хитрость разума в философии это
Гегелевская хитрость разума
«Разум столь же хитер, сколь могуществен. Хитрость состоит вообще в опосредствующей деятельности, которая, дав объектам действовать друг на друга соответственно их природе и истощать себя в этом воздействии, не вмешиваясь вместе с тем непосредственно в этот процесс, все же осуществляет лишь свою собственную цель. В этом смысле можно сказать, что божественное Провидение ведет себя по отношению к миру и его процессу как Абсолютная Хитрость. Бог дает людям действовать, как им угодно, не стесняет игру их страстей и интересов, а получается из этого осуществление Его целей, которые всецело отличны от целей, руководивших теми, которыми он пользуется» [Гегель. Сочинения (в 14-ти тт. 1929—1958), т. I. М.-Л.: 1929, с. 318—319; или: Гегель. Энциклопедия философских наук, в 3-х тт. Том 1 «Логика». М.: Мысль, 1974, с. 397—398 (§ 209)].
«Не всеобщая Идея противополагается чему-либо и борется с чем-либо; не она подвергается опасности; она остается недосягаемою и невредимою на заднем плане. Можно назвать хитростью разума то, что он заставляет действовать для себя страсти, причем то, что осуществляется при их посредстве, терпит ущерб и вред. Ибо речь идет о явлении, часть которого ничтожна, а часть положительна. Частное в большинстве случаев слишком мелко по сравнению со всеобщим: индивидуумы приносятся в жертву и обрекаются на гибель. Идея уплачивает дань наличного бытия и бренности не из себя, а из страстей индивидуумов». [Гегель, Философия истории // Сочинения (в 14-ти тт., 1929-1958), т. VIII, М.-Л.: 1935, с. 32].
Это слова немецкого философа Георга Вильгельма Фридриха Гегеля (1770—1831). Можно ли сделать более понятным действие «абсолютной хитрости» бога и, соответственно, «хитрости разума» через понятия стратагемы 24? Если и можно, то, пожалуй, таким вот ходом мыслей: каждый человек, влекомый своими страстями и убеждениями, преследует свои собственные цели. Но то, что выходит в итоге, совершенно отличается от того, что изначально задумывалось. «Хитрость разума» ведет человека, подобно тому, как держава Цзинь направляла державу Юй к сообразующемуся с его намерениями первоначальному успеху. Но в конце «хитрость разума» жертвует своим орудием, человеком, достигая совершенно иной цели, чем та, которая ему грезилась (см. гибель державы Юй). Человек, «неким образом орудие иной силы» (Петер фон Матт (Matt): Tages-Angezeiger. Цюрих, 15.09.1998), согласно гетевскому Фаусту, «часть силы той, что без числа/творит добро, всему желая зла» [часть 1, сцена 3 «Рабочая комната Фауста». Пер. Б. Пастернака], иначе говоря, стремясь к одному, вызывает иное.
Чтобы наглядно показать таким образом понимаемое действие «хитрости разума», я воспользуюсь статьей Ральфа Дарен-дорфа (Dahrendorf, род. 1929) «Правами обладают только люди: право на самоопределение народов — орудие варваров» (Дайт. Гамбург, 28.04.1988, с. 43). Когда американский президент Вильсон в конце Первой мировой войны (1914—1918) в соответствии со своими «14 пунктами» выступил за глобализацию восходящего своими корнями к американской Декларации о независимости 1776 г. и к Французской революции 1789 г. «права народов на самоопределение», он добился нужного для дела союзников широкого пропагандистского воздействия, достигшего даже Китая. Вот что писал основатель Китайской Республики Сунь Ятсен (1866—1925): «Еще в период войны появилась идея, предложенная президентом США Вильсоном, о «самоопределении наций», которая была горячо одобрена всеми народами. Так как Германия стремилась военной силой покорить страны Антанты, то лозунг Вильсона, призывавший к уничтожению германского могущества, нашел отклик у слабых и малых наций, которые считали, что настал благоприятный момент для определения их самостоятельности. Весь мир приветствовал этот призыв. Хотя в Индии, которая была порабощена Англией, простой народ ненавидел англичан, но многие другие малые народы стали с радостью помогать Англии в войне, узнав, что эта война, как заявил Вильсон, есть борьба за свободу слабых и малых народов. Хотя Аннам и был порабощен Францией и его народ ненавидел французское владычество, но во время европейской войны он помогал Франции — тоже потому, что он услышал о призыве Вильсона и счел его справедливым. Слабые и малые нации Европы — Польша, Чехословакия, Румыния — выступили на стороне Антанты против союзных держав — тоже потому, что они услышали провозглашенный Вильсоном лозунг национального самоопределения. Наш Китай тоже под влиянием США вступил в эту войну на стороне Антанты. Хотя мы не посылали на фронт войска, но все же отправили несколько сотен тысяч рабочих для рытья окопов и на другие тыловые работы» ([на рус. яз.: «Три народных принципа», гл. «Национализм», лекция 4: Сунь Ятсен. Избранные произведения. М.: Восточная литература, 1985, изд. 2-е, испр. и доп., с. 418;] Сунь Ятсен [«Три начала народоправства» («Сань минь чжуи», 1924)]: Готтфрид-Карл Киндерманн (Kindermann) [Изд.], Konfuzianismus, Sunyatsenismus und chinesischer Kommunismus («Конфуцианство, суньятсенизм и китайский коммунизм»), Фрейбург(-на-Брейсгау) 1963, с. 101). В действительности союзников занимало вовсе не претворение в жизнь права народов на самоопределение. Вильсон искал, как пишет Дарендорф, «основание для того, чтобы вызвать распад Австро-Венгрии». Именно народы Австро-Венгрии единственно наделялись правом на самоопределение. Тем самым устранялся грозный соперник в лице Австро-Венгерской империи. Такова была истинная цель президента Вильсона, а средством ее достижения должно было послужить право народов на самоопределение. «В то время Вильсон опубликовал «14 пунктов» как условие сохранения в дальнейшем мира во всем мире. Самым важным из них был пункт о предоставлении всем нациям права на самоопределение. Когда еще не был решен исход войны, Англия и Франция поддержали эти условия, но после войны, во время мирной [Версальской] конференции, Англия, Франция и Италия почувствовали, что принцип Вильсона о свободном развитии наций в большой степени противоречит их империалистическим интересам. Поэтому на мирной конференции они всеми способами старались обойти выдвинутый Вильсоном принцип. В результате все пункты мирного договора, заключенного на этой конференции, оказались чрезвычайно несправедливыми. Все слабые и малые народы мира не только не получили права на самоопределение, не смогли стать свободными, но угнетение, которому они подверглись, после войны оказалось еще сильнее прежнего» ([на рус. яз. там же, с.418;] Сунь Ятсен, там же, с. 101 и след.). Президент Вильсон и его союзники, однако, просчитались, упустив одно важное обстоятельство, в данном случае «хитрость разума». Да, Вильсон на основе права народов на самоопределение достиг своей цели — распада Австро-Венгрии на более мелкие государства. Однако само понятие «права народов на самоопределение» под действием «хитрости разума» обрело самостоятельность и со временем распространилось не только на врагов западных союзников в Первой мировой войне. «Поэтому народы Аннама, Бирмы, Явы, Индии, Малайского архипелага, Турции, Персии, Афганистана, Египта, а также нескольких десятков малых народностей Европы глубоко осознали, что лозунг о самоопределении наций, выставленный в дни войны державами, был простым обманом. Поэтому эти страны без всякого предварительного сговора между собой стали самостоятельно проводить в жизнь принцип самоопределения наций» ([на рус. яз. там же, с. 418;] Сунь Ятсен, там же, с. 102). «Право народов на самоопределение» обратилось, наконец, после Второй мировой войны в орудие разрушения английской, французской, голландской и бельгийской колониальных империй. Все эти мировые державы, вместе занимавшие 50 млн. кв. км — треть всей земной суши, рухнули подобно карточному домику, среди прочего и вследствие той взрывной силы, что была заложена некогда поддержанной этими странами идеей о «праве народов на самоопределение».
Что касается предложенного стратагемного анализа, то «хитрость разума» избрала президента Вильсона и его союзников для того, чтобы сделать «право народов на самоопределение», которое должно было служить сугубо корыстным целям, известным всему миру. Затем «хитрость разума» осуществила свои собственные цели, которые, следуя Гегелю, «всецело отличны от целей, руководивших теми, которыми она пользуется». Хитрость разума в итоге уничтожила по меньшей мере несколько государств-поборников самоопределения в Первую мировую войну, приведя к распаду их державы во имя «права на самоопределение».
Похоже, так думает Михаэль Штюрмер в своем уповании на «хитрость разума» (см.: Новая цюрихская газета, 20.02.1998, с. 5), которая, согласно его расчетам, на пути к введению евро вынуждает «европейцев проявлять большую политическую дееспособность и сплоченность по сравнению с политиками в период между Маастрихтской (1992) и Амстердамской (1997) встречами». Рассуждения Михаэля Штюрмера могли бы прояснить следующие строки: «За Европейским валютным союзом скрывается политическая уловка, которой Евросоюз обязан многими своими прежними успехами и даже своим рождением: заинтересованность экономики в большей либерализации послужила движущей силой политического объединения Европы. Сработает ли данная уловка и в отношении денег, неясно: валютный союз представляется предприятием с непредсказуемым исходом» (Der Bund. Берн, 4.05. 1998, с. 5). В переводе на язык стратагемы 24 это означает следующее: чтобы исключить обособленность стран в экономическом отношении, были задействованы экономические силы. Это было очевидно для всех, отсюда и такая слаженность совместных усилий. Но в конечном итоге европейские страны тоже будут политически вытеснены, а этого желает не каждый из тех, кто приветствовал экономическое объединение. Однако политическое объединение последует неизбежно и неотвратимо под давлением обстоятельств, вызванных экономическим объединением, а через евро «распадется единство экономического пространства, социального пространства и государства», и у государств изымутся «орудия прежней национальной денежной политики — ссудный процент и обмен» (Вернер Вайденфельд (Weidenfeld). Новая цюрихская газета, 10.07.1998, с. 5). Так вот и служит всякая мера, вполне открыто принимаемая ради экономического объединения, достаточно скрытно преследуемой конечной цели политического объединения Европы.
24.14. Гегелевская хитрость разума
24.14. Гегелевская хитрость разума
«Разум столь же хитер, сколь могуществен. Хитрость состоит вообще в опосредствующей деятельности, которая, дав объектам действовать друг на друга соответственно их природе и истощать себя в этом воздействии, не вмешиваясь вместе с тем непосредственно в этот процесс, все же осуществляет лишь свою собственную цель. В этом смысле можно сказать, что божественное Провидение ведет себя по отношению к миру и его процессу как Абсолютная Хитрость. Бог дает людям действовать, как им угодно, не стесняет игру их страстей и интересов, а получается из этого осуществление Его целей, которые всецело отличны от целей, руководивших теми, которыми он пользуется» [Гегель. Сочинения (в 14-ти тт. 1929–1958), т. I. М.-Л.: 1929, с. 318–319; или: Гегель. Энциклопедия философских наук, в 3-х тт. Том 1 «Логика». М.: Мысль, 1974, с. 397–398 (§ 209)].
«Не всеобщая Идея противополагается чему-либо и борется с чем-либо; не она подвергается опасности; она остается недосягаемою и невредимою на заднем плане. Можно назвать хитростью разума то, что он заставляет действовать для себя страсти, причем то, что осуществляется при их посредстве, терпит ущерб и вред. Ибо речь идет о явлении, часть которого ничтожна, а часть положительна. Частное в большинстве случаев слишком мелко по сравнению со всеобщим: индивидуумы приносятся в жертву и обрекаются на гибель. Идея уплачивает дань наличного бытия и бренности не из себя, а из страстей индивидуумов». [Гегель, Философия истории // Сочинения (в 14-ти тт., 1929–1958), т. VIII, М.-Л.: 1935, с. 32].
Это слова немецкого философа Георга Вильгельма Фридриха Гегеля (1770–1831). Можно ли сделать более понятным действие «абсолютной хитрости» бога и, соответственно, «хитрости разума» через понятия стратагемы 24? Если и можно, то, пожалуй, таким вот ходом мыслей: каждый человек, влекомый своими страстями и убеждениями, преследует свои собственные цели. Но то, что выходит в итоге, совершенно отличается от того, что изначально задумывалось. «Хитрость разума» ведет человека, подобно тому, как держава Цзинь направляла державу Юй к сообразующемуся с его намерениями первоначальному успеху. Но в конце «хитрость разума» жертвует своим орудием, человеком, достигая совершенно иной цели, чем та, которая ему грезилась (см. гибель державы Юй). Человек, «неким образом орудие иной силы» (Петер фон Матт (Matt): Tages-Angezeiger. Цюрих, 15.09.1998), согласно гетевскому Фаусту, «часть силы той, что без числа/творит добро, всему желая зла» [часть 1, сцена 3 «Рабочая комната Фауста». Пер. Б. Пастернака], иначе говоря, стремясь к одному, вызывает иное.
Чтобы наглядно показать таким образом понимаемое действие «хитрости разума», я воспользуюсь статьей Ральфа Дарен-дорфа (Dahrendorf, род. 1929) «Правами обладают только люди: право на самоопределение народов — орудие варваров» (Дайт. Гамбург, 28.04.1988, с. 43). Когда американский президент Вильсон в конце Первой мировой войны (1914–1918) в соответствии со своими «14 пунктами» выступил за глобализацию восходящего своими корнями к американской Декларации о независимости 1776 г. и к Французской революции 1789 г. «права народов на самоопределение», он добился нужного для дела союзников широкого пропагандистского воздействия, достигшего даже Китая. Вот что писал основатель Китайской Республики Сунь Ятсен (1866–1925): «Еще в период войны появилась идея, предложенная президентом США Вильсоном, о «самоопределении наций», которая была горячо одобрена всеми народами. Так как Германия стремилась военной силой покорить страны Антанты, то лозунг Вильсона, призывавший к уничтожению германского могущества, нашел отклик у слабых и малых наций, которые считали, что настал благоприятный момент для определения их самостоятельности. Весь мир приветствовал этот призыв. Хотя в Индии, которая была порабощена Англией, простой народ ненавидел англичан, но многие другие малые народы стали с радостью помогать Англии в войне, узнав, что эта война, как заявил Вильсон, есть борьба за свободу слабых и малых народов. Хотя Аннам и был порабощен Францией и его народ ненавидел французское владычество, но во время европейской войны он помогал Франции — тоже потому, что он услышал о призыве Вильсона и счел его справедливым. Слабые и малые нации Европы — Польша, Чехословакия, Румыния — выступили на стороне Антанты против союзных держав — тоже потому, что они услышали провозглашенный Вильсоном лозунг национального самоопределения. Наш Китай тоже под влиянием США вступил в эту войну на стороне Антанты. Хотя мы не посылали на фронт войска, но все же отправили несколько сотен тысяч рабочих для рытья окопов и на другие тыловые работы» ([на рус. яз.: «Три народных принципа», гл. «Национализм», лекция 4: Сунь Ятсен. Избранные произведения. М.: Восточная литература, 1985, изд. 2-е, испр. и доп., с. 418;] Сунь Ятсен [ «Три начала народоправства» («Сань минь чжуи», 1924)]: Готтфрид-Карл Киндерманн (Kindermann) [Изд. ], Konfuzianismus, Sunyatsenismus und chinesischer Kommunismus («Конфуцианство, суньятсенизм и китайский коммунизм»), Фрейбург(-на-Брейсгау) 1963, с. 101). В действительности союзников занимало вовсе не претворение в жизнь права народов на самоопределение. Вильсон искал, как пишет Дарендорф, «основание для того, чтобы вызвать распад Австро-Венгрии». Именно народы Австро-Венгрии единственно наделялись правом на самоопределение. Тем самым устранялся грозный соперник в лице Австро-Венгерской империи. Такова была истинная цель президента Вильсона, а средством ее достижения должно было послужить право народов на самоопределение. «В то время Вильсон опубликовал «14 пунктов» как условие сохранения в дальнейшем мира во всем мире. Самым важным из них был пункт о предоставлении всем нациям права на самоопределение. Когда еще не был решен исход войны, Англия и Франция поддержали эти условия, но после войны, во время мирной [Версальской] конференции, Англия, Франция и Италия почувствовали, что принцип Вильсона о свободном развитии наций в большой степени противоречит их империалистическим интересам. Поэтому на мирной конференции они всеми способами старались обойти выдвинутый Вильсоном принцип. В результате все пункты мирного договора, заключенного на этой конференции, оказались чрезвычайно несправедливыми. Все слабые и малые народы мира не только не получили права на самоопределение, не смогли стать свободными, но угнетение, которому они подверглись, после войны оказалось еще сильнее прежнего» ([на рус. яз. там же, с. 418;] Сунь Ятсен, там же, с. 101 и след.). Президент Вильсон и его союзники, однако, просчитались, упустив одно важное обстоятельство, в данном случае «хитрость разума». Да, Вильсон на основе права народов на самоопределение достиг своей цели — распада Австро-Венгрии на более мелкие государства. Однако само понятие «права народов на самоопределение» под действием «хитрости разума» обрело самостоятельность и со временем распространилось не только на врагов западных союзников в Первой мировой войне. «Поэтому народы Аннама, Бирмы, Явы, Индии, Малайского архипелага, Турции, Персии, Афганистана, Египта, а также нескольких десятков малых народностей Европы глубоко осознали, что лозунг о самоопределении наций, выставленный в дни войны державами, был простым обманом. Поэтому эти страны без всякого предварительного сговора между собой стали самостоятельно проводить в жизнь принцип самоопределения наций» ([на рус. яз. там же, с. 418;] Сунь Ятсен, там же, с. 102). «Право народов на самоопределение» обратилось, наконец, после Второй мировой войны в орудие разрушения английской, французской, голландской и бельгийской колониальных империй. Все эти мировые державы, вместе занимавшие 50 млн. кв. км — треть всей земной суши, рухнули подобно карточному домику, среди прочего и вследствие той взрывной силы, что была заложена некогда поддержанной этими странами идеей о «праве народов на самоопределение».
Что касается предложенного стратагемного анализа, то «хитрость разума» избрала президента Вильсона и его союзников для того, чтобы сделать «право народов на самоопределение», которое должно было служить сугубо корыстным целям, известным всему миру. Затем «хитрость разума» осуществила свои собственные цели, которые, следуя Гегелю, «всецело отличны от целей, руководивших теми, которыми она пользуется». Хитрость разума в итоге уничтожила по меньшей мере несколько государств-поборников самоопределения в Первую мировую войну, приведя к распаду их державы во имя «права на самоопределение».
Похоже, так думает Михаэль Штюрмер в своем уповании на «хитрость разума» (см.: Новая цюрихская газета, 20.02.1998, с. 5), которая, согласно его расчетам, на пути к введению евро вынуждает «европейцев проявлять большую политическую дееспособность и сплоченность по сравнению с политиками в период между Маастрихтской (1992) и Амстердамской (1997) встречами». Рассуждения Михаэля Штюрмера могли бы прояснить следующие строки: «За Европейским валютным союзом скрывается политическая уловка, которой Евросоюз обязан многими своими прежними успехами и даже своим рождением: заинтересованность экономики в большей либерализации послужила движущей силой политического объединения Европы. Сработает ли данная уловка и в отношении денег, неясно: валютный союз представляется предприятием с непредсказуемым исходом» (Der Bund. Берн, 4.05. 1998, с. 5). В переводе на язык стратагемы 24 это означает следующее: чтобы исключить обособленность стран в экономическом отношении, были задействованы экономические силы. Это было очевидно для всех, отсюда и такая слаженность совместных усилий. Но в конечном итоге европейские страны тоже будут политически вытеснены, а этого желает не каждый из тех, кто приветствовал экономическое объединение. Однако политическое объединение последует неизбежно и неотвратимо под давлением обстоятельств, вызванных экономическим объединением, а через евро «распадется единство экономического пространства, социального пространства и государства», и у государств изымутся «орудия прежней национальной денежной политики — ссудный процент и обмен» (Вернер Вайденфельд (Weidenfeld). Новая цюрихская газета, 10.07.1998, с. 5). Так вот и служит всякая мера, вполне открыто принимаемая ради экономического объединения, достаточно скрытно преследуемой конечной цели политического объединения Европы.
Хитрость разума
Итак, согласно Гегелю, истина бытия изначально существует в мире, но существует в неявной форме, как некий еще нереализованный проект, который в диалектической игре опредмечиваний и распредмечиваний постепенно реализуется и благодаря этой реализации познается.
При этом предметный мир понимается как побочный продукт саморазвития сознания, как артефакт, необходимый лишь постольку, поскольку, всматриваясь в него, Мировой дух полнее уясняет себе свое собственное содержание. В системе гегелевской диалектики природа и история лишаются собственной ценности и превращаются в средство, в зеркало духа, в котором нет ничего, что не было бы отраженным образом Абсолютной идеи. Но для нас, находящихся, подобно Алисе, в самом “зазеркалье”, эти образы являются единственной действительно объективной реальностью.
Таким образом, оказывается, что в своей исторической практике человек преследует не собственные, а чужие цели, выступая как экспериментальный материал, как средство, которое всемирный разум использует для прояснения своего собственного содержания. “Хитрость разума” состоит в том, что, экспериментируя, он предоставляет объектам (включая и человека) действовать друг на друга и истощать себя в этом взаимодействии, однако, преследует при этом исключительно собственные цели, и в этом экспериментировании мировой разум имеет право быть расточительным и беспощадным.
Поскольку, согласно Гегелю, бытие тождественно мышлению, оно обладает логической природой, а его развитие подчиняется универсальным правилам логики. Каждое его новое состояние есть логическое следствие из предыдущего, то есть оно возникает логично и, следовательно, является необходимым. Таким образом, действительность во всех своих проявлениях выступает как необходимая.
Однако приобретая логическую стройность, гегелевский мир становится нечеловекоразмерным. Это, строго говоря, мир необходимого и всеобщего, мир глобальных процессов и массовых движений, мир “магистральных линий развития”, среди которых теряются и выглядят такими мелкими и ничтожными страдания и заботы отдельного человека. Мировой дух использует для своих целей людей и целые народы, не ограничивая трат, ибо, как говорит Гегель, для процесса саморазвития духа “человеческого материала хватит”.
Гегель о хитрости мирового разума
История оказывается у Гегеля «шествием духа по земле». Здесь корень мистификации, которую претерпевает у Гегеля мировая история. Тем не менее, заслуга Гегеля в том, что история у него окончательно превращается из внешней череды событий в закономерный процесс, имеющий внутреннюю логику.
История, утверждает Гегель, есть «прогресс в осознании свободы». С этой точки зрения он выделяет три этапа в мировой истории: во-первых, древность, когда восточные народы знали, что свободен один, т. е. деспот; во-вторых, греко-римский мир, в котором было известно, что свободны некоторые, т. е. свободные граждане, а рабы были несвободны и; наконец, современный Гегелю христианско-германский мир, как его называет Гегель, когда прогресс в осознании идеи свободы дошел до того, что свободны все.
Мировой дух, согласно Гегелю, осуществляет свои цели в истории так, что он заставляет человеческие страсти работать на себя. Люди стремятся к тому, чтобы осуществить свои собственные цели, но, вместе с тем, они осуществляют цели Мирового духа, которые они совсем не имели в виду. В этом, согласно Гегелю, состоит «хитрость» Мирового разума. Аналогичным образом, утверждает он, действует человек по отношению к природе. В искусственных условиях, созданных человеком, природные тела взаимодействуют по своим законам, но при этом осуществляют человеческие цели.
Свободные действия выдающихся личностей, подобных Наполеону, считает Гегель, продиктованы целями, гораздо более близкими целям Мирового духа. В этом и состоит, по его мнению, особенность выдающихся личностей. Они вернее угадывают «дух эпохи», т. е. потребности общества, и видят дальше, чем обычные люди. И именно поэтому великие люди действуют свободно, доказывает Гегель, а не потому, что творят историю совершенно произвольно. Таким образом у Гегеля выходит, что свобода есть осознанная и реализованная человеком необходимость.
Здесь нужно уточнить еще один момент в учении Гегеля, связанный с понятием «объективный дух», о котором постоянно упоминает Гегель и в котором легко узнается общественная основа нашей жизни. Мы часто говорим о «духе эпохи», и в общем знаем, что имеем в виду. Имеются в виду те господствующие настроения, которые свойственны тому или иному обществу в определенные исторические периоды. Мы говорим также, что та или иная идея витает буквально в воздухе. И от этого не становимся духовидцами.
Просто, как заметил Руссо, всеобщее не есть общее всем. И господствующее настроение, которое царит в обществе, не есть простое механическое сложение настроений отдельных его членов. Оно порождается и усиливается чисто общественными органами: государством, религией, искусством, а в настоящее время так называемыми «средствами массовой информации». К. Маркс в этом случае использовал термин «общественное сознание». И это опять-таки не сумма сознаний отдельных людей, а обладающее определенной автономией сознание общества. И идеализм в понимании такого сознания начинается только там, где оно объясняется не из определенных условий общественной жизни, а истолковывается как сущее само по себе, как нечто, существующее до всякой реальной истории. И как раз так в конечном счете поступил Гегель.
Философия истории Гегеля
Объективный дух выступает в форме права, морали и нравственности, а нравственность, в свою очередь, объективируется через семью, гражданское общество и государство. Понятие «всемирной истории» впервые появляется у Гегеля как один из моментов в характеристике государства.
История как сфера индивидуальной человеческой деятельности.
История как национально-историческая форма жизнедеятельности людей.
Собственно всемирная история.
Начало истории, по Гегелю, характеризуется деятельностью индивидов, которые руководствуются интересами, страстями и т.п. Но поскольку история разумна, она все эти аффектные действия пытается оразумить и для этого выбирает в качестве орудия великих личностей. Гегель называет имена Александра Македонского, Цезаря, Лютера.
Первый взгляд на историю как арену деятельности великих личностей не дает ответа на многие вопросы, в частности, на вопрос о разумности истории. Поэтому, Гегель предлагает второй, более конкретный уровень рефлексии.
На этом уровне центральным понятием является понятие «народного духа». Свобода здесь понимается в контексте национальных особенностей. Средством реализации свободы выступает государство.
Период погружения духа в естественность.
Период сознания свободы.
Период возвышения свободы до её чистой всеобщности.