все мы творения на день ирвин ялом книга
Все мы творения на день ирвин ялом книга
Все мы творения на день
Посвящается Мэрилин, моей жене. Мы вместе шестьдесят лет, и мне все еще мало
Все мы творения на день: и кто помнит, и кого помнят. Все эфемерно – и память, и воспоминания. Неизбежен тот час, когда ты все забудешь; и неизбежен час, когда забудут тебя. Всегда помни, что скоро станешь никем и нигде.
CREATURES OF A DAY and Other Tales
Copyright © Irvin D. Yalom, Dr, 2015. First published by Basic Books, A Member of the Perseus Books Group.
Translation rights arranged by Sandra Dijkstra Agency
© Перова Е., перевод на русский язык, 2019
© ООО «Издательство «Эксмо», 2019
Доктор Ялом, я бы хотел прийти к вам на консультацию. Я прочитал ваш роман «Когда Ницше плакал» и подумал, вдруг вы не откажетесь встретиться с коллегой-писателем, переживающим творческий ступор.
Этим письмом, пришедшим на электронную почту, Пол Эндрюс явно стремился разбудить мое любопытство. Надо признать, это ему удалось: я бы никогда не отказал коллеге-писателю. Что касается творческого ступора, мне посчастливилось никогда не встречаться с этим явлением, и я бы полон решимости помочь Полу в его проблеме.
Десять дней спустя он явился на сессию. Я был поражен его внешним видом. Почему-то я ожидал увидеть человека средних лет, изнуренного душевными переживаниями, но полного страсти к жизни. Однако в мой кабинет вошел седой старик, скрюченный так, будто он разглядывает что-то на полу. Глядя, как Пол Эндрюс медленно, дюйм за дюймом, преодолевает путь до кресла, я задумался: чего ему стоило добраться до моего офиса, расположенного в самой верхней точке Рашн-Хилл[1]. Мне показалось, что я явственно слышу, как скрипят его суставы.
Взяв из рук Пола тяжелый потертый портфель, я помог ему сесть.
– Благодарю, благодарю вас, молодой человек. И сколько же вам лет?
– Восемьдесят, – ответил я.
– Ах-ах, где мои восемьдесят?
– Сколько же лет вам?
– Восемьдесят четыре. Да-да, восемьдесят четыре. Вы, должно быть, поражены? Большинство людей считает, что мне не больше сорока.
Наши взгляды встретились, и я был очарован искорками озорства в его глазах и мелькнувшей улыбкой. Молча мы смотрели друг на друга, и мне показалось, что мы нежимся в теплых лучах старой дружбы – как два путешественника, плывущих на одном корабле и одной холодной туманной ночью в разговоре на палубе выяснивших, что выросли по соседству. Мы мгновенно узнали друг друга: наши родители переживали Великую депрессию, мы следили за легендарными дуэлями между Ди Маджо и Тедом Уильямсом[2], помнили масло и бензин по карточкам, День Победы в Европе, «Гроздья гнева» Стейнбека и «Стадс Лониган» Фаррелла.
Слова были излишни; между нами чувствовалось столько общего, что наш контакт не вызывал сомнений. Пора было переходить к работе.
– Итак, Пол, если позволите обращаться к вам по имени…
– Разумеется, – кивнул он.
– Я знаю о вас лишь то, что вы сообщили в своем кратком письме. Вы написали, что мы с вами собратья по перу, вы прочитали мой роман о Ницше и у вас творческий ступор.
– Да, и я прошу об одной-единственной консультации. Я ограничен в средствах и не могу позволить себе больше.
– Постараюсь сделать все возможное. Давайте же приступим и будем максимально эффективны. Расскажите все, что мне следует знать о вашем ступоре.
– Я расскажу немного о себе, если вы не против, – начал Пол.
– Придется вернуться во времена моего студенчества. На последнем курсе Принстона я изучал философию и работал над диссертацией о несовместимости представлений Ницше о детерминизме и его восхваления идеи самопреобразования. Но я не мог закончить работу. Меня постоянно отвлекали интереснейшие письма Ницше, особенно адресованные его друзьям и собратьям-писателям – таким как Стриндберг. Постепенно я утратил интерес к философии Ницше и стал больше ценить его как художника. Я начал относиться к нему как к поэту с самым мощным голосом в истории человечества, голосом настолько величественным, что он затмил его идеи. И вскоре мне не оставалось ничего другого, кроме как сменить факультет и продолжить писать диссертацию уже по литературе. Шли годы, мое исследование продвигалось, но я попросту не мог ничего написать. В конце концов я пришел к выводу, что художника можно показать только художественным методом, и оставил идею о диссертации, решив вместо этого написать о Ницше роман. Однако творческий ступор не удалось обмануть сменой тактики. Он стоял намертво, как гранитная скала. Так и стоит по сей день.
Я был поражен. Полу восемьдесят четыре года. Работу над диссертацией он начал лет в двадцать пять, шестьдесят лет назад. Мне попадались вечные студенты, но шестьдесят лет?! Поставить жизнь на паузу длиной в шестьдесят лет? Нет-нет, не может быть!
– Пол, расскажите мне, что происходило в вашей жизни после колледжа.
– Рассказывать особо нечего. Разумеется, в Принстоне в конце концов решили, что я у них засиделся, и выгнали меня. Но страсть к чтению была у меня в крови, я не мог жить без книг, поэтому устроился на работу в университетскую библиотеку. Там и проработал до пенсии, безуспешно пытаясь начать писать. Вот и вся моя жизнь, прибавить больше нечего.
– Расскажите еще. У вас есть семья? Значимые люди?
На лице Пола промелькнуло нетерпение.
– Ни братьев, ни сестер. – Он произнес это так поспешно, будто выплюнул эти слова. – Дважды женат, дважды разведен. К счастью, оба брака недолгие. И без детей, слава богу.
«Странное дело, – подумал я. – Пол, поначалу казавшийся общительным и открытым, словно старается дать мне как можно меньше информации. Что ж такое?»
Я настойчиво продолжил:
– Вы собирались написать роман о Ницше и в своем имейле упомянули, что читали мою книгу «Когда Ницше плакал». Можете рассказать об этом побольше?
– Я не понимаю ваш вопрос.
– Какие чувства вызвала у вас моя книга?
– Поначалу сюжет буксовал, но постепенно дело пошло лучше. Несмотря на высокопарный язык и вычурные, неправдоподобные диалоги, это было в целом небезынтересное чтение.
– Нет-нет, меня интересует ваша реакция на книгу с учетом того, что вы сами хотели написать роман о Ницше. Эта ситуация должна была вызвать какие-то чувства.
Пол потряс головой, будто отмахиваясь от бессмысленного вопроса. Не понимая, что делать, я продолжал спрашивать:
– Расскажите, как вы решили обратиться ко мне? Причиной стал мой роман?
– Ну, какова бы ни была причина, сейчас мы здесь.
С каждой минутой все страннее. Но если я хочу, чтобы наша консультация помогла Полу, мне надо больше узнать о нем. Я решил прибегнуть к старому доброму вопросу, который всегда приносил информацию.
– Мне нужно побольше узнать о вас, Пол. Думаю, нашей сегодняшней работе пойдет на пользу, если вы расскажете, как проходит ваш обычный день, точнее, сутки. Как можно более подробно. Выберите какой-нибудь день этой недели, и давайте начнем с вашего пробуждения.
Я почти всегда задаю этот вопрос на сессии, поскольку он позволяет получить бесценные сведения о множестве сфер жизни пациента – о том, как он спит, ест, что ему снится, но больше всего я хочу узнать, какие люди «населяют» жизнь пациента.
Но Пол не разделял мой исследовательский энтузиазм. Он снова слегка потряс головой, будто отгоняя мой вопрос подальше:
Все мы творения на день
Все мы творения на день
Посвящается Мэрилин, моей жене. Мы вместе шестьдесят лет, и мне все еще мало
Все мы творения на день: и кто помнит, и кого помнят. Все эфемерно – и память, и воспоминания. Неизбежен тот час, когда ты все забудешь; и неизбежен час, когда забудут тебя. Всегда помни, что скоро станешь никем и нигде.
CREATURES OF A DAY and Other Tales
Copyright © Irvin D. Yalom, Dr, 2015. First published by Basic Books, A Member of the Perseus Books Group.
Translation rights arranged by Sandra Dijkstra Agency
© Перова Е., перевод на русский язык, 2019
© ООО «Издательство «Эксмо», 2019
Доктор Ялом, я бы хотел прийти к вам на консультацию. Я прочитал ваш роман «Когда Ницше плакал» и подумал, вдруг вы не откажетесь встретиться с коллегой-писателем, переживающим творческий ступор.
Этим письмом, пришедшим на электронную почту, Пол Эндрюс явно стремился разбудить мое любопытство. Надо признать, это ему удалось: я бы никогда не отказал коллеге-писателю. Что касается творческого ступора, мне посчастливилось никогда не встречаться с этим явлением, и я бы полон решимости помочь Полу в его проблеме.
Десять дней спустя он явился на сессию. Я был поражен его внешним видом. Почему-то я ожидал увидеть человека средних лет, изнуренного душевными переживаниями, но полного страсти к жизни. Однако в мой кабинет вошел седой старик, скрюченный так, будто он разглядывает что-то на полу. Глядя, как Пол Эндрюс медленно, дюйм за дюймом, преодолевает путь до кресла, я задумался: чего ему стоило добраться до моего офиса, расположенного в самой верхней точке Рашн-Хилл[1]. Мне показалось, что я явственно слышу, как скрипят его суставы.
Взяв из рук Пола тяжелый потертый портфель, я помог ему сесть.
– Благодарю, благодарю вас, молодой человек. И сколько же вам лет?
– Восемьдесят, – ответил я.
– Ах-ах, где мои восемьдесят?
– Сколько же лет вам?
– Восемьдесят четыре. Да-да, восемьдесят четыре. Вы, должно быть, поражены? Большинство людей считает, что мне не больше сорока.
Наши взгляды встретились, и я был очарован искорками озорства в его глазах и мелькнувшей улыбкой. Молча мы смотрели друг на друга, и мне показалось, что мы нежимся в теплых лучах старой дружбы – как два путешественника, плывущих на одном корабле и одной холодной туманной ночью в разговоре на палубе выяснивших, что выросли по соседству. Мы мгновенно узнали друг друга: наши родители переживали Великую депрессию, мы следили за легендарными дуэлями между Ди Маджо и Тедом Уильямсом[2], помнили масло и бензин по карточкам, День Победы в Европе, «Гроздья гнева» Стейнбека и «Стадс Лониган» Фаррелла.
Слова были излишни; между нами чувствовалось столько общего, что наш контакт не вызывал сомнений. Пора было переходить к работе.
– Итак, Пол, если позволите обращаться к вам по имени…
– Разумеется, – кивнул он.
– Я знаю о вас лишь то, что вы сообщили в своем кратком письме. Вы написали, что мы с вами собратья по перу, вы прочитали мой роман о Ницше и у вас творческий ступор.
– Да, и я прошу об одной-единственной консультации. Я ограничен в средствах и не могу позволить себе больше.
– Постараюсь сделать все возможное. Давайте же приступим и будем максимально эффективны. Расскажите все, что мне следует знать о вашем ступоре.
– Я расскажу немного о себе, если вы не против, – начал Пол.
– Придется вернуться во времена моего студенчества. На последнем курсе Принстона я изучал философию и работал над диссертацией о несовместимости представлений Ницше о детерминизме и его восхваления идеи самопреобразования. Но я не мог закончить работу. Меня постоянно отвлекали интереснейшие письма Ницше, особенно адресованные его друзьям и собратьям-писателям – таким как Стриндберг. Постепенно я утратил интерес к философии Ницше и стал больше ценить его как художника. Я начал относиться к нему как к поэту с самым мощным голосом в истории человечества, голосом настолько величественным, что он затмил его идеи. И вскоре мне не оставалось ничего другого, кроме как сменить факультет и продолжить писать диссертацию уже по литературе. Шли годы, мое исследование продвигалось, но я попросту не мог ничего написать. В конце концов я пришел к выводу, что художника можно показать только художественным методом, и оставил идею о диссертации, решив вместо этого написать о Ницше роман. Однако творческий ступор не удалось обмануть сменой тактики. Он стоял намертво, как гранитная скала. Так и стоит по сей день.
Я был поражен. Полу восемьдесят четыре года. Работу над диссертацией он начал лет в двадцать пять, шестьдесят лет назад. Мне попадались вечные студенты, но шестьдесят лет?! Поставить жизнь на паузу длиной в шестьдесят лет? Нет-нет, не может быть!
– Пол, расскажите мне, что происходило в вашей жизни после колледжа.
– Рассказывать особо нечего. Разумеется, в Принстоне в конце концов решили, что я у них засиделся, и выгнали меня. Но страсть к чтению была у меня в крови, я не мог жить без книг, поэтому устроился на работу в университетскую библиотеку. Там и проработал до пенсии, безуспешно пытаясь начать писать. Вот и вся моя жизнь, прибавить больше нечего.
– Расскажите еще. У вас есть семья? Значимые люди?
На лице Пола промелькнуло нетерпение.
– Ни братьев, ни сестер. – Он произнес это так поспешно, будто выплюнул эти слова. – Дважды женат, дважды разведен. К счастью, оба брака недолгие. И без детей, слава богу.
«Странное дело, – подумал я. – Пол, поначалу казавшийся общительным и открытым, словно старается дать мне как можно меньше информации. Что ж такое?»
Я настойчиво продолжил:
– Вы собирались написать роман о Ницше и в своем имейле упомянули, что читали мою книгу «Когда Ницше плакал». Можете рассказать об этом побольше?
– Я не понимаю ваш вопрос.
– Какие чувства вызвала у вас моя книга?
– Поначалу сюжет буксовал, но постепенно дело пошло лучше. Несмотря на высокопарный язык и вычурные, неправдоподобные диалоги, это было в целом небезынтересное чтение.
– Нет-нет, меня интересует ваша реакция на книгу с учетом того, что вы сами хотели написать роман о Ницше. Эта ситуация должна была вызвать какие-то чувства.
Пол потряс головой, будто отмахиваясь от бессмысленного вопроса. Не понимая, что делать, я продолжал спрашивать:
– Расскажите, как вы решили обратиться ко мне? Причиной стал мой роман?
– Ну, какова бы ни была причина, сейчас мы здесь.
С каждой минутой все страннее. Но если я хочу, чтобы наша консультация помогла Полу, мне надо больше узнать о нем. Я решил прибегнуть к старому доброму вопросу, который всегда приносил информацию.
– Мне нужно побольше узнать о вас, Пол. Думаю, нашей сегодняшней работе пойдет на пользу, если вы расскажете, как проходит ваш обычный день, точнее, сутки. Как можно более подробно. Выберите какой-нибудь день этой недели, и давайте начнем с вашего пробуждения.
Я почти всегда задаю этот вопрос на сессии, поскольку он позволяет получить бесценные сведения о множестве сфер жизни пациента – о том, как он спит, ест, что ему снится, но больше всего я хочу узнать, какие люди «населяют» жизнь пациента.
Но Пол не разделял мой исследовательский энтузиазм. Он снова слегка потряс головой, будто отгоняя мой вопрос подальше:
Все мы творения на день ирвин ялом книга
Все мы творения на день и другие истории
моей жене в течение 60 лет,
и все еще недостаточно долго
Copyright © Irvin D. Yalom, 2014
© Московский институт психоанализа, 2014
Все мы творения на день: и кто помнит, и кого помнят.
Всё недолговечно — и сама память, и объект памяти.
Придет время, когда ты всё забудешь; и придет время,
когда всё забудет тебя.
Всегда помни, что скоро ты станешь никем и нигде.
Мой сын Бен Ялом, главный редактор этой книги, с милым изяществом преодолел все опасности редактирования написанного его отцом и был чрезвычайно полезен на всех этапах этой работы. Моя жена Мэрилин, мой постоянный жесткий критик, оказывала помощь от начала до конца. Мой литературный агент Сэнди Дижкстра, была, как всегда, сокровищем. Моя сердечная благодарность также многим друзьям и коллегам, прочитавшим одну или несколько из этих историй и предложившим полезные замечания: Светлане Штукаревой, Дэвиду Шпигелю, Роберту Бергеру, Хербу Коцу, Руфэллен Джоссельсон, Хансу Штайнеру, Рэнди Вайнгартен и всем членам авторской группы Pegasus.
Доктор Ялом, я хотел бы попасть к Вам на консультацию. Я прочел Ваш роман «Когда Ницше плакал», и мне интересно, не возникнет ли у Вас желание увидеться с писателем, у которого творческий ступор.
Без сомнения, Пол Эндрюс стремился привлечь мой интерес своим письмом. И ему это удалось: я бы никогда не отказал собрату-писателю. Что же касается самого творческого ступора, то мне повезло, что я был не знаком с этим явлением, и уже страстно желал помочь Полу справиться с этим. Десять дней спустя Пол приехал на прием. Его наружность меня поразила. По какой-то причине я ожидал увидеть резвого, но немного измученного писателя средних лет, однако на пороге моего офиса показался иссохший пожилой человек, сгорбленный настолько, что, казалось, он пристально разглядывает пол. Он так медленно двигался через дверной проем, что я диву давался, как он вообще добрался до моего кабинета наверху Рашен-Хилл1. Приготовившись слушать скрип его суставов, я взял у него потертый портфель и, поддерживая за руку, провел до кресла.
— Благодарю, благодарю, молодой человек. И сколько же вам лет?
— Восемьдесят, — ответил я.
— Ох, где мои восемьдесят!
— А вам? Сколько лет у вас за плечами?
— Восемьдесят четыре. Да, все верно, восемьдесят четыре. Я знаю, это вас поражает. Многие считают, что мне немного за тридцать.
Я внимательно посмотрел на него, и на мгновение наши пристальные взгляды пересеклись. Я был очарован его озорными глазами и едва заметной улыбкой, играющей на губах. Мы какое-то время сидели молча, глядя друг на друга, и я представлял, как нас греет тепло былых товарищеских отношений, как если бы мы были путешественниками на корабле, которые одной холодной туманной ночью разговорились на палубе и обнаружили, что росли по соседству. Мы изначально знали друг друга: наши родители настрадались от Великой депрессии, мы были свидетелями тех знаменитых дуэлей между Ди Маджио и Тедом Уильямсом, помнили талоны на масло и бензин, День Победы2, роман Джона Стейнбека «Гроздья гнева» и фильм «Стаде Лониган», снятый по трилогии новелл Джеймса Томаса Фаррелла. Не было необходимости обсуждать что-либо из этого: мы оба через всё это прошли, и наши узы были прочны. Однако настало время приступать к работе.
— Итак, Пол, если мы можем называть друг друга по имени?
— Я знаю о вас лишь то, что было написано в вашем коротком письме. Вы написали, что вы писатель, что вы прочли мой роман про Ницше и что у вас творческий ступор.
— Да, и я прошу у вас одну консультацию. И всё. У меня ограниченный доход, и большего я себе позволить не могу.
— Я сделаю все, что в моих силах. Давайте немедленно приступим и будем стараться, насколько это возможно. Расскажите, что мне следует знать о творческом ступоре.
— Если вы не против, я поведаю вам одну очень личную историю.
— Мне придется вернуться во времена моей учебы в аспирантуре. Я писал тогда докторскую диссертацию по философии в Принстоне на тему несовместимости между идеями Ницше о детерминизме и его поддержке идеи о самопреобразовании человека. Но я не мог ее закончить. Я продолжал отвлекаться на такие вещи, как, к примеру, выдающаяся переписка Ницше, особенно его письма друзьям и писателям, таким как Стриндберг. Постепенно я потерял интерес в целом к его философии и стал ценить его больше как художника. Я стал высоко почитать Ницше как поэта с самым убедительным голосом в истории, голосом величественным, который затмевал его идеи. И вскоре мне ничего не оставалось делать, как сменить факультет и продолжить писать свою работу уже по направлению «литература», а не «философия». Годы шли, само исследование успешно продвигалось, но я не мог писать. В конечном счете я пришел к идее о том, что пролить свет на художника можно лишь посредством искусства, и тогда я и вовсе оставил идею писать диссертацию и вместо этого решил написать роман о Ницше. Но мой творческий ступор нельзя было ни обмануть, ни запугать сменой проектов. Он по-прежнему оставался таким же мощным и неподвижным, как гранитная скала. Прогресс был невозможен. И этот ступор продолжается по сей день.
Рашен-Хилл (англ. Russian Hill) — район Сан-Франциско (штат Калифорния, США).
VE day (сокр. от Victory in Europe Day) — день победы в Европе (день подписания Акта о безоговорочной капитуляции нацистской Германии (8 мая 1945), дата официального окончания второй мировой войны в Европе).
Читать онлайн «Все мы творения на день»
Автор Ирвин Ялом
Все мы творения на день
Посвящается Мэрилин, моей жене. Мы вместе шестьдесят лет, и мне все еще мало
Все мы творения на день: и кто помнит, и кого помнят. Все эфемерно – и память, и воспоминания. Неизбежен тот час, когда ты все забудешь; и неизбежен час, когда забудут тебя. Всегда помни, что скоро станешь никем и нигде.
Марк Аврелий. Размышления
CREATURES OF A DAY and Other Tales
Copyright © Irvin D. Yalom, Dr, 2015. First published by Basic Books, A Member of the Perseus Books Group.
Translation rights arranged by Sandra Dijkstra Agency
© ООО «Издательство «Эксмо», 2019
Доктор Ялом, я бы хотел прийти к вам на консультацию. Я прочитал ваш роман «Когда Ницше плакал» и подумал, вдруг вы не откажетесь встретиться с коллегой-писателем, переживающим творческий ступор.
Этим письмом, пришедшим на электронную почту, Пол Эндрюс явно стремился разбудить мое любопытство. Надо признать, это ему удалось: я бы никогда не отказал коллеге-писателю.
Взяв из рук Пола тяжелый потертый портфель, я помог ему сесть.
– Благодарю, благодарю вас, молодой человек. И сколько же вам лет?
– Восемьдесят, – ответил я.
– Ах-ах, где мои восемьдесят?
– Сколько же лет вам?
– Восемьдесят четыре. Да-да, восемьдесят четыре. Вы, должно быть, поражены? Большинство людей считает, что мне не больше сорока.
Слова были излишни; между нами чувствовалось столько общего, что наш контакт не вызывал сомнений. Пора было переходить к работе.
– Итак, Пол, если позволите обращаться к вам по имени…
– Разумеется, – кивнул он.
– Я знаю о вас лишь то, что вы сообщили в своем кратком письме. Вы написали, что мы с вами собратья по перу, вы прочитали мой роман о Ницше и у вас творческий ступор.
Ирвин Ялом: Все мы творения на день и другие истории
Здесь есть возможность читать онлайн «Ирвин Ялом: Все мы творения на день и другие истории» весь текст электронной книги совершенно бесплатно (целиком полную версию). В некоторых случаях присутствует краткое содержание. Город: Москва, год выпуска: 2014, ISBN: 978-5-906339-97-3, издательство: Московский институт психоанализа, категория: Психология / на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале. Библиотека «Либ Кат» — LibCat.ru создана для любителей полистать хорошую книжку и предлагает широкий выбор жанров:
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
Все мы творения на день и другие истории: краткое содержание, описание и аннотация
Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Все мы творения на день и другие истории»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.
Ирвин Ялом: другие книги автора
Кто написал Все мы творения на день и другие истории? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
Возможность размещать книги на на нашем сайте есть у любого зарегистрированного пользователя. Если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия, пожалуйста, направьте Вашу жалобу на info@libcat.ru или заполните форму обратной связи.
В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.
Все мы творения на день и другие истории — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком
Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Все мы творения на день и другие истории», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.
— Вы остановились на фразе «Нет сожалений».
— От вас ничего не скроешь. Хотя, я думаю, одно сожаление все же есть. Я жалею о том, что мои родители не дожили до того времени, когда я женюсь и у них появятся внуки.
— Я впервые от вас слышу о браке и детях. Это для вас вероятно?
— Я всегда думал, что да. Даже несмотря на то, что не очень преуспел в этом вопросе.
Я также отметил для себя этот комментарий для дальнейшего исследования и перешел к более насущному вопросу о его печали.
— Я не удивлен, что ваша печаль после смерти Джэйсона сильнее, чем печаль после смерти ваших родителей. Это звучит парадоксально, но мы сильнее печалимся не о потере тех, с кем у нас были наполненные отношения, а о потере тех, в отношениях с кем было много неудовлетворенности и незавершенных дел. После смерти Джэйсона ваши отношения застыли в незавершенном виде, с невозможностью их когда-либо разрешить. Но я настоятельно прошу вас не быть столь требовательным к себе. Джэйсона преследовали его собственные демоны, и совершенно не обязательно, что причиной этого было именно то, что вы не были для него самым лучшим старшим братом.
— Вы имеете в виду, что у Джэйсона была такая участь?
— Несомненно, в этом есть доля правды. Для того, чтобы быть хорошим старшим братом, требуется некоторое участие со стороны младшего брата. Тем не менее, я рад, что у вас была последняя возможность сделать что-то для Джэйсона. Похоже, вы действительно тянулись к нему.
— Я сделал все, что мог. Было тяжело, когда попытки достучаться до него оставались без ответа. И я чувствовал себя так одиноко на этих похоронах.
— У вас нет никого, с кем бы вы могли разделить эту печаль?
— Только пара кузенов с отцовской стороны, но я никогда не был с ними близок. Мамины родители умерли очень рано, поэтому я с трудом помню своих дядю и тётю.
Поскольку я делал заметки после этой сессии, я перечитал те записи, которые отметил для дальнейшего обсуждения: очевидный страх смерти в ночном кошмаре Элвина, ожидание вступления в брак, его добровольная изоляция как от женщин, так и от мужчин и отсутствие любопытства касательно всего этого. И эта странная «электрическая эрекция» в конце ночного кошмара с черной птицей.
На следующей сессии Элвин по большей части говорил о своей печали по поводу смерти родителей. Он вспомнил тот шок, когда осознал, что стал сиротой. Какое-то время он думал о том, чтобы вернуться обратно в Вирджинию и унаследовать отцовскую практику, но вскоре оставил эту затею.
— Жить жизнью своего отца в Вирджинии было бы равносильно погребению себя заживо. Я предпочел остаться в Калифорнии, но моя печаль не давала мне спать. Этот ужас длился неделями. Как только я выключал свет, мое сердце начинало колотиться, и я уже знал, что спать я сегодня не буду. И так продолжалось каждую ночь.
— Вы, конечно же, пробовали успокоительные?
— Я перепробовал всё, даже такие древние препараты, как секонал, хлоралгидрат, дориден, что угодно. Ничего не помогало.
— Как вы решили эту проблему? Как долго это длилось?
— Со временем… — Он выглядел очень смущенным, и его речь стала очень размеренной.
Элвин покраснел, и, казалось, что ему было очень неловко, поэтому я предложил ему перевести дух, чтобы он мог вернуться к процессу, спросив, что происходило между нами.
— Я вижу, как вам неловко об этом говорить.
— «Неловко» — это слишком слабо сказано. Я бы сказал, смущение космического масштаба. Я никогда ни с кем об этом не разговаривал.
— И я хочу вам сказать, что я очень тронут тем, что вы мне доверяете. Но прошу вас, я думаю, это важно — проанализировать ваше смущение более подробно. Вы знаете, что смущение никогда не возникает в одиночестве. Для этого всегда нужен хотя бы еще один человек, в данном случае это я. Я думаю, смущение является результатом вашего ожидания того, как я отнесусь к вашему признанию и какое мнение у меня сложится о вас.
— Вы можете как-то пояснить ваш кивок?