витражи шагала в реймском соборе
Божественный свет, в стекле отраженный: витражи Марка Шагала в Фраумюнстере |Divine light reflected in the glass: Fraumünster stained glass windows by Chagall
Автор: Андрей Федорченко, Цюрих, 1. 04. 2013.
Витражи Марка Шагала во Фраумюнстере (zurichtourisme.ch)
Бывает, что появление в жизни чего-то нового побуждает нас вернуться к своему, хорошо знакомому и привычному. Так, открыв свежий роман любимого писателя, хочется вновь перечитать его прошлые подзабытые книги из домашней библиотеки.
Вот и открывшаяся 8 февраля в Kunsthaus Zürich выставка «Marc Chagall: Meister der Moderne» незаметно отодвинула на задний план нашего «собственного», «цюрихского» Шагала. Речь пойдет, конечно, о его витражах в соборе Фраумюнстер. Бесчисленные буклеты и путеводители пишут о них много. и ничего. Впрочем, этой расхожей информации вполне хватает неприхотливому туристу, чтобы переварить ее вместе с сэндвичем на дистанции от Фраумюнстера до ближайшего бутика на Банхофштрассе. А как быть тем, кого интересует именно Шагал, а не бутики?
Творческая жизнь Марка Ш
агала охватила практически весь ХХ век. Он начинал, когда еще творили импрессионисты, а закончил жизнь 25 марта 1985 года «на боевом посту» – по дороге в свое ателье. В самом начале советской перестройки. То, что делал Шагал в 1960-ые и 1970-ые годы прошлого века есть прямая связь его с нашими современниками, достигшими сегодня всего лишь среднего возраста, и уже этим он актуален для нас. А занимался он тогда преимущественно декоративно-прикладным искусством: керамикой, мозаикой, гобеленами, скульптурой. И витражами. Так что беседовать с нашим современником Шагалом проще во Фраумюнстере, нежели в музеях, поскольку и мы, и его витражи принадлежим одному поколению.
Строгая, на грани аскезы, готика стен Фраумюнстера – идеальная оправа для почти любых художественных инноваций. Первую совершил в 1945 году швейцарский постмодернист Аугусто Джакометти, создав северные витражи поперечного нефа.
И вот в 1960-ые годы, после новой реконструкции, когда были восстановлены очередные объемы собора, попечители Фраумюнстера вновь пожелали украсить их работой современного художника. Пять высоких продолговатых окон, разрезавших полукруглую стену собора со стороны, противоположной алтарной, просто требовали мозаичного решения. Тем более, что перед ними располагалось пространство, идеально подходящее для хора. Состоялись два конкурса среди швейцарских художников на лучшее изобразительное решение этих пяти окон, однако жюри отвергло все представленные проекты. Руководство конгрегации Фраумюнстера приняло мудрое решение не спешить и учредило специальный благотворительный фонд для поощрения будущего автора проекта.
В 1967 году в Цюрихе проходила большая выставка Марка Шагала. Среди прочего на ней экспонировались его работы из цикла «Библейские послания» и репродукции витражных окон «Двенадцать колен Израилевых», созданных для синагоги больницы Хадасса в Иерусалиме. На выставке побывал и сам мастер. Никто и предположить не мог, что Марк Захарович, которому было уже под восемьдесят, согласится на новый большой проект для евангелического собора. 
Однако, посетив Фраумюнстер, он, по его признанию, «влюбился в это место с первого взгляда». Его привлекли именно необычные пространственные объемы собора, которые он давно искал, чтобы в монументальной форме выразить свое видение некоторых библейских сюжетов и персонажей. В полукруглой, почти башенной стене с пятью продолговатыми окнами, было все: простота и достоинство, святость и торжественность.
Во второй половине 1968 года у себя дома в Сен-Поль-де-Вансе Марк Шагал делает первые наброски витражей, получившие одобрение попечительского совета Фраумюнстера. Финансовую сторону необычного проекта взяла на себя богатая супружеская пара из Цюриха, пожелавшая остаться анонимной. Процесс изготовления и установки витражей занял больше года.
Технические работы велись в Реймсе (Франция), в мастерской-студии Марка Симона под руководством Шарля Марка. Шарль Марк, старый друг Шагала, работавший с ним ранее над «Двенадцатью коленами Израилевыми», витражными окнами в Меце и Нью-Йорке, обладал умением изготавливать стекло, переносить на него все мельчайшие оттенки цветов с шагаловских оригиналов. Оригиналы же Марк Захарович писал гуашью.
Работали по старинным методам на всех этапах – выплавки стекла, его шлифовки, обработки и тонирования. Шагал часто приезжал в Реймс и собственноручно переносил на стекло свои рисунки, следил за точностью цветопередачи. И только потом сырая заготовка отправлялась в печь для обжига. Так было создано более 50 кв.м витражного стекла для Фраумюнстера. Сам Мастер принял активное участие в установке изготовленных пластин в окна собора.
В сентябре 1970 года состоялось долгожданное открытие витражей. Автору к этому моменту уже перевалило за 83, но возраст не помешал Шагалу создать совершенное, уникальное в своем роде художественное произведение.
Он смело и органично сопоставил образность и персонажей Ветхого и Нового Заветов Библии. Вложил в них огромный гуманистический смысл, как бы нарочно приблизил к современности. Да, Шагал утверждает идею иудаизма как «отца» всех мировых религий. Однако в подтексте всей композиционной и образной структуры витражных окон звучит идея равенства всех вероисповеданий, выстраданная самим художником и проповедуемая протестантской церковью, которой принадлежит Фраумюнстер. Это очень важный момент – совпадение в главном взглядов иудея Шагала с концепцией христианства. Ведь для Него, отраженного в пяти витражах Марка Шагала, нет «ни эллина ни иудея». Гордившийся до конца жизни своим еврейским происхождением, художник написал: «Из-за того, что я много страдал и многое пережил, я беру Библию и на ее основе хочу показать людям, что не надо причинять зло друг другу».
Четыре окна: красное, желтое и два синих по основной тональности, имеют весьма необычные размеры. Примерная высота каждого – 10 метров. Ширина – метр. Центральное (зеленое) окно, посвященное темам Нового Завета, чуть больше: по высоте – 11,22 метра и по ширине – 1,3 метра. Все четыре цвета присутствуют в каждой панели в равных пропорциях при одном доминирующем цвете. Тематические сюжеты, переплетенные между собой, следует рассматривать снизу вверх.
… В сумерках зала Фраумюнстера всегда можно увидеть несколько местных и, как правило, пожилых людей. Неподвижными островками сидят они среди непрерывно сменяющихся суетливых туристических групп. Сидят, как в кинотеатре. Но оказалось, как в библиотеке. Миниатюрная старушка с вполне библейским именем Сара приходит сюда дважды в неделю.
– Для меня эти витражи – страницы великой Книги, – говорит Сара. – Я прихожу сюда как бы почитать Библию. В моей семье Библия всегда была книгой №1, и мне кажется, что я знаю ее наизусть. Я уже плохо вижу, но витражи именно читаю. И тогда даже любимые стихи из Библии звучат совершенно иначе, всегда по-новому!
О чем 
же рассказывают витражи Шагала?
Левое, «красное» окно посвящено пророкам. В нижней части композиции изображен старейший пророк Илья, покровитель женихов и невест и посредник в конфликтах «отцов и детей». Илья взлетает ввысь на огненной колеснице, а его ученик и последователь напоминает ему, чтобы тот был осторожен и не забывал, что взлетел он с Земли обетованной. Над пророком – Ангел с колесом правосудия, символизирующий мечту о воссоединении разделенного Израиля. Еще выше – кроваво-красная «зона страдания», в которой в задумчивости находится пророк Иеремия в синих одеждах. Он печален, ибо иудеи не верят его пророчествам. Венчает сложную композицию Всевышний – создатель, благословляющий прикосновением рук своих все живое на земле.
Второе, «синее» окно посвящено праотцу Иакову. Именно его двенадцати детям, родоначальникам колен Израилевых, Господь открыл, что их потомство будет избранным народом, который испытает как наказание, так и прощение с благословением. Внизу композиции – сам Иаков в глубоком раздумье. Мечтающий праотец, сложив руки на коленях, качается в морских волнах. Далее – сцена, где Иаков обнимает Ангела. Вероятно, он принял его за Бога и просит у него прощения. Еще далее – «Лестница Иакова», ведущая на небо. Загадочная лестница до сих пор будоражит воображение художников, достаточно вспомнить одноименный фильм Адриана Лайна. А тогда Шагал написал:
. жду, что обнимет меня нездешнее чудо,
сердце согреет мое и прогонит страх.
Ты появись – я жду тебя отовсюду.
И об руку, ах,
мы с тобой полетим,
поднимаясь по лестнице Иакова.
Центральное, «зеленое» окно посвящено Новому Завету и истории Иисуса Христа. Сверху – распятый и воскресший Иисус. Внизу – Иосиф, дева Мария с младенцем и ягнята вокруг них. Рядом с Марией, как символ всех земных женщин – ее кузина Елизавета, благословляющая Матерь Божью. Мелкие штрихи, напоминающие кружевную вязь, создают иллюзию Древа жизни. Мария смотрит прямо на зрителя. Пространство между Марией и распятым Иисусом заполнено символами жизни и проповедей Христа. Здесь зеленый цвет с
мешан с синим, красным и голубым. В самом верху окна летают птицы, олицетворяющие плодородие.
Справа от центрального расположено окно, посвященное Иерусалиму. На желтом фоне угадываются холмы, разнообразные строения. Мастер искусно передает очертания великого древнего города, освещенного одновременно и солнцем, и звездами. Трубящий Ангел возвещает о бессмертии Иерусалима. В нижней части витража царь Давид вдохновенно играет на арфе и поет псалмы, призывающие народы жить в мире и дружбе. Это окно – гимн, воспевающий идею святой для всех евреев земли.
И, наконец, последний, еще один «синий» витраж. Он посвящен пророку Моисею, получившему на горе Синай от Бога скрижали с Десятью заповедями. Моисей восседает на троне со скрижалями в руках. Шагал подчеркивает отрешенность его от мирской суеты, отстраненность. Он явно огорчен людским непослушанием, ведь его заповеди не соблюдаются. Затем следует сцена, где всадник с факелом войны преследует беглецов. Они в смятении – один беглец с крестом символизирует тяжесть страданий, выпавших на долю жертв всех войн. В следующей сцене пророк ведет борьбу с силами зла, мешающими ему провозгласить послание, призывающее к миру и братству. Ниже – фигура Ангела, несущего весть о мире на земле. И снова сам задумчивый пророк, всем своим видом как бы вопрошающий: настанет ли, наконец, время, когда все данные Богом заповеди будут соблюдаться, станут повседневной нормой бытия?
… Искусство витража вообще находится в пограничной между Богом и человеком зоне. Связующим звеном служит божественный солнечный свет – обязательный, безусловный компонент. Он, и только он дает жизнь витражным краскам, созданным человеком. Это очень хорошо понимали не только служители культа, но и. идеологи социализма. Вспомните многочисленные витражные панно во дворцах культуры и спорта, в кинотеатрах и даже в сельских клубах. Только в «идеологически выдержанных» витражах на смену пророкам и святым пришли сталевары, колхозницы и защитники социалистического отечества. Коммунизм витражи не спасли, но роль свою, безусловно, сыграли блестяще.
Возможно, и витражи Шагала не спасут мир. Однако, выйдя из дверей Фраумюнстера, остановитесь на минутку. Прислушайтесь к себе и признайтесь, что все вокруг вас хоть чуть-чуть, но изменилось, стало лучше. хотя бы чуть-чуть.
А. С. Мухин «Витражи Марка Шагала в Реймсском соборе» / Изобразительное искусство, архитектура и искусствоведение русского зарубежья. СПб., 2008. С. 144-148.
Реймсский собор, поражающий красотой пропорций, шедевр пламенеющей французской готики, к великому сожалению, остался без значительного количества средневековых витражей. Памятники витражного искусства постигла печальная участь в XVII-XVIII столетиях, когда многие комплексы были повреждены по целому ряду причин, в том числе и вследствие эстетических воззрений века Просвещения. Серьезные разрушения получил собор в годы первой мировой войны, когда немецкая артиллерия подвергла город постоянной бомбардировке (1 ).
В 1950-1960-е гг. и в Европе, и в Америке возникает интерес к искусству витража. Подобное обращение к старинной технике можно объяснить некоторой общностью конструктивных принципов готической архитектуры и архитектуры второй волны конструктивизма, пришедшей в строительную практику послевоенного времени. При проектировании зданий отказываются от значительных объемов инертной массы стены, опорными элементами становятся каркасные конструкции, открывая возможность распахнуть интерьер во внешнее пространство огромными оконными проемами или благодаря отсутствию стен. Большие, ничем не обремененные для глаза плоскости становятся скучными в художественном отношении, требуют оживления если не архитектурным декором, который практически исчезает, то выразительными средствами иных видов искусства – монументальной живописи и скульптуры. Именно в это время витраж приобретает большое значение в творчестве всемирно известных мастеров, таких как А. Матисс, Ж. Руо, Ф. Леже, С. Поляков, А. А. Дейнека и М. Шагал.
Творчество Марка Захаровича Шагала в какой-то степени является символом сложной судьбы, судьбы скитальца и печального созерцателя скорбной человеческой юдоли (2 ).Оно многогранно – живописец, график, скульптор, прикладник и монументалист, писатель и поэт, этот человек словно не знал трудностей в достижении вершин, какими бы далекими они не казались. Удивительно восприимчивый и открытый многим культурным текстам, мастер брался читать, принимать и воспроизводить из них любой. Черпая из еврейского, древнерусского, ренессансного и барочного искусства, он вместе с тем легко принимал как эксперименты новейших течений французской школы (3 ), так и революционные искания русского авангарда (4 ).
К искусству прошлого Шагал обращался не раз. Исследователи указывают на большое внимание мастера к традициям европейского средневековья, северного Возрождения и голландской живописи и графики XVII в. Так, например, «Белое Распятие» 1938 г., вероятно, было написано не без влияния гравюра «Три креста» Рембрандта (5 ). В 1952 г. художник посетил Шартрский собор и любовался его витражами, делая копии и этюды (6 ). Почти до самой смерти в 1985 г. Марк Захарович работал над большим количеством витражных композиций как для светских учреждений, так и для культовых сооружений различных конфессий. Им были исполнены витражи для синагоги в Иерусалиме (7 ), для католических соборов в Меце (8 ) и в Майнце. Витражи для собора в Реймсе не являются центральным памятником среди работ монументального характера, однако они интересны, во-первых, как пример работы в старинной витражной мастерской города (9 ) и, во-вторых, как пример весьма спорного современного произведения для готического ансамбля коронационного храма Франции.
Рассмотрим эти работы подробнее. В трех больших стрельчатых окнах амбулатория, симметрично относительно главного нефа, расположены композиции, выполненные М. Шагалом в 1974 г. (10 ). Это – Древо Ессеево, эпизоды из жизни французских королей и центральный сюжет – Распятие Христа (11 ). Символически выбор именно этих иконографических мотивов оправдан в полной мере. Шагал хорошо знал библейскую историю, экзегетику и телеологию Священного Писания, религиозное искусство средневековой Европы. Очевидна иератическая связь между земной генеалогией Христа, восходящей через Деву Марию к царю Давиду, и французскими монархами, считавшими себя в какой-то мере наследниками ветхозаветных владык. Тема божественной связи, понимаемой особым историческим сознанием средневекового человека, отчетливо звучит в программе витражей Святой Капеллы в Париже, где так же сопоставлены библейские цари и французские короли, среди которых Людовик IX выделен как хранитель Тернового венца Иисуса – символа и Его мук и Его Царского величия. Терновый венец и корона – как знаки небесной и земной власти – являются важнейшими для Реймсского собора, коронационного собора Франции. В тимпане центрального портала западного фасада помещена скульптурная группа – Христос венчает короной Богородицу. Образ короны как тяжкого бремени государственных дел, как мука заботливой власти восходит к образу Тернового венца, который в западноевропейском искусстве изображался в сценах Распятия. Распятие – центральная композиция витражного цикла витебского художника.
Очевидно, что тема мученичества Христа для Шагала – мотив универсальный, который, возможно, в силу экуменической терпимости живописца становится в его символической системе знаком страдания Человека и человечества. Не случайно подобно Питеру Брейгелю Старшему Шагал хорошо известные христианские сюжеты погружает в контекст современных себе событий. Так, Реймсское Распятие мастера – это не только образ мук Спасителя, но и мук людей, словно подражающих Христу в страданиях (почти в лоне идей Фомы Кемпийского). Обретение спасения становится возможным через мученичество, короны – через тернии, власти – через поругание. Образы Богоматери и Христа витражных композиций словно вторят образам Богоматери и Иисуса на западном фасаде. Так запад и восток базиликального храма обретают нерушимые сакральные узы.
В глубоком иератическом содержании витражей признанного живописца не стоит сомневаться. Интерес к Библии у художника был живой, подлинный, что подвигло его предпринять путешествие по Палестине, Сирии и Египту в 1931 г. (12 ). О Шагале как о мастере, способном выразить сумму различных религиозных смыслов, говорили те, кто хорошо его знал, например Клаус Майер, пастор церкви Св. Стефана в Майнце, бывший инициатором создания витражей для этого храма в начале 1970-х гг. (13 ). Однако мы хотели бы отметить не столько содержательный компонент произведений для собора в Реймсе, сколько формальное существо его живописи, в общей канве художественной ткани средневекового памятника нам представляющееся неудачным.
В чем причина невольного неприятия произведений Шагала в Реймсе? В чем кроется диссонанс их художественно-выразительного строя с обликом собора и других старинных витражей? Возможно, в том, что для Шагала не существует различия в пространственной трактовке картинной плоскости произведений станковой и монументальной живописи. Его витражи кажутся большими картинами, акварелями или гуашами, выполненным наивно и даже по-детски, но экспрессивно подавляющими цветом. Картины Шагала, наоборот, ввиду послойной техники лессировок, создают впечатление витражной цветности, благодаря белому грунту или бумаге в качестве основы, от которой отражается свет, проходя сквозь прозрачные красочные слои. Даже графика художника порокй вызывает ассоциации с тонким свинцовым переплетом, в который вставлены белые стекла. Пространство Шагала преимущественно плоскостное, оно декоративно, в чем очевидна его связь с отношением к пространству в народном, прикладном искусстве, искусстве первобытных народов, в искусстве примитива. Витражные композиции средневековья тоже далеки от иллюзорной трехмерности ренессансной картины, однако в витражах французской готики до их превращения из «живописи стеклом» в «живопись на стекле» в XVI столетии есть одна особенность, так хорошо заметная в знамениты готических храмах Франции. Это подчиненность геометрии изображаемых объектов и самого композиционного членения произведения геометрии окна и архитектурных форм.
Вопрос о художественной оправданности витражей Марка Шагала в Реймсе — это вопрос о созвучии минувшего и настоящего в поле подчас одного исторического объекта. Это вопрос, затрагивающий и проблемы сохранения культурного наследия, которое в наши дни вынужденно оказывается в слишком тесном соседстве с плодами современного искусства, готовыми своим радикальным многоголосьем заглушить эхо прошлого.
Благодарим Андрея Сергеевича Мухина за любезное разрешение публикации статьи.
Франция. Шампань-Арденны. Реймс. Реймсский собор (1974)
Величественным памятником зрелой готики возвышается над Реймсом собор Notre-Dame de Reims — один из крупнейших храмов Франции, официальное место коронации французских монархов с 1013 года.
У Реймсского Нотр-Дам долгая и непростая история — базилики и церкви, стоящие на этом месте, неоднократно разрушались и отстраивались из руин. Строительство готического храма в том виде, каком он предстает перед нами сейчас, началось в 1211 году и продолжалось больше трех столетий — до 1516 года.
Архитектура собора словно подтверждает слова Иоанна Богослова «Бог есть свет» — проникая сквозь череду украшенных витражами проемов в стенах, солнечные лучи наполняют внутренние помещения храма чарующим светом. Значительная часть средневековых витражей была уничтожена в XVII–XVIII веках, а также в годы Первой мировой войны.
Желая сохранить в своем храме божественный свет, служители заказывали изготовление витражей выдающимся художникам различных периодов. Во второй половине XX века в воссоздании Notre-Dame de Reims принял участие Марк Шагал. В алтарной части центральной часовни, в строгой симметрии относительно главного 138-метрового нефа, установлены огромные расписанные Шагалом окна: «Древо Ессеево», «Распятие Христа» и сцены из жизни французских монархов.
Яркие «поющие» шагаловскими красками витражи нисколько не дисгармонируют с общим готическим стилем собора. Напротив, они оттеняют и подчеркивают величие главного коронационного храма Франции.
Витражи шагала в реймском соборе
Витражами мастер начал серьезно заниматься в конце 50-х годов, уже в преклонном возрасте – художнику было 70 лет. Но его не остановила необходимость освоить совершенно новую технику. Повезло художнику и с ассистентом. Его главным помощником стал Шарль Марк, который создал особую технологию нанесения на стекло красящего пигмента. Это позволяло стеклу передавать тончайшие оттенки и цветовые градации. Светящиеся картины Марка Шагала – это уникальные творения, где солнечный свет несет особую роль: проникая сквозь стекло, он заставляет картины играть ярчайшими красками и сотнями разнообразных оттенков.
Первым заказом для Марка Шагала стала серия из 19 витражей по мотивам Ветхого завета для собора Святого Стефана в Меце (Франция). Работа над ними началась в 1958 году и ознаменовала для художника новый этап и новое направление в творчестве. Библейская тематика всегда была ему близка и присутствовала в его работах с раннего периода. А по витражам, создаванным им в течение десяти лет (1958-1968), можно наблюдать, как менялось восприятие художником божественного.
Следующим заказом на библейскую тему стала роспись окон в синагоге при больнице Хадасса в предместье Иерусалима Эйн-Карем. Работа над ними началась в 1959 году и длилась два года. Цветовая гамма серии «12 колен Израилевых» – это четыре главных цвета: красный, синий, желтый и зеленый, и каждое панно выполнено в одном из них, но с использованием разных оттенков. Каждый витраж – это символическая интерпретация особо значимых библейских сюжетов. Эта серия – одна из ярчайших в творчестве автора, она стала воплощением его национального и религиозного самосознания, а также – даром всему еврейскому народу. Готовая работа экспонировалась в Париже с июня 1961 по февраль 1962 года. Затем витражи были отправлены в Иерусалим, где и по сей день продолжают внушать трепет и благоговение всем посетителям синагоги.
Следующим крупным заказчиком Марка Шагала была семья Рокфеллеров, предложившая мастеру оформить сначала одно окно, а затем и еще восемь в своей фамильной церкви Покантико-Хиллз. Позднее Марк Шагал создал еще несколько шедевров для публичных зданий в США – «Окно мира» для здания ООН в Нью-Йорке (1964) и шесть витражных панелей для Института искусств в Чикаго «Окна Америки» (1977 год).
В 1963 году художник начал длительную работу по созданию серии окон для собора в Тудли, графство Кент (Англия). Эта церковь вдохновила Шагала своим идеальным естественным освещением, благодаря которому каждое окно в разное время суток могло выглядеть по-новому. Еще один шедевр, подаренный мастером английскому народу – это витраж в кафедральном соборе Чичестера. Работы Шагала украшают также соборы Майнца и Цюриха, Реймса и францисканскую часовню в Сарбуре.
Практически все витражи мастера были созданы в студии Жака Симона в Реймсе, под руководством Шарля Марка. Сам художник принимал участие в создании витражей не только на этапе рисования эскизов, но и непосредственно в мастерской, наблюдая за всеми процессами работы. Принципы и приемы кубизма, использованные Марком Шагалом, как нельзя лучше подходили для техники витражей. А технология неполного закрашивания стекла, игра с цветами и оттенками сделали витражи Шагала поистине уникальными творениями своей эпохи.