взаимосвязь психики и мозга человека

4.2. Взаимосвязь психики и мозга человека

В IV в. до н. э. Алкмеон Кротонский сформулировал идею о том, что психические явления тесно связаны с работой мозга. Эту идею поддерживали многие античные ученые, например Гиппократ. Идея взаимосвязи мозга и психики развивалась на протяжении всей истории на­копления психологических знаний, в результате чего появлялись все новые и но­вые ее варианты.

В начале XX в. из двух разных областей знаний — психологии и физиологии — сформировались две новые науки: физиология высшей нервной деятельности и психофизиология. Физиология высшей нервной деятельности изучает органиче­ские процессы, происходящие в головном мозге и вызывающие различные телес­ные реакции. Психофизиология, в свою очередь, исследует анатомо-физиологические основы психики.

Следует сразу напомнить, что более подробно проблемы психофизиологии и основы физиологии высшей нервной деятельности изучаются в рамках курсов психофизиологии и нормальной физиологии. В данном разделе мы рассматрива­ем проблему взаимосвязи мозга и психики с целью общего ознакомления с ней, для того чтобы получить целостное представление о психике человека.

И. М. Сеченов полагал, что психические явления входят в любой поведенче­ский акт и сами представляют собой своеобразные сложные рефлексы, т. е. физио­логические явления. По мнению И. П. Павлова, поведение складывается из слож­ных условных рефлексов, образованных в процессе научения. В дальнейшем вы­яснилось, что условный рефлекс — это весьма простое физиологическое явление и не более. Однако, несмотря на то, что после открытия условно-рефлекторного научения были описаны иные пути приобретения живыми существами навыков — импритинг, оперантное обусловливание, викарное научение, идея условного реф­лекса как одного из способов приобретения опыта сохранилась и получила даль­нейшее развитие в работах таких психофизиологов, как Е. Н. Соколов и Ч. И. Из­майлов. Ими было предложено понятие концептуальной рефлекторной дуги, со­стоящей из трех взаимосвязанных, но относительно самостоятельных систем нейронов: афферентной (сенсорного анализатора), эффекторной (исполнитель­ной, отвечающей за органы движения) и модулирующей (управляющей связями между афферентной и эффекторной системами). Первая система нейронов обес­печивает получение и переработку информации, вторая система обеспечивает вы­работку команд и их выполнение, третья система осуществляет обмен информа­цией между первыми двумя.

Наряду с этой теорией существуют и другие, весьма перспективные разработ­ки, касающиеся, с одной стороны, роли психических процессов в управлении по­ведением, а с другой — построения общих моделей регуляции поведения с участи­ем в этом процессе физиологических и психологических явлений. Так, Н. А. Бернштейн считает, что даже самое простое приобретенное движение, не говоря уже о сложной человеческой деятельности и поведении в целом, не может быть вы­полнено без участия психики. Он утверждает, что формирование любого двига­тельного акта есть активная психомоторная реакция. При этом освоение движе­ния осуществляется под воздействием сознания, которое при этом осуществляет определенную сенсорную коррекцию нервной системы, обеспечивающей выпол­нение нового движения. Чем сложнее движение, тем больше требуется корриги­рующих изменений. Когда же движение освоено и доведено до автоматизма, про­цесс управления выходит из поля сознания и превращается в фоновый.

Американский ученый К. Халл рассматривал живой организм как саморегули­руемую систему со специфическими механизмами поведенческой и генетико-био-логической регуляции. Эти механизмы большей частью врожденные и служат для поддержания оптимальных условий физического и биохимического равновесия в организме — гомеостаза — и включаются в действие тогда, когда это равновесие нарушено.

П. К. Анохин предложил свою концепцию регуляции поведенческого акта. Эта концепция получила широкое распространение и известна как модель функцио­нальной системы. Суть данной концепции заключается в том, что чело­век не может существовать изолированно от окружающего мира. Он постоянно испытывает воздействие определенных факторов внешней среды. Воздействие внешних факторов было названо Анохиным обстановочной афферентацией. Одни воздействия для человека несущественны или даже неосознаваемы, но другие, — как правило, необычные — вызывают у него ответную реакцию. Эта ответная ре­акция носит характер ориентировочной реакции и является стимулом для прояв­ления активности.

Теория функциональных систем П. К. Анохина получила широкое распростра­нение вследствие того, что она позволяет приблизиться к решению вопроса о вза­имосвязи физиологических и психологических процессов. Эта теория говорит о том, что психические явления и физиологические процессы играют важную роль в регуляции поведения. Более того, поведение в принципе невозможно без одно­временного участия психических и физиологических процессов.

Существуют и другие подходы к рассмотрению взаимосвязи психики и мозга. Так, А. Р. Лурия предложил выделить анатомически относительно автономные блоки головного мозга, обеспечивающие (функционирование психических явле­ний. Первый блок предназначен для поддержания определенного уровня актив­ности. Он включает ретикулярную формацию ствола мозга, глубинные отделы среднего мозга, структуры лимбической системы, медиобазальные отделы коры лобных и височных долей мозга. Второй блок связан с познавательными психи­ческими процессами и предназначен для процессов получения, переработки и хра­нения информации, Данный блок состоит из участков коры головного мозга, ко­торые в основном располагаются в задних и височных отделах больших полуша­рий. Третий блок обеспечивает функции мышления, поведенческой регуляции и самоконтроля. Структуры, входящие в данный блок, находятся в передних отде­лах коры головного мозга.

Данная концепция была выдвинута Лурией в результате анализа результатов проводимых им экспериментальных исследований функциональных и органиче­ских нарушений и заболеваний мозга. Однако следует отметить, что проблема ло­кализации психических функций и явлений в головном мозге интересна сама по себе. В свое время была выдвинута идея о том, что все психические процессы свя­заны с определенными участками мозга, т. е. локализованы. Согласно идее локалиализма, каждая психическая функция может быть «привязан и» к определен­ному органическому участку мозга. В результате были созданы детальные карты локализации психических функций в мозге.

Однако спустя определенное время были получены факты, свидетельствую­щие о том, что различные нарушения психических процессов нередко связаны с повреждением одних и тех же мозговых структур, и наоборот, поражение одних и тех же участков в определенных случаях может приводить к различным нарушени­ям. Наличие подобных фактов привело к появлению альтернативной гипотезы — антилокализационизма, — утверждающей, что работа отдельных психических функций связана с деятельностью всего мозга. С точки зрения данной гипотезы между различными участками мозга сложились определенные связи, обеспечивающие функционнрование определенных психических процессов. Но и эта концепция не смог­ла объяснить многих нарушений работы мозга, которые говорят в пользу локализационизма. Так, нарушение затылочных отделов коры головного мозга приводит к поражению зрения, а височных долей больших полушарий — к нарушению речи.

Проблема локализационизма-антилокализационизма не решена до сих пор. Можно с полной уверенностью утверждать, что организация структур мозга и вза­имосвязь между отдельными участками мозга значительно сложнее и многогран­нее, чем имеющаяся в настоящее время информация об особенностях функциони­рования центральной нервной системы. Можно также говорить о том, что суще­ствуют участки мозга, которые непосредственно связаны с определенными органами чувств и движения, а также реализацией способностей, присущих чело­веку (например, речи). Однако вполне вероятно, что эти участки в определенной мере взаимосвязаны с другими отделами мозга, которые обеспечивают реализа­цию того ли иного психического процесса в полном объеме.

Психофизиологическая проблема в психологии. Рассматривая вопросы взаи­мосвязи психики и мозга, мы не можем не познакомиться с так называемой психо­физиологической проблемой.

Говоря о естественнонаучных основах психики, мы сегодня не сомневаемся в том, что между психикой и мозгом существует определенная взаимосвязь. Од­нако и в наши дни продолжает обсуждаться проблема, известная с конца XIX в. как психофизиологическая. Она является самостоятельной проблемой психоло­гии и носит не конкретно-научный, а методологический характер. Она имеет от­ношение к решению ряда фундаментальных методологических вопросов, таких как предмет психологии, способы научного объяснения в психологии и др.

В чем суть этой проблемы? Формально она может быть выражена в виде вопро­са: как соотносятся физиологические и психические процессы? На данный вопрос есть два основных ответа. Первый в наивной форме был изложен Р. Декартом, считавшим, что в головном мозге имеется шишковидная железа, через которую душа воздействует на животных духов, а животные духи на душу. Или, другими словами, психическое и физиологическое находятся в постоянном взаимодей­ствии и оказывают влияние друг на друга. Подобный подход получил название принципа психофизиологического взаимодействия.

Второе решение известно как принцип психофизиологического параллелизма. Суть его состоит в утверждении невозможности причинного взаимодействия меж­ду психическими и физиологическими процессами.

На первый взгляд истинность первого подхода, заключающегося в утвержде­нии психофизиологического взаимодействия, не вызывает сомнения. Мы можем привести множество примеров воздействия физиологических процессов мозга на психику и психики на физиологию. Все же, несмотря на очевидность фактов психо­физиологического взаимодействия, существует ряд серьезных возражений про­тив этого подхода. Одно из них заключается в отрицании фундаментального зако­на природы — закона сохранения энергии. Если бы материальные процессы, какими являются физиологические процессы, вызывались психической (идеальной) при­чиной, то это означало бы возникновение энергии из ничего, поскольку психиче­ское не является материальным. С другой стороны, если бы физиологические (ма­териальные) процессы порождали психические явления, то мы столкнулись бы с абсурдом другого рода — энергия исчезает.

Конечно, на это можно возразить, что закон сохранения энергии не совсем кор­ректен, но в природе мы вряд ли найдем другие примеры нарушения этого закона. Можно говорить о существовании специфической «психической» энергии, но в этом случае снова необходимо дать объяснение механизмам превращения материаль­ной энергии в некую «нематериальную». И наконец, можно говорить о том, что все психические явления материальны по своей сути, т. е. являются физиологи­ческими процессами. Тогда процесс взаимодействия души и тела есть процесс вза­имодействия материального с материальным. Но в этом случае можно договорить­ся до полного абсурда. Например, если я поднял руку, то это есть акт сознания и одновременно мозговой физиологический процесс. Если я после этого захочу ею ударить кого-либо (например, своего собеседника), то этот процесс может перей­ти в моторные центры. Однако если нравственные соображения заставят меня воз­держаться от этого, то это означает, что нравственные соображения — это тоже материальный процесс.

Вместе с тем, несмотря на все рассуждения, приведенные в качестве доказатель­ства материальной природы психического, необходимо согласиться с существова­нием двух явлений — субъективных (прежде всего фактов сознания) и объектив­ных (биохимических, электрических и других явлений в мозге человека). Вполне естественно было бы предположить, что эти явления соответствуют друг другу. Но если мы соглашаемся с этими утверждениями, то мы переходим на сторону другого принципа — принципа психофизиологического параллелизма, утвержда­ющего о невозможности взаимодействия идеальных и материальных процессов.

Следует отметить, что существует несколько течений параллелизма. Это дуа­листический параллелизм, исходящий из признания самостоятельной сущности духовного и материального начала, и монистический параллелизм, который ви­дит все психические и физиологические явления как две стороны одного процес­са. Главное, что их объединяет, — это утверждение, что психические и физиологи­ческие процессы протекают параллельно и независимо друг от друга. То, что про­исходит в сознании, соответствует тому, что происходит в мозге, и наоборот, но эти процессы не зависят друг от друга.

Мы могли бы согласиться с данным утверждением, если бы рассуждения в дан­ном направлении постоянно не закапчивались отрицанием существования психиче­ского. Например, независимый от психического мозговой процесс чаще всего за­пускается толчком извне: внешняя энергия (световые лучи, звуковые волны и т.д.) трансформируется в физиологический процесс, который преобразуется в проводящих путях и центрах, принимает форму реакций, действий, поведенчес­ких актов. Наряду с этим, никак не влияя на него, развертываются события в со­знательном плане — образы, желания, намерения. При этом психический процесс никак не влияет на физиологические процессы, в том числе и поведенческие реак­ции. Следовательно, если физиологический процесс не зависит от психического, то всю жизнедеятельность человека можно описать в понятиях физиологии. В этом случае психика становится эпифеноменом — побочным явлением.

Таким образом, оба рассматриваемых нами подхода оказываются не в состоя­нии решить психофизиологическую проблему. Поэтому единого методологиче­ского подхода к исследованию проблем психологии не существует. С каких пози­ций будем исходить мы, рассматривая психические явления?

Из вышеизложенного следует, что существует тесная связь между психиче­скими и физиологическими процессами. Поэтому, рассматривая психические яв­ления, мы будем всегда помнить о том, что они находятся в тесном взаимодей­ствии с физиологическими процессами, что они, вероятнее всего, обусловливают друг друга. При этом мозг человека является тем материальным «субстратом», который обеспечивает возможность функционирования психических явлений и процессов. Поэтому психические и физиологические процессы взаимосвязаны и взаимообусловливают поведение человека.

Источник

2.2. Мозг и психика

Материальным субстратом протекания психических процес­сов, является нервная система. Здесь следует заметить, что на формирование психических образов оказывают влияние многие факторы — организм целиком, физическая среда, социальные условия. Однако собственно психические образы являются следствием деятельности нервной системы, идеальным порождением материального субстрата, оказывающим обратное влияние на нервную систему, а посредством ее и на организм. В свою очередь, вступая во взаимодействие со средой, организм изменяет и ее.

Особую роль в построении психических образов играет головной мозг, кото­рый представляет собой скопление тел нервных клеток, соединенных между со­бой особыми отростками — аксонами и дендритами. Наиболее важной особен­ностью нервных клеток является их способность проводить нервные импульсы, в которых кодируется информация, поступающая из организма и внешней сре­ды, а также способность сохранять следы этих воздействий.

Идея о связи психических явлений с деятельностью головного мозга вы­сказывалась очень давно, еще в античные времена. Так, Алкмеон из Кротоны (VI в. до н. э.) в результате наблюдений и хирургических операций пришел к вы­воду, что мозг есть орган души. Он обнаружил, что из мозговых полушарий «идут к глазным впадинам две узкие дорожки». Он утверждал, что мозг достав­ляет нам ощущения слуха, зрения и обоняния, из последних же возникают память и представление (мнение), а из памяти и представлений, достигших непо­колебимой прочности, рождается знание, являющееся таковым в силу этой прочности» (Ярошевский М. Г., 1985).

Не всегда, однако, душевная жизнь связывалась с деятельностью мозга. В част­ности, живший намного позже Алкмеона великий античный философ Аристо­тель считал, что мозг является аппаратом, охлаждающим и регулирующим жар крови. Гиппократ рассматривал мозг как орган психики, но считал его железой. Римский врач Гален (II в. н. э.) связывал разумную, рассудочную деятельность с мозгом, но иные психические явления локализовал в других органах: эмо­ции — в сердце, а вожделения (в современной терминологии — мотивацию) — в печени.

С накоплением сведений о строении организма и функциях отдельных орга­нов крепло убеждение в том, что именно головной мозг отвечает за психические явления. Постепенно проблема локализации в организме превратилась в про­блему локализации в органе (в средние века психическую жизнь связывали с желудочками мозга), а затем вместе с процессом дифференциации психических явлений — в проблему локализации отдельных психических феноменов в отде­лах мозга. В конце XVIII в. австрийский врач и анатом Ф. Галль, впервые опи­сав серое и белое вещество мозга, также впервые попытался разместить все «ум­ственные силы» и качества человека в коре больших полушарий головного моз­га. С этого времени именно кора стала рассматриваться в качестве субстрата психической деятельности. Рассуждения Галля были, однако, слишком прямо­линейными: составив список из 27 основных «способностей», он каждую из них связал с определенным участком коры. Далее он рассуждал: если у человека раз­вита данная способность, то соответственно развит и соответствующий участок коры, который, оказывая давление на находящийся над ним участок черепа, приводит к образованию в данном месте «шишек» и «бугров» способностей. Со­ставив карту способностей человека, Галль получил, как ему казалось, инстру­мент для их диагностики. Учение Галля о локализации «способностей» — фре­нология — приобрело широкую популярность, на десятилетия овладев умами его современников.

Только спустя приблизительно полтораста лет стало отчетливо ясно, в чем заключалась ошибка Галля. Он в качестве единичных способностей рассматри­вал психические образования, в формировании которых принимает участие ог­ромное количество более частных психических функций, которые, в свою оче­редь, формируются при участии еще более простых психических операций. Не­которые из перечисленных им «способностей», например речь, арифметический счет, рассматриваются в настоящее время как высшие психические функции чело­века, осуществление которых возможно при выполнении множества частных операций. Вот эти частные операции локализованы в определенных участках коры. Они (например, различение фонем) могут входить составной частью в различные целостные психические акты, образуя на время их совершения функциональную систему, соответствующую высшей психической функции более высокого порядка, например письму.

Для того чтобы показать связь между элементарными и высшими психиче­скими функциями, кратко опишем процесс письма, отдельные его функциональные компоненты и их локализацию в коре головного мозга по современным данным.

1. Чтобы написать слово, нужно вначале проговорить его, а для этого — рас­членить его на фонемы (отдельные звуки). Процесс различения фонем лока­лизован в левой височной области коры. Поражение этой зоны приводит к тяжелым расстройствам письма у европейцев, а, скажем, у китайцев — нет, так как иероглиф связан не с отдельной фонемой, а с целым понятием.

2. В процессе написания слова в скрытой форме участвует и собственно арти­куляция (проговаривание), управление которой локализовано в нижних от­делах двигательной области коры. При их поражении человек не может пра­вильно сформировать слово (вместо халат — хадат, стол — слот).

3. Далее, чтобы изобразить букву, необходимо ее себе представить, т.д. «пере­кодировать» фонему в графему, что и осуществляется в затылочных и теменно-затылочных отделах коры, при поражении которых человек не может отыскать нужную букву (оптическая аграфия).

4. Написание слова требует также обеспечения плавности тончайших движе­ний и размещения букв в определенной последовательности, за что отвеча­ют нижние отделы премоторной зоны.

5. И, наконец, написание слова или буквы редко бывает самоцелью, обычно с их помощью мы записываем свои мысли, поэтому письмо — это разновид­ность речи, что в свою очередь означает, что фактором, направляющим пись­мо и сохраняющим свой контроль на протяжении всего акта письма, являет­ся замысел или намерение. Замысел и контроль любой целенаправленной деятельности связаны со сложнейшей по своей структуре активностью лоб­ных отделов коры. Одна больная с поражением лобных отделов в своем письме выдающемуся нейрохирургу Н.Н. Бурденко написала: «Дорогой профессор, я хочу вам сказать, что я хочу вам сказать, что я хочу вам ска­зать. » и т.д. на четырех листках писчей бумаги (Лурия А.Р., 1970). Итак, для осуществления какой-то целенаправленной деятельности, разные отделы мозга, отвечающие за выполнение элементарных психических функций, на время ее выполнения объединяются. После ее осуществления они же могут участвовать в деятельности иных функциональных систем.

Другие выделенные Ф. Галлем «способности» и вовсе являются результатом деятельности всего мозга как целого, например «алчность», «хитрость», «воров­ство», «дружба».

Таким образом, мозг представляет собой сложнейшую нейрональную систе­му, в пространстве которой осуществляются нервные процессы, протекающие в определенном режиме и составе, порождающие психические процессы, которые в свою очередь оказывают регулирующее влияние на нервные процессы и дея­тельность всего организма в целом.

Идея функциональной организации высших психических функций человека делает понятным, что: а) нарушение одних и тех же видов психической деятель­ности может встречаться при различных по локализации повреждениях мозга и б) одно и то же локальное повреждение мозга может привести к поражению це­лого комплекса, казалось бы, очень разнородных функций.

Выдающийся отечественный нейропсихолог (нейропсихология это область психологии, изучающая связи между психическими явлениями и соответствую­щими им участками мозга) А.Р. Лурия выделил три наиболее крупных отдела мозга, которые он назвал блоками, существенно отличающимися друг от друга по своим основным функциям в организации целостного поведения.

Первый блок, включающий в себя те участки, которые наиболее тесно и мор­фологически, и функционально связаны с древними отделами, управляющими состоянием внутренней среды организма, обеспечивает тонус всех вышележа­щих отделов мозга, т.е. его активацию. Упрощая, можно сказать, что этот отдел является основным источником, в котором побудительные силы животных и человека черпают энергию для действий. При его повреждениях у человека не возникает нарушений ни зрительного, ни слухового восприятия, он по-прежне­му владеет всеми полученными ранее знаниями, его движения и речь остаются сохранными. Содержанием основных нарушений при этом являются именно нарушения психического тонуса: человек проявляет повышенную психическую истощаемость, быстро впадает в сон, внимание колеблется, нарушается органи­зованный ход мыслей, изменяется его эмоциональная жизнь — он становится либо чрезмерно встревоженным, либо крайне безразличным.

Второй блок включает в себя кору больших полушарий, располагающуюся кзади от центральной извилины, т.е. теменные, височные и затылочные отделы. Повреждение этих отделов при сохранном тонусе, внимании и сознании прояв­ляется в разнообразных нарушениях ощущений и восприятия, модальность ко­торых зависит от конкретных зон поражения, обладающих высокой специфич­ностью: в теменных отделах — кожная и кинестетическая чувствительность (больной не может узнать на ощупь предмет, он не чувствует взаимного распо­ложения частей тела, т.е. нарушается схема тела, поэтому теряется четкость движений); в затылочных отделах — нарушается зрение при сохранении осяза­ния и слуха; в височных долях — страдает слух при сохранном зрении и осяза­нии. Таким образом при поражении этого блока нарушается способность стро­ить полноценный чувственный образ окружающей среды и своего собственного тела.

Третья обширная зона коры занимает у человека треть от общей поверхнос­ти коры и располагается кпереди от центральной извилины. При ее поражении наступают специфические нарушения: при сохранении всех форм чувствитель­ности, сохранности психического тонуса нарушается способность к организации движений, действий и осуществлению деятельности по определенной заранее программе. При обширных повреждениях нарушается речь и понятийное мышление, играющие важнейшую роль в формировании этих программ, поведение теряет характер произвольности.

Таким образом, с определенными оговорками можно сказать, что выявлен­ные специфические функции названных отделов мозга соответствуют трем вы­деленным нами в начале основным компонентам психики, составляющим це­лостную психическую деятельность при выполнении отдельного приспособительного акта — активация (побуждение, которое переживается в форме мотива), образ и действие.

Помимо перечисленных функциональных различий между отделами мозга можно указать еще на функциональные различия между двумя полушариями. Большие полушария головного мозга — парный орган, однако в отличие от дру­гих парных органов в организме они не обладают характером взаимозаменяемо­сти. Каждое из полушарий выполняет собственные функции в организации пси­хической деятельности. В самой общей форме можно сказать, что в левом полу­шарии осуществляется создание логически непротиворечивой картины мира, которая является результатом дискретных, т.е. связанных с использованием знаков (слов), аналитических, в форме последовательных операций, процессов. В правом полушарии происходит одномоментное «схватывание» воспринимае­мых свойств и связей, т.е. с известными оговорками — интуитивное постижение окружающего. В левом полушарии происходит процесс категоризации и обоб­щения с использованием знаков, в правом — формирование и опознание высо­коиндивидуализированных образов предметов, явлений и ситуаций. Совмест­ная их работа дает всестороннюю, логически упорядоченную и в то же время целостную картину мира.

Мозг и сознание. Вопрос о взаимоотношениях мозга и сознания в силу его чрезвычайной сложности нельзя рассмотреть в небольшом разделе. Здесь мож­но будет только набросать общую перспективу, содержащую в себе данную про­блему и тот круг вопросов, с которыми она соприкасается, для того чтобы сде­лать более понятными место и роль в сознательной деятельности человека опи­сываемых далее отдельных психических процессов.

Каждому хорошо известно, что значит осознанно воспринимать, осознанно припоминать, осознанно что-то делать и что значит что-то воспринимать, при­поминать или делать неосознанно. Человек, например, может идти по улице, осознанно обдумывая какую-то проблему, и при этом неосознанно, автомати­чески, переставлять ноги, обходить препятствия и даже выполнять более слож­ные действия, при этом у него помимо его осознанных намерений могут автома­тически всплывать в памяти какие-то события. Правда, если он захочет, некото­рые из этих процессов он сможет контролировать сознательно. В этом примере отчетливо проявляются два плана проблемы сознания. Во-первых, сознание представляется чем-то вроде сцены, на которой разворачиваются личные пере­живания, при этом то, что находится в центре этой сцены, «видится» лучше, чем то, что на периферии. Во-вторых, осознание любых явлений неотделимо от чув­ства «Я», некоей самости, которая наделена волей, является конечной инстанцией, которая воспринимает, решает, припоминает, делает. Таким образом, вопрос о сознании и его локализации в мозге тесно связан с вопросом о существовании и локализации того субъекта, который, обладая качеством произвольности, вызывает на психическую сцену нужные ему явления или же наблюдает на ней вещи, возникающие там помимо его воли.

Если сознание рассматривать как сцену, освещенную с той или иной степе­нью яркости, то вопрос о сознании превратится в вопрос о так называемом «уровне бодрствования». Здесь мы получим градации сознания, которые учиты­ваются в медицине: от ясного сознания до комы. Уровень бодрствования регу­лируется точно определенными мозговыми структурами, располагающимися в стволе головного мозга, основной из которых является так называемая ретику­лярная формация.

Гораздо более сложным является ответ на вопрос о происхождении сознания как качества конечной инстанции — субъекта и его локализации в мозге. Ответ на него во многом зависит от исходной философской позиции.

Именно в этом пункте анализа появляются бестелесные субстанции, выпол­няющие роль этого субъекта — дух, гомункулус, сознание как часть мирового сознания, — которые таинственным образом проникают в мозг, поселяются там, например в эпифизе (Р. Декарт), и оттуда, пользуясь восприятием, мышлением и остальным психическим хозяйством, управляют внутренней жизнью че­ловека.

В диалектико-материалистически ориентированной философии и психоло­гии вопрос о субъекте и сознании решается на основе принципов, перечислен­ных выше: системности, детерминизма и развития.

Вопрос о субъекте человеческой деятельности нельзя решить, если при этом оставаться в пределах самого субъекта, так же как нельзя решить вопрос о при­роде психических явлений, если при этом не выходить за пределы организма и не учитывать его связей со средой. Только рассматривая развитие субъекта и его сознания как причинно обусловленный процесс взаимодействия психики инди­вида с его социальным окружением, можно понять сущность сознания как смыс­лового и системного психического образования (см. главу о сознании). Если же учитывать смысловое и системное строение сознания, то, как убедительно пока­зывает в своих работах А.Р. Лурия, необходимо будет признать, что качество сознания зависит от деятельности всего мозга в целом, но в особенности оно свя­зано с деятельностью лобных отделов мозга, отвечающих за произвольное плани­рование и контроль деятельности, в основе чего лежит социально обусловлен­ное мышление, реализуемое речевыми средствами. «Коррелятом сознания» (Л.С. Выготский) является слово с его значением и смыслом, а формой его су­ществования — диалог. Совмещение сцены (или, по А.Н. Леонтьеву, чувствен­ной ткани) с происходящим на ней диалогом (где главным действующим лицом является значение слова, понятие), в рамках которого осуществляется приказ и контроль за собственными действиями, воспроизводит полное качество челове­ческого сознания.

Сформулированное Л.С. Выготским положение о смысловом и системном строении сознания, а так же идея о его постепенном и непрерывном развитии заключается в том, что именно общение, осуществляемое при главенствующей роли языка, приводит к формированию у ребенка речи, которая осуществляет коренную перестройку структуры всех его психических процессов. Овладевая речью взрослых и на этой основе формируя собственную речь, ребенок начинает по-новому анализировать и систематизировать впечатления, получаемые при его взаимодействии с внешним миром. Категоризация объектов и поименование этих категорий, осуществляемые на речевой основе, приводят к формированию опосредованного речью восприятия, произвольной, организованной на смысло­вой, логической основе памяти, произвольного внимания, качественно иных форм эмоционального переживания. На основе речи формируются новые слож­ные формы регуляции собственной деятельности. И, наконец, благодаря ре­чевой классификации индивидуальных качеств людей и оценке с их помощью своего собственного поведения и переживаний, формируется представление о самом себе — самосознание (Я-концепция), тот самый субъект, который наблю­дает за событиями, разворачивающимися на сцене сознания и, по мере своих возможностей, управляет ими.

Эволюционные предпосылки человеческой психики. Человеческая психика отличается от психики животных тем, что все ее процессы модифицируются и организуются языком. Способность к использованию языка привела к каче­ственному скачку в процессе эволюции — появлению сознания. С другой сторо­ны, в психике человека нет ничего, что в той или иной форме нельзя было бы об­наружить в психике животных.

Наблюдая за поведением животного, можно видеть, как его поведение направляется и интенсифицируется потреб­ностью, а также изменяется в

соответствии с изменениями в этой сфере. То же можно наблюдать и у человека, однако здесь имеются существенные отличия: во-первых, у человека формы удовлетворения потребностей определяются соци­альными нормами, усвоение которых в процессе социализации является важнейшим условием полноценного участия человека в жизни среди людей; во-вторых, участие человека в социальном процессе приводит к

«Эволюция» — слово, которое часто употребляется с этиче­ским привкусом, одна­ко наука не выигрывает от примеси этики.

Б. Рассел

формированию у него многих сугубо человеческих социальных потребностей.

Эффективное приспособление животных к среде с помощью соответствую­щей организации поведения было бы невозможно без такого свойства психики, как память. Но ни одно животное не способно так организовать материал для его хранения в памяти, как это делает, пользуясь языком, человек.

С помощью специальных методов можно обнаружить, что животные способ­ны к очень тонкому различению цвета, формы и размеров объектов при их вос­приятии, но только человек может понять, например, отвлеченный смысл сю­жетных изображений.

Как показывают наблюдения, многие высшие животные способны к рассу­дочной деятельности, но только сугубо человеческое понятийное мышление мо­жет взлететь на такие высоты обобщений, на которые не способно ни одно жи­вотное.

У животных, ведущих групповой, стадный образ жизни, можно обнаружить элементы социальной организации — определенную иерархию с соответствую­щим распределением прав, регулирующих взаимоотношения между животны­ми, но только у человека эта регламентация фиксируется в системе устных и письменных законов.

Животные, так же как и человек, пользуются сигналами для передачи сооб­щений, которые связывают их друг с другом, но только у человека система сиг­налов принимает форму языка. Отличие языка от систем сигналов животных заключается в наличии системы правил, по которым символы (знаки) связыва­ются друг с другом. Такой системой правил, т.е. грамматикой, не обладает ни один «язык» животных.

Завершая этот раздел, хочется привести потрясающее определение роли язы­ка, данное выдающимся английским писателем и мыслителем Олдосом Хаксли:

Последовательность человеческого поведения как таковая объясняется исключи­тельно тем фактом, что человек сформулировал свои желания, а затем и рационализиро­вал их при помощи слов. Словесная формулировка желания заставляет человека стре­миться вперед до тех пор, пока он не достигнет цели, даже если само желание дремлет где-то внутри.

Не только во имя добра, но и во имя зла язык сделал нас людьми. Лишенные языка, мы были бы такими же, как собаки или обезьяны. Обладая языком, мы являемся людь­ми — мужчинами и женщинами, одинаково способными как на преступление, так и на героический поступок, на интеллектуальные достижения, недоступные ни одному жи­вотному, но в то же время часто на такую глупость и идиотизм, которые и не снились ни одному бессловесному зверю[1].

Свойством всего живого является гомеостаз, представляю­щий собой динамическое постоянство внутренней среды организмов, которое обеспечивается непрерывным обменом веществ с окружающей средой. Каждый вид животных и каждый индивид имеет собственные константы, характеризую­щие его гомеостаз. Поддержание гомеостаза является обязательным внутрен­ним условием сохранения и развития индивида и вида. У животных поддержа­ние гомеостаза обеспечивается несколькими регуляторными системами, в том числе и психикой, которая сформировалась вместе с обретением животными способности к перемещению в пространстве.

Обладание психическими образами среды является обязательным условием приспособления к ней при постоянно меняющихся ситуациях во время перемещения в пространстве. Движение сложно организованных животных, обладаю­щих нервной системой, становится не только условием возникновения психики, но и основой создания психических образов.

Субстратом, в пространстве которого формируются психические образы, яв­ляется нервная система. Психика человека представляет собой продукт деятель­ности всей нервной системы вместе с ее рецепторной поверхностью, однако ве­дущую роль здесь играет головной мозг. Головной мозг можно разделить на три функциональных блока, отвечающих за 1) контроль внутренней среды, форми­рование побуждений и поддержание психической активности, 2) создание обра­за внешнего мира и схемы тела и 3) организацию программ взаимодействия со средой.

Сознание является венцом эволюции животных и продуктом исторического развития человека. Его сущность можно понять только в том случае если при­нять во внимание необходимость взаимодействия между людьми, так же как психику можно понять, только основываясь на необходимости взаимодействия сложно организованных животных с физической средой.

для самоконтроля

2. Назовите основные функциональные отделы (блоки) головного мозга чело­века.

3. В чем заключаются эволюционные предпосылки человеческой психики?

Источник

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *