ты 50 оттенков безумия своди меня с ума поцелуями
Ты 50 оттенков безумия своди меня с ума поцелуями
Пятьдесят оттенков свободы
Para mia Mama con todo mi amor y gratitud[1]
И моему любимому отцу.
Папа, я скучаю по тебе каждый день
Спасибо Ниалл, моей опоре;
Кэтлин – моему критику, подруге, наперснице и спецу по технической части;
Би – за неустанную моральную поддержку;
Тейлору (также спецу по техчасти), Сьзи, Пэм и Норе – за то, что не давали завянуть.
За советы и тактичность хочу сказать спасибо:
доктору Рейне Слюдер – за помощь во всех медицинских вопросах;
Анне Форлайнз – за советы по финансовым вопросам;
Элизабет де Вос – за помощь во всем, что касается американской системы усыновления.
Мэдди Бландино – за ее изысканное, вдохновляющее искусство.
Пэм и Джиллиан – за утренний субботний кофе и за то, что всегда возвращали меня в реальную жизнь.
Благодарю также мою редакторскую группу, Андреа, Шей и неизменно любезную и лишь временами закипавшую Джанин, переносившую мои «заносы» с терпением, стойкостью и чувством юмора.
Спасибо Аманде и всему «The Writer’s Coffee Shop Publishing House» и, наконец, огромная благодарность всем работающим в «Винтаже».
Мамочка! Мамочка! Мамочка спит на полу.
– Кристиан! Кристиан! – Ее голос, тревожный, настойчивый, вытягивает его из глубины кошмара, с самого дна отчаяния. – Я здесь. Здесь.
Он просыпается, и она склоняется над ним, хватает за плечи, трясет. Лицо озабоченное, в голубых, широко распахнутых глазах набухают слезы.
– Ана, – шепчет на выдохе он. Во рту – кисловатый привкус страха. – Ты здесь.
– Знаю. Я здесь, здесь.
– Ана. – Он вдыхает ее имя; оно – талисман от черной, слепой паники, что гудит, разносясь по телу, в крови.
Она ложится рядом, сворачивается, обнимает его руками и ногами. Ее тепло просачивается в него, отгоняет тени, оттесняет страх. Она – солнце, она – свет. И она – его.
– Пожалуйста, давай не будем ссориться. – Голос его звучит немного хрипло. Он обнимает ее.
– Клятвы. Никакого подчинения. Я смогу. Мы найдем выход. – Слова вылетают торопливо и неловко, словно барахтаясь в потоке эмоций, смятения и тревоги.
– Да. Найдем. Мы всегда находим выход, – шепчет она и целует его, заставляет замолчать и возвращает в настоящее.
Через дырочки в крыше из морской травы я смотрю на самое голубое из всех небес, летнее средиземноморское небо. Смотрю и довольно вздыхаю. Кристиан рядом, растянулся в шезлонге. Мой муж – красивый, сексуальный, без рубашки и в обрезанных джинсах – читает книжку, предрекающую крушение западной банковской системы. Судя по всему, захватывающий триллер: я давно уже не видела, чтобы он сидел вот так неподвижно. Сейчас он больше похож на студента, чем на преуспевающего владельца одной их самых рейтинговых частных компаний в Соединенных Штатах.
Наш медовый месяц подходит к концу, это его последний эпизод. Мы нежимся под послеполуденным солнцем на пляже отеля с весьма подходящим названием «Бич Плаза Монте-Карло» – в Монако, хотя, вообще-то, остановились не в нем. Я открываю глаза и смотрю на стоящую на якоре в бухте «Прекрасную леди». Живем мы, разумеется, на борту этой шикарной моторной яхты. Построенная в 1928-м, она прекрасно держится на воде и среди всех стоящих в бухте яхт выглядит настоящей королевой. Она напоминает мне детскую заводную игрушку. Кристиан в нее влюблен, и я подозреваю, что его тянет ее купить. Ох уж эти мальчишки с их игрушками!
Откинувшись на спинку, я слушаю «Кристиан Грей микс» на своем айподе и лениво подремываю, вспоминая его предложение… сказочное предложение, сделанное в лодочном сарае… Я почти ощущаю аромат полевых цветов…
– Мы можем пожениться завтра? – нежно шепчет мне в ухо Кристиан.
Я растянулась, положив голову ему на грудь, уставшая и пресыщенная после страстной любви.
– Понимать как «да»? – Я слышу в его вопросе нотки приятного удивления.
Чувствую, как он усмехается.
– Мисс Стил, вы можете говорить связно?
Теперь уже я улыбаюсь.
Он смеется, крепко меня обнимает и чмокает в макушку.
– Тогда завтра, в Вегасе.
Я сонно поднимаю голову.
– Не думаю, что моим родителям это так уж понравится.
Он легонько барабанит пальцами по моей голой спине.
– Чего ты хочешь, Анастейша? Вегас? Большую свадьбу со всеми положенными аксессуарами? Признавайся.
– Нет, большую не хочу. Только друзья и родные. – Я смотрю на него и не могу оторваться, тронутая умоляющим выражением в сияющих серых глазах, и спрашиваю себя: «А чего хочет он?»
– О’кей. – Кристиан кивает. – Где?
– А нельзя ли сделать это здесь? – осторожно спрашивает он.
– У твоих родителей? А они не будут возражать?
– Мама будет на седьмом небе от счастья.
– Ладно, здесь так здесь. Мои папа с мамой будут только за.
Кристиан гладит меня по волосам. Вот оно, счастье. Лучше и быть не может.
– Итак, мы определили, где и когда.
– Но тебе нужно поговорить с матерью.
– Хм-м. – Улыбка блекнет. – У нее будет один месяц. Я слишком хочу тебя, чтобы ждать дольше.
– Кристиан, я же с тобой. И не первый день. Ну, ладно, месяц так месяц. – Я целую его в грудь, просто чмокаю, и улыбаюсь.
– Ты сгоришь, – шепчет он мне в ухо, вырывая из дремоты.
– Только от тебя. – Я обворожительно улыбаюсь. Послеполуденное солнце переместилось, и теперь я лежу под его прямыми лучами.
Он усмехается и одним быстрым движением передвигает мой шезлонг в тень.
– Держитесь подальше от средиземноморского солнца, миссис Грей.
– Вы такой альтруист, мистер Грей. Спасибо.
– Не за что, миссис Грей. И я вовсе не альтруист. Если вы сгорите, я не смогу до вас дотронуться. – Он вскидывает бровь, глаза его весело сияют, и мое сердце переполняется любовью. – Но, полагаю, вы и сами это знаете, а следовательно, смеетесь надо мной.
– Неужели? – Я делаю большие глаза, принимая невинный вид.
Ты 50 оттенков безумия своди меня с ума поцелуями
Если вам понравилась книга, вы можете купить ее электронную версию на litres.ru
— Я преподам тебе урок.
Кристиан вдруг хватает меня за талию, садится на кровать и бросает меня поперек колен, так что я чувствую под собой его эрекцию. Он шлепает меня по попе, сильно. Я вскрикиваю и оказываюсь на спине, а он стоит надо мной, смотрит сверху, и его серые глаза как будто плавятся. Я вот-вот вспыхну.
Его пальцы бегут вверх по моему бедру. Ощущение такое, словно под кожей звенят звоночки. Не сводя с меня глаз, он поднимается и берет обе пары наручников. Хватает мою левую ногу и защелкивает браслет на лодыжке. Ох! Повторяет то же самое с правой ногой. Интересно, к чему он собирается меня приковать?
Я беспрекословно повинуюсь.
Я недоуменно моргаю, потом подтягиваю колени и обхватываю их обеими руками. Он наклоняется, берет меня за подбородок, нежно целует в губы и натягивает на глаза повязку. Я ничего не вижу и слышу только частое дыхание и звук плещущейся о борт яхты воды.
Уф. Я уже на взводе.
— Какой у нас пароль, Анастейша?
— Хорошо. — Кристиан берет мою левую руку, защелкивает браслет на запястье и повторяет ту же процедуру с правой рукой. Теперь обе мои руки пристегнуты к ногам, левая — к левой, правая — к правой. Вытянуть ноги невозможно. Тяжело.
Что? Мне вдруг становится нечем дышать.
Он хватает меня за ступни и толкает, так что я падаю на спину. Ноги у меня согнуты, и другой вариант невозможен. Я напрягаюсь, и наручники впиваются в кожу. Он прав, мне почти больно. Ощущения непривычные… я связана и беспомощна… на яхте. Кристиан раздвигает лодыжки, и я издаю стон.
Он покрывает поцелуями внутреннюю сторону моего бедра, и я хочу извиваться под ним, но не могу. Не могу пошевелить бедрами. Не могу вообще ничего.
— Тебе придется принять все наслаждение, Анастейша. Не двигайся. — Он наклоняется и прокладывает дорожку из поцелуев по нижнему краю бикини. Потом стягивает. Нагая и беззащитная, я полностью в его власти. Он целует меня в живот, легонько покусывает пупок.
— О-ох, — выдыхаю я. Не думала, что будет так нелегко. Поцелуи вперемешку с покусываниями тянутся вверх, к грудям.
— Ш-ш-ш, — успокаивает меня Кристиан. — Ты такая красивая, Ана.
Я стону. Мне неудобно. Мне это не нравится. Я не могу двигать бедрами, не могу отвечать на его прикосновения своим ритмом. Стону, натягиваю оковы, и металл снова врезается в кожу.
Я вскрикиваю и скрежещу зубами.
— Ты сводишь меня с ума, — шепчет он. — Поэтому и я сведу тебя с ума. — Опускается сверху, удерживая вес на локтях, и принимается за мои груди. Покусывает, посасывает, стискивает соски пальцами… Я вся трепещу, я горю и мечусь. Кристиан не останавливается. О… пожалуйста… Я чувствую ритмичное давление его плоти.
Кожей ощущаю его победную улыбку.
— Мне взять тебя так? — спрашивает он, прижавшись губами к уже затвердевшему соску. — Ты же знаешь, я могу. — Он с силой втягивает, и я вскрикиваю — наслаждение пронзает, словно копьем, от груди до паха. И я ничего не могу сделать.
— Да, — лепечу я жалобно.
— Детка, это было бы слишком легко.
— Ш-ш-ш. — Он проходит зубами по подбородку, губы перелетают ко рту, я хватаю воздух и замираю. Его язык вторгается в мой рот, рыщет, осваивается, ведет себя по-хозяйски, но и мой не сдается — бросается ему навстречу, вступает в схватку. У меня во рту вкус джина, Кристиана Грея и моря. Он хватает меня за подбородок, удерживает, не позволяет отвернуться.
— Не дергайся, детка. Мне нужно, чтобы ты не дергалась, — шепчет он.
— Я хочу видеть тебя.
— Нет, Ана, нет. Так ты больше почувствуешь. — Он входит в меня, медленно, чуть-чуть. Я бы ответила, подалась навстречу, но не могу пошевелиться. Он выходит.
— А-а! Кристиан… пожалуйста!
— Еще? — дразнит он хрипловатым шепотом.
Он снова входит в меня и снова выходит, продолжая целовать и крутить мои соски пальцами. Наслаждение уже достигает критической черты.
— Ты меня хочешь, Анастейша?
— Так и скажи, — шепчет он, дразня меня снова и снова.
— Да, я хочу тебя, — всхлипываю я. — Пожалуйста.
Тихий вздох над ухом.
— Раз хочешь, то и получишь.
Он приподнимается и вторгается в меня со всей силой. Я вскрикиваю, мотаю головой, мечусь, а он атакует снова и снова, выбрав целью мое самое чувствительное место. Ощущения переполняют меня, сладкая боль наслаждения заливает меня всю, а я не могу двигаться. Он замирает, потом начинает водить бедрами по кругу, и это движение передается мне, расходится во все стороны и вглубь.
— Почему ты не повинуешься мне, Ана?
— Прекрати, Кристиан. Перестань…
Он не обращает внимания на мои мольбы, ввинчивается все глубже, потом медленно выходит и снова вторгается.
— Отвечай. Почему? — шипит он, и я смутно понимаю, что он уже скрипит зубами.
Я вскрикиваю неразборчиво… это уже слишком.
— Ана, мне нужно знать.
Он снова входит в меня, на всю глубину, и во мне нарастает напряжение: оно раскатывается, поглощает, разбегается кругами из глубины меня, достигает каждой части тела, каждого впивающегося в кожу браслета.
— Не знаю! — выкрикиваю я. — Потому что могу! Потому что люблю тебя! Пожалуйста, Кристиан!
— Вот так, — рычит сквозь стиснутые зубы Кристиан. — Вот оно, детка, почувствуй!
Все еще оставаясь во мне, Кристиан поднимается на колени, подтягивает меня к себе и изливается в мое еще дрожащее лоно. Здесь все смешалось, здесь ад встретился с раем, здесь гедонизм дал себе полную волю.
Кристиан срывает повязку и целует меня. Целует глаза, нос, щеки. Сжимает ладонями лицо, слизывает слезы.
— Я люблю вас, миссис Грей, — выдыхает он. — Хотя вы и сводите меня с ума — но с вами я чувствую себя живым.
У меня нет сил ответить, открыть глаза или рот. Кристиан бережно поднимает меня и кладет на кровать.
Мне определенно нужно почаще нарушать правила.
Пробуждаюсь от того, что хочется в туалет, аж невтерпеж. В темноте открываю глаза. Где я? В Лондоне? В Париже? А, да, на яхте. Чувствую, как она покачивается и поскрипывает, слышу негромкий рокот двигателей. Мы куда-то идем. Странно. Кристиан рядом, перед ним — ноутбук. На нем белая льняная рубашка и слаксы, на ногах — ничего. Волосы еще влажные, наверное, после душа. Я улавливаю запах геля и самого Кристиана…
— Привет. — Он смотрит на меня сверху теплым взглядом.
— Привет. — Я застенчиво улыбаюсь. — Сколько я проспала?
— Час или чуть больше.
— Я подумал, что если мы обедали в последний раз на берегу, ходили на балет и в казино, то будет неплохо для разнообразия поужинать и на борту. Тихий вечер а deux. [Вдвоем (фр.).]
— Ладно. — Я вытягиваюсь, преодолевая некоторую одеревенелость. Занятия с Клодом, как бы ни были хороши, к такому не готовили.
Я осторожно поднимаюсь — надо навестить туалет. Торопливо набрасываю на плечи шелковый халатик. Почему я робею? Откуда это смущение? Кристиан наблюдает за мной, но когда я смотрю на него, он, хмурясь, отворачивается к ноутбуку. Чем-то недоволен?
Я рассеянно мою руки, вспоминаю прошлый вечер в казино, и в какой-то момент полы халата вдруг расходятся. Шокированная, я смотрю на себя в зеркале. Что еще за хрень! Что он со мной сделал?
Мое подсознание смотрит поверх очков, регистрирует отчетливые полукружья и неодобрительно цокает, тогда как моя внутренняя богиня дрыхнет на шезлонге, как боксер после нокаута. Я смотрю на свое отражение в зеркале. На запястьях остались красные рубцы от наручников. Потом, конечно, появятся синяки. Перевожу глаза на лодыжки — тоже рубцы. Да уж, я выгляжу как жертва несчастного случая. Рассматриваю себя, пытаясь понять, что же собой представляю. За то время, что мы знакомы, я сильно изменилась — подтянулась, окрепла, волосы обрели блеск и хорошо подстрижены. Мне сделали маникюр и педикюр, выщипали брови. Впервые в жизни я выгляжу ухоженной.
И вот теперь эти жуткие засосы.
Думать о косметических уловках нет ни малейшего желания. Я зла как черт. Как он смел оставлять на мне такие ужасные отметины! Как какой-нибудь подросток. За то короткое время, что мы вместе, ничего подобного еще не случалось. А теперь мне даже смотреть на себя страшно. Впрочем, я знаю, зачем он это сделал. У него же все должно быть под контролем. Он на этом помешался. Верно! Мое подсознание складывает руки под маленькой грудью — на этот раз Кристиан зашел слишком далеко. Я выхожу из ванной и, не глядя в его сторону, иду в гардеробную. Снимаю халат, надеваю спортивные штаны и балахон. Потом распускаю косичку, беру с полки щетку и расчесываю спутанные пряди.
— Анастейша! — Я слышу в его голосе беспокойство. — Ты в порядке?
Делаю вид, что не слышу. Нет, не в порядке. Теперь, после того, что он сделал, купальник до конца медового месяца мне уже не надеть, а о безумно дорогом бикини можно просто забыть. При мысли об этом ярость вспыхивает с новой силой. Да как он смеет? Ладно, он еще узнает, в каком я порядке. Злость кипит, клокочет и плюется. Я тоже могу вести себя как подросток! Вернувшись в спальню, бросаю в него щетку, поворачиваюсь и ухожу, успев, однако, отметить и недоуменное выражение, и отменную реакцию — Кристиан вскидывает, защищаясь, руку, и щетка, ударившись о предплечье, падает на кровать, не причинив существенного вреда.
Я вылетаю из каюты, взбегаю по трапу на палубу и решительно шагаю на нос яхты. Надо успокоиться. Ночь темна, воздух напоен тропическими ароматами. Легкий ветерок несет запахи моря, цветущего жасмина и бугенвилли. «Прекрасная леди» легко, без малейших усилий скользит по сонному, цвета кобальта, морю. Держась за деревянный поручень, смотрю на далекий берег, где перемигиваются крохотные огоньки. Я делаю глубокий целительный вдох и чувствую, как в меня входит покой. Еще не слышу шагов, но уже ощущаю его присутствие.
— Злишься, — шепчет он.
— Вы так догадливы, Шерлок!
— Примерно на пятьдесят по десятибалльной шкале. Соответствует, а?
— Это уже безумие. — Он, похоже, удивлен.
— Да. От оскорбления действием, — цежу я сквозь зубы. Кристиан молчит. Я поворачиваюсь с недовольной гримасой — он смотрит на меня настороженно и даже с опаской. Судя по тому, что не сделал даже попытки дотронуться, чувствует себя неуютно.
— Послушай, ты должен это прекратить. Не старайся подчинить меня в одностороннем порядке. Ты довел до меня свою точку зрения. На пляже. Очень показательно, насколько я помню.
Он молча пожимает плечами и обидчиво ворчит:
— Ну, больше снимать не будешь.
И это оправдание того, что он сделал? Я испепеляю его взглядом.
— Мне не нравится, что ты оставляешь отметины. Тем более столько! Все, ввожу запрет!
— А мне не нравится, что ты раздеваешься на публике. И я тоже ввожу запрет!
— Вот и договорились. Посмотри! — Я спускаю балахон и демонстрирую верх грудей с темными полукружьями засосов. Кристиан не сводит с меня глаз. Он еще не видел меня такой и, не зная, что делать и чего ожидать, держится настороженно. Неужели не понимает, что натворил? Неужели не понимает, насколько он нелеп и смешон? Мне хочется накричать на него, но я сдерживаюсь — не хочу слишком давить. Кто знает, как он поступит. В конце концов Кристиан вздыхает и поднимает руки в примирительном жесте.
— Ладно, ладно. Я понял.
Он приглаживает ладонью волосы.
— Извини. И, пожалуйста, не злись. — Наконец-то раскаялся. И говорит моими же словами.
— Ведешь себя иногда как мальчишка, — вычитываю я упрямо, но уже беззлобно, и Кристиан это чувствует. Подходит ближе, поднимает осторожно руку, убирает мне за ухо прядку.
— Знаю, — мягко соглашается он. — Мне еще многому предстоит научиться.
На память приходят слова доктора Флинна: «Ана, в эмоциональном плане Кристиан — подросток. Он совершенно пропустил эту фазу своей жизни. Всю энергию он направил на достижение успеха в бизнесе и преуспел в этом выше всех пределов. Но в эмоциональном плане ему бы еще играть в салки».
Я немного оттаиваю.
— Не только тебе, нам обоим, — вздыхаю я и кладу руку ему на грудь. Кристиан держится стойко, даже не вздрагивает, но напрягается. Кладет свою руку поверх моей, смущенно улыбается.
— Я только сейчас узнал, что у вас, миссис Грей, верная рука и хороший глаз. Раньше я этого не замечал, но, с другой стороны, я постоянно недооценивал вас. Вы постоянно меня удивляете.
— Получила хорошую практику с Рэем. И метаю, и стреляю метко, так что вы возьмите это себе на заметку, мистер Грей.
— Постараюсь, миссис Грей. А еще позабочусь о том, чтобы все потенциальные метательные предметы были прибиты и у вас не было доступа к огнестрельному оружию. — Он глуповато улыбается.
Я хитровато улыбаюсь в ответ.
— Что-нибудь придумаю. Я находчивая.
— Этого у тебя не отнять, — шепчет Кристиан и, отпустив мою руку, обнимает меня за талию. Притягивает к себе, тычется носом в мои волосы. Я тоже обнимаю его и чувствую, как уходит напряжение.
Мы стоим, держа друг друга в объятьях. Злость прошла, обиды не осталось. Мальчишка или нет, пахнет он хорошо. Ну как тут устоишь?
— Проголодалась? — спрашивает Кристиан чуть погодя. Я закрываю глаза и опускаю голову ему на грудь.
— Да. Умираю от голода. Такая… э-э… бурная ночь, вот аппетит и разыгрался. Вот только одета я для ужина неподходяще. — Штаны и балахон определенно не то, в чем, по мнению моего мужа, следует появляться в столовой.
— На мой взгляд, ты выглядишь вполне прилично. К тому же на этой неделе яхта наша, и мы можем одеваться, как хотим. Считай, что сегодня на Лазурном берегу вольный вторник. А еще я подумал, что мы могли бы поесть на палубе.
Он целует меня, довольный тем, что заслужил прощение, и мы рука за руку идем к носу, где нас уже ожидает гаспачо.
Стюард подает крем-брюле и незаметно ретируется.
— Почему ты всегда заплетаешь мне волосы? — спрашиваю я из любопытства.
Мы сидим рядом, по одну сторону стола, и моя нога лежит на его ноге. Кристиан тянется к десертной ложке, но, услышав вопрос, останавливается, смотрит на меня и хмурится.
— Не хочу, чтобы твои волосы за что-то зацепились, — говорит он негромко и ненадолго задумывается. — Наверно, привычка.
Брови его вдруг сползают к переносице, зрачки расширяются, в глазах вспыхивает тревожный огонек. Ему что-то вспомнилось? Но что? Наверняка что-то неприятное, болезненное. Что-то из детства. Я наклоняюсь, протягиваю руку, касаюсь его губ.
— Неважно. И мне это не нужно. Я только из любопытства спросила. — Подкрепляю слова теплой улыбкой. Он смотрит на меня настороженно, потом заметно расслабляется. Я снова наклоняюсь и целую его в уголок рта.
— Люблю тебя. — Он улыбается своей смущенной страдальческой улыбкой, и я таю. — И всегда буду любить.
— И я тебя, — тихо добавляет он.
— Даже если я буду непослушной? — лукаво спрашиваю я.
— Именно потому, что ты непослушная, — усмехается Кристиан.
Прорубаю ложечкой корку из жженого сахара на десерте и качаю головой. Пойму ли я когда-нибудь этого человека? М-м-м, какое вкусное крем-брюле!
Стюард убрал тарелки, и Кристиан достает бутылку розового и разливает по бокалам. Я оглядываюсь и, убедившись, что рядом никого нет, спрашиваю:
— А что ты имел в виду, когда говорил, что в туалет ходить не надо?
— Ты и вправду хочешь знать? — Кристиан сдержанно усмехается, глаза его похотливо блестят.
— Так что? — Глядя на него из-под ресниц, я подношу к губам бокал.
— Да? Понятно. — Ну что ж, это многое объясняет.
Он снисходительно, с видом знатока улыбается.
— Да. Ну тогда… — Я отчаянно пытаюсь сменить тему, но не нахожу подходящего предмета.
Видя мое замешательство, Кристиан сам приходит на помощь.
— Чем займемся вечером? Есть предложения? — спрашивает он с кривой усмешкой.
Решай сам, а я готова на все. Может, хочешь проверить на практике эту свою теорию? Пожимаю плечами.
— Я знаю, чего ты хочешь. — Он отставляет свой бокал, поднимается и протягивает мне руку. — Идем.
Я встаю, и Кристиан ведет меня в главный салон.
На журнальном столике, на подставке — его айпод. Кристиан щелкает кнопкой и выбирает мелодию.
— Потанцуй со мной. — Он привлекает меня к себе.
— Настаиваю, миссис Грей.
Мелодия плавная, яркая. Что-то латинское? Кристиан начинает двигаться, подхватывает ритм и увлекает меня за собой. Мы кружим по салону.
У исполнителя теплый, тягучий голос, как сладкая карамель. Песню я точно знаю, но вспомнить название не могу. Кристиан вдруг роняет меня, и я испуганно взвизгиваю и тут же смеюсь. Он улыбается, у него веселые, чуть лукавые глаза. Он снова подхватывает меня и кружит.
— Хорошо танцуешь, — говорю я. — Вот мне бы так.
Он снова роняет меня, но подхватывает и целует в губы.
— Мне будет недоставать твоей любви, — повторяю я вслед за сладкоголосым певцом.
Ты 50 оттенков безумия своди меня с ума поцелуями
— Вы знаете, как вы прекрасны? — Он проводит кончиками пальцев по моему бедру, так что я трепещу. — Везде.
Не отводя от меня глаз, он встает с кровати и берет обе пары наручников. Он хватает мою левую ногу и защелкивает один браслет вокруг моей лодыжки. О! Подняв правую ногу, он повторяет процесс, и обе мои лодыжки скованы наручниками.
Я все еще не имею понятия, где он собирается закрепить их.
— Садись, — приказывает он и я подчиняюсь. — Сейчас обними свои колени.
Я щурюсь на него, затем подтягиваю свои ноги, согнув перед собой, и обхватив руками вокруг них.
Он наклоняется, приподнимает мой подбородок и оставляет мягкий, влажный поцелуй на моих губах, прежде чем одеть повязку на мои глаза.
Я ничего не вижу, слышу только мое учащенное дыхание и звук плеска воды о борт яхты, и как она мягко движется по морю.
О боже. Я так возбуждена. Уже.
— Какое безопасное слово, Анастейша?
Взяв мою левую руку, он защелкивает наручник вокруг запястья, тот же процесс повторяется с моей правой. Моя левая рука привязана к моей левой лодыжке, а правая рука — к правой.
Я не могу выпрямить ноги. Ни фига себе.
И весь воздух покидает мое тело.
Он хватает меня за пятки и тянет меня назад так, что я падаю навзничь на кровать. У меня нет выбора, кроме как держать ноги согнутыми. Наручники врезаются, когда я дергаюсь. Он прав. Они врезаются, причиняя мне боль почти на грани моего терпения. Такие странные ощущения, — быть скованной и беспомощной, — на яхте.
Он раздвигает мои ноги в стороны, и я стону.
Он целует внутреннюю поверхность моего бедра, и я хочу извиваться под ним, но не могу. У меня нет возможности двигать бедрами. Мои ноги временно неподвижны. Я не имею права шевелиться.
— Ты сможешь получить все удовольствие, Анастейша. Не двигаясь, — мурлычет он, медленно продвигаясь по моему телу и целуя меня вдоль нижнего края бикини. Он тянет завязки с обеих сторон и лоскутки падают. Сейчас я полностью обнажена и полностью в его власти.
Он целует мой живот, задевая пупок зубами.
Это будет сложно. Я и понятия не имела — насколько…
Он прокладывает дорожку из легких поцелуев и нежных укусов до моей груди.
— Ш-ш-ш, — успокаивает он. — Ты прекрасна, Ана.
Я стону от разочарования. Обычно я двигаю бедрами, отвечая на его прикосновение, в моём собственном ритме, но я не могу пошевелиться. Я мычу, натягивая свои оковы. Металл врезается в мою кожу.
— Аргх! — вскрикиваю я.
Но в действительности это меня не пугает.
Его эрекция толкается в меня.
— Кристиан, — прошу я и чувствую его торжествующую улыбку на моей коже.
— Я должен заставить тебя пройти это? — шепчет он напротив моего соска, заставив его затвердеть еще больше.
— Ты знаешь, что я смогу.
— Ох, детка, это было бы слишком легко.
— Ш-ш-ш. — Его зубы касаются подбородка, пока он прокладывает тропинку губами к моему рту, и я задыхаюсь. Он целует меня. Его искусный язык вторгается в мой рот, пробует, исследует, доминирует, но мой язык извиваясь, встречается с ним.
Он вкуса прохладного джина, и Кристиана Грея, и он пахнет морем.
Он захватывает мой подбородок, удерживая голову на месте.
— Не двигайся, детка. Я хочу тебя неподвижной, — шепчет он мне в рот. — Я хочу видеть тебя. О, нет, Ана. Так ты будешь чувствительнее.
И мучительно медленно, он сгибает свои бедра и толкает в меня. Я, обычно, подаю мой таз вверх, чтобы встретиться с ним, но я не могу двигаться. Он выходит.
— О! Кристиан, пожалуйста!
— Снова? — дразнит он, его голос хриплый.
— Кристиан! — Он снова, частично, то входит в меня, то выходит, целуя меня, его пальцы теребят мои соски.
Это перегружающее удовольствие.
— Ты хочешь меня, Анастейша?
— Скажи мне, — бормочет он, его дыхание сурово, и он дразнит меня еще раз, — внутрь и наружу.
— Я хочу тебя, — хнычу я. — Пожалуйста.
Я слышу его тихий вздох напротив моего уха.
— И я хочу тебя, Анастейша. — Он поднимается вверх и врезается в меня. Я кричу, наклоняя голову назад, натягивая наручники, когда он бьет в мою золотую середину, и я все ощущаю; везде сладкая-сладкая агония. Я не могу пошевелиться.
Он неподвижен, потом крутит бедрами, и движется находясь глубоко внутри меня.
— Почему ты бросаешь мне вызов, Ана?
Он кружит глубоко внутри меня снова, не обращая внимания на мою просьбу, медленно выходит, а затем врезается в меня еще раз.
— Скажи мне. Почему? — Шипит он, и я смутно чувствую, что он говорит это сквозь стиснутые зубы. Я плачу, бессвязно крича. Это слишком. Мой крик переходит в бессвязный вой. Это через чур!
— Ана, я должен знать. — Он врезается в меня снова, проникая так глубоко, и я чувствую это настолько интенсивно. Это затягивает, затопляет меня, разрастаясь в глубине моего живота, по каждой конечности, куда сдерживая врезается металл.
— Я не знаю! — Кричу я. — Потому что я могу! Потому что я люблю тебя! Пожалуйста, Кристиан!
Он стонет громко и проникает глубоко, снова и снова, опять и опять, и я теряюсь, пытаясь поглотить удовольствие.
Слезы проступают на моих глазах. Это слишком насыщено. Я не могу его остановить. Я не хочу его останавливать.
Я хочу. Хочу. О нет, нет. Это слишком!
— Вот именно, — рычит Кристиан.
— Почувствуй это, детка!
И я чувствую, как Кристиан становится на колени, по-прежнему внутри меня, и тянет меня к себе в вертикальном положении. Он зажал мою голову одной рукой, а спину другой, и бурно движется внутри меня, пока все мои внутренности продолжают дрожать от внутренних толчков.
Это опустошающе, это утомительно, это ярко. Это небесно. Это первобытная жажда наслаждений.
Кристиан срывает повязку и целует меня. Он целует мои глаза, нос, щеки. Он целует слезы, сжимая мое лицо обеими руками.
— Я люблю вас, миссис Грей, — выдыхает он. — Даже когда ты сводишь меня с ума, я чувствую себя таким живым с тобой.
У меня нет сил, чтобы открыть глаза или рот, либо ответить.
Кристиан Грей — Пятьдесят Оттенков наказаний траханьем.