Ввс универсальная машина кто поет
Новое в блогах
В фильме приняли участие популярные рок-музыканты (в том числе Виктор Цой), в саундтрек вошли песни Бориса Гребенщикова и группы «Аквариум», Жанны Агузаровой с группой «Браво», группы «Кино». Отчасти поэтому фильм «Асса» стал одним из основных кинематографических произведений русского рока, достигшего пика своего развития во второй половине 1980-х.
В 2009 году вышел фильм «2-Асса-2», являющийся второй частью дилогии — с кинокартиной «Анна Каренина», а также продолжением фильма «Асса».
Слова: Синицин А.
Музыка: Синицин А.
ВВС. ВВС.
Военно-воздушные силы.
ВВС.
Сфера особого внимания.
ВВС.
Универсальная машина.
Универсальная машина.
ВВС. ВВС.
Военно-воздушные силы.
ВВС.
Сфера особого внимания.
ВВС.
Универсальная машина.
Универсальная машина.
Сегодня не праздник, просто игра.
Горячий участок давно позади,
Пилоты молчат, смотрят на звезды,
Задание выполнено успешно.
Все улыбаются.
ВВС. ВВС.
Военно-воздушные силы.
ВВС.
Сфера особого внимания.
ВВС.
Универсальная машина.
Универсальная машина.
ВВС. ВВС.
Военно-воздушные силы.
ВВС.
Сфера особого внимания.
ВВС.
Универсальная машина.
Универсальная машина.
Tags: A. Sinitsyn
Music: A. Sinitsyn
BBC. BBC.
Air force.
BBC.
Scope of attention.
BBC.
Universal machine.
Universal machine.
BBC. BBC.
Air force.
BBC.
Marchmont attention.
BBC.
Universal machine.
Universal machine.
Today is not a holiday, just a game.
Hot leg long gone,
Pilots are silent, looking at the stars,
Task successfully.
Everyone is smiling.
BBC. BBC.
Air force.
BBC.
Scope of attention.
BBC.
Universal machine.
Universal machine.
BBC. BBC.
Air force.
BBC.
Scope of attention.
BBC.
Universal machine.
Universal machine.
В эпилоге фильма негр Витя, друг Бананана, приводит в ресторанную группу нового исполнителя. Это Виктор Цой, который в фильме играет самого себя. Не дожидаясь конца нудного инструктажа сотрудницы ресторана о правилах поведения артиста эстрады, Цой выходит на сцену ресторана и поёт свою песню «Хочу перемен!». Во время исполнения кадры сменяются — перед Цоем появляется огромная аудитория зрителей с огоньками в поднятых руках.
Параллельно в фильме присутствует ещё одна сюжетная линия, переносящая на экран эпизоды книги «Грань веков» Натана Эйдельмана, которую читает Крымов. Основной сюжет — последние дни жизни и убийство российского императора Павла I в 1801 году.
А это намек на что?
А на дворе 1987 год: катастрофа на ЧАЭС, апрель 1986; «Адмирал Нахимов » — советский пассажирский пароход, крушение, август, 1986; немецкий летчик Maтиас Руст приземлился на Красной площади, май 1987.
«Хочу перемен!» — песня советской рок-группы «Кино» на слова Виктора Цоя. В оригинале звучит как «Перемен!», или «Changement!», поскольку альбом «Последний герой» впервые был издан во Франции с надписями на конверте «Le Dernier Des Héros» (Последний герой) на французском языке. Впервые прозвучала в 1986 году на IV фестивале Ленинградского рок-клуба. На том же фестивале состоялась премьера и некоторых других песен группы, таких как «Спокойная ночь», «Дальше действовать будем мы», «Попробуй спеть вместе со мной», «Закрой за мной дверь». Последняя песня, исполненная Виктором Цоем на последнем концерте в Лужниках 24 июня 1990 года.
— Кстати, откуда это название «Асса» вообще взялось?
— Это все благодаря Серёже Бугаеву, «Африке». Поначалу фильм назывался «Здравствуй, мальчик Бананан» или ещё как-то, в том смысле, что «здравствуй, новый мальчик». А как-то ночью Серёжа пришёл ко мне и говорит: «Назовите фильм „Асса“!» — «Но почему „Асса“?» — «Не важно, если хотите фильму успеха, назовите „Асса“, — твердит Африка. — А почему, я вам завтра скажу». Только чтобы отвязаться, я пообещал ему. На следующий день он разродился каким-то словоблудием про «чистых» и «нечистых» спасенных тварей, про ветхозаветного Ноя, который, сойдя на землю со своего ковчега, вскричал: «Ас-с-са!!» А потом, поняв, как он меня всем этим утомил, Бугаев сказал: «Ну не хотите так, тогда можете это название рассматривать как аббревиатуру: „Автор Соловьёв Сергей Александрович“».
— С. Бугаев в интервью газете «Летняя столица» # 32 (321) от 23.8.2012 [4]
Ввс универсальная машина кто поет
Текст песни “ВВС”, из т/ф «АССА» (1987). Музыка — А.Синицын. Слова — А.Синицын. Песню на видео исполняет «гр.»Союз композиторов», в кадре «поет» Сергей Бугаев».
ВВС, ВВС — военно-воздушные силы,
ВВС — сфера особого внимания,
ВВС — универсальная машина,
Универсальная машина.
Ночной полет, поиск пространства,
Погода прекрасна, высота десять тысяч пятьсот.
Наши летчики — славные ребята, небо их дом,
Они не грустят, глядя на мир с высоты.
ВВС, ВВС — военно-воздушные силы,
ВВС — сфера особого внимания,
ВВС — универсальная машина,
Универсальная машина.
Сегодня не праздник, просто игра,
Горячий участок давно позади,
Пилоты молчат, смотрят на звезды,
Задание выполнено успешно, все улыбаются.
ВВС, ВВС — военно-воздушные силы,
ВВС — сфера особого внимания,
ВВС — универсальная машина,
Универсальная машина.
ВВС — искусство высшей любви,
Поэзия зрелых исканий.
Кто они, участники последнего парада,
Простые ребята, которые раньше всех достигли неба.
ВВС, ВВС — военно-воздушные силы,
ВВС — сфера особого внимания,
ВВС — универсальная машина,
Универсальная машина.
Ввс универсальная машина кто поет
День настал вообще какой-то удивительный. Вокруг гостиницы росли пальмы. На пальмы медленно сыпал с неба крупный белый снег. Крымов и Алика стояли у гостиницы, ловили такси.
– Игра называется «бангладеш…» – очень серьезно объяснял Крымов Алике. – Я сам ее придумал. Вот загадай какую-нибудь цифру.
– Загадала.
– И я загадал. Теперь скажи, какая у тебя.
– Семь.
– А у меня восемь. Я выиграл.
Крымов счастливо расхохотался, и Алика его поддержала. Остановилась машина, Крымов открыл дверцу, уселся на заднее сиденье.
– Возвращайся в гостиницу по набережной. Я буду там гулять. Не промочи ноги и пообедай где-нибудь. Пока, – Алика ласково поцеловала Крымова.
– В Симферополь, – сказал Крымов водителю. – Как думаешь, на перевале не застрянем?
Встретившись в пустом городе случайно, Алика и Бананан ели пельмени в пельменной.
– Ты, правда, извини его за рубль… – начала Алика.
– Да что ты с этим рублем канитель разводишь? Ну пропил я его давно, на кофе извел. Ты лучше вот куда погляди…
Бананан шелестел железными страницами чего-то напоминающего книгу.
– А это что? – заинтересовалась Алика.
– Я книгу писать начал. Пробный экземпляр.
– Про что книга?
– История всего живого. От инфузории-туфельки до моднейших событий последних дней. В огне не горит, в воде не тонет.
Они и не заметили, как к их столику прибился какой-то неопрятный старик, тоже принесший с собой тарелочку пельменей.
– А что это за книга, ребята? – поинтересовался старик с места в карьер.
– Это вечная книга, папаша, – охотно пояснил ему Бананан.
– Ну и как она для людей, работает? – не унимался папаша.
– Отлично работает. Вот прикинь, батя, в случае вселенской катастрофы все сгорит, а она сохранится.
– Ну, если катастрофа… – без убеждения согласился папаша. – Хотя если будет вселенская катастрофа, думаю, тогда нам с тобой жить здесь уже не придется…
– У меня, знаешь, что-то сегодня исключительно на душе неспокойно, – прервала папашу Алика, обращаясь к Бананану, – даже можно сказать – гнусно.
– Да и у меня не лучше, – неожиданно поддержал ее старик.
– И этот факт твоей судьбы у меня тоже предусмотрен, – сказал Алике Бананан, – вот когда тебе станет окончательно гнусно, ты поставь эту кассету… – И Бананан протянул Алике всю размалеванную красками кассету от магнитофона.
– С чего ты решил, что мне должно стать окончательно гнусно?
– Я не знаю, я не решал. Просто мне так кажется…
– И ты знаешь, – с энтузиазмом включился в новую историю папаша, – а как же плохо все у меня! И как трудно! Ведь один живу с матерью. Восемь лет, восемь лет я ухаживаю за матерью…
А вечером Крымов уже сидел в грим-уборной театра. Альберт поправлял грим, глядя на себя в зеркало, празднично отороченное горящими электрическими лампочками.
– Хочешь, в «бангладеш» сыграем? – добродушно спросил Альберта Крымов.
– А это что? – не понял Альберт.
– Хорошая игра. Я сам придумал. Вот назови какую-нибудь цифру.
– Ну, девятнадцать, – неуверенно отвечал Альберт.
– Значит, у тебя девятнадцать. Ставка принята. А я ставлю двадцать. И я выиграл.
– Счастливый! – порадовался за друга Альберт. – А у меня к тебе просьба. Ты знаешь, чего мне стоило зажить так, как я живу вот уже почти двадцать пять лет. Мне угрожали, но я выстоял. Ты меня никогда не осуждал за уход, может быть единственный из всех. Я знаю, что твое слово было решающим. Благодаря тебе в конце концов меня оставили в покое. Я тебе благодарен за это, Андрюша. Помоги мне еще раз. За мной оставался долг. Ты об этом не знаешь, и никто о нем не знает. Единственный человек, который знал, давно умер… И я забыл обо всем этом. У меня теперь другая жизнь, другие долги, другая мораль, все другое. А теперь этот ужасный долг всплыл. К тому же ты можешь себе представить, как он вырос за это время. Сегодня я встречался с…
– А я знаю, что он здесь, – не удивился Крымов.
– Он требует вернуть долг, – с ужасом сказал Альберт, но Крымов ужасной интонации не поддержал.
– Надо вернуть, – спокойно и рассудительно предложил Крымов.
– Я не могу, – уже почти с отчаянием продолжал Альберт. – Мне не из чего возвращать.
А в это время в зале Летнего театра опять давали «Сильву». Среди зрителей, в плаще и кепке, опираясь на кейс, сидел Аркадий. Он и был тем самым человеком, который вроде бы требовал отдать долг. Но теперь, глядя на Аркадия, это трудно было предположить: он смотрел на сцену с исключительной доверчивостью, живо реагируя на самые тонкие подробности незатейливого диалога:
1-й актер: Разрешите с вами говорить официально.
2-й актер: Пожалуйста!
1-й актер: И даже конфиденциально.
2-й актер: Пожалуйста!
1-й актер: Ваша светлость, разрешите просить руки вашей жены. Извините, это опечатка – вашей племянницы…
2-й актер: Да вы с ума сошли. Стасси безумно любит Эдвина, и она никогда не согласится на этот брак.
1-й актер: Вот мы сейчас это выясним.
2-й актер: Вы хотите говорить по телефону?
1-й актер: Нет, по граммофону.
Аркадий, показывая золотые зубы, от души смеялся.
Тем временем «Сильва» продолжалась.
2-й актер: Где Эдвин?
1-й актер: Какой Эдвин?
2-й актер: Мой сын, Эдвин?!
1-й актер: А-а, этот?
2-й актер: Что, что?
1-й актер: Он в кафе.
2-й актер: Так бы и сказали.
1-й актер: Вы что, хотите говорить по телефону?
2-й актер: Нет, по граммофону. Ха-ха-ха-ха!
Аркадий снова хохотал, несвежим платком утирая слезы.
Атмосфера в грим-уборной незаметно накалялась.
– Я даже не понимаю, о чем мы говорим. Все это, в сущности, такие пустяки, – едва ли не с раздражением говорил Крымов. – Иди-ка сюда, Альберт.
Крымов подошел к стене и открыл настежь прислоненный к ней огромный футляр контрабаса.
– Что? – не сразу понял Альберт.
– А ну-ка попробуй, залезь сюда, – предложил Крымов и указал внутрь футляра, – ну, попробуй, попробуй… Так. Ну-ка давай, давай. Ага. Вот так, так. Ну, отлично. Контрабас возьмут, унесут в оркестр. Скрипка, которая мне нужна, называется «Гварнери». Ты человек интеллигентный, ошибиться не сможешь. И долга как не бывало, и ты снова абсолютно свободный человек.
Альберт, скорчившись, сидел на дне контрабасного футляра, и Крымов даже попробовал футляр закрыть, прямо с Альбертом внутри, и это у него получилось. Когда Крымов опять открыл футляр, Альберт, не меняя позы, горько плакал. В голос.
Никитский ботанический сад, как и вся остальная Ялта, тоже был засыпан сказочно белым снегом нынешней необыкновенной зимы. Гуляли по саду – Крымов, Альберт, Зоя. Радуясь, как дети, кидались друг в друга снежками. Фотографировались.
– Ну что ты хочешь, Альберт. Мы с тобой, мягко говоря, далеко не молодые люди, – смеясь, говорил Крымов, – у меня раньше и телефонной книжки не было. Как это медики говорят: «Склероз! Маразм» Знаешь, как больной приходит к врачу и говорит: «Доктор, у меня провалы в памяти. – А давно это у вас? – Что давно? – Ну, провалы в памяти. – Какие провалы?»
Рядом снимало какой-то сюжет телевидение. Доносился голос телеведущего:
– Добрый день, дорогие телезрители! Мы ведем свой репортаж из Никитского ботанического сада, сейчас наш сад выглядит необычно. Все субтропические растения покрыты большим слоем снега. Такие теплолюбивые растения как опунция и некоторые теплолюбивые…
Камера панорамировала туда-сюда. Изображение в визире было прекрасным: пустой, покрытый белым снегом сад, несколько гуляющих в темном. Крымов среди них выделялся шляпой, которой, впрочем, он скоро помахал:
– Счастливо. Пока, Альберт…
Попрощался, надел шляпу и ушел.
Корреспондент продолжал комментировать беспрецедентные явления природы:
– Снегопады подобного рода наносят большой ущерб субтропическим растениям. Большинство из них ломается, вырывается с корнем, а иногда растения погибают просто от мороза. Но согласитесь, очень оригинально смотрятся пальмы в снегу.
Банананов квартирант Вадим и его подруга Лена, которую мы тоже мельком видели на пароходе, тоже сегодня гуляли здесь, в Никитском.
– А потом? – беззаботно спрашивала Вадима Лена, а тот отвечал:
– Ну вот, пароход потихонечку, потихонечку подошел…
– Ну, если все так хорошо слышно, значит не совсем потихонечку?
– Потом пароход дал три длинных гудка…
Продолжали снимать телерепортаж. Альберт и Зоя, которые время от времени попадали в телекадр, теперь снимали друг друга:
– Внимание! – предупреждал Альберт и щелкал затвором.
– По-моему, я моргнула, давай еще раз.
– Так очень хорошо.
– Хорошо-то хорошо, – будто бы продолжал, что-то слыша, Вадим. – Но на пароходе особо не разгуляешься. Бутербродик с севрюжкой…
Телевизионщики снимали что видели. Сейчас, к примеру, видели Вадима и Лену…
Материал, снятый в тот день телевизионщиками в Никитском, смотрели теперь в экспертном зале в милиции. Один из экспертов, по профессии следователь, глядел на экран в сомнениях:
– Я не понимаю, получается, что этот вот бородатый и есть Шар?
– Вроде бы да, вроде бы так получается, – тоже с сомнением в голосе подтверждал загадку седой эксперт.
– Но говорили, что он гладкий, как колено, этот Шар?
– А черт его знает, может, он загримировался?
– Так, ну хорошо, а сам Сван?
Никто ничего эксперту не ответил.
По бесконечным лестницам тюремных переходов охранник в форме внутренней службы вел остриженного наголо плюгавого майора в тюремной робе.
– На выход! Вперед! Стой! Лицом к стене! Пошел! Стой! Пошел!
– А-а-а-твори потихо-оньку калитку, – напевал плюгавый, идя вперед, становясь лицом к стене, вообще беспрекословно выполняя любые команды. Так дошли до кабинета следователя.
– Разрешите? – с почтением спросил охранник. – Заходи…
– Вы что, постриглись? – спросил следователь бывшего майора.
– Да, это я сам попросил, – смиренно отвечал майор, – так гигиеничнее.
– Продолжим? – спросил следователь.
– Я уже все сказал, – ответил майор, – я был нетрезв. Мое поведение недостойно советского офицера. Я приношу свои извинения.
– Перестаньте валять дурака. Это же глупо. Где вы взяли форму?
– Форму?
Майор задумался, потом вскинул глаза на следователя и заговорил. Его вдруг понесло.
– Ну хорошо, – сказал он и вздохнул, – пусть я наврал. Пусть я не майор. Но я хотел… Сколько раз я летал во сне. Я осуществлял стыковки и расстыковки. Я выходил в открытый космос. И там парил. Когда в тот день я спал, там во сне я услышал по радиоточке, что он погиб. Я проснулся на кухне, я вдруг понял, что это правда, первый космонавт погиб. Гагарина нет. Я плакал. Я плакал, но я знал, что первым космонавтом я не хотел быть. Я не идиот. Юра – один. Но Титов? Красив, интеллигентен, подтянут, умен. Когда я смотрел на себя в зеркало, я видел: даже физические наши параметры идентичны. Все одинаково. Даже рост, вес. Кроме одного: анкетных данных. Маленьких буковок. Маленьких, синеньких. Что, разве дело в буковках? Скажите? Тогда я отказываюсь отвечать. Тогда я заявляю протест. Самый решительный протест. Я требую, чтобы было записано: «Заключенный выражает свой протест»! Самый решительный. Все. Больше ни слова.
– Перестаньте юродствовать, Бабакин, это утомительно и никому не нужно, ни мне, ни вам. Вот, читайте.
Следователь кинул на столик заключенного пухлое дело. Бабакин дело не взял.
– Хе-хе-хе-хе-хе! Я приношу свои извинения, я был нетрезв.
– Вы знаете Свана? – вдруг спросил Бабакина следователь.
– Свана? – Бабакин споткнулся. – Свана? Хе-хе-хе-хе!
Бабакин и сам не уловил тот момент, когда дурацкое его хихиканье потихоньку переросло сначала в тихий плач, потом в плач со всхлипываниями, потом всхлипывания переросли в рыдания. И остановить эти рыдания было невозможно.
Откуда-то однажды вернулись уже почти ночью. Были голодны. Решили наудачу зайти в ресторан «Таврида». Посетителей там не было вовсе, но Крымов удачно поймал задержавшегося официанта:
– Ветчина какая?
– Обыкновенная, в форме.
– Югославская?
– Кажется.
– Хорошо. Если югославская, то две порции с хреном. Лимоны есть?
– Кажется, есть.
– Порежь его, дружок, только сахаром не посыпай.
– Хорошо.
– Супа, конечно, нет?
– Ну какой же суп в двенадцать часов.
– Ага, и все-таки свари нам какой-нибудь бульончик.
– Попробую.
– И цыплят пожарь. Только не потуши, а пожарь, пожарь.
У ресторанной кухни опять столкнулись с идущим домой Банананом. Бананан удивился, увидев здесь Алику в такой час.
– Привет, а ты чего здесь?
– Привет, у тебя мама в санатории работает?
– Ну?
– Там есть водные процедуры?
– А тебе зачем?
– Это Андрею. Ему водный массаж нужен.
– О, ты с папиком? Чего смущаешься?
– Я не смущаюсь.
– Классный папик. Пойду и с ним поздороваюсь. Здравствуйте.
Крымов все продолжал мучить просьбами официанта:
– Ну и дальше давай по своему усмотрению…
– Вам вернуть рубль? – нахальновато поинтересовался у Крымова Бананан.
– Ну и кофе, конечно, – как бы не замечая Бананана, вспомнил Крымов, крикнул вслед официанту. Официант издали согласно кивнул головой…
– У меня к вам просьба, – дружелюбно попросил Крымов Бананана, – поиграйте часок. Ну, я понимаю, все закрыто, закончено, и все-таки.
Крымов вытащил из кармана пачку сотенных купюр. Раскрыл их у себя в руке веером.
– Выбирайте любую. Надеюсь, на этот раз я вас не обидел?
В большом ресторанном зале включили свет. Крымов и Алика за накрытым ужином сидели у одного из ресторанных столиков. Музыканты, строя инструменты, ходили по сцене. – «Моча-а-а-лкин-блюз», – громогласно объявил номер Бананан. Тут же заиграли, а кто-то запел:
Хочу я всех мочалок застебать,
Нажав своей ногой на мощный фуз.
И я пою крутую песнь свою
«Мочалкин-блю-юз».
Хочу скорей я с них прикид сорвать…
Сорвать парик и на платформе шуз.
Мочалки, эй! Бегите все скорей.
Ведь я пою «Мочалкин-блюз».
Я мен крутой… Я круче всех мужчин,
Мне волю дай, любую соблазню.
А ну-ка, мать, беги ко мне в кровать…
Лишь дай допеть «Мочалкин-блюз».
Блюз кончился. Крымов и Алика молчали.
– Айн, цвайн, драйн. – сказал Бананан, отсчитывая десятирублевые купюры.
– Что это? – поинтересовался Крымов.
– Это сдача, – пояснил Бананан, – мы на сто не напели. Только на двадцать.
– Песня вашего сочинения? – уточнил Крымов.
– Разумеется. Из иронического цикла «Про старика Козлодоева».
– Козлодуева? – не расслышал Крымов. – Кто же это?
– Все узнаете, всему свое время, – пообещал Бананан, – а теперь кончен бал, тушим свет и курим солому. Ого-го-го-го!
И свет потух. В темноте появился титр:
Примечания:
Застебать – поставить в неловкое положение.
Мен (англ.) – мужчина.
Мен крутой – решительный мужчина.
Шуз (англ.) – обувь.
Шуз на платформе – обувь, вышедшая из моды в конце 70-х годов.
Фуз (англ.) – электромагнитное устройство для искажения звука гитары. Включается ногой.
Папик – мужчина зрелых лет, не отягощенный умственной деятельностью.
Мочалка – девушка юных лет, веселого нрава, не отягощенная умственной деятельностью.
Прикид – верхняя и нижняя одежда.
Мать – обращение к лицу женского пола, подруга веселого нрава.
Выйдя на воздух, Аркаша открыл кейс-дипломат и вытащил оттуда бутылку простокваши, продавил пальцем серебряную фольгу пробки, глотнул прямо из горлышка. Неподалеку от Аркадия санаторный фотограф снимал на память группу отдыхающих:
– Покучнее, товарищи, но не перекрывая друг друга. Все должны видеть объектив. Внимание!
Все повылезали из-за плеч и затылков друг друга, пытаясь увидеть объектив.
– Снимаю!
Чик-чирик – сделал фотоаппарат, и еще раз – чик-чирик, и еще, и еще.
Кроме отдыхающих, вроде бы случайно, в кадр попал и Аркадий, беззаботно глотающий витаминную крымскую простоквашу.
А Алика с Банананом как-то опять, не сговариваясь, опять вроде бы и случайно, оказались в кинотеатре. Народу в кинозале было совсем немного. По случаю некоммерческого межсезонья показывали старенькую ленту Чарли Чаплина. Чаплина все пытался поймать и стереть с лица земли здоровенный оболтус без шеи: голова оболтуса, казалось, росла прямо из плеч. Чарли был обречен. Чего он только не делал, этот самый здоровый оболтус, не без успеха гоняясь за слабаком Чарли: надевал ему на голову газовый фонарь, лупил по темечку здоровенным кулаком, ловко, как в футбольный мяч, ударял ногой в худую чаплиновскую задницу. Но Чарли было все нипочем. Фильм назывался «Тихая улица». Хоть зрителей было и немного, но хохот стоял неслабый. Алика и Бананан смеялись особенно, от души, будто понимая что-то такое, чего другие не понимали.
А Крымов прямо после процедуры отправился на теннисный корт. Партнера у него не было. Тренируясь, он играл мячом в стенку. Играл хорошо. Было видно, что теннисист он классный. Ну, опять же, и атлет.
А Алика с Банананом решили сфотографироваться на память в фотоавтомате. На одну лавочку ухитрились втиснуться вдвоем. Время от времени в стене фотоавтомата что-то громко щелкало, и на мгновение загорался ослепительный свет. Тут они прижимались щеками друг к другу особенно тесно и как могли корчили стенке рожи. Когда вышли из кабинки, стали ждать готовых фотографий.
Ввс универсальная машина кто поет
Слова: Синицин А.
Музыка: Синицин А.
ВВС. ВВС.
Военно-воздушные силы.
ВВС.
Сфера особого внимания.
ВВС.
Универсальная машина.
Универсальная машина.
ВВС. ВВС.
Военно-воздушные силы.
ВВС.
Сфера особого внимания.
ВВС.
Универсальная машина.
Универсальная машина.
Сегодня не праздник, просто игра.
Горячий участок давно позади,
Пилоты молчат, смотрят на звезды,
Задание выполнено успешно.
Все улыбаются.
ВВС. ВВС.
Военно-воздушные силы.
ВВС.
Сфера особого внимания.
ВВС.
Универсальная машина.
Универсальная машина.
ВВС. ВВС.
Военно-воздушные силы.
ВВС.
Сфера особого внимания.
ВВС.
Универсальная машина.
Универсальная машина.
Words: Sinitsyn A.
Music: Sinitsyn A.
The air force. The air force.
Military-air forces.
The air force.
The sphere of particular attention.
The air force.
Universal machine.
Universal machine.
The air force. The air force.
Military-air forces.
The air force.
The sphere of particular attention.
The air force.
Universal machine.
Universal machine.
Today is not a holiday, just a game.
Hot plot is long behind us,
Pilots are silent, looking at the stars,
The task is completed successfully.
All smiles.
The air force. The air force.
Military-air forces.
The air force.
The sphere of particular attention.
The air force.
Universal machine.
Universal machine.
The air force. The art of higher love.
Poetry Mature quest.
Who are they, the participants of the last parade?
Ordinary guys who have
Reached the sky.
The air force. The air force.
Military-air forces.
The air force.
The sphere of particular attention.
The air force.
Universal machine.
Universal machine.