Что лучше 1984 или мы
Мы Замятина и 1984 Оруэлла. Чья антиутопия лучше?
В эти непростые для Mother Russia времена жанр антиутопии снискал поклонников не только среди любителей научной фантастики. Поскольку антиутопия — это в большей степени социальное предвидение, нет ничего необычного в том, что роман Джорджа Оруэлла, изданный в далеком 1949 году, стал бестселлером в России 2015 года. И лично я считаю чрезвычайно несправедливым, что юные оппозиционеры совершенно позабыли о первопроходце в жанре антиутопии и, кстати, выходце из России Евгении Замятине.
При очевидной схожести сюжетов роман «1984» Оруэлла похож на роман «Мы» Замятина не более, чем писанина Минаева на литературу Эллиса. Конечно, причина, по которой хипстеры игнорируют отечественного производителя, недолго оставалась загадкой для меня. Прочтя первые главы, я сразу почувствовал смесь восхищения и отчаяния — книга, входящая в школьную программу, давалась мне отнюдь не просто. Скользить по страницам ленивым взором и тешить свое эго, посмеиваясь над тривиальностью авторских рассуждений, увы, не получилось! Чего нельзя сказать о «1984», эдакой Голливудской адаптации интеллектуального европейского кино.
Замятин поступил как истинный знаток слова: он убрал из текста зарождающейся антиутопии авторское нравоучительное «я» в противоположность жанру утопии, где автор, напротив, утверждает себя носителем абсолютной истины. «Гроссмейстер литературы» (как Замятина назвал Федин) бросает читателя в машинизированное будущее. Именно бросает, не утруждая себя скучной экспозицией. Полная картина открывается далеко не сразу, нужно запастись терпением и наблюдать за происходящим с перспективы одного из «винтиков» системы.
Оруэлл же, наоборот, последовательно и топорно рисует свой «комикс» о тоталитарном зле, поэтому его яркие образы понятны и самым маленьким бунтарям, растащившим по всему интернету запоминающиеся лозунги придуманной, но такой неуловимо знакомой партии «Ангсоц».
Подобно Квентину Тарантино, любящему творческое заимствование, Оруэлл скопировал фабулу «Мы» практически полностью, сменив в некоторых эпизодах плюс на минус. Так, замятинский герой Д-503 пишет свои конспекты с целью прославить Единое Государство, и у него даже «щеки горят» от возбуждения и осознания почетности миссии, а оруэлловский Уинстон Смит ведет дневник, потому что тяготится жизнью в кастовой Океании.
Д-503 абсолютно счастлив и не испытывает никаких забот. У него нет потребности быть личностью. Этот нумер-инженер, которого Замятин отчасти списал с себя, строит космический корабль «Интеграл», чье величайшее предназначение — проинтегрировать вселенную (потому что бытие должно быть познано окончательно, дабы избавить людской разум от мучительных сомнений).
Необходимо сразу отметить, что, по убеждению самого Оруэлла, «Мы» — это в первую очередь технократическая утопия, а уже потом — тоталитарная. И это доказывает не только упор на фантастические технологии в романе, но и отсутствие такой жесткой иерархии власти, какую мы видим в Океании. Если в «1984» внутренняя партия упивается властью ради власти, о чем и говорит О’Брайен, пытая Уинстона, то Благодетель в «Мы» ведет человечество к математически безупречному счастью.
Простые люди и Хранители — не господа и рабы, а единое целое, «МЫ», живущее исключительно ради всеобщего блага. Правда, блага в том виде, в каком его понимает холодный, безэмоциональный разум. Даже архитектура Единого Государства подчеркивает господство законченного рационализма: повсюду стеклянные коробки домов, «божественные параллелепипеды прозрачных жилищ».
Уинстон и Д-503 воспринимают среду по-разному, но в чем-то рутина их дней неуловимо похожа. И она была бы непрерывна до самой смерти героев без вмешательства роковой женщины.
Систему нельзя поменять изнутри, поэтому, как и в случае с Уинстоном, мировоззрение Д-503 трансформируется благодаря сильнейшему внешнему воздействию — эротическому. Уинстону как члену внешней партии запрещено вступать в интимную близость не с репродуктивной целью. И сильным импульсом для него становится сексуальная связь с привлекательной веснушчатой Джулией (фригидную жену герой вспоминает с раздражением).
Замятин же обыгрывает отношения полов более изящно, чем Оруэлл. На первый взгляд расписанная по часам осмысленная жизнь Д-503 кажется настоящим раем по сравнению с подавленным существованием Уинстона. Современные циники посчитают нелепой проблему нумеров в Едином Государстве: им позволено совокупляться с любым партнером, достаточно лишь отправить заявку на понравившийся нумер. Запрещена только сильная привязанность.
Сексуальные партнеры подбираются биологически идеально в соответствии с уровнем либидо нумера, о чем несчастный Уинстон и мечтать не смел! Бедняга едва ли мог решить гормональную проблему в одиночку — Полиция мыслей перманентно следила за Уинстоном через экран в его квартире.
Д-503 на зависть многим довольно притягателен для женщин. Секрет кроется в волосатых руках героя, так им самим ненавидимым. Дело в том, что конкретно эта деталь отличает Д-503 от его сограждан. То, что он считает атавизмом, в действительности представляется островком той первобытной животной жизни, которая осталась за Зеленой Стеной. «Твоя рука… Ведь ты не знаешь — и немногие это знают, что женщинам отсюда, из города, случалось любить тех. И в тебе, наверное, есть несколько капель солнечной, лесной крови», — говорит ему I-330.
Шутки шутками, но мохнаторукий Д-503 видится женским нумерам высокотестостероновым самцом и потому заставляет их терять голову. Маленькая, кругленькая О-90, не достающая до Материнской нормы 10 сантиметров и поэтому не имеющая права обзавестись потомством, втайне от всех просит Д-503 подарить ей ребенка, хотя знает, что он уже увлечен другой — I-330 («с белыми и острыми зубами и раздражающим иксом в бровях»).
Контроллер Ю, настоящая фанатичка господствующей системы, радостно отправляющая детей на Великую Операцию, не выдерживает накала страстей и без всяких талонов на сексуальный час срывает с себя одежду и опрокидывает на кровать «просторное, желтое, висячее тело», вызывая приступ смеха у Д-503. И все-таки эта мерзкая Ю с жабрами вместо щек не выдает Хранителям любовницу Д-503 только потому, что любит инженера.
«Мы», будучи значительно меньше «1984» по объему, умудряется гармонично сочетать многообразие философских идей, хотя структура романа делает его несколько тяжеловесным для беглого чтения. Это ни в коей мере не является недостатком, ведь Д-503, от чьего лица ведется повествование, — математик, существующий в машинизированной реальности и привыкший к языку цифр настолько, что новое для него чувство он описывает как типичный технарь: «На меня эта женщина действовала так же неприятно, как случайно затесавшийся в уравнение неразложимый иррациональный член».
Из всей палитры идей, которыми Замятин усеял свое произведение, Оруэлл, между прочим, взял далеко не самое интересное. Сегодня человечество остро нуждается в дискуссии о зарождающемся господстве технологий, а не только об умирающем тоталитаризме. Страны, свободные от ига диктаторов, сейчас рискуют пойти по тому тупиковому пути развития, которого опасался Замятин, считавший, что технический прогресс без нравственного базиса может лишить человека того, что его человеком, собственно, делает.
Нынче в моде скепсис и цинизм по отношению к морали или религии. Но что если сухая логика научного мира — всего лишь косный догматизм, ведущий в никуда? Неспроста Замятин проводит параллели между устройством Единого Государства и государством средневековых (главный герой называет их «древними») христиан.
Зорко следящие за людьми Хранители воспринимаются героем как ангелы-хранители из христианской религии, а Благодетель убеждает Д-503, что окончательная промывка мозгов даст людям потерянный рай, избавив от свободы воли, ведь свобода воли — это страдание, рождающее тяжкую ответственность и мучительные самокопания. Благодетель рассуждает подобно Великому инквизитору Ивана Карамазова!
Показательные казни в Едином Государстве, во время которых нарушителей буквально расщепляют на атомы, сходны с христианским сожжением еретиков. Благодетель сравнивается Д-503 с новым Иеговой, богом иудеев, а основные события книги происходят с главным героем, когда ему 32 года. То есть он еще не достиг Христова жертвенного 33-летия и потому в своей борьбе терпит неудачу: он направляет «Интеграл» в Зеленую Стену, но в последний момент другой нумер-строитель отталкивает Д-503 и предотвращает столкновение.
Идея революции, затеваемой тайным обществом Мефи, поначалу удивляет Д-503. Он искренне спрашивает свою любовницу I-330: какой смысл в революции, если уже была та? На что I-330 отвечает, что революция не может быть единственной, нужно постоянное обновление всего старого. Любые догмы — это всегда деградация! Конечно, здесь — прямая аллюзия на большевиков, чью революцию сам Замятин приветствовал, но позже его разочаровал военный коммунизм.
В самом романе есть своеобразная «пасхалка», намекающая на то, что Единое Государство — это бывшая Россия. Когда I-330 и Д-503 приходят в Древний Дом, герой замечает, что «с полочки на стене прямо в лицо мне чуть приметно улыбалась курносая асимметрическая физиономия какого-то из древних поэтов (кажется, Пушкина)».
Индивидуальность уничтожается похожим образом и у Замятина, и у Оруэлла. Нумеров лишают губительной фантазии, устраивая им промывку мозгов, а членов внешней партии лишают слов в специальном министерстве, изобретая новояз. Довольно остроумная придумка Оруэлла! Ведь слово — это единица информации, язык — это то, что отличает человека от животного, то, что формирует его мышление. Следовательно, чем скуднее язык, тем примитивнее индивид и тем проще им манипулировать.
К финалу и Д-503, и Уинстон приходят с полностью сломленной волей. Д-503 произносит сакраментальную для любого технаря фразу, звучащую иронически из уст свежеиспеченного зомби: «Я уверен, что мы победим. Потому что разум должен победить». Но если «1984» заканчивается совершенно трагично, то «Мы» оставляет читателю надежду, воплощенную в ребенке О-90. Жизнь маленького существа начнется за Стеной, и оно будет свободно…
ПРООБРАЗЫ ТОТАЛИТАРНЫХ ГОСУДАРСТВ
Казалось бы, при чем здесь хула на СССР? Для начала стоит заметить, что Замятин был убежденным социалистом. В романе он критикует не коммунизм, а исключительно ту дорогу, которую выбрали большевики. Любопытно, что Бердяев в работе «Истоки и смысл русского коммунизма», как и Замятин, сравнивает коммунистов России с религиозными фанатиками. А ведь книга Бердяева вышла на 17 лет позже романа «Мы»! Замятин, рисуя Единое Государство, довел идеи, витавшие в молодой РСФСР, до гротескного абсолюта. Здесь и свободная любовь всех нумеров (пускай и контролируемая партией), и культ вождя (в Благодетеле с лысым сократовским лбом угадывается Владимир Ильич Ленин), и непомерные амбиции в развитии, закономерно дошедшие до освоения космоса (интересно, что Замятин еще в 1920 году предугадал первенство СССР в космосе).
Однако было бы нечестно так однобоко трактовать многоуровневое и сложное произведение Замятина. Ему, как и Оруэллу, приписывают лишь критику СССР. Но это на самом деле — правда только наполовину. Замятина современники прозвали англичанином не из-за одного внешнего вида. Он действительно долгое время жил в Англии и даже общался с Оруэллом! Еще до «Мы» он написал едкую повесть «Островитяне», где смутно угадываются наброски будущей антиутопии. Герой «Островитян» — викарий Дьюли — сочинил книгу, элементы которой повторяются в Часовой скрижали (регулятор ритма жизни Единого Государства) романа «Мы». Там аналогично пропагандируется машинная жизнь по общим правилам и нормам.
Вернувшись в Россию, Замятин с ужасом увидел, что все дурное, увиденное им на Туманном Альбионе, повторяется и в стране Советов. На что сильнее нацелена сатира (на капитализм или социализм) — весьма спорный вопрос. Можно предположить, что обе системы в конце концов лишают человека индивидуальности.
В СССР Оруэлл никогда не был. На столь удачно описанную им атмосферу психологического давления его вдохновила родная страна. Отчасти это престижная школа Итон, где учился писатель, а отчасти «BBC», где он работал во время Холодной войны. Отсюда паранойя и постоянный поиск врагов народа (да-да, враги народа были не только в Советском Союзе, вспомните тот же маккартизм). Тем не менее книга, непосредственно высмеивающая СССР, Оруэллом написана была. Это «Скотный двор» 1945 года.
Оруэлл написал свой роман позже, поэтому со Старшим Братом любят сравнивать Сталина — личность, споры о которой не утихают спустя десятилетия. И все же, несмотря на тот факт, что Оруэлл категорически не принимал советский уклад жизни, его посыл не содержал неприятия социализма как такового. В его возмущении было больше от французских левых, чем от либералов. К тому же Оруэлл заявлял, что события «1984» помещены в Англию умышленно, «чтобы подчеркнуть, что англоязычные нации ничем не лучше других и что тоталитаризм, если с ним не бороться, может победить повсюду».
Мы Замятина или 1984 Оруэлла
Fisben, Сайт этот я знал давно, но зарегистрировался только сегодня.
uncleFLOPS, Я подумал об этом, но коммент писать не под кем было.
Две шикарные антиутопии, я не могу выбрать лучшую. Обе доставляют. Нейтрал 🙂
Долой каменный век!
Смотрите одноименный фильм.
Но лучше Бразилию Гиллиама!
Тема антиутопии раскрыта куда лучше. В «Мы» как-то всё слишком надуманно, и Великий интеграл этот, и порядки в обществе (хотя стеклянные дома доставили).
«1984» куда более зрелое и цельное произведение.
Произведение слева пока еще не прочитал.
Technocom, Почему же только здесь? Я о ней вообще в первые слышу, например.
Традиционно, когда речь заходит об антиуптопиях вспоминают стандартный энтри-левел: «1984», «О дивный новый мир», «451 градус по Фаренгейту», «Мы» и, иногда, «Механическое Пианино».
Technocom, Не согласен с вами, что Оруэлл пошёл глубже, ибо Замятин зашёл в своих фантазиях настолько далеко, что в его вымышленном государстве оно контролирует даже эмоции и чувства, контролирует абсолютно всё. Это не просто тоталитаризм, это его самая крайняя степень.
Delta, Помню, что особенно в голове отложился образ » заводов по производству музыки». Действительно крайние степени.
Technocom, Мне понравилась как в 1984 любовь показана, как главные герои мечтали о светлом свободном будущем.
В «Мы» показаны и плюсы того тоталитаризма, которой он выдумал, хотя и у реального тоталитаризма есть плюсы, а Оруэлл показал всю однобоко плохо, так не бывает.
Delta, Совершенно согласен, в «Мы» показаны плюсы, и кое-где картина выглядит даже величественно: мощь техники, разумная организация. В «Дивном новом мире» хороших сторон еще больше, это уже почти утопия, а не антиутопия. А «1984» самая мрачная из антиутопий.
Delta, Пожалуй, о том, какая антиутопия полезнее как обличение. В «1984» обличаются такие приемы, которые в смягченном виде существуют и сейчас, реально применяются в политике. В этом смысле, «1984» полезнее как сатира.
Technocom, Ну, а «Мы» об абсолютно материалистичном обществе. По сути, две разные проблемы.
Technocom, В «Мы» проблема секса решена более человечно, чем в «1984». Чтобы не было неравенства, в «Мы» каждому раздается гарантированный розовый талон на еженедельное свидание с женщиной. Такая система привела бы в восторг многих нынешних омега-, дельта- и гамма- самцов, оттесненных альфами от самок.
Славься, Великий Интеграл!
Technocom, В «Мы» проблема секса решена более человечно, чем в «1984». Чтобы не было неравенства, в «Мы» каждому раздается гарантированный розовый талон на еженедельное свидание с женщиной. Такая система привела бы в восторг многих нынешних омега-, дельта- и гамма- самцов, оттесненных альфами от самок.
Да идите вы нах* с такой утопией. Чтобы какая-то грязная жируха пришла ко мне и потребовала всунуть ей? А когда у меня не встанет, ко мне прибежит толпа народу и линчует?
Wtf with these commifags?
uncleFLOPS, Почему грязная? Там гигиена.
uncleFLOPS, Это потому, что вы альфа, наверное :)) Зачем вам жируха по талону, если есть что-то получше, или даже пресыщенность всем этим? Вот то-то и оно. Здесь сытый голодного не разумеет еще горше, чем в области еды и экономики.
uncleFLOPS, 
Вот годная антиутопия, а у тебя какое-то попсовенькое йоба-кинцо.
Simple_Not, Я бы не хотел там жить.
uncleFLOPS, Да тебе везде хуёво. В Китае коммуняки, в Европке социалисты, в Рашке просто хуёво.
uncleFLOPS, Так Оруэлл так и писал его, чтобы получился максимально безрадостный мир, в котором никому бы не хотелось жить.
«МЫ» напомнил мне Хаксли про «Дивный новый мир», хотя первый появился раньше. Просто я читал не в той последовательности. Короче, я за Оруэлла только потому, что легко его прочитал, и с первых десяти страниц понял всю суть происходящего!
Все за сегодня
Политика
Экономика
Наука
Война и ВПК
Общество
ИноБлоги
Подкасты
Мультимедиа
Общество
The New York Times (США): говорят, этот русский роман столетней давности вдохновил Оруэлла на «1984»
Моя карьера литературного критика началась с того, что меня чуть не вышибли с кафедры английской филологии за нелюбовь к «1984» Джорджа Оруэлла. Его прозу я считала напыщенной (уже не помню, как именно я костерила его сравнения), а общий замысел — чересчур нравоучительным. Да и тема для назиданий — тоталитаризм. Что в ней необычного? Слабовато, как по мне. Однако моя преподавательница пришла в ужас (ей, наоборот, очень нравились его сравнения). В общем, пришлось перевестись в другую группу.
Переводчица Бэла Шаевич родилась по ту сторону железного занавеса и читать «1984» отказалась наотрез: «Книга, из которой сделали вакцину от коммунизма, меня не интересует. Я родилась в Советском Союзе, и поучения англичанина мне не нужны». По той же причине не читала она и русский научно-фантастический роман «Мы» Евгения Замятина, который, как говорят, и вдохновил «1984», — и который сейчас выходит в ее переводе.
Когда ее попросили заняться «Мы», Шаевич, известная прежде всего переводом «Время секонд-хэнд» нобелевского лауреата Светланы Алексиевич, с удивлением узнала, что Замятин, (да и Оруэлл, раз уж на то пошло), был убежденный социалист и, самое главное, безумно интересный писатель. Шаевич называет его стиль типичным образчиком «рваной и безжалостной раннесоветской эстетики безо всякой „воды»». При всем множестве превосходных переводов «Мы» Шаевич удалось сохранить экспериментальный настрой замятинской прозы. Она ловко передает восхитительно дерганый тон рассказчика, словно заевшая пластинка, когда тот влюбляется в роковую индивидуалистку с подходящим именем I-330.
Контекст
Печат: цифровой мир после «короны». Пророчество Замятина
Вскоре I-330 уводит его в Древний дом, музей прежних времен с реликтами старины: книгами, подсвечниками, «исковерканной эпилепсией, не укладывающимися ни в какие уравнения линиями мебели». Позже она поражает его тем, что носит не предписанную униформу, а старинное платье — «легкое, шафранно-желтое, древнего образца — в тысячу раз злее, чем если бы она была без всего». Вскоре становится ясно: I-330 — мятежница из секретной группы, которая хочет свергнуть Единое государство и вернуть времена запрещенного ныне спиртного, Скрябина и поэзии.
Замятин родился в Лебедяни в 1884 году. Он рано вступил в партию большевиков и участвовал в революции 1905 года, за что был водворен в тюрьму и сослан в провинцию. Побывав в Англии (где руководил постройкой ледоколов), он вернулся в Россию в 1917 году и стал свидетелем Октябрьской революции. В состоянии эйфории он с головой окунулся в партийную работу: заседал в литературных советах и читал лекции. Он стал выдающимся литературным критиком, а его больной мозолью стало влияние тейлоризма — американской философии эффективности XIX века — на рабочее движение Пролеткульт. Их вдохновителем был Александр Богданов — в его романе «Красная звезда» (1908) ученый и революционер летит на Марс и находит там совершенное социалистическое общество, основанное на технологиях и безжалостной эффективности. Писатели Пролеткульта, полагал Замятин, слишком яро лезут в придворные поэты, да и нравы двора становится все суровее. В эссе 1921 года под названием «Я боюсь» он писал: «Настоящая литература может быть только там, где ее делают не исполнительные и благонадежные чиновники, а безумцы, отшельники, еретики, мечтатели, бунтари, скептики».
«Мы» — первый роман, официально запрещенный в Советском Союзе. Главлит, советский орган литературной цензуры, появился в 1922 году, спустя всего год, как Замятин завершил работу над книгой. Незадолго до запрета он отправил копию рукописи за границу, поэтому роман впервые увидел свет не на русском, а на английском (в переводе Грегори Зильборга) в американским издательстве Даттона в 1924 году. Трудности возникли с публикацией отрывков уже по-русски в эмигрантском журнале в Праге. Чтобы выгородить Замятина, редактор подчеркнул, что это обратный перевод, а не оригинал, который автор после запрета представить уже не мог. Советы, по своему обыкновению, решили перестраховаться. Замятин быстро впал в немилость и не смог больше опубликовать ни одной книги. В 1931 году он обратился к самому Сталину с просьбой разрешить ему выехать за границу с условием, что он вернется, «как только у нас станет возможно служить в литературе большим идеям без прислуживания маленьким людям, как только у нас хоть отчасти изменится взгляд на роль художника слова». Замятину с женой организовали переезд в Париж, где он жил до смерти от сердечного приступа в 1937 году.
В 1946 году Джордж Оруэлл прочел английский перевод «Мы» и написал рецензию в журнале «Трибьюн» (The Tribune). «Насколько я могу судить, — писал он, — книга эта, может, и не первоклассная, но определенно необычная». Энтузиазм Оруэлла повлек за собой переиздание 1952 года. После нацистской Германии и сталинской России роман «Мы» показался читателям устрашающе пророческим. Как и в наши дни. В предисловии к новому изданию писательница Маргарет Этвуд (Margaret Atwood) пишет: «Может, показательных процессов и сталинских чисток в ближайшее десятилетие мы не увидим, но замысел будущих диктатур и капитализма повсеместной слежки в романе „Мы» излагается черным по белому».
В свете всего этого может показаться, что исходный контекст замятинского романа — литературщина о технологиях и свободе экспериментов — несколько устарел. Но для Шаевич, которая называет себя «студенткой-гуманитарием, чей пунктик — двусмысленность и переводчицкое подобострастие к авторской неточности», оригинальный посыл Замятина поразительно актуален. В самом деле, в эпоху техномании и погони за компьютерными «срезками» перевод как область литературы уязвимее других. Роман Замятина напоминает нам, пишет она, что «нас трогает человеческое в искусстве, а не „совершенство», которое может воспроизвести машина». Возможно, поэтому такое множество художников, причем не только фантастов, черпают в романе «Мы» вдохновение (которое, кстати, в Едином Государстве считалось болезнью) и надежду. Роман Замятина с его рваными краями и сумбурной оригинальностью раскрывает идею, что творчество можно измерить количественно, превратить в алгоритм и продать как точную науку вместо вымысла, коим оно и является.
Дженнифер Уинстон имеет докторскую степень по русской литературе Принстонского университета
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.
Замятин «Мы» и книга Оруэлла «1984»: что общего📘
Евгений Замятин написал роман «Мы» и стал родоначальником литературной антиутопии образца ХХ века. Спустя четверть века его более знаменитый коллега по цеху Джордж Оруэлл написал легендарный «1984». Легко заметить общие моменты в сюжете и строении мира обоих произведений. Оруэлл действительно вдохновился работой своего предшественника. Но считать «1984» переработкой «Мы» неверно. Далее – спойлеры.
Считать «1984» переработкой «Мы» неверно
Протагонист
Уинстон ненавидит партию, Старшего Брата и всё, что с этим связано. Он презирает искренних приверженцев внешней партии и ужасается порядками общества, в котором вынужден жить. В нем изначально есть желание разрушить эту систему. Встреча с Джулией убеждает его, что он такой не один, и придает решимости сопротивляться. Он искренне готов любыми методами ослабить позиции партии.
Д-503 занимает важное место среди нумеров. Он – органичная часть системы Единого Государства, которая стройно движется вместе с остальным механизмом. Свою любовь к I-330 он считает болезнью. Полный сомнений до операции, после нее он просто делает то, на что считал правильным, но на что не решался из-за любви. Он – узник, освобожденный из плена чувств.
Слепое подчинение Единому государству
Антагонист
Оруэлл создал черно-белый мир с угнетаемыми пролами и внешними партийцами с одной стороны – и тиранической партией с фанатиком О’Брайеном с противоположной. Тон романа, злоключения Уинстона в министерстве любви, объяснение мотивов угнетателей – все это ни на секунду не позволяет сомневаться, что партия – плохие ребята.
В Замятиновском Едином Государстве ситуация иная. По крайней мере, с точки зрения главного героя. Он восхищен миром, в котором живет и искренне удивлен, что кто-то допускает, что он несовершенен. Он борется в итоге с самим собой, со своей ограниченностью. Какого-то явно воплощенного злодея в романе нет.
Женщины
Темноволосые и готовые нарушать запреты героини обеих книг отличаются теми мотивами, что ими движут.
Джулия хочет жить так, как ей нравится – с Уинстоном, в комфорте и безопасности. Она видит только то зло, которое партия причиняет лично ей. Судьба мира, грязные методы и огромные масштабы влияния партии Джулию мало интересуют.
I-330 – участница сопротивления. Её мотивы – политические. Д-503 сомневается – взаимны их чувства, или она просто использует строителя Интеграла, как ключ к успеху своей революции? Методы, которыми она привлекает к себе Д-503 показывают, что она, быть может, не очень то и заботится о его благополучии.
Надежда
У Оруэлла все заканчивается совсем невесело. Уинстон сломлен – из него-таки выдавили любовь к Джулии и стремление к свободе и наполнили верой в непогрешимость партии и обожанием Старшего Брата. Как заметил О’Брайен, Уинстон – последний человек.
Замятин оставляет читателям проблеск надежды. Да, главному промыли мозги. Да, I-330 казнят. Но где-то за стеной живут другие люди, О-90, и её, зачатый Д-503, ребенок.
При кажущемся сходстве, эти книги говорят разные вещи. Идеалистический подход Замятина несёт сообщение о том, что всегда есть выбор. Нужны только смелость и честность, чтобы ему следовать.