вампиры откуда появились легенды и мифы
Историк попытался объяснить с чего пошли легенды о вампирах
Первые упоминания о живых мертвецах появились в культуре юго-восточных славян в раннем Средневековье. К XVIII веку они настолько распространились, что, например, в Польше вера в вампиров приравнивалась к ереси.
Еще больше подогрели увлечение общества этими мифическими существами рассказы того времени об эпидемии вампиризма по всей Восточной Европе.
Историк Дэвид Кейуорт (David Keyworth) пытается объяснить происхождение веры в вампиров в статье, опубликованной в журнале Folklore.
Рассказы о живых мертвецах вдохновили многих ученых на исследование этой темы. Наиболее известным был труд аббата-бенедиктинца Огюстена Кальме, опубликованный в 1746 году.
По его наблюдениям, концепция вампиризма не была известна в Западной Европе до конца XVII века — до этого восставшие из мертвых кровососы оставались исключительно славянским феноменом. Но так ли это на самом деле?
Зомби отца Гамлета
Согласно хронике XII века Historia Rerum Anglicarum, составленной Вильямом Ньюбургским, его соотечественники охотно верили в живых мертвецов. Так, например, он рассказывал о неком ходячем трупе, появлявшемся в окрестностях замка Анантис, дыхание которого заражало местных жителей смертельной болезнью.
Два брата, отец которых умер от этой инфекции, решили избавиться от чудовища. Они раскопали его могилу на кладбище и обнаружили тело, наполненное кровью, «будто это была сытая пиявка». Братья вынесли труп за пределы деревни и сожгли на костре, предварительно вырезав и уничтожив его якобы все еще бившееся сердце. После этого зараза отступила от селения, и больше ходячего мертвеца никто не видел.
Впрочем, несмотря на красочное описание, Вильям Ньюбургский не упоминает, что живой труп питался человеческой кровью. Напротив, все несчастья он причинял косвенно: люди умирали из-за вредоносного дыхания ходячего мертвеца, а не из-за его действий.
Американский историк Джеффри Бартон Рассел (Jeffrey Burton Russell) также упоминает в своей агиографии подобный случай. Два крестьянина убежали из Бертонского аббатства в село, которым владел рыцарь, враждующий с местными монахами. Монахи вознесли молитвы одному из святых, после чего смерды умерли.
Впоследствии их видели на дорогах несущими свои гробы. Поступали и сообщения от местных жителей, которые говорили, что мертвые в образе диких животных бьются по ночам в двери их домов и зовут крестьян к себе. Вскоре в селении началась эпидемия чумы.
Селяне, получив разрешение духовенства, вскрыли могилы беспокойных мертвецов и нашли их тела чистыми и свежими, при этом лица и одежда усопших были покрыты кровью. Им отрубили головы и вырвали сердца, которые впоследствии сожгли. Несмотря на то что после этого вспышка чумы закончилась, деревня еще долгое время пустовала.
Английские живые мертвецы сильно напоминают драугров — ходячие трупы из средневековой скандинавской мифологии. Так, например, в сагах упоминается Трольф Вывернутая Нога, который после смерти причинил немало хлопот соплеменникам.
Через некоторое время они эксгумировали его останки и обнаружили тело черным и распухшим, после чего придали его огню. Это похоже на истории об английских ходячих мертвецах, однако нигде нет даже намека на то, что драугры пили человеческую кровь.
Несмотря на то что некоторые историки утверждают, что к концу XII века англичане перестали верить в живые трупы, их упоминания встречаются в источниках вплоть до XVII века. Например, в «Гамлете» Шекспира есть строки, показывающие, что «призрак» отца принца Датского был отнюдь не бесплотен:
. Зачем твои схороненные кости
Раздрали саван свой; зачем гробница,
В которой был ты мирно упокоен,
Разъяв свой тяжкий мраморный оскал,
Тебя извергла вновь? Что это значит,
Что ты, бездушный труп, во всем железе
Вступаешь вновь в мерцание луны...
Неупокоенные ревнивцы
Можно утверждать, что в Англии XVII века во многих рассказах о встречах с неупокоенными речь шла именно о ходячих мертвецах, а не о духах.
В книге известного пуританского богослова Ричарда Бакстера «О несомненном существовании мира духов» содержится история о том, как одна женщина из Гламоргана однажды проснулась и обнаружила у своей кровати мертвого супруга, который намеревался лечь рядом с ней.
По словам Бакстера, после того, как вдова отказала своему бывшему мужу в близости, тот возвратился через три ночи и жестоко избил всех домочадцев (что, согласно скандинавским сагам, делали драугры). Мертвеца сопровождала нестерпимая вонь разлагающегося тела.
Ричард Бертон в своей книге «Королевство тьмы» описывал похожий инцидент: жена знатного господина, который изменял ей, вернулась из могилы, когда он сделал предложение своей любовнице всего через несколько дней после смерти супруги. Тот не внял этому знаку и не отменил свадьбу. Тогда мертвая вновь явилась ему и сказала «Почему ты не идешь ко мне?». После этого мужчина заболел и умер. Его похоронили в той же могиле, что и жену.
В английских источниках XVII века есть множество других свидетельств о живых мертвецах. Часто в этих описаниях они имеют черный цвет кожи и впалые глаза, иногда превращаются в животных.
В Англии довольно долго верили в их существование. То же самое можно сказать и о драуграх: свидетельства о встречах с ними встречаются в исландских источниках до конца XVII века.
Силезия и Греция
Городские власти эксгумировали тело башмачника через восемь месяцев после его смерти и выставили на всеобщее обозрение: он якобы выглядел как живой и не источал неприятного запаха. Однако граждане продолжали сообщать о ночных визитах мертвеца. Через шесть дней его захоронили под виселицей, но и это не помогло — вскоре тело вновь пришлось выкопать. Очевидцы отмечали, что он «существенно прибавил в весе» — вероятно, распух.
Чтобы навсегда избавить себя от назойливого живого трупа, его подвергли уже упоминавшейся процедуре: отрубили голову, ноги и руки, вскрыли грудную клетку и вынули сердце, которое было «таким же свежим и нетронутым гниением, как у только что забитого теленка», а потом сожгли останки.
В Греции существует множество рассказов о так называемых вриколакас — ходячих трупах. Например, Жозеф Питтон де Турнефор, французский ботаник, рассказывал о том, как присутствовал при эксгумации такого мертвеца на острове Миконос. По словам местных крестьян, это тело некогда принадлежало их односельчанину. После смерти он шатался по ночам и задирал местных, поэтому его труп решили расчленить и прекратить бесчинства.
Питтон писал, что вначале трупу вскрыли живот, а не грудную клетку, а потом, пробив диафрагму, наконец дошли до его сердца, что вызвало в толпе одобрительные возгласы. Сердце сожгли, а останки вновь захоронили, но через несколько дней оказалось, что это не остановило мертвеца. Его тело вновь выкопали и теперь уже сожгли полностью.
Век вампиров
Все эти случаи, однако, не описывают вампиров в том образе, в котором они закрепились в популярной культуре, — как кровососущих тварей. Истории о них появляются только в конце XVII — XVIII веках.
В 1745 году увидела свет книга «Путешествие трех английских джентльменов», в которой содержалось описание восточноевропейских вампиров:
«Вампиры, покидающие свои могилы в ночное время, нападают на спящих людей, высасывают всю кровь и уничтожают их. Они атакуют мужчин, женщин и детей, не разбирая пола и возраста. Люди, пережившие нападения, жалуются на проблемы с дыханием и упадок духа и вскоре умирают…
После смерти они также становятся вампирами, так что во избежание распространения зла необходимо проткнуть такой труп, в жилах которого тем не менее продолжает течь кровь, словно он живой, деревянным колом. Иногда тело вампира выкапывают из могилы и сжигают, после чего бесчинства его прекращаются».
Детальное описание вампиров дано в журнале Mercure Galent за 1693 год. Согласно ему, эти существа обитают в Польше и России, ими владеет непреодолимая жажда чужой крови. В публикации отмечается, что они бывают настолько полны кровью своих жертв, что та «течет из всех отверстий их тела».
Наиболее известным в XVIII веке вампиром был некий Арнод Паоле, который восстал из могилы и породил множество других вампиров, терроризировавших сербскую деревушку Медвегию с 1727-го по 1732 год.
Этот случай расследовали местные власти. Впоследствии был опубликован отчет об этом расследовании под названием «Замечены и обнаружены».
Когда деревенские жители эксгумировали тело Паоле, они обнаружили его тело неразложившимся, при этом из глаз, рта и ушей мертвеца текла свежая кровь. Его старые ногти на руках и ногах отпали, и на месте их выросли новые. Сердце вампира пронзили деревянным колом, после чего он издал «отчетливый стон», а потом останки сожгли и захоронили прах.
В описаниях подобных существ в XVIII веке практически всегда отмечалось нетленность тела, гнущиеся конечности и внешний вид, неотличимый от состояния живого человека. Кроме того, упоминалось, что вампирами движет непреодолимая тяга к людской крови, не упоминающаяся в средневековых источниках.
Подобные кровососы есть и во многих источниках XIX века. Таким образом можно заключить, что вампир как фольклорный персонаж действительно закрепился в популярной культуре именно в XVIII веке.
Вампиры в преданиях разных народов далеко не всегда питались только кровью. Сербские цыгане выставляли блюдца с молоком, хлебом и сыром, чтобы отвадить от скота и своих семей существ, которых они называли мулло. Украинские упыри были всегда голодны и охочи до любой пищи.
Болгарские обуры питались падалью и пили кровь только тогда, когда у них заканчивалась своя. Синтез культур и поверий разных народов породил современный образ вампира, в котором объединились все черты различных верований в живых мертвецов и ходячие трупы.
Вампиры откуда появились легенды и мифы
Зверь – часть любого вампира. Животная натура сородича зовётся Зверем. Считается, что Зверь всегда побеждает. Любой вампир со временем всё проще и проще начинает относиться к ужасам, которые ему порой приходится творить. Голод – одна из составных частей Зверя. Единственный способ бороться с безумием – регулярное кормление.
Если ваша воля сильна и вы хорошо себя контролируете, вы можете держаться десятилетиями, веками. Мне даже приходилось общаться с сородичем, которому было больше двух тысячелетий. Но вы никогда, никогда не освободитесь от страха, что Зверь однажды восторжествует, страха, что Зверь вас загонит.
Кормление. Любому вампиру для поддержания здорового состояния требуется питаться кровью. Это может быть кровь человека или животного. Но второе нежелательно, так как отрицательно влияет на самочувствие вампира. Тех сородичей, которые питаются исключительно кровью животных, презрительно нарекают Вегетарианцами.
Если же вампиру долго не удаётся выпить крови, он начинает хуже контролировать себя и Зверя внутри. Результатом голодания может быть полное лишение рассудка, влекущее за собой порой страшные последствия, когда нарушая все правила и традиции, сородич кидается на первую попавшуюся жертву. Итогом такого поведения часто является уничтожение вампира.
Охота. Для большинства сородичей процесс кормления представляет собой целый ритуал. Некоторые прокрадываются к спящим, другие ищут жертв в ночных клубах, соблазняя жертву и скрывая свою натуру за сексуальной игрой. Кто-то совершает нападения в тёмных переулках, обездвиживая свою жертву или даже убивая её.
Естественно, обращать просто так нельзя. Таким правом обладает лишь Князь (глава и судья некоторого города или территории). Обычный же сородич обязан объявить о своих намерениях князю и получить разрешение, которое те дают довольно неохотно, потому что перенаселение территории вампирами всегда ведёт к проблемам.
Если вампир сильно провинился перед князем, тот в праве объявить Кровавую Охоту. Это означает, что любой, кто встретит этого вампира, должен уничтожить его. Иногда этим термином называют охоту на представителей Шабаша или даже оборотней.
Каитиф. Это такой вампир, который не знает своего сира и клана и скорее всего был обращён без какой-либо цели. Как правило, смешиваются с грязью другими вампирами.
Джихад. Со времён первых потомков Каина, отца и прародителя всех вампиров, сородичи вели борьбу за влияние, не желая делить власть. Когда-то безоговорочной властью обладали могучие Цимисхи. Но эти времена прошли тысячелетия назад, теперь многие вампиры для видимости мирного сосуществования находятся под крышей Камарильи.
Существует секта Инконню, состоящая в основном из старых вампиров, которые не принимают правило Джихада и не принимают участия в священной войне.
Камарилья. Данная организация была создана в далёком XV веке в попытке объединить вампиров против Инквизиции. В последнее время основной её проблемой стал Шабаш, который отвергает любые правила и соблюдение осторожности при взаимодействии с людьми. Камарилья позиционирует себя, как защитника любого сородича (независимо от его желания). На деле же это означает, что любой сородич будет вовлечён в большую игру, хочет он того или нет. В основном Камарилья лишь ищет и наказывает виновных, а не поощряет. Её лидеры – старые вампиры, поглощённые интригами и собственной паранойей, что часто не позволяет им здраво глядеть на ситуацию. Результатом их неадекватной деятельности могут быть совершенно неожиданные смерти блестящих сородичей, которые по некоторым причинам могли показаться главам Камарильи опасными.
Маскарад. Никто не должен проявлять свою истинную природу перед теми, кто не принадлежит к сородичам. Нарушив это правило, вампир будет серьёзно наказан или даже убит. Когда-то давно соблюдение Маскарада было не столь строгим, но после бушующей инквизиции и появления Камарильи свод правил стал очень строгим.
_В следующей статье вы узнаете историю Мира Тьмы от самых его истоков (Каина), о третьем поколении сородичей, основных кланах и их положении в структуре общества. _
Фольклор против поп-культуры: откуда взялись вампиры Статьи редакции
Кто придумал знаменитые вампирские способности, и имеют ли кровососы из массовой культуры какое-то отношение к чудовищам из легенд.
Вампиры — пожалуй, самый многогранный вид нечисти в массовой культуре. В различных фильмах и играх их облик меняется от роя гуманоидных насекомых до утончённых аристократов, выдающих себя за людей. И всё это — переосмысление существ, пришедших в нашу культуру из фольклора почти два столетия назад.
Но осталось ли в современных вампирах хотя бы что-то от их фольклорных «предков», и как писателям, сценаристам и гейм-дизайнерам приходили в голову те или иные идеи о кровососущих чудовищах? «Месяц вампиров» на DTF продолжается.
Традиционно историю вампиров в искусстве отсчитывают от рассказа «Вампир» Джона Полидори, опубликованного в 1819 году. Первые наброски произведения появились в 1816-м — это год вошёл в историю как «Год без лета» или «маленький ледниковый период»: в силу ряда причин средняя температура тогда была крайне низкой.
Кроме экономических проблем, это привело к тому, что европейская аристократия, привыкшая проводить лето на прогулках и в путешествиях, была вынуждена отказаться от обычных развлечений.
Такая судьба постигла, в частности, пятерых друзей, четверо из которых вписали своё имя в историю мировой литературы: Джордж Байрон, Перси и Мэри Шелли, а также врач Джон Полидори. Приехав на отдых в Швейцарию, они почти не выходили на улицу из-за бесконечных дождей, и, чтобы как-то скоротать время, решили устроить конкурс «страшных рассказов».
Рассказ, который выдумали тогда супруги Шелли, позже лёг в основу романа «Франкенштейн или современный Прометей». А набросок, придуманный Байроном, три года спустя завершил Полидори и издал под названием «Вампир». Так несколько холодных вечеров в Швейцарии подарили нам сразу двух легендарных чудовищ.
Рассказ Полидори заслуживает такого пристального внимания потому, что уже в нём была задана вся основа «вампирского мифа». Сюжет прост: молодой английский аристократ Обри знакомится с загадочным лордом Рутвеном. Они какое-то время дружат, а затем отправляются в совместное путешествие, но ссорятся из-за того, что Рутвен соблазняет в Риме молодую девушку.
Обвинив друга в бесчестном поведении, главный герой отплывает в Грецию, где ему рассказывают про вампиров. Поначалу он не верит в легенды, но начинает сомневаться после того, как его подруга-гречанка умирает. Тогда же он снова встречается с Рутвеном, но через несколько дней тот получает смертельную рану в ходе нападения разбойников.
Лорд просит главного героя не разглашать информацию о своей судьбе никому в течение года. Обри клянется, а затем, вернувшись в Англию, сталкивается со всё тем же Рутвеном, который, к тому же, начинает ухаживать за его сестрой. Уже уверенный в том, что его бывший друг — вампир, Обри, тем не менее, верен своему слову.
Ухаживания Рутвена заканчиваются свадьбой, после которой сестра Обри умирает, а сам главный герой сходит с ума. Такая бесхитростная история и стала основой для всей вампирской литературы на многие десятилетия вперёд. Но что именно она взяла из фольклора?
Во-первых, саму идею вампиров, хотя и с сильными отличиями от фольклорного оригинала. Слово «вампир» пришло в Европу из Сербии и Валахии. В начале 18 века современные территории этих стран были отбиты Австрией у турок.
Австрийцы тогда обнаружили, что их новые подданные следуют целому ряду странных обычаев, одним из которых было перезахоронение «подозрительных» мертвецов. Это делалось, чтобы не дать мертвецам вредить живым в качестве «вампира». Из сербского и румынского это слово перешло в немецкий, оттуда — во французский, а затем добралось и до Англии, где его увековечили Байрон и Полидори.
Но кем были «оригинальные» вампиры? В первую очередь, покойниками. Фольклор славян, как северных, так и южных, переполнен образами живых мертвецов. На территории современной России они были известны как «заложные покойники». Таковыми назывались самоубийцы, люди, которые при жизни считались колдунами, некрещённые, а также те, чьё тело не удалось отыскать — утопленники и солдаты, погибшие далеко от дома. А на Балканах таких же мёртвых считали «вампирами». Согласно легендам, они вредили людям — в первую очередь, своим родственникам и соседям.
Но вампиры из фольклора не только пили кровь. В целом, с ними связывали любую беду, в которой можно обвинить нечистую силу. Вампиры сквашивали молоко, насылали болезни, могли утопить человека или сбить его с пути. А в тех случаях, когда они действительно пили кровь, их жертвами в первую очередь становились не очаровательные женщины, а те, кто не мог рассказать об этом: домашние животные или младенцы.
Нужно понимать, что селяне не имели никакой чёткой теории, регламентирующей, кто является вампиром, а кто нет. Разумеется, существовали очевидные случаи — к примеру, явные самоубийцы. Таких людей с самого начала хоронили с определёнными предосторожностями. Самая необычная из них — положить покойника в гроб лицом вниз, чтобы, пытаясь выбраться, он копал не наружу, а в противоположную сторону.
Но обычно крестьяне действовали, исходя из обстоятельств. Если в их деревне происходила какая-то беда, мор или голод, они начинали своеобразное «расследование», в результате которого быстро вспоминали о том, что тот или иной человек умер подозрительно или имел репутацию колдуна. И уже после этого принимались меры. Именно с этим связано удивление австрийских властей тем, что сербы и румыны не только странно хоронили, но и регулярно эксгумировали своих покойников.
Но как такое существо может превратиться в загадочного английского аристократа, пьющего кровь прекрасных женщин? Во многом это связано с яркостью самого образа. Вампиры — «традиционная» нечисть, вредящая людям, но при этом они сами — бывшие люди, матери, отцы и возлюбленные своих жертв. Мысль о том, что человек может превратиться в монстра, пугает и в какой-то степени завораживает. Но нельзя не учитывать и обстоятельства, при которых был написан рассказ Полидори.
На дворе был 19 век, эпоха романтизма. Интеллектуалы и творческие люди по всей Европе были одержимы фольклором — его противопоставляли холодной рациональности и скуке «развитого мира». При этом настоящий народный фольклор, грубый и погружённый в реалии жизни простых крестьян, приукрашивали, делали более интересным и возвышенным — романтизировали.
Именно это случилось с вампирами. Байрон и Полидори просто взяли самый яркий элемент оригинальных историй, мотив жажды крови и связи с красивой женщиной, и выстроили вокруг этого собственный сюжет. Характерно, что в рассказе даже отражена идея особой уязвимости невесты, хотя и на свой лад. При этом, лорд Рутвен имеет больше общего с романтическими злодеями своей эпохи, чем, собственно, с фольклорным прообразом.
Так или иначе, коротенький рассказ Полидори быстро стал популярен, спровоцировав настоящую одержимость образом вампира. Его пересказывали, про лорда Рутвена ставили оперы, а главное — всё новые и новые писатели пробовали свои силы в этой области.
Наиболее значимыми из написанных в тот период произведений стала повесть Джозефа Шеридана Ле Фаню «Кармилла» и, уже ближе к концу столетия, «Дракула» Брэма Стокера.
Сейчас «Кармилла» выглядит как не слишком примечательный готический рассказ. Юная аристократка, живущая в загородном поместье, случайно знакомится с загадочной и своевольной гостьей — Кармиллой. Та долго спит, не любит религиозную атрибутику и время от времени проявляет неожиданную жестокость.
В итоге выясняется, что Кармилла — это давняя хозяйка усадьбы, где происходит действие, уже убившая нескольких девушек в окрестностях и постепенно пьющая кровь главной героини. Всё заканчивается сравнительно хорошо: Кармилла погибает, а главная героиня отправляется в путешествие, чтобы подлечить нервы.
Подлинная значимость рассказа в том, что с него начинается история связи между образом вампира и гомосексуальностью. Именно Кармилла — далёкий предок «вампирш-лесбиянок» из одноимённого фильма и множества подобных героев. Хотя современному читателю описания отношений героини и Кармиллы покажутся невинными, для своего времени они смотрелись достаточно вольно, так же, как и вышедший двумя десятилетиями позже «Дракула».
Эта связь между вампирами и гомосексуальностью стала основой для идеи, укрепившийся уже в «Дракуле», а именно отождествления вампиров со всякими «другими»: сексуальными меньшинствами, иностранцами, представителями субкультур. Образ вампиров как «монстров, прячущихся среди нас», заданный ещё Полидори, подходил для этого идеально. Зачастую авторы даже не задумывались о каком-то политическом подтексте своей работы. Им просто казалось, что изобразить вампира странным подростком или гостем из экзотической страны (например, Румынии) — правильно.
А уже в последние десятилетия произведения вроде «Настоящей крови» осознанно связывают вампиров с разными меньшинствами, используя этот образ, чтобы поговорить о проблемах дискриминации и конфликтов в обществе. Всё это восходит к переосмыслению повести Ле Фаню и романа Стокера.
Но если с «Кармиллой» всё более-менее понятно, то главная заслуга «Дракулы» в другом. Стокер смог упорядочить и популяризовать целый «арсенал» слабостей и способностей вампиров. Именно с него начинается традиция наделения этих существ какими-то явными силами и уязвимостями.
Лорд Рутвен был бессмертен, но мы ничего не знаем о том, насколько. Кармиллу религиозные символы скорее злили, чем причиняли ей боль. Но Дракула у Стокера был подробно описан. При этом, сам автор следовал ещё традициям Полидори: брал какие-то мотивы из фольклора и делал их более понятными и подходящими своему кругу.
Типичный пример — ситуация с чесноком. На Балканах, да и не только, чеснок использовался как амулет от нечистой силы, без особой привязки именно к вампирам. Как и многие другие пахучие субстанции, его наделяли колдовскими способностями, в частности, растирали чесноком дверные косяки и замочные скважины для защиты дома. Стокеру эта идея показалась слишком приземлённой, и он заменил головку чеснока цветами этого растения, которые и используются в романе.
Впрочем, в массовой культуре чеснок прижился не очень хорошо. В экранизациях и продолжениях «Дракулы» авторы сохраняли цветы, но потом об этом забыли. В 70-е растение применяли против вампиров в многочисленных «фильмах категории Б». Ещё десятилетием позже, в 80-е годы, чеснок стал скорее поводом для шуток, строящихся на том, что, в отличие от всех остальных методов, он не работает или же работает слишком хорошо.
Наконец, в 90-е, по мере того, как образ вампиров становился всё более готическим и романтичным, а сами существа всё чаще выступали в роли протагонистов, такой «народный» способ защиты от них стал просто неуместен. Вампиры неуязвимы к чесноку даже в таком последовательном трэше, как «От Заката до рассвета» Роберта Родригеса.
Сейчас чеснок, как правило, используют либо в том случае, если автору хочется ввести в свою работу комедийный элемент, как в Monster High, либо когда необходимо подчеркнуть связь мира произведения с фольклором, как в фэнтезийном Warhammer.
Другие средства защиты от вампиров вроде креста и прочих религиозных оберегов прижились лучше. Они фигурировали и у Стокера, и у ле Фаню. Христианская атрибутика пришла в эти тексты по нескольким причинам. С одной стороны, она, очевидно, восходит к фольклору. В любой религии всегда существует народная традиция, уделяющая большое внимание материальным объектам веры. Использование креста, облаток для причастия или камешка из какого-то святого места в качестве талисмана и оберега — практика, существующая и сейчас, а тем более распространённая в 18-19 веках.
Но, в отличие от чеснока, крест у этих писателей имел содержательное значение, касавшееся самой природы вампиров. Соблазняя чужих жён или незамужних девушек, вступая в отношения с представительницами собственного пола, они выступали как разрушители строгой пуританской морали, принятой в Великобритании 19 века.
В этом смысле крест изгонял вампиров в силу противостояния между чудовищами и религией. Этот конфликт был развит и закреплён в кино и играх, где вампиры часто выступают как противники Бога, а их происхождение возводится к известным грешникам вроде Иуды или Каина.
Ещё популярнее стал деревянный кол. Как и чеснок, он восходит к реальным балканским обычаям. Правда, для крестьян, протыкавших кольями трупы, речь шла не о каком-то магическом ритуале, а просто о способе убедиться, что теперь человек окончательно умер. По этой же причине потенциальным вампирам часто отрубали голову и хоронили её отдельно от тела, как и был убит Дракула в оригинальном романе.
Сам акт вбивания куска дерева в сердце трупа произвёл на людей из Западной Европы сильное впечатление. Это было единственной «слабостью» вампиров, упомянутой в «Кармилле», а у Стокера этот метод был применён против Люси, английской аристократки, превращенной в вампира в ходе действия романа.
Но подлинная популярность пришла к этому оружию позже, по мере того, как произведения про вампиров всё дальше уходили от жанра ужасов в сторону боевиков. Сейчас в некоторых фильмах вроде «Воинов света» кол — практически единственное средство борьбы с вампирами, наряду с солнечным светом.
Любопытно, что традиция кола именно из осины уникальна для русскоязычных любителей вампиров. В оригинальном романе «Дракула» ван Хельсинг советовал использовать в качестве материала белый дуб, а в большинстве произведений, где кол используется, вопрос материала вообще не затрагивается.
Скорее всего, популярность осины связана с рассказом «Упырь» Алексея Толстого, где осиновый кол упоминается как надёжное средство борьбы с нечистью. Сам рассказ был чем-то средним между ответом и пародией на произведения о вампирах, популярные в Европе, и не стал известен за пределами России.
Ещё один важный момент, введённый Стокером — у вампиров нет тени и отражения в зеркале. Само по себе отсутствие тени — старый фольклорный способ понять, что перед вами чудовище. Отсутствие тени — это символ отсутствия души, общей «ущербности» сверхъестественного существа по сравнению с нормальным человеком. А вот до того, что у вампиров нет отражения, Стокер дошёл самостоятельно, возможно, экстраполировав отсутствие тени на современные ему реалии.
Нужно отметить, что идея обнаружения нечисти с помощью отражения присутствует, в частности, в китайском фольклоре. Но в «Дракуле» это, скорее всего, выдумка автора, а не заимствование.
У обеих особенностей вампиров непростая судьба, но хуже всего пришлось отсутствию тени. Уже в фильме «Носферату» 1922 года режиссёр Фридрих Мурнау сосредоточил особое внимание именно на тени графа Орлока, подчёркивая этим «тёмную» природу героя. Так он перечеркнул наследие Стокера, и в дальнейшем эта черта вампиров практически не упоминалась в культуре.
А вот отражения вампиры были лишены долгие годы. Всё изменила Энн Райс в своих «Вампирских хрониках». Писательнице, которой мы обязаны превращением вампиров из чудовищ в главных героев, не понравилось то, что они не могут увидеть себя со стороны, так что она просто отвергла саму концепцию.
В дальнейшем разные авторы следуют подходу то Райс, то Стокера. А в случае Vampire: The Masquerade создатели системы доверили решение игроку, сделав отсутствие отражения слабостью конкретного клана.
Наконец, Стокер ввёл связь между вампирами и определённым временем суток. Любопытно, что в его книге Дракула мог спокойно действовать днём, а периодом его уязвимости были только сумерки, из-за чего охота на вампира и оказывалась столь трудной. Впрочем, днём он был слабее. В более поздних произведениях авторы упростили эту систему, придумав, что вампиры существуют по ночам, а днём вынуждены спать в своих убежищах.
Идею того, что вампир какое-то время проводит в гробу Стокер взял из фольклора, скомпилировав разные страшные истории в цельную схему. Для людей, которые в вампиров верили, на первом месте была не какая-то отвлечённая теория, а конкретные байки. В этих историях присутствовало два элемента: вскрытие могилы, где лежал труп вампира, и его появление среди живых.
Как и положено нежити, вампир появлялся в особое время — в сумерках, в полночь, сразу после захода солнца и так далее. Но победить его можно, только вскрыв его гроб и обнаружив тело. В каких-то историях фигурировал лишь один из этих элементов, в каких-то — оба. Но Стокер, описывая вампиров, объединил концепции: часть суток вампир спит в уютном гробу, окружив себя родной землёй, а другую часть суток действует.
Фольклорные корни этой идеи в том, что Дракула, строго говоря, не получает никакого вреда от солнечного света. Солнце в произведении — лишь средство измерения времени, разделения периодов, когда монстр активен, и моментов, когда он — просто мертвец.
У последующих авторов и даже в экранизациях «Дракулы» солнечный свет стал основной проблемой. Уже сейчас во множестве произведений искусства, например, в «Другом мире», вампирам в меньшей степени нужно спать днём, их основная проблема — именно ожоги. В «Блэйде» их можно ранить даже искусственными аналогами солнечного света.
Есть и промежуточный вариант. Например, Vampire: The Masquerade вновь комбинирует оба подхода: вампиры там спят днём, как убитые, но при этом горят на солнце, из-за чего для них так важно не раскрывать потенциальным врагам местонахождение своего убежища.
Но за что мы точно должны поблагодарить Стокера, так это за вампирские силы. Именно он тщательно изучил фольклор, а затем вывел общую идею, какими именно способностями обладают чудовища.
И фольклор, и более старые авторы наделяли вампиров нечеловеческими возможностями для того, чтобы лишний раз напугать читателей и слушателей. Рутвен умер — но оказался жив, Кармилла выглядела как 16-летняя девушка, но проявила поразительную силу в схватке.
Вампиров снова и снова изображали как нечто нечеловеческое, нарушающее наши представления о нормальном, а потому страшное. Стокер ввёл мотив ясных «способностей»: конкретных возможностей, которые могут быть описаны и, строго говоря, приведены в романе отдельным списком.
Кроме неуязвимости, Стокер наделил Дракулу множеством других способностей. Общий подход был тем же, что и со слабостями: писатель брал какие-то фольклорные детали и выводил из них принцип. Так он поступил, в частности, со сверхъестественной силой и скоростью.
В фольклоре вампиры, как вообще любая нечисть, могли демонстрировать громадную силу, не сочетающуюся с внешним обликом. Так, молодые девушки могли одолеть взрослого мужчину, а один вампир мог выполнить за несколько часов работу, которая потребовала бы целого дня у простого человека.
Примерно так же традиционное поверье, что нежить и колдуны могут превращаться в разных «нечистых животных» или иметь помощников вроде крыс, змей, летучих мышей и волков, превратилось в умение их контролировать.
С погодой случилось то же самое. Для романтических авторов или фольклорных рассказчиков гроза или туман, упоминаемые в таких историях, были скорее знаками судьбы, предвещающими явление чудовища. Но рациональный Стокер не хотел вводить подобные мотивы в своё произведение — и просто наделил Дракулу умением сознательно управлять погодой или превращаться в туман.
В дальнейшем все эти силы стали частью обычного вампирского «арсенала», восходя к фольклору именно через Стокера. Правда, наиболее странные из них после Энн Райс и её вампиров, превратившихся из загадочных чудовищ в человечных персонажей, стали менее востребованы.
А вот способности к контролю над разумом, которая кажется нам сейчас такой привычной чертой вампиров, у стокеровского Дракулы не было. Причины для этого просты — её не было и в оригинальном фольклоре. Всё же вампиры там были более простыми персонажами.
Впрочем, у Стокера были некоторые намёки, связанные со всё тем же викторианским морализмом. Женщины, чью кровь Дракула пил, частично подпадали под его контроль, устанавливая ментальную связь с вампиром. Намёк вполне прозрачный — пуская в свою жизнь мужчину, благородная барышня не может легко избавиться от последствий своей ошибки. С другой стороны, Дракула обладал особой связью с сумасшедшим Рэнфилдом, которым мог манипулировать.
Полноценным гипнозом вампиры овладели уже в более поздних произведениях, в частности, экранизациях романа Стокера, уделявших больше внимания отношениям Рэнфилда и Дракулы. Источником вдохновения для этого послужил культовый в своё время фильм ужасов «Кабинет доктора Калигари» (1920), в котором не было вампиров, но который полностью строился вокруг мотива гипноза, введя моду на использование этого приёма.
Со Стокером связана и идея размножения вампиров через укус. Хотя с фольклором здесь связь непростая: с одной стороны, везде, где о вампирах рассказывали легенды, существовало представление о том, что в случае эпидемии или войны в какой-то местности может появиться сразу множество чудовищ. В конце концов, вампир — результат дурной смерти, а она может забирать людей не по одному, а целыми семьями. Истории о том, что умерший от укуса вампира сам становится живым мертвецом, были достаточно редки, но всё же встречались.
Но Стокер заметил в самой идее вампира страх человека перед тем, что его близкий превратится в монстра, и развил этот фольклорный мотив. При этом, он сразу был вынужден решать проблему «эпидемии вампиризма»: если жертвы становятся вампирами, то почему весь мир ещё не заполнен этими тварями?
Писатель разрешил этот вопрос через мотив «любовника/любовницы вампира». Согласно «Дракуле», а также рассказу писателя на ту же тему, человек, «выпитый» вампиром сразу, умирает окончательно. Проклятье распространяется только на тех, чью кровь вампир пьёт постепенно.
Такой сюжет, в котором вампир последовательно изводит одного и того же человека, медленно питаясь его кровью, был популярен в фольклоре. Порой его использовали для объяснения различных заболеваний. Позже он появился в «Кармилле», у Стокера и в целом ряде фильмов и книг середины 20 века. Оттуда же пошёл стереотип о поиске «кровавых отметин» на шее бывшей жертвы. Но в последние десятилетия он постепенно сходит на нет, чаще встречаясь в пародиях вроде эпизода «Баффи», строящегося на прямых отсылках к мифологии «Дракулы» Брэма Стокера.
Самое интересное, что можно понять, разбираясь в «Дракуле» — творчески мы до сих пор не так уж далеко от него ушли. Да, вампиры чрезвычайно разнообразны, но все они, от живущих ульями тварей из «Пастыря» до угнетаемого меньшинства из «Дневников вампира», по-прежнему завязаны на одних и тех же образах, введённых ещё Стокером. Какие-то из них убирают, какие-то переосмысляют, но принципиально ничего не меняется.
Кол, крест и святая вода, солнце и чеснок — всё это составляет костяк образа вампиров. Так же, как сверхъестественная сила и скорость, умение управлять животными, превращаться в них, а затем и получать какие-то отдельные их черты вроде когтей или звериных глаз. Через Стокера эти элементы уходят в фольклор Восточной Европы. Фактически, эти черты вампиров стали самостоятельной частью уже нашей массовой мифологии, не нуждающейся в каких-то фольклорных прототипах.
Но в погоне за новыми решениями отдельные авторы часто пытаются расширить поднадоевший набор вампирских сил и слабостей. В такие моменты вспоминают и о фольклоре, пытаясь найти там источники вдохновения.
Хотя мы привыкли считать серебро одним из основных средств для победы над вампиром, эта идея достаточно нетипична. Крестьяне в Сербии и Румынии не использовали серебро в качестве оберега, хотя бы по экономическим соображениям. Впрочем, определённая связь между этим металлом и защитой от злых сил всё же была: нательные кресты часто делались именно из него. Серебро не так дорого, как золото, а ещё не ржавеет — это позволяло создать семейную реликвию, переходящую из поколения в поколение, и не разориться.
Это же свойство серебра, неуязвимость к ржавчине, привело к тому, что в других регионах вокруг него действительно возник комплекс мифов. В первую очередь, речь шла о серебряных пулях. Например, именно такие использовал охотник Антуан Шастель в середине 18 века, чтобы уничтожить Зверя из Жеводана — знаменитого волка-людоеда, чьи вполне реальные нападения стали прообразом для множества легенд об оборотнях. А в сказке братьев Гримм «Два брата» серебряной пулей сразили непобедимую ведьму.
Именно через оборотней мотив серебра как средства защиты от нечисти пришёл в кино. Трость с серебряным набалдашником играет большую роль в фильме «Человек-волк» 1941 года, а в фильме «Лондонский оборотень» (1935) серебро упоминалось как средство борьбы с этими существами. То был период, когда отдельные истории про оборотней, вампиров и других подобных монстров часто смешивались — так у зрителей возникло ощущение, что металл служит защитой от всего зла вообще.
Идея того, что гибрид человека и вампира будет сражаться с нежитью, кажется исключительно современной. Но, как ни парадоксально, у неё есть конкретные фольклорные основания. Само слово «дампир» пришло также с Балкан — в первую очередь, истории о полулюдях-полувампирах рассказывали в Албании и Болгарии.
У этих народов сами вампиры воспринимались скорее как злые духи, а не бродячие мертвецы. Было распространена мысль о том, что они невидимы. Но дампиры, в силу своего особого происхождения, способны видеть зловредную нежить и защищать от неё соседей.
Существовали и способы отличить дампира от человека, напоминающие средства, которыми английские крестьяне определяли «подменышей». У ребёнка-дампира должна была быть особенно густая и растрёпанная шевелюра, он мог казаться «грязным», или иметь нос, уши и зубы большего размера, чем нужно. Как и в случае с вампирами, никакой цельной теории или ясного протокола поведения не существовало. Иногда такому ребёнку позволяли нормально жить, иногда от него отказывались, а иногда вспоминали о его особенностях только в случае какой-то беды.
Правда, в современную вампирскую мифологию дампиры проникли почти что «контрабандой». Ключевую роль тут сыграл всё тот же Блэйд. Этот герой не является полноценным дампиром: его способности получеловека-полувампира отчасти связаны с тем, что его мать была атакована вампиром незадолго до его рождения.
Позже его кровь выпил Морбиус, «живой вампир», фактически мутировавший в летучую мышь, и это дало Блейду сверхъестественные способности. При этом авторы вдохновлялись скорее не фольклором, а образом Мины Харкер из «Дракулы», чью мистическую связь с графом, созданную благодаря его укусу, всё усиливали и усиливали в экранизациях.
Идея дампира появилась до того, как обнаружили само это слово. По-настоящему понятие прижилось уже в японской культуре. Так дампиром является охотник на вампиров Ди и некоторые члены династии Бальмонтов из вселенной Castlevania. Японцам, очевидно, пришлись по душе загадочные мрачные герои, запертые меж двух миров, как и специальное название для них. А уже с Востока дампиры вернулись обратно к европейским читателям, зрителям и игрокам.
Вампиры настолько ограничены идеями Стокера не потому, что у авторов нет фантазии, а потому, что мы сами всегда не узнаём вампиров, если их подают как-то нестандартно. Стрыга из саги о Ведьмаке — хороший пример того, как можно взять те же легенды, на которых основывались Байрон и Стокер, и повернуть их иначе. Но для современного читателя и игрока, она — не вампир, а просто «монстр».
Даже тогда, когда название и некоторые черты вампиров берутся из новых культур (например, арабской или китайской), мы всё равно ищем там знакомые элементы, чтобы сказать «это – вампир». Их мы находим, к примеру, в Восточных вампирах из того же Vampire: The Masquerade. Но не замечаем в «прыгучих мертвецах» из китайского фольклора и его экранизаций, которые остаются для нас просто историями об эксцентричных зомби.
Если бы вампиры были ближе к своим фольклорным корням, они вряд ли стали бы так популярны. Нам интересны истории про что-то, что актуально для нашей собственной жизни, здесь и сейчас. И вампиры в том виде, в котором их изобразил Стокер, по какой-то причине затронули души людей и удерживают их внимание уже много десятков лет.