вспала князю на ум охота

Слово о полку Игореве. Спала князю умь по хоти

Спала князю умь похоти,
и жалость ему знамение заступи
искусити
Дону великаго.

Вот такой небольшой отрывок практически в самом начале произведения вызывает разные споры в его толковании.

Первое же слово «спала» уже вызывает затруднение.
Что это, перфект, и речь здесь идёт о падении? Или это аорист от глагола «палати» (пылать)?

Те, кто за версию перфекта, переводят первую строку так:

«СпАла князю умь похоти» = «Пришла князю на ум мысль».

Есть в украинском языке такое выражение «спало на думку», что значит «пришло на ум».
Но на ум не может прийти «похоть», как и не может на ум прийти чувство или ощущение, а «думка-мысль» может.

Это первая нестыковка в данной версии.

Рискну предложить свой вариант разбивки и перевода.
Обращаю внимание на ударения. Присутствует зарифмовка.

Спала князю умь по хОти,
и жалость ему знамение заступИ,
искусИти
Дону великаго.

Перед нами пример сложносочинённого предложения.
Это когда два самодостаточных предложения объединены в одну смысловую конструкцию.

Пример сложносочинённого предложения:

а) Я ему тогда посоветовал прекратить вражду, и он последовал моему совету.
б) Я ему тогда посоветовал, и он последовал моему совету, прекратить вражду.

В «Слове» представлен второй вариант сложносочинённого предложения.

В украинском языке есть слово «спалах»(вспышка).
Поэтому естественно предположить существование в прошлом глагола «спалати или въспалати»(вспыхнуть).

Варианты вроде «князю умь» мы уже разбирали в других разделах о «Слове».
Повторюсь. Здесь слово «князю» является притяжательной формой:

князю умь = князя ум, княжеский ум;
вечеру зори = вечера зори, вечерние зори;
Дунаю ворота = Дуная ворота.

В украинском языке до сих пор так и говорят «ворота Дунаю».

Как и сегодня в заявлениях мы обычно указываем причину:
«по собственному желанию», «по семейным обстоятельствам», «по состоянию здоровья».

Таким образом «и жалость ему знамение заступи» является вторым предложением-вставкой, очень важной смысловой вставкой.

Дело в том, что амбициозное желание дойти до Дона у князя Игоря было с самого начала, и это могло послужить лишь «топливом», «горючим» для «воспламенения» княжеского ума.

«Искрой» же стала «жалость», заслонившая собой знамение.
Поэтому важно понять, что означает здесь слово «жалость».

Смотрим в церковнославянский словарь.

Ага, значит «жалость» может означать и «ревность».
Смотрим, что же означает слово «ревность».

Какой можно сделать вывод?
Слово «жалость» синонимично слову «ревность», которое в свою очередь подразумевает соревновательность, подражание кому-то или даже зависть.

Кому же завидовал и с кем состязался князь Игорь?

Во-первых старому князю Владимиру Мономаху.
Во-вторых киевскому князю Святославу.

Дело в том, что киевский князь ещё ранее предпринял поход на половцев, и поход оказался удачным. Князь же Игорь, как и его брат князь Всеволод в том походе не участвовали. А отсюда могла возникнуть и ревность, и зависть, и особое рвение в достижении своей цели, заставившие пренебречь знамением.

Спала князю умь по хоти,
и жалость ему знамение заступи,
искусити
Дону великаго.

Перевод получается такой:

Вспыхнул князя ум от желания,
и рвение ему знамение заслонило,
во что бы то ни стало испробовать
Дона великого.

Источник

Спалъ князю умь похоти, и жалость ему знамение зас

Слово о полках Игоря, которые шли к Христу, а пришли к Богу.

«Спалъ князю умь похоти,

и жалость ему знамение заступи

искусити Дону великаго»

Эта фраза считается темным местом в Слове.

Кто-то утверждает, что это самое темное место и тут же предлагает свой фонарь

в виде нового перевода.

Но светлее не становится.

Битвы идут, копья в виде перьев хрустят.

Всем ученым хочется выступить в роли гвардии поручика Говорухи-Отрока из рассказа

«Сорок первый» Лавренева.

Марютка это-Русский Народ.

Марютка должна обомлеть и влюбиться.

Поскольку Марютка в стихах слабовата, в конкурсе разрешено участвовать и поэтам.

А ученые утверждают, что обласкать Марютку пытался и Пушкин.

В его набросках комментария к «Слову о полку Игореве» отразились эти раздумья: «„Спала Князю умь похоти, и жалость ему знамение заступи, искусити Дону великаго“. — Слова запутаны»
А. С. Пушкин рассматривает перевод первого издания, взяв в скобки слова, которых нет в оригинале: «Пришло князю на мысль пренебречь (худое) предвещание и изведать (счастия на) Дону великом» и далее размышляет над словом «заступить»: «. заступить имеет несколько значений: омрачить, помешать, удержать». Пушкин пробует сам несколько вариантов и среди них такой: «Пришлось князю, мысль похоти

и горесть знамение ему омрачило, удержало». Словом «удержало» Пушкин переводит «заступи», а «горесть» — эквивалент к слову «жалость».

Эту жалость надо проявить к самому Пушкину.

Всё-таки это заметки, а не публикация.

Про остальных надо сказать, что они пытаются обласкать Марютку на берегу

Аральского моря, которого уже нет.

Был у нас язык, созданный Христом и не стало этого языка.

Мало того, никто из говорливых отроков не понимает, что Христос Автор поэмы, а

понять Его можно только на Его языке.

Но ученые, не замечают Христа в русском языке и поэтому и права не имеют

Плетут такое, что голову Марютке сломят.

Ум князя уступил
желанию,
и охота отведать Дон великий
заслонила ему предзнаменование.

«Слово о полку Игореве»: Параллельный корпус переводов.

А где жалость, товарищ академик?

А отведать- это что?

Нальет Игорь себе рюмочку Дона и отведает?

А в Киеве он не может этого сделать, если такой гурман?

— Ты вот говоришь по-ученому, не все слова мне внятны.

Вспала князю на ум охота,
А знаменье заступило ему желание
Отведать Дона великого.

Где жалость, господин поэт?

Вспала князю эта мысль на ум –
Искусить неведомого края,
И сказал он, полон ратных дум,
Знаменьем небес пренебрегая:

Где жалость, товарищ поэт?

Переставляют знаки препинания, слова, валят всё на переписчиков Слова итд.

Это наказание за потерю языка, который и есть это море и Марютка неизбежно когда-

нибудь это поймет и влюбится.

Что переводили все эти Говорухи-Отроки?

Они переводили печатный текст Слова о полку Игореве, изданный Мусиным-Пушкиным в

Исходного оригинала не сохранилось.

Поэтому переводчики спятили с ума.

Именно этот случай.

В оригинале, наверняка, в слове «СПАЛА», после буквы «П» стояла буква «ЕНЬ» из

русской Христовой Буквицы.

Эта буква очень похожа на заглавную букву «А», при этом ни в одной типографии

начала 19 века, не нашлось бы в наборе литеры буквы «Ень», потому что ее уже не

было в русском языке.

И уже никто не знал, что такая буква имелась, о чем говорит попытка Пушкина,

который вполне мог поблагодарить за это Петра 1 в Медном всаднике.

И не только за эту букву.

И поэтому все Говорухи-Отроки пытались понять слово «спАла», которое не имеет

никакого отношения к Слову Христа.

Пропала буковка, Марютка, но мы не пропали.

Потому что у Христа она осталась.

И препоясалъ мя еси силою на брань, спялъ еси вся востающыя на мя подъ мя.

В слове «спял» стоит вместо «я» буква «Ень». Как и во всех других случаях.

До него не было никакого «я», поэтому и нет ни одного в

Кем и заканчивается этот 17 псалом.

величаяй спасенiя царева и творяй милость Христу сво­ему Давиду и семени его до

Семя- Мстислав и Роман, дети Христа. Пока есть только они, будут и еще.

Конечно и эти слова Христа переделали. Сами посмотрите как.

Не говоря уже о том, что Христа лишили Авторства Псалтыря.

Смысл слова Спялъ надеюсь понятен.

Поэтому первая часть фразы надо понимать, как:

Низвергнут был ум князя перед похоти.

Похоти это не похоть.

Это страстное стремление Игоря увидеть Христа-цель похода.

Если не получится пройти половцев на границе, то хотя бы посмотреть на Великий

Дон-это Днепр, который в месте впадения Сулы очень широк и сравнивается Христом с

Это жалость Игоря к своему войску.

Знамение останавливает Игоря и предлагает ему пожалеть своих

людей и дальше не идти.

Знамение это недобрый знак, вызванный затмением Солнца.

Луна заступила Солнце.

Искушение Игоря заступило это знамение, то есть сила страсти Игоря к своей цели

перекрыла страх перед знамением.

«Сорок первый». Лавренев.

«На спине у Евсюкова перекрещиваются ремни боевого снаряжения буквой

«X», и кажется, если повернется комиссар передом, должна появиться буква

Пора бы уже, Марютка!

Яндекс Дзен «Богатейте» Байгильдин Валентин.

Источник

Слово о полку Игореве — перевод Николая Заболоцкого

Вступление

Не пора ль нам, бра­тия, начать
О походе Иго­ре­вом слово,
Чтоб ста­рин­ной речью рассказать
Про дея­нья князя удалого?
А вос­петь нам, бра­тия, его —
В похвалу тру­дам его и ранам —
По были­нам вре­мени сего,
Не гоня­ясь в песне за Бояном.
Тот Боян, испол­нен див­ных сил,
При­сту­пая к вещему напеву,
Серым вол­ком по полю кружил,
Как орел, под обла­ком парил,
Рас­те­кался мыс­лию по древу.
Жил он в громе дедов­ских побед,
Знал немало подви­гов и схваток,
И на стадо лебе­дей чуть свет
Выпус­кал он соко­лов десяток.
И, встре­чая в воз­духе врага,
Начи­нали соколы расправу,
И взле­тала лебедь в облака,
И тру­била славу Ярославу.
Пела древ­ний киев­ский престол,
Поеди­нок сла­вила старинный,
Где Мсти­слав Редедю заколол
Перед всей касож­скою дружиной,
И Роману Крас­ному хвалу
Пела лебедь, падая во мглу.
Но не десять соко­лов пускал
Наш Боян, но, вспом­нив дни былые,
Вещие пер­сты он подымал
И на струны воз­ла­гал живые.-
Вздра­ги­вали струны, трепетали,
Сами кня­зям славу рокотали.

Мы же по иному замышленью
Эту повесть о године бед
Со вре­мен Вла­ди­мира княженья
Дове­дем до Иго­ре­вых лет
И про­сла­вим Игоря, который,
Напря­гая разум, пол­ный сил.
Муже­ство избрал себе опорой.
Рат­ным духом сердце поострил
И повел полки род­ного края.
Поло­вец­ким зем­лям угрожая.

О Боян, ста­рин­ный соловей!
При­сту­пая к вещему напеву,
Если б ты о бит­вах наших дней
Пел, скача по мыс­лен­ному древу;
Если б ты, взле­тев под облака,
Нашу славу с дедов­скою славой
Соче­тал на дол­гие века,
Чтоб про­сла­вить сына Святослава;
Если б ты Тро­я­но­вой тропой
Средь полей помчался и курганов, —
Так бы ныне был вос­пет тобой
Игорь-князь, могу­чий внук Троянов:
“То не буря соко­лов несет
За поля широ­кие и долы,
То не стаи гало­чьи летят
К Дону на вели­кие просторы!”
Или так вос­петь тебе,
Боян, Внук Веле­сов, наш воен­ный стан:
“За Сулою кони ржут.
Слава в Киеве звенит,
В Нове­граде трубы гром­кие трубят,
Во Путивле стяги бран­ные стоят!”

Часть первая

Игорь-князь с могу­чею дружиной
Мила брата Все­во­лода ждет.
Мол­вит буй тур Все­во­лод: “Еди­ный
Ты мне брат, мой Игорь, и оплот!
Дети Свя­то­слава мы с тобою,
Так сед­лай же бор­зых коней, брат!
А мои, давно готовы к бою,
Возле Кур­ска под сед­лом стоят.

А куряне славные —
Витязи исправные:
Роди­лись под трубами,
Росли под шеломами,
Выросли как воины,
С конца копья вскормлены.
Все пути им ведомы,
Все яруги знаемы,
Луки их натянуты,
Кол­чаны отворены,
Сабли их наточены,
Шеломы позолочены.
Сами ска­чут по полю волками
И, все­гда гото­вые к борьбе,
Добы­вают ост­рыми мечами
Князю — славы, поче­стей — себе!”

Но, взгля­нув на солнце в этот день,
Поди­вился Игорь на светило:
Середь бела дня ноч­ная тень
Опол­че­нья рус­ские покрыла.
И, не зная, что сулит судьбина.
Князь про­мол­вил: “Бра­тья и дружина!
Лучше быть убиту от мечей.
Чем от рук пога­ных полонёну!
Сядем, бра­тья, на лихих коней
Да посмот­рим синего мы Дону!”
Вспала князю эта мысль на ум —
Иску­сить неве­до­мого края,
И ска­зал он, полон рат­ных дум,
Зна­ме­ньем небес пренебрегая:
“Копие хочу я преломить
В поло­вец­ком поле незнакомом,
С вами, бра­тья, голову сложить
Либо Дону зачерп­нуть шеломом!”

Игорь-князь во злат стре­мень вступает.
В чистое он поле выезжает.
Солнце тьмою путь ему закрыло,
Ночь гро­зою птиц перебудила,
Свист зве­рей несется, полон гнева,
Кли­чет Див над ним с вер­шины древа,
Кли­чет Див, как поло­вец в дозоре,
За Суду, на Сурож, на Поморье,
Кор­суню и всей округе ханской,
И тебе, бол­ван тмутороканский!

И бегут, заслы­шав о набеге,
Половцы сквозь степи и яруги,
И скри­пят их ста­рые телеги,
Голо­сят, как лебеди в испуге.
Игорь к Дону дви­жется с полками,
А беда несется вслед за ним:
Птицы, под­ни­ма­ясь над дубами,
Реют с кри­ком жалоб­ным своим.
По овра­гам волки завывают,
Крик орлов доно­сится из мглы —
Знать, на кости рус­ские скликают
Зверя кро­во­жад­ные орлы;
Уж лиса на щит черв­ле­ный брешет,
Стон и скре­жет в сумраке ночном…
О Рус­ская земля!
Ты уже за холмом.

Долго длится ночь. Но засветился
Утрен­ними зорями восток.
Уж туман над полем заклубился,
Говор галок в роще пробудился,
Соло­вьи­ный щекот приумолк.
Русичи, сомкнув щиты рядами,
К слав­ной изго­то­ви­лись борьбе,
Добы­вая ост­рыми мечами
Князю — славы, поче­стей — себе.

На рас­свете, в пят­ницу, в туманах,
Стре­лами по полю полетев,
Смяло вой­ско полов­цев поганых
И умчало поло­вец­ких дев.
Захва­тили золота без счета,
Груду акса­ми­тов и шелков,
Вымо­стили топ­кие болота
Япан­чами крас­ными врагов.
А черв­ле­ный стяг с хоруг­вью белой,
Челку и копье из серебра
Взял в награду Свя­то­сла­вич смелый,
Не желая про­чего добра.

Выбрав в поле место для ночлега
И нуж­да­ясь в отдыхе давно,
Спит гнездо бес­страш­ное Олега —
Далеко подви­ну­лось оно!
Зале­тело, храб­рое, далече,
И никто ему не господин —
Будь то сокол, будь то гор­дый кречет.
Будь то чер­ный ворон — половчин.
А в степи, с ордой своею дикой
Серым вол­ком рыс­кая чуть свет,
Ста­рый Гзак на Дон бежит великий,
И Кон­чак спе­шит ему вослед.

Ночь про­шла, и кро­вя­ные зори
Воз­ве­щают бед­ствие с утра.
Туча надви­га­ется от моря
На четыре кня­же­ских шатра.
Чтоб четыре солнца не сверкали,
Осве­щая Иго­реву рать,
Быть сего­дня грому на Каяле,
Лить дождю и стре­лами хлестать!
Уж тре­пе­щут синие зарницы,
Вспы­хи­вают мол­нии кругом.
Вот где копьям рус­ским преломиться.
Вот где саб­лям ост­рым притупиться,
Загре­мев о вра­же­ский шелом!
О Рус­ская земля!
Ты уже за холмом.

Вот Стри­бо­жьи выле­тели внуки —
Зашу­мели ветры у реки,
И взмет­нули вра­же­ские луки
Тучу стрел на рус­ские полки.
Сто­ном сто­нет мать-земля сырая,
Мутно реки быст­рые текут,
Пыль несется, поле покрывая.
Стяги пле­щут: половцы идут!
С Дона, с моря с кри­ками и с воем
Валит враг, но, полон рат­ных сил,
Рус­ский стан сомкнулся перед боем
Щит к щиту — и степь загородил.

Слав­ный яр тур Все­во­лод! С полками
В обо­роне крепко ты стоишь,
Пры­щешь стрелы, ост­рыми клинками
О шеломы рат­ные гремишь.
Где ты ни про­ска­чешь, тур, шеломом
Золо­тым посве­чи­вая, там
Шишаки земель авар­ских с громом
Падают, раз­биты пополам.
И сле­тают головы с поганых,
Саб­лями поруб­лены в бою.
И тебе ли, тур, скор­беть о ранах,
Если жизнь не ценишь ты свою!
Если ты на рат­ном этом поле
Поза­был о славе преж­них дней,
О зла­том чер­ни­гов­ском престоле,
О желан­ной Гле­бовне своей!

Были, бра­тья, вре­мена Трояна,
Мино­вали Яро­слава годы,
Поза­бы­лись пра­вну­ками рано
Гроз­ные Оле­говы походы.
Тот Олег мечом ковал крамолу,
Про­би­ра­ясь к отчему престолу,
Сеял стрелы и, гото­вясь к брани,
В злат стре­мень всту­пал в Тмуторокани,
В злат стре­мень всту­пал, гото­вясь к сече.
Звон тот слу­шал Все­во­лод далече,
А Вла­ди­мир за своей стеною
Уши заты­кал перед бедою.

Источник

Слово о полку Игореве — перевод Василия Жуковского

Не при­лично ли будет нам, братия,
Начать древним складом
Печаль­ную повесть о бит­вах Игоря,
Игоря Святославича!
Начаться же сей песни
По были­нам сего времени,
А не по вымыс­лам Бояновым.
Вещий Боян,
Если песнь кому сотво­рить хотел,
Рас­те­кался мыс­лию по древу,
Серым вол­ком по земле,
Сизым орлом под облаками.

Вам памятно, как пели о бра­нях пер­вых времен:
Тогда пус­ка­лись десять соко­лов на стадо лебедей;
Чей сокол доле­тал, того и песнь прежде пелась:
Ста­рому ли Яро­славу, храб­рому ли Мстиславу,
Сра­зив­шему Редедю перед пол­ками касожскими,
Крас­ному ли Роману Святославичу.
Боян же, бра­тия, не десять соко­лов на стадо лебе­дей пускал,
Он вещие пер­сты свои на живые струны вскладывал,
И сами они славу кня­зьям рокотали.

Нач­нем же, бра­тия, повесть сию
От ста­рого Вла­ди­мира до нынеш­него Игоря.
Натя­нул он ум свой крепостью,

Изост­рил он муже­ством сердце,
Рат­ным духом исполнился
И навел храб­рые полки свои
На землю Поло­вец­кую за землю Русскую.
Тогда Игорь воз­зрел на свет­лое солнце,
Уви­дел он вои­нов своих, тьмой от него прикрытых,
И рек Игорь дру­жине своей:
«Бра­тия и дружина!
Лучше нам быть поруб­лен­ным, чем даться в полон.
Сядем же, други, на бор­зых коней
Да посмот­рим синего Дона!»

Вспала князю на ум охота,
А зна­ме­нье засту­пило ему желание
Отве­дать Дона великого.
«Хочу, — он рек, — пре­ло­мить копье
На конце поля поло­вец­кого с вами, люди русские!
Хочу поло­жить свою голову
Или выпить шело­мом из Дона».

О Боян, соло­вей ста­рого времени!
Как бы вос­пел ты битвы сии,
Скача соло­вьем по мыс­ленну древу,
Взле­тая умом под облаки,
Сви­вая все славы сего времени,
Рыща тро­пою Тро­я­но­вой через поля на горы!
Тебе бы песнь гла­сить Игорю, оного Олега внуку:
Не буря соко­лов занесла чрез поля широкие —
Галки ста­дами бегут к Дону великому!
Тебе бы петь, вещий Боян, внук Велесов!

Ржут кони за Сулою,
Зве­нит слава в Киеве,
Трубы тру­бят в Новеграде,
Стоят зна­мена в Путивле,
Игорь ждет милого брата Всеволода.

И рек ему буй-тур Всеволод:
«Один мне брат, один свет свет­лый ты, Игорь!
Оба мы Святославичи!
Сед­лай же, брат, бор­зых коней своих,

А мои тебе готовы,
Осед­ланы пред Курском.
Метки в стрельбе мои куряне,
Под тру­бами повиты,
Под шело­мами взлелеяны.
Кон­цом копья вскормлены,
Пути им все ведомы,
Овраги им знаемы,
Луки у них натянуты,
Тулы отворены,
Сабли отпущены,
Сами ска­чут, как серые волки в поле,
Ища себе чести, а князю славы».

Тогда всту­пил князь Игорь в зла­тое стремя
И поехал по чистому полю.
Солнце дорогу ему тьмой заступило;
Ночь, гро­зою шумя на него, птиц пробудила;
Рев в ста­дах звериных;
Див кли­чет на верху древа:
Велит при­слу­шать земле незнаемой,
Волге, Помо­рию, и Посулию,
И Сурожу, и Корсуню,
И тебе, исту­кан тьмутараканский!
И половцы него­то­выми доро­гами побе­жали к Дону великому.
Кри­чат в пол­ночь телеги, словно рас­пу­щенны лебеди.
Игорь рат­ных к Дону ведет!
Уже беда его птиц скликает,
И волки угро­зою воют по оврагам,
Клек­том орлы на кости зве­рей зовут,
Лисицы бре­шут на черв­ле­ные щиты…
О Рус­ская земля! Уж ты за горами
Далеко!
Ночь меркнет,
Свет-заря запала,
Мгла поля покрыла,
Щекот соло­вьи­ный заснул,
Гали­чий говор затих.
Рус­ские поле вели­кое черв­ле­ными щитами прегородили,
Ища себе чести, а князю славы.

В пят­ницу на заре потоп­тали они нече­сти­вые полки половецкие
И, рас­се­ясь стре­лами по полю, помчали крас­ных дев половецких,
А с ними и злато, и паво­локи, и дра­гие оксамиты,
Орт­мами, епан­чи­цами, и кожу­хами, и раз­ными узо­ро­чьями половецкими
По боло­там и гряз­ным местам начали мосты мостить.
А стяг черв­ле­ный с белою хоругвию,
А челка черв­ле­ная с древ­ком серебряным
Храб­рому Святославичу!

Дрем­лет в поле Оле­гово храб­рое гнездо —
Далеко залетело!
Не роди­лось оно на обиду
Ни соколу, ни кречету,
Ни тебе, чер­ный ворон, невер­ный половчанин!
Гзак бежит серым волком,
А Кон­чак ему след про­кла­ды­вает к Дону великому.

И рано на дру­гой день кро­ва­вые зори свет поведают;
Чер­ные тучи с моря идут,
Хотят при­крыть четыре солнца,
И в них тре­пе­щут синие молнии.
Быть грому великому!
Идти дождю стре­лами с Дону великого!
Тут-то копьям поломаться,
Тут-то саб­лям притупиться
О шеломы половецкие,
На реке на Каяле, у Дона великого!
О Рус­ская земля, далеко уж ты за горами!
И ветры, Стри­бо­говы внуки,
Веют с моря стрелами
На храб­рые полки Игоревы.
Земля гремит,
Реки текут мутно,
Прахи поля покрывают,
Стяги глаголют!
Половцы идут от Дона, и от моря, и от всех сторон.
Рус­ские полки отступили.
Бесовы дети кли­ком поля прегородили,
А храб­рые рус­ские щитами червлеными.

Ярый тур Всеволод!
Сто­ишь на обороне,
Пры­щешь на рат­ных стрелами,
Гре­мишь по шело­мам мечом харалужным;
Где ты, тур, ни про­ска­чешь, шело­мом зла­тым посвечивая,
Там лежат нече­сти­вые головы половецкие,
Поруб­лен­ные кале­ными саб­лями шлемы аварские
От тебя, ярый тур Всеволод!
Какою раною подо­ро­жит он, братие,
Он, поза­быв­ший о жизни и почестях,
О граде Чер­ни­гове, зла­том пре­столе родительском,
О свы­чае и обы­чае милой супруги своей Гле­бовны красныя.

Были веки Трояновы,
Мино­ва­лись лета Ярославовы;
Были битвы Олега,
Олега Святославича.
Тот Олег мечом кра­молу ковал,
И стрелы он по земле сеял.
Сту­пал он в зла­тое стремя в граде Тьмутаракане!
Молву об нем слы­шал дав­ний вели­кий Яро­слав, сын Всеволодов,
А князь Вла­ди­мир вся­кое утро уши заты­кал в Чернигове.
Бориса же Вяче­сла­вича слава на суд привела,
И на кон­скую зеле­ную попону поло­жили его
За обиду Олега, храб­рого юного князя.
С той же Каялы Свя­то­полк после сечи увел отца своего
Между угор­скою кон­ни­цею ко свя­той Софии в Киев.
Тогда при Ольге Гори­сла­виче сея­лось и вырас­тало междоусобием.
Поги­бала жизнь Даж­дь­бо­жиих внуков,
Во кра­мо­лах кня­же­ских век чело­ве­че­ский сокращался.
Тогда по Рус­ской земле редко ора­таи распевали,
Но часто гра­яли враны,
Трупы деля меж собою;
А галки речь свою говорили:
Хотим поле­теть на добычу.

То было в тех сечах, в тех битвах,
Но битвы такой и не слыхано!
От утра до вечера,

От вечера до́ света
Летают стрелы каленые,
Гре­мят мечи о шеломы,
Тре­щат хара­луж­ные копья
В поле незнаемом
Среди земли Половецкия.
Черна земля под копытами
Костьми была посеяна,
Полита была кровию,
И по Рус­ской земле взо­шло бедой.

Что мне шумит,
Что мне звенит
Так задолго рано перед зарею?
Игорь полки заворачивает:
Жаль ему милого брата Всеволода.
Билися день,
Бились другой,
На тре­тий день к полдню
Пали зна­мена Игоревы!
Тут раз­лу­чи­лися бра­тья на бреге быст­рой Каялы;
Тут кро­ва­вого вина недостало;
Тут пир докон­чили бес­страш­ные русские:
Сва­тов попоили,
А сами легли за Рус­скую землю!
Пони­кает трава от жалости.
А древо печалию
К земле преклонилось.
Уже неве­се­лое, бра­тья, время настало;
Уже пустыня силу прикрыла!
И встала обида в силах Даж­дь­бо­жиих внуков,
Девой вступя на Тро­я­нову землю,
Кры­льями всплес­нула лебедиными,
На синем море у Дона плескался.
Про­шли вре­мена, бла­го­ден­ствием обильные,
Мино­ва­лися брани кня­зей на неверных.
Брат ска­зал брату: то мое, а это мое же!
И стали кня­зья гово­рить про малое, как про великое,
И сами на себя кра­молу ковать,
А невер­ные со всех сто­рон при­хо­дили с побе­дами на Рус­скую землю.

Источник