго понятого, потёртого жизнью мужика. Это был бомж. Он вонял. Я старался сидеть поближе к мусорной корзине и подальше от воняющего понятого номер два. К мусорной корзине — потому что если желудок не выдержит, то лучше в неё, чем на пол. А желудок протестовал, и я выбегал проветриться в коридор к открытому окну.
Привели потерпевшего. Дедушка плакал и просил отвести его к самому высокому здесь начальнику. Потом привели двух подозреваемых азербайджанцев. Они тоже плакали, просили их отпустить, обещали сразу уехать к себе домой. Им предложили раздеться и забрали у них трусы для исследования биоматериала. Так как я ещё ничего не понимал в тех следственных действиях сотрудников милиции и мне было противно присутствовать при таком, как мне тогда казалось,унижении людей. Мне было жалко и дедушку, и азербайджанцев.
Подписав протокол, я тут же написал второй рапорт на увольнение. Это не работа, это грязь, грязь и ещё раз грязь.
Меня вызвали к начальнику отдела, Ивану Ивановичу Егорову. На столе перед ним лежали два моих рапорта об увольнении. Это был своеобразный рекорд. Два дня службы и два рапорта на увольнение.
Меня отправили «подумать» на курсы подготовки милиционеров в учебный центр УВД, находившийся в то время при школе милиции. Сказали, что там всё проще — пишешь рапорт на имя начальника курсов, и всё. На следующий день я уехал на курсы увольняться по-быстрому. На курсах при школе милиции — такие же новобранцы, как я.
Первый день занятий. На столе перед каждым курсантом — лист бумаги. Кто не хочет служить, может прямо сейчас написать рапорт. Однако рапорт никто не пишет. В том числе и я. Неудобно как-то — никто не пишет, а я… “Хорошо, что среди вас нет трусов”, — удовлетворённо говорит один из наших командиров, майор Богданов.
. В милиции я проработал тридцать лет. От постового до заместителя начальника отдела и начальника милиции общественной безопасности.
Я никогда не назову настоящее имя этого человека. Пусть в этом тексте он будет “лейтенант Н.” В июле 1983-го я работал милиционером–водителем. Вместе с Н. нас отправили на вызов. Ночью в жилом доме на улице Невского, там, где было трамвайное кольцо, кто-то пытался подбирать ключи к входным дверям в квартиры.
Район окружили ночные патрули. Нападавших взяли с боем. Они дрались до последнего. Меня повезли в больницу, где я пролежал пару месяцев.
Нападавшие оказались военными. Один курсант инженерного училища, второй – офицер. Сыновья очень высокопоставленных чиновников. Меня вызвали на допрос в военную прокуратуру. Припомнили тот самый размазанный по всему лицу курсантский нос. А потом военная прокуратура дело закрыла…
В первый после больницы рабочий день со мной случилось новое приключение. В 1983 году грабежей и разбойных нападений в Калининграде было море. Мы патрулировали с напарником на автобусе «ПАЗ». Примерно в час ночи на улице Некрасова увидели женщину, всю в крови. Она указывала рукой в сторону Верхнего озера и кричала: “Он туда побежал!” Тогда этот район, который сразу за гостиницей “Турист”, был настоящей ямой. Никакого благоустройства, бомжи и заросли камышей. Я почти догнал подозреваемого, протянул руку. А пальцы не работают. Их ещё разрабатывать надо после перелома.
Чтобы вы поняли, какие вопросы приходится решать участковому на обслуживаемой территории, расскажу один случай. 1984 год, март, Ленинградский район, семейная пара. Жена узнала, что у мужа роман на стороне. Конфликт. Всё у меня как-то не получалось с мужем поговорить. Ну чтобы он её не зашиб где-нибудь на эмоциях.
Прихожу как-то в отдел. В дежурной части сидит жена неверного мужа, босая, в ночнушке и вся в крови. Думаю, я опоздал, не проявил настойчивости, не поговорил с мужиком, он её и порезал. Переживаю.
Всё оказалось гораздо сложней. Она ему, пока он спал, отрезала… Как бы это сказать… причиндалы. Отрезала и выбросила на лестничную клетку. Группу участковых отправили отрезанное в подъезде искать. Нашли. Оперативно отправили в больницу. Там отрезанное пришили на место…
Эту женщину я встретил через пару лет на улице. Разговорились. Я осторожно спросил, не слышно ли чего о её муже. Слышно. Они живут вместе, и вообще сейчас у них всё хорошо. И ещё она мне сообщила, что пришитое отрезанное работает лучше прежнего…
Как-то я доложил начальству об убийстве. Где произошло, из-за чего, где тело лежит, кто и как убивал и даже что говорил перед смертью погибший. Начальство проверило. Всё подтвердилось. Убийцу арестовали. Меня долго выспрашивали, как я это сделал? Столько подробностей знал, словно присутствовал.
В советские времена народ пил очень много. Да и после тоже немало. Пьяная энергия выплёскивалась в хулиганство. Сколько глупостей народ по пьянке натворил, сколько подлостей…
В перестроечные времена в милицию уже поступили на вооружение “Черёмуха” и резиновые палки. Вот со всем этим добром я отправился на самый заурядный вызов — некий гражданин на улице Сергеева скандалил с тёщей.
Напавший на меня гражданин перед моим появлением успел из этого пистолета выстрелить в свою тёщу. Нетрезвый он был. В упор, в лицо. Сильно её изуродовал… Шесть лет ему дали.
Конечно, на то, что алкоголь делает из людей, я насмотрелся. В 1992-м перед самым Новым годом мы с коллегой отправились навестить Алика, жившего на Пролетарской. Фамилию его я, разумеется, называть не буду. Алик выпивал и скандалил с женой и тёщей. 31 декабря 1992 года Алик уже несколько дней встречал Новый год. Его жена и тёща вызвали милицию.
8. Кошмар на улице Нарвской
Я нормальный человек. Конечно, мне бывало страшно. Но вот так, чтобы животный страх — только один раз. В девяностые, когда уже начало твориться чёрт знает что, мне нужно было проверить жалобу на гражданку, живущую в переселенческом фонде на улице Нарвской. На неё соседи жаловались. Она мусор не выносила, а складывала у себя в квартирке.
Приехал. Стоим, разговариваем. И тут я почувствовал, как меня кто-то сзади за плечо дёрнул. И не просто дёрнул, а погон с плеча сорвал. Погон у меня был пришит намертво. Но этот кто-то за моей спиной смахнул его без всяких усилий, как прилипшую соринку. А потом раздался вой. Прямо за моей спиной. Нечеловеческий, громкий. И я испугался по-настоящему.
Отбегаю, оборачиваюсь. Проход в другую комнату. Вместо двери решётка, закрыта на замок. А за решёткой двухметровый какой-то орангутанг на задних лапах с моим погоном. Воет и решётку трясёт. И лапы тянет. Если б я не отпрыгнул и ему бы удалось меня к решётке прижать, вариантов у меня было бы немного… Просто Эдгар По какой-то… Кошмар на улице Нарвской.
9. Картонные ордена
Работа участкового такая, что без юмора никак нельзя. Его было очень много. Мой коллега, с которым мы вместе работали участковыми, свой парадный китель хранил на работе, в шкафу в оперпункте на Иванникова. Тогда она ещё была Монетной.
На оперпункт выписывались газеты и журналы. В советские и постсоветские времена на первых страницах газет печатали ордена, которыми эти газеты были награждены, прямо рядом с названием.
Когда выдалось спокойное дежурство, я все эти ордена из газет повырезал, наклеил на картонки. А эти картонки булавочками к парадному кителю коллеги и пришпандорил. Ну согласитесь, смешно же: приходит коллега на службу и надо ему парадный китель одеть. По поводу службы в праздники, например. Открывает шкаф, а весь китель в орденах. Картонных, но орденах. Смешно же!
И тут приходит в оперпункт начальник райотдела. Порядок проверить. И заглядывает начальник в этот самый наш шкаф. И видит китель коллеги, весь усеянный картонными орденами. Начальник забрал этот китель с собой. Коллеге я на всякий случай ничего говорить не стал.
И вот на следующий день собрание. Выступает начальник райотдела. Под конец своего выступления начальник вдруг говорит: “Товарищи! Я хочу вам рассказать о нашем скромном коллеге, о котором мы не всё знаем. Он награждён многими орденами. Например, орденом Трудового Красного знамени — 16 раз”.
Все друг на друга смотрят, не понимают. И тут начальник разворачивает свёрток и показывает тот самый китель. С картонными орденами. Посмеялись. Сильно посмеялись. Хорошо стёкла в отделе не вылетели.
Коллега, конечно, некоторое время дулся. Но потом всё встало на свои места.
Таких историй у меня сотни. Я проработал в милиции тридцать лет. Видел очень много. Хорошего, плохого, смешного, грустного. Всякого. Но вот сейчас я понимаю, что, если б тогда, в 1979 году, знал, как всё сложится, я бы всё равно пошёл в милицию. Это моя работа. Это моя жизнь.
пришитое отрезанное работает лучше прежнего
Ну так-то нагло не стоило палить котолампу.
А что там за биоматериал брали из трусов в 1979 году, кто-нибудь в теме?
Очень понравились фотографии, прям за душу взяли.
Слишком много дерьма свели в одно повествование, возможно и правда но сведено в одну кучу за все годы
Ну и к тому же, какие блин бомжи в большом количестве в 79 году в Калининграде?? Прибалтику норм контролировали так то, там скорее фарцовщики и валюта, в портовом городе
Излишне пафосно и возвышенно местами. Но интересно.
Нападавшие оказались военными. Один курсант инженерного училища, второй – офицер. Сыновья очень высокопоставленных чиновников. Меня вызвали на допрос в военную прокуратуру. Припомнили тот самый размазанный по всему лицу курсантский нос. А потом военная прокуратура дело закрыла…
Администрация Калужской области ответила на публикацию
Администрация Калужской области ответила на публикацию Readovka о проблеме с мигрантами: никого не убивают, и вообще во всем виноваты местные
Замминистра внутренней политики и массовых коммуникаций Калужской области Илья Зенов ответил на публикацию ( https://t.me/readovkanews/24417 ) Readovka: «Опять же «вот приставала куча гастарбайтеров в самом центре Ермолино к несовершеннолетним девочкам…» — это влажные фантазии журналистов Readovkи. В том конфликте, на который, кстати, власти отреагировали мгновенно, вообще не было девочек. Компания местных молодых людей, пользуясь значительным численным преимуществом, сама устроила конфликт с группой мигрантов. Пострадавший парень долечивается в больнице, все без исключения участники драки понесут ответственность по соответствующим статьям УК РФ».
Опять же по поводу того, что «нельзя же так просто и нагло врать». Зенов, отвечая по поводу ситуации в обнинской школе №6, где родители уже подали коллективное заявление директору по поводу буйств детей мигрантов, тоже забыл об этом упомянуть, сообщив лишь, что «родители четвероклассницы написали заявления в полицию на трех других четвероклассников». Домогались-то ее двое детей мигрантов (буянят в целом трое), но спишем это на невнимательность замминистра, который спешил разоблачить «влажные фантазии Readovka».
Но главное — что дальше делать вид, что ничего не происходит, властям Калужской области не удастся, и они это теперь знают. Мы будем держать ситуацию под контролем. Добавим еще один занятный документ — ответ директора упомянутой школы на жалобы родителей учеников, где он отвечает, что все это их выдумки и надо проводить с ними занятия по «формированию толерантных отношений».
Русские должны терпеть мигрантов
Власти Калужской области призвали жителей терпеть, когда их бьют мигранты. А бьют и домогаются уже в школах
В таком духе высказался губернатор Владислав Шапша: «На улицах городов, где идет активное экономическое развитие, люди сталкиваются с тем, что мы называем миграционной проблемой. Это самое страшное, что может быть, в нашей многонациональной стране. Мне непонятно, почему русский в пьяном угаре если кому-то физиономию расквасил — это ничего, а если таджик или узбек подрался — это плохо?»
Интересно, что губернатор называет «подрался» резонансные случаи, о которых его спрашивали журналисты, — когда 11 октября в Обнинске мигрант из Узбекистана до смерти забил ( https://t.me/readovkanews/24125 ) капитана футбольной команды «Ермак», а 17 декабря в Ермолино мигрант из ближнего зарубежья дважды ударил ножом в сердце ( https://t.me/readovkanews/24116 ) (причем со спины) местного парня, которого пришлось везти на вертолете в областной центр на операцию.
Такие же ответы в государственных инстанциях Калужской области получают и родители, которые жалуются на то, что их детей избивают и домогаются уже прямо в государственных школах. Readovka пообщалась с родителями детей школы №6 в Обнинске, где уже половина классов укомплектована детьми мигрантов из Средней Азии (это, как признают ( https://t.me/readovkanews/24120 ) власти, для севера Калужской области обычная ситуация).
«Эти мальчики не русские. Их родители не принимают никаких мер. Когда это случилось, 20 декабря, я примчалась в школу и увидела только маму одного из них, второго к тому моменту уже забрал отец. Эта женщина не говорит вообще по-русски, только стояла, махала руками, и потом они ушли. Кажется, они из Таджикистана, но я не знаю, есть ли у них гражданство», — добавила мать школьницы, которая теперь боится ходить в школу из-за домогательств.
По словам родителей учащихся в школе №6, недавно двое из упомянутых школьников зверски избили одного из учащихся — и тоже закончилось ничем. А чиновники, к которым обращались пострадавшие, отвечают — будьте терпимее!
«Вор с гранатой» из «Метрополиса» оказался чеченцем, рецидивистом
Задержанный Юнусов Салман Магомедович, родившийся 26 июля 1974 года в станице Гребенская (Чечено-Ингушетия), имеет достаточно богатую криминальную биографию.
По данным источников Readovka, первую судимость Юнусов получил в возрасте 21 лет по части 2 статьи 144 УК РСФСР (Кража, совершенная повторно или по предварительному сговору группой лиц либо причинившая значительный ущерб потерпевшему). Был задержан 19 августа 1995 года в Хасавюрте (Республика Дагестан), 1 ноября 1995 года получил два года колонии общего режима, условно-досрочно освобожден 8 марта 1997 года.
В феврале 2006 года задержан вместе с неким Шимаевым за преступление, предусмотренное пунктом «а» части 2 статьи 161 УК РФ (Грабеж, то есть открытое хищение чужого имущества, совершенный группой лиц по предварительному сговору). Отпущен до суда под подписку о невыезде, скрылся, объявлен в федеральный розыск.
И что же? Юнусов был отпущен и уже 26 февраля вновь задержан в Геленджике за рулем, хотя был лишен права управлять транспортными средствами.
8 декабря 2014 года вновь объявлен в розыск в Калмыкии, на этот раз по части 1 статьи 161 УК РФ (Кража). Позже розыск вновь был прекращен.
1 октября 2015 года Юнусов был задержан в Пятигорске (причина не указывается, но то что задержан он был вневедомственной охраной, намекает на попытку кражи), но отпущен. Перебрался в Москву.
18 сентября 2016 года задержан в Москве, за то, что как сказано в полицейском рапорте, «ударил в область лица Гульмурадова Р.А., похитил из кармана мобильный телефон, после чего перевел денежные средства в размере 5000 рублей на другую карту».
Ответ diGriz в «В российской армии новый вид дедовщины»
Будущий рецидивист-интернационал на наших улицах
Потрясающий сюжет, только освободившийся уроженец солнечной, но очень гордой республики, свободно разгуливает по столичным улицам.
Вопрос с херали он не депортирован принудительно после отбытия наказания?
Или это один из 180 тыс. попавших под амнистию гастеров?
И этот позор не стыдно демонстрировать по официальному каналу, в передаче должной показывать как родная милиция полиция стережет покой законопослушных и богобоязненных россиянцев..
Не позволил
Историй от калининградского милиционера о работе в 70е-90е годы (Часть 2)
Пикабу, привет. Текст писал не я, но кто эти истории рассказывал знаю лично и все они правдивые, человек проработал в милиции больше 30ти лет, за это время историй накопилось на целую книгу.
Может, от нас запах какой другой?
1984 год. Я участковый. На моём участке — жилой дом на Пролетарской. Часть жильцов — неблагополучные алкоголики. С ними одни проблемы. Или возле гастронома что-то учудят, или уже после гастронома дома начинают буянить.
Средь бела дня прохожу мимо подъезда. К слову: это тот самый подъезд, в котором в 1988 году брали банду Маркевичей.
Вижу, возле подъезда стоит семь мужчин и женщина. Мужчины явно мои подопечные по алкогольной линии. Все пьяные. Я им говорю: “Разбежались отсюда. Чтобы я никого не видел…”
Обычно этого в таких ситуациях хватало — люди расходились по домам. Но в данной истории выпитый ими алкоголь внёс свои коррективы. Все разошлись, а двое смелых остались. Один из них, Реут его фамилия, он на Госпитальной жил, ранее неоднократно судимый, неожиданно послал меня по матери. Это уже был вызов. Реут высокий, крепкий. А его друг, наоборот, маленький и толстый. Этакие Тарапунька и Штепсель. Я беру Реута за руку, предлагаю ему пройти в оперпункт. Реуту это не понравилось, как и его маленькому и толстому другу. Ну и началось. Я пока одного тащу, ему на помощь другой приходит. Я за него принимаюсь, второй немного отойдёт, а потом снова на помощь приятелю бросается.
Всё средь бела дня. Мимо народ идёт. Хоть бы кто-нибудь помог или хотя бы просто позвонил в милицию. Нет, все проходят мимо. Как будто ничего не происходит.
Реут со своим дружком мне всю форму порвали. В клочья. Наконец, проходивший мимо слесарь из местного ЖЭКа позвонил в милицию. Ко мне направили ближайший наряд. Им оказались наши кинологи. С собаками. Псов семь ко мне на подмогу приехало. Наши собаки на милиционера набрасываться не будут. Я не знаю, почему. Может, запах формы запомнили. А может, мы, сотрудники милиции, после нескольких лет службы как-то по-особому пахнуть начинаем. Для собак, во всяком случае.
У этой истории есть продолжение. Конечно, я “отстрелял” всех граждан, которые тогда стояли возле подъезда. Вычислил. В процессе расследования выяснилось, что только в одном подъезде пятиэтажки на Сергеева живёт 14 пьющих и нигде не работающих граждан, терроризирующих весь район и свои семьи. Вначале я предложил им добровольно пройти лечение. Моё предложение поддержали их родственники. Но добровольное лечение от алкоголизма в советские времена — дело бесполезное. Приходит алкоголик после такого лечения, и с новыми силами за старое. Что со всеми 14 товарищами алкоголиками и тунеядцами и произошло. А мне что делать? Я всех 14 и отправил в лечебно-трудовой профилакторий, на лечение уже принудительное. Это был рекорд — только с одного подъезда 14 человек.
После этого меня вызвали аж к самому прокурору района. Ничего хорошего это, конечно, не предвещало. Прихожу. В кабинете у прокурора – человек двадцать женщин. Жёны и матери отправленных мною в ЛТП алкоголиков-тунеядцев. Жаловаться на меня пришли: как же так, участковый обещал их вылечить, а сам всех в ЛТП отправил…
Я ещё в патрульно-постовой службе работал, когда меня отправили обеспечивать общественный порядок возле пивбара на пересечении улицы Черняховского и Ленинского проспекта. Это вообще характерно для тогдашней патрульно-постовой службы — нас ставили возле городских горячих точек: ресторанов, баров, кафе.
Пивбар на углу Ленинского и Черняховского весь город знал как “Гадюшник”. Честно говоря, заведение в самом центре города своё неформальное название оправдывало изо всех сил. Вот стою я, обеспечиваю правопорядок. И вдруг из “Гадюшника” вылезет пьяный. Никакой. Вылез по ступенькам наверх, упал. Вызываю “луноход” — машину вытрезвителя. Только я гражданина в машину посадил — из “Гадюшника” другой выползает. Такой же. Ну я и его в машину. Они ещё отъехать не успели — третий ползёт по ступенькам… Я не знаю, что они там отмечали, вместе они пили, не вместе, но лезли один за другим. Я ими за смену весь медвытрезвитель в Ленинградском РОВД забил. К сожалению, точно не помню, сколько десятков коек там было.
К концу смены со мной по рации связался дежурный по РОВД: “Мест больше нет, отправляй клиентов в Центральный РОВД”… Пил народ безбожно. Пили, пили и пили. Везде пили. И все.
На пересечении современных Галковского и Иванникова (раньше Монетной была), там, где сейчас городской отдел полиции, располагался молокозавод. К директору этого завода часто приезжали в гости его друзья — высокопоставленные офицеры. Пили они во время этих встреч не молоко, понятное дело. Зимой пьяные офицеры всё время теряли свои папахи. А мы их находили. Как-то идём в оперпункт, а возле стены молокозавода три каракулевые папахи в ряд лежат. Как на параде. Красиво…
А горбачёвские указы по борьбе с пьянством от 1985 года? Винно-водочные магазины начинали работать с 11:00. Мы приходили к ним в 10:00. Очереди — метров пятьсот длинной. Конфликты, “душманы”. Знаете, кто такие “душманы”? Они за деньги прыгали в толпу к самому окошку винно-водочного и брали спиртное без очереди. Очень рискованная профессия.
“Поднимайся, телевизор выключать будем…”
В тот вечер мы работали вместе со старшиной Анатолием Савченко. Получили срочный вызов: рядом с жилым домом на пересечении Соммера и Ленинского — тогда там магазин “Книги-ноты” располагался — нас очень ждал сотрудник уголовного розыска Владимир Андреев.
Приехали к подъезду. Музыка в одной из квартир орёт так, что я её слышал ещё на площади Победы, а коллега — возле гостиницы “Калининград”. И музыка какая-то странная. Встретились с Андреевым. Он рассказал, что в “музыкальной” квартире живёт человек, состоящий на учёте в психиатрической больнице. И что сейчас у него обострение, и что он в этом состоянии опасен и для себя, и для окружающих. Втроём мы пошли в квартиру. Входная дверь настежь. Заходим. На диване лежит мужчина лет сорока, смотрит на нас, но никак не реагирует. Вообще никак. В квартире несколько десятков телевизоров и радиоприёмников. Все работают на разных каналах на полную громкость. Провода кругом.
Предложили хозяину всё выключить. Реакции ноль. Лежит на диване и смотрит на нас. Мы сами выключили почти всё, что орало у него в квартире. Остался один телевизор, со снятой задней крышкой. Ещё раз предлагаю хозяину самому выключить. Кто его знает, что у него, этого телевизора, внутри. Может, к нему вообще прикасаться нельзя.
Мужик встаёт и спокойно идёт к телевизору. Не спешит. А потом вдруг резко засовывает руку прямо в телевизионное нутро и выхватывает оттуда кабель с каким-то штекером на конце. Из штекера искры как от бенгальского огня. Искры падают мне на лицо, а я зажат между ним и этим телевизором. И тут наконец мужик говорит: “Ну что, начальник, поджаримся?” Он начал мне этим искрящимся штекером в лицо тыкать. Ну Толя Савченко его с ноги и уложил. Штекер улетел в другой угол комнаты, и по-прежнему искрит. Мы все втроём навалились на мужика. И тут выясняется, что наручники остались в машине. Мужик лежит себе на животе, я на нём сижу сверху, а ребята пошли по квартире верёвку искать. Чем-то его же надо связать…
И тут он почувствовал, что хватка ослабла. Вывернулся, перевернулся на спину, и… заехал мне прямо в нос. Кровь брызнула. Я в долгу не остался, он сопротивляется. Подбежали ребята, прижали его к полу. Верёвку они не нашли. Мы связали его специально для этого порезанными проводами. На улицу мы его за эти провода и вынесли. Так он, гад, сполз на пол, пока мы его везли, и застрял между сидениями. Привезли его в больницу, а из машины достать не можем. Никак. Хорошо, что гаечные ключи были. Сняли переднее сидение, достали “куколку” в проводах. Принесли в приёмный покой.
Дежурный врач, за спиной два амбала-санитара стоят, руки на груди скрестили, говорит: “Развязывайте его”. Мы замешкались: не надо его развязывать. Врач говорит, ничего, справимся, вон у меня какие санитары. Развязываем лежащего на полу мужика. Он, как только свободу почувствовал, вскочил и сразу доктору в нос заехал. Доктор упал прямо на то место, где только что на полу мужик лежал, санитары даже охнуть не успели. В конце концов упаковали впятером мужчину в смирительную рубашку. Санитары повели его в отделение, а мы с доктором пошли кровь отмывать…
“Вашингтон” против “Камвала” и другие
О драках “район на район” я слышал ещё в армии. Когда я стал работать участковым, такого уже не было. Было другое. Подростки собирались толпами и ходили гулять по району. Были случаи, и немало, когда они избивали первого встречного просто так. Как-то выхожу из подъезда и вижу, как толпа бьёт парня. Прямо у меня на глазах. Человек тридцать их было. Я этого парня закрыл. Говорю толпе: “Я не посмотрю, что вы щенки несовершеннолетние, буду применять оружие”. Они разбежались.
От таких всего можно ожидать. В 2004-2005 по Калининграду прокатилась волна тяжких преступлений. Одну девушку убили на Сельме, другую ранили. А потом мы нашли труп ещё одной. Конечно, жители боялись. Руководство УВД отправило меня держать ответ перед населением. Жители пригласили журналистов. Я дал людям слово, что мы преступление раскроем. Что и произошло. Подростки оказались. За ними целый шлейф убийств тянулся…
А могли бы и пальнуть
1982 год. Вечер, но ещё светло. Вместе с моим начальником Анатолием Ляхом ехали на “Волге” по Театральной. Я за рулём. По рации сообщили, что прямо на нас идёт угонщик на “Жигулях” и его преследует милицейский УАЗ. Я поставил нашу “Волгу” поперёк Ленинского проспекта. Вскоре показались угнанные “Жигули”. Парень шёл с максимальной скоростью. Он попытался нас обойти. Его так закрутило, что выбросило аж на Соммера. Мы подъехали, выскочили, пытались в “Жигулях” дверь открыть, а угонщик по газам — и в сторону гостиницы “Калининград”. Там его опять крутануло, вынесло прямо к ступенькам гостиницы. Мы к нему, он опять по газам, аж искры из-под колёс. Стоят машины, толпа начала собираться. Ещё бы — такое представление, как в кино.
Он ушёл на улицу Фрунзе. Мы за ним. Проезжая часть была настоящим “танкодромом”. Дороги там не было от слова совсем. Когда по этому танкодрому пролетели, мне на ноги из машины все предохранители высыпались, такая тряска была. И тут у меня в машине пропал свет. И дальний, и ближний.
Стемнело, он ушёл на Гагарина. Мы, без света, по встречной полосе — за ним. Я понял, что он на своих “Жигулях” от нашей “Волги” уйдёт. Возле пивзавода, в самом конце Гагарина, я его таранил. Никогда не забуду странное ощущение: словно ты в замедленной съёмке, как в кино. Я уже затормозил, а его машина медленно-медленно всё переворачивалась. Он улетел в канаву.
Гаишники со всех сторон понаехали. Мой начальник, Анатолий Лях, себе зубы выбил передние.
Угонщик остался жив. Привезли потерпевшего — владельца “Жигулей”. У него прямо из гаража машину увели. Мы вытащили “Жигули” из канавы. Лобовое стекло разбито, всё в крови. Вытащили парня. Порезанный, побитый, но живой. И тут потерпевший хватается за сердце. Угонщик оказался его родным сыном.
Пацан, у которого и прав-то не было, втихаря взял у папы ключи, и поехал кататься. А папа зачем-то пошёл в гараж. Машины нет. Ну он и позвонил в милицию.
1991 год, лето, самый разгар ГКЧП, “Лебединое озеро” по телевизору, ночь. Тогда в городе массово обдирали машины. Снимали зеркала, колёса, колпаки. Вот мы с коллегой засели в засаду. На дереве, прямо напротив автостоянки. Раскорячились на ветках, вся ночь впереди. Одеты в гражданское, разумеется.
И тут я вижу, как в жилом доме напротив на первом этаже открывается окно и оттуда вылетает чемодан. За чемоданом вылезает гражданин и идёт в сторону школы милиции.
Слезаем с дерева, а коллега на ветках так себе всё отсидел, что идти не может, не то что бежать. Я побежал за гражданином. Он от меня. При этом чемодан не бросает. Хорошо так бежит, несмотря на чемодан, явно спортом человек занимается.
Я догнал его возле эстакадного моста. Подножку ему поставил. Он упал. Испугался. Понять можно. Представьте, что среди ночи ни с того ни с сего вас начинает преследовать спрыгнувший с дерева человек, у которого (ночью!) ещё и бинокль на боку висит.
Начинаю у него документы в карманах искать. Нахожу маленькую красную книжечку. КГБ. И не просто КГБ, а очень высокопоставленный сотрудник.
У него в этой квартире жила женщина. Женщина жила вместе с мамой. Любовник дочери маме сразу как-то не понравился. Поэтому он в эту квартиру, чтобы лишний раз маму не беспокоить, залезал через окошко. И так же уходил.
Спрашиваю: почему убегали? Отвечает: “ГКЧП сейчас… Мы все в таком состоянии…”
Полтора сантиметра удава
Наступившие новые времена много чем запомнились. Например, тем, что первые частные торговые палатки в Калининграде горели, как бенгальские огни в новогоднюю ночь: ярко и часто. Люди собственность делили. За день до истории с удавами на Центральном рынке сгорело больше тридцати палаток. На прошлой неделе там же сгорело 15 палаток. Я там был после пожара, с людьми общался. Стоят женщины, плачут. Палатка сгорела со всем товаром, на который они копили не один год.
В объяснительных потерпевшие рассказали, что незадолго до пожара владелец одного из торговых павильонов предлагал им выкупить точку. Те, кто не согласились, погорели.
Вычислил владельца, пошёл к нему домой, на улицу Красную. Его дома не было, он улетел в Москву за товаром. Об этом мне рассказала его жена. Я уже собрался уходить, когда она мне предложила посмотреть товар, которым они торгуют в своём павильоне. Огромная комната, стеллажи до потолка, на стеллажах — огромные аквариумы с рыбками. Самыми разными. Я их разглядывал разинув рот. Женщина вышла куда-то на минуту. Возвращается и говорит, а теперь, товарищ милиционер, посмотрите на эту прелесть. А у неё на руках два огромных удава висит, в кольца свиваются!
Она своих красавцев поймала и с трудом из комнаты вытащила. Потом извинилась. Сказала, что они добрые. И что у неё внуки спят в комнате, где стоят террариумы удавов. Она мне потом показала: на полу лежит змея, метра три длинной, а рядом детская кроватка. Мне просто не по себе стало. Я ушёл.
Удавов они разводили на продажу. Среди богатых людей Калининграда удавы пользовались спросом. Стоили они 80 рублей за сантиметр. В тех, разумеется, ценах. На свою офицерскую зарплату я мог себе позволить полтора сантиметра живого удава…. Такие времена были.