юнас юнассон неграмотная которая спасла короля и королевство в придачу fb2
Неграмотная, которая спасла короля и королевство в придачу
Год выпуска аудиокниги: 2021
Автор: Юнассон Юнас
Исполнитель: Суслов Максим
Жанр: Проза
Аудиокодек: mp3
Битрейт: 64 kbps
Частота дискретизации: 44 kHz
Количество каналов (моно-стерео): Стерео
Продолжительность: 12:17:00
Еще одна удивительно смешная книга с удивительно длинным названием от самого остроумного писателя Швеции.
Номбеко Майеки не повезло родиться в начале шестидесятых в ЮАР времен расцвета апартеида, где ее ближайшее окружение, чернокожие золотари Соуэто, занималось в основном двумя вещами – «медленно убивало себя и ходило прощаться с теми, кому это уже удалось». Но Номбеко необычная девочка, ее способность усваивать новую информацию уступает только ее тяге к знаниям. Обучившись грамоте, она сначала становится заведующей ассенизацией сектора «Б» Соуэто, а затем и вовсе покидает трущобы, следуя за мечтой – попасть в Национальную библиотеку Претории. Но вместо этого оказывается пленницей суперсекретной военной базы Пелинда, с которой, впрочем, ей тоже удается бежать, да не куда-то, а в саму Швецию…
«Неграмотная, которая спасла короля и королевство в придачу» – второй по счету роман Юнаса Юнассона, автора нашумевшего бестселлера «Сто лет и чемодан денег в придачу». Почитатели таланта шведского писателя найдут в новом романе все характерные черты фирменного стиля Юнассона: необычайно ярких, запоминающихся персонажей, лихие повороты сюжета и, конечно, ни на что не похожий коктейль из иронии, сатиры и абсурдистского юмора. Роман переведен на 28 языков, продано уже 3 миллиона экземпляров во всем мире.
ЧАСТЬ 1.
Глава 1. О девочке из трущобы и о мужчине, который вывел ее оттуда, когда умер
Глава 2. О том, как в другой части света все изменилось с точностью до наоборот
Глава 3. О суровом приговоре, не понятой миром стране и трех многосторонних сестренках-китаянках
Глава 4. О добром самаритянине, похитителе велосипедов и неуклонно скуривающейся супруге
ЧАСТЬ 2.
Глава 5. Об анонимном письме, мире на земле и голодном скорпионе
Глава 6. О Хольгере и Хольгере и о разбитом сердце
Глава 7. О бомбе, которой не существовало, и об инженере, которого вскоре постигла та же участь
Глава 8. Об игре с нулевым счетом и о предпринимателе, которому не удалось пожить для себя
ЧАСТЬ 3.
Глава 9. Об одной встрече, одном недоразумении и одной неожиданности
Глава 10. О неподкупном премьер-министре и о планах похитить короля
Глава 11. О том, как на какое то время все устроилось
Глава 12. О любви на атомной бомбе и о дифференцированном ценообразовании
Глава 13. О счастливом воссоединении семейства и о прозвище, ставшем профессией
ЧАСТЬ 4.
Глава 14. Об одном непрошеном визите и об одной внезапной смерти
Глава 15. Об убийстве покойника и об одной весьма бережливой чете
Глава 16. Об изумленном агенте и о графине, которая выращивала картошку
ЧАСТЬ 5.
Глава 17. О том, как опасно иметь точную копию самого себя
Глава 18. О неожиданном успехе одного журнала и о премьер-министре, который вдруг захотел встретиться
Глава 19. О торжественном обеде во дворце и о контакте с другой стороной
ЧАСТЬ 6.
Глава 20. О том, что могут короли, и о том, чего не могут
Глава 21. Об утраченном присутствии духа и о том, как один близнец выстрелил в другого
Глава 22. Об окончательной уборке и о разъезде гостей
Глава 23. О рассерженном главнокомандующем и о женщине, которая поет
ЧАСТЬ 7.
Глава 24. О том, что значит существовать на самом деле, и об открученном носе
Эпилог
Сталин, Апокалипсис и русско-шведский сказ: переводчица Екатерина Чевкина о романах Юнаса Юнассона
Сказ о шведском столетнем старике и о том, каково писать про него по-русски
Перевести со шведского книгу Юнаса Юнассона про столетнего старика, сбежавшего из дома престарелых, — которая в конце концов получила название «Сто лет и чемодан денег в придачу» — мне в свое время любезно предложила Варя Горностаева, главный редактор издательства Corpus, за что я по сю пору ей искренне благодарна.
Едва я открыла роман, как влюбилась в него с первых же строк — за очень характерную, очень шведскую, как мне показалось, интонацию. И конечно, сразу же остро захотелось такую книгу перевести.
Здесь, по-видимому, надо объяснить, что я имею в виду. Шведская, да вообще скандинавская, еще ко временам саг восходящая традиция предполагает отказ от любой нарочитости, пафоса, вообще всякой чрезмерности — хотя, а может быть, именно потому, что в суровой северной жизни каждый день, что называется, есть место подвигу. Эта строгая скромность проявляется в каждодневном поведении: есть даже шведское ключевое понятие lagom — «в меру, в самый раз, достаточно», слово, идущее, как утверждают, от «lag» — «команда» (например, команда гребцов на викингском судне). Именно она — основа стилистики скандинавских саг, нарочито безэмоциональной, и их, как мы сегодня бы выразились, черного юмора. Так, в «Саге о Ньяле» в знаменитой сцене штурма дома Ньяля один из нападающих интересуется, «дома ли Гуннар», а его собрат по оружию, который влез на крышу и оказался проколот копьем снизу, отвечает: «Не знаю, дома ли Гуннар, но копье его дома», — и с этими словами погибает. Или в другой саге герой вырывает из сердца наконечник копья, смотрит на него и сообщает: «Хорошо кормил нас конунг — жир у меня даже в сердце». Этот прием, литóта — нарочитое преуменьшение — встречается в литературе куда реже, чем ставшая привычной нам гипербола. А тем более в русской литературе, исторически во многом сентиментальной и до сих пор внимательнейшим образом изучающей именно чувства и внутренний мир героя.
Мне казалось, что эта харизматичная стилистика навсегда канула, что называется, в Лету, ан нет. Столетний главный герой, выросших в глухом шведском хуторе и приученный жизнью, во-первых, не потакать своим чувствам, а во-вторых, особо не загадывать, ибо «все есть как есть, а будет как будет» оказывается идеальным стержнем, вокруг которого наматывается масштабноеабсурдноватое повествование в духе исландской саги. Сравните сами:
«Сам Аллан залег позади дощатого нужника, так что ничего не видел и не слышал. Что случилось неладное, он понял, только когда спустился в карьер оценить мощность взрыва. Там лежал автомобиль оптовика, равномерно рассеянный по всему карьеру, а местами попадались и фрагменты самого оптовика. Ближе всего к дому приземлилась его голова, совершив мягкую посадку на поросший травой пятачок. И лежала теперь, уставившись на разрушения невидящими глазами. — Что ты забыл у меня в карьере? — удивился Аллан. Оптовик ничего не ответил».
Чем, спрошу я вас, не сага?
Сама литота особых сложностей для переводчика не представляет. Куда труднее другая особенность повествовательной манеры Юнассона. Это та самая естественность, фольклорность, сказовая интонация, которая в оригинале выглядит так легко, непринужденно и очаровательно, но решительно непереводима ни на какой язык. Вот тут-то и вышла главная загвоздка. Да, русская литература знает множество «сказов» — от Лескова и Бажова до Юрия Коваля, чья «Самая легкая лодка в мире» — это, конечно же, современный сказ. Ното сказы русские, плоть от плоти русского языка и его фразеологии. А здесь предстояло полностью демонтировать оригинал и пересобрать его по-русски так, чтобы воссоздать фольклорность и естественность, но именно что шведскую фольклорность и шведскую естественность. Меня утешало только знание, что все русские сказы тоже на самом деле «сделанные» тексты, конструкты. В общем, я решила, что русский перевод должен быть столь же идиоматичен, но скорее за счет синтаксиса, чем за счет фразеологии, и при этом отсылать к «русской скандинавской традиции — прежде всего, к переводам сказок.
Вот, например, я долго билась над двустишием, которым разуверившийся в Библии полиграфист дополнил Апокалипсис. В оригинале это обычный финал сказки, snip, snap, snut, nu ärdetsaganslut — что-то вроде русского «Вот и сказке конец, а кто слушал — молодец», ноподи такое вставь в русско-шведский сказ — колорит убьешь сразу! Пришлось придумывать гибрид из одного из более-менее нейтральных русских сказочных финалов и того, что мы помним с детства из канонических сказок Андерсена.
Вот как выглядели в печати два последних библейских стиха вместе с дополнительным стихом от самого полиграфиста:
20. Свидетельствующий сие говорит: ей, гряду скоро! Аминь. Ей, гряди, Господи Иисусе!
21. Благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми вами. Аминь.
22. Снип-снап-снурре, сказка вся, врал бы дальше — да нельзя.
Товарищ Сталин оказался не лыком шит (правду сказать, его отец-сапожник лыком для шитья вовсе не пользовался, зато и вязал его не всегда — впрочем, поколотить сына не забывал даже в таких случаях).
Здесь следует заметить, что подобные вольности переводчика несколько извиняет то, что и сам Юнассон, как и положено в сказе, с так называемой исторической правдой обращается весьма непринужденно. О чем и говорить, если отцом атомной бомбы оказывается не кто иной, как лично Аллан Карлсон со шведского хутора Юксхюльт!
И такого было много. Все это объясняет, почему с переводом пришлось повозиться, — а потом и еще повозиться, прибегну я к синтаксису Юнассона, — когда спустя десятилетие я снова открыла перевод и поняла, что его, мягко говоря, есть смысл доработать. Но это работа из тех, которая доставляет несомненное удовольствие, тот самый вызов, ради которого и стоит браться за дело. Ведь интереснее всего переводить непереводимое или, выражаясь словами незабвенного Кристобаля Хозевича, решать задачу, которая решения не имеет.
Имея подобный опыт, ко второй книге Юнассона — «Неграмотная, которая спасла короля и королевство в придачу» — я подступалась не без скепсиса. Что казалось таким непереводимо органичным для современного шведского эпоса о простодушном уроженце маленького хутора, то, опасалась я, будет выглядеть несколько вторично и натянуто, когда протагонистом окажется девочка из трущоб Соуэто. Однако опасения мои не подтвердились.
Жанру саги двадцать первого века (она же плутовской роман) оказалась подвластна не только скандинавская фактура, хотя и она во втором роман присутствует довольно густо с того момента, когда Номбеко (так зовут героиню) попадает в Швецию. Сказовая интонация, наработанная на книге номер один, вполне пригодилась и во второй, а основанный на литоте черный северный юморок вполне естественно сочетается что с невероятной историей маршала Маннергейма и его «маршальской стопки» — аутентичного финско-шведского алкогольного напитка, что с похождениями южноафриканского сердцееда Табо, выучившего наизусть все стихи Пабло Неруды, что с жизнеописанием правящего шведского монарха или приключениями двух незадачливых агентов Моссада. По крайней мере, так мне представляется как переводчику.
Посмотрим, что скажет почтеннейший читатель. За ним, как-никак, последнее слово в этой саге.
Неграмотная, которая спасла короля и королевство в придачу
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
Эта и ещё 2 книги за 299 ₽
Еще одна удивительно смешная книга с удивительно длинным названием от самого остроумного писателя Швеции.
Номбеко Майеки не повезло родиться в начале шестидесятых в ЮАР времен расцвета апартеида, где ее ближайшее окружение, чернокожие золотари Соуэто, занималось в основном двумя вещами – «медленно убивало себя и ходило прощаться с теми, кому это уже удалось». Но Номбеко необычная девочка, ее способность усваивать новую информацию уступает только ее тяге к знаниям. Обучившись грамоте, она сначала становится заведующей ассенизацией сектора «Б» Соуэто, а затем и вовсе покидает трущобы, следуя за мечтой – попасть в Национальную библиотеку Претории. Но вместо этого оказывается пленницей суперсекретной военной базы Пелинда, с которой, впрочем, ей тоже удается бежать, да не куда-то, а в саму Швецию…
«Неграмотная, которая спасла короля и королевство в придачу» – второй по счету роман Юнаса Юнассона, автора нашумевшего бестселлера «Сто лет и чемодан денег в придачу». Почитатели таланта шведского писателя найдут в новом романе все характерные черты фирменного стиля Юнассона: необычайно ярких, запоминающихся персонажей, лихие повороты сюжета и, конечно, ни на что не похожий коктейль из иронии, сатиры и абсурдистского юмора. Роман переведен на 28 языков, продано уже 3 миллиона экземпляров во всем мире.
© by Jonas Jonasson 2013. First published by Piratförlaget, Sweden
© Е. Чевкина, перевод на русский язык, 2021
© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2021
© & ℗ ООО «Издательство АСТ», «Аудиокнига», 2021
Юнас юнассон неграмотная которая спасла короля и королевство в придачу fb2
Если вам понравилась книга, вы можете купить ее электронную версию на litres.ru
Неграмотная, которая спасла короля и королевство в придачу
Вероятность того, что неграмотная девочка, рожденная в Соуэто начала 1960-х, вырастет и однажды окажется заперта в кузове картофелевоза вместе с королем и премьер-министром Швеции, составляет один к сорока пяти миллиардам семистам шестидесяти шести миллионам двумстам двенадцати тысячам восьмистам десяти.
Согласно расчетам упомянутой неграмотной.
Отличие гениальности от глупости в том, что у первой есть границы.
О девочке из трущобы и о мужчине, который вывел ее оттуда, когда умер
В каком-то смысле им выпал счастливый жребий — золотари крупнейшей из трущоб ЮАР имели и работу, и крышу над головой.
Зато статистического будущего не имели. Большинство из них ожидал скорый уход из жизни — от туберкулеза, пневмонии, кишечных инфекций, таблеток, алкоголя или различных комбинаций вышеназванного. Редким представителям этого сословия удавалось дожить до пятидесяти. Как удалось, например, заведующему одной из ассенизационных контор в Соуэто. Да и тот был уже сильно потрепанным и не особо здоровым индивидом: слишком давно он начал запивать слишком много обезболивающих таблеток слишком большим количеством пива в слишком ранние часы. Вследствие чего однажды позволил себе ответить сквозь зубы инспектору, присланному из Йоханнесбургского муниципального департамента санитарии. Кафр возомнил о себе! Об инциденте было немедленно доложено по инстанции вплоть до начальника департамента, и на другой день на утреннем кофе-брейке тот сообщил сотрудникам, что неграмотного в секторе «Б» пора менять.
На очень приятном, кстати говоря, кофе-брейке: в то утро к кофе подали торт — в честь прибытия нового секретаря муниципальной службы. Для двадцатитрехлетнего Пита дю Тойта эта должность стала первой после окончания университета.
Ему-то и предстояло разруливать ситуацию в Соуэто — так уж повелось в муниципалитете Йоханнесбурга. Каждого новенького отправляли к неграмотным — для профессиональной закалки. Все ли ассенизаторы Соуэто были неграмотны, достоверно никто не знал, однако называли их так. В школу, по крайней мере, никто из них не ходил. Жили они в хижинах. И с великим трудом понимали, что им говорят.
Пит дю Тойт переживал. Это был его первый визит к дикарям. На всякий случай отец — торговец предметами искусства — дал ему с собой телохранителя.
Войдя в ассенизационную контору, двадцатитрехлетний молодой человек не смог сдержать неудовольствия по поводу запаха. По другую сторону стола сидел заведующий, которому вскоре предстояло перестать заведовать. А стоящая рядом с ним девчонка, к изумлению нового секретаря, открыла рот и заметила, что говну вообще-то присуще такое неприятное свойство — вонять.
Пит дю Тойт даже подумал, уж не издевается ли она, но нет, это было невозможно.
Так что реплику он пропустил мимо ушей. И лишь уведомил заведующего, что его, заведующего, дальнейшее пребывание на этом посту исключено, поскольку так решили наверху, зато он, заведующий, может рассчитывать на три месячных оклада, если до конца недели сумеет подобрать столько же кандидатов на освободившееся место.
— А вы разрешите мне снова пойти простым черпальщиком, чтобы хоть немного зарабатывать? — спросил уволенный заведующий.
— Нет, — сказал Пит дю Тойт. — Не разрешу.
Секретарь дю Тойт и его телохранитель вернулись спустя неделю.
Уволенный заведующий сидел за своим столом — надо полагать, в последний раз. Рядом стояла та же самая девчонка.
— А где три кандидата? — спросил секретарь.
Уволенный извинился, что двое присутствовать не смогут. Одному накануне вечером перерезали горло в уличной драке. Куда подевался другой, бывший заведующий не знал. Но допускал очередной рецидив.
Чего именно, Питу дю Тойту знать совершенно не хотелось. Зато страшно захотелось уехать, причем как можно скорее.
— А третий кто? — спросил он сердито.
— А вот же, девчонка, что со мной. Она мне уже пару лет помогает. Большая умница, надо вам сказать.
— Какого черта, не могу же я поставить девчонку двенадцати лет заведовать ассенизацией?
— Четырнадцати, — поправила девчонка. — Из них девять я работаю по специальности.
В кабинет сочилось зловоние. Пит дю Тойт испугался, как бы оно не въелось в его костюм.
— Наркоманка? — поинтересовался он.
— Нет, — ответила девчонка.
— Нет, — ответила девчонка.
На несколько секунд секретарь умолк. Лишний раз наведываться сюда ему совершенно не хотелось.
— Номбеко, — сказала девчонка.
Боже, эти сами не знают, как их зовут!
— Тогда, думаю, ты годишься на это место, если сможешь не бухать, — сказал секретарь.
— Смогу, — сказала девчонка.
— Ладно. — И секретарь повернулся к уволенному. — Мы договорились — три месячных оклада за трех кандидатов. Получается, один кандидат — один оклад. Минус оклад за то, что не нашел никого старше двенадцати лет.
— Четырнадцати, — сказала девчонка.
Пит дю Тойт удалился не попрощавшись. Вместе с телохранителем, почтительно державшимся на два шага позади.
Девочка, вдруг ставшая начальницей своего начальника, поблагодарила его за помощь и сообщила, что теперь он назначен ее правой рукой.
— А как же Пит дю Тойт? — спросил бывший начальник.
— А мы тебе имя поменяем! Секретарь ни за что не отличит одного негра от другого.
Так сказала девочка четырнадцати лет, выглядевшая на целых двенадцать.
Новоиспеченной заведующей ассенизацией сектора «Б» Соуэто ходить в школу так и не привелось. Не только потому, что у ее матери были другие приоритеты, но и в силу того, что при всем богатстве выбора девочка умудрилась родиться в ЮАР, да еще в начале шестидесятых, когда детей вроде Номбеко политическое руководство страны не видело в упор. Тогдашний премьер прославился риторическим вопросом — зачем черным школы, если они способны только таскать дрова да воду.
В данном случае он ошибался: Номбеко таскала не дрова и не воду, а бадьи с экскрементами. Тем не менее оснований полагать, что, повзрослев, девочка будет запросто общаться с королями и президентами, не было никаких. И что она нагонит страху на целые страны. И даже повлияет на судьбы мира.
Не будь она такой, какой была.
Но она была именно такой.
В частности, работящей. Уже в пять лет она таскала бадьи размером с себя. И получала за их опорожнение почти столько, сколько требовалось маме, чтобы каждый день посылать дочку за бутылкой растворителя. Мама брала бутылку со словами «спасибо, детка», выкручивала пробку и принималась глушить нескончаемую боль от того, что ни у нее, ни у ее ребенка нет будущего. Что до отца Номбеко, то он исчез с горизонта дочери спустя двадцать минут после ее зачатия.
Номбеко росла, и за день ей удавалось опорожнять все больше бадей, так что денег хватало уже не только на растворитель. Поэтому мама стала добавлять к нему таблетки и алкоголь. Но девочка сообразила, что долго так продолжаться не может, и предложила маме выбирать: или она завязывает с этим делом, или ей кранты.
Мать кивнула: она поняла.
Народу на похороны пришло немало. В ту пору большинство населения Соуэто занималось в основном двумя вещами: медленно убивало себя и ходило прощаться с теми, кому это уже удалось. Мамы не стало, когда Номбеко было десять лет, а папы, как сказано выше, она и вовсе сроду не видала. Девочка прикинула, не продолжить ли дело матери в смысле создания постоянной химической защиты от реальности. Но, получив первую после маминой смерти зарплату, решила все-таки купить себе еды. Утолив голод, она огляделась и сказала себе: «Что я тут забыла?»
Но тотчас поняла, что выбора у нее особо нет. На южноафриканском рынке труда десятилетние неграмотные девчонки были востребованы не то чтобы в первую очередь. И не то чтобы во вторую. А в этой части Соуэто рынок труда отсутствовал и вовсе, зато в избытке присутствовали безработные.
Однако опорожнять кишечник свойственно даже беднейшим представителям рода человеческого, так что способ заработать у Номбеко оставался. А поскольку маму уже похоронили, то заработок она могла оставлять себе.
Чтобы скоротать время за тасканием бадей, Номбеко еще с пяти лет приноровилась их считать:
— Одна, две, три, четыре, пять…
Став старше, она усложнила себе задачу, чтобы было интереснее:
— Пятнадцать бадей умножить на три ходки, умножить на семь человек плюс одного, который ничего не делает, потому что пьян… это будет… Триста пятнадцать.
Мама Номбеко не особенно интересовалась окружающим миром, за исключением бутылки с растворителем, однако все-таки заметила, что дочь умеет как складывать, так и вычитать. И в последние свои годы призывала ее на помощь всякий раз, когда предстояло разделить между соседями очередную поступившую партию таблеток разного цвета и эффективности. Все же бутылка растворителя — это всего лишь бутылка растворителя. А чтобы разделить таблетки по пятьдесят, сто, двести пятьдесят и пятьсот миллиграммов в соответствии с пожеланиями и финансовыми возможностями заказчика, требовалось владение всеми арифметическими действиями. И десятилетняя Номбеко ими владела. Да еще как.
Юнас юнассон неграмотная которая спасла короля и королевство в придачу fb2
В издательстве «Corpus» вышел роман «Неграмотная, которая спасла короля и королевство в придачу» шведского писателя Юнаса Юнассона, автора бестселлера «Сто лет и чемодан денег в придачу». Переводчица обоих романов Екатерина Чевкина рассказывает об особенностях стиля Юнассона, трудностях в переводе ругательств и черном юморе в скандинавских сагах.
Едва я открыла роман, как влюбилась в него с первых же строк — за очень характерную, очень шведскую, как мне показалось, интонацию. И конечно, сразу же остро захотелось такую книгу перевести.
Здесь, по-видимому, надо объяснить, что я имею в виду. Шведская, да вообще скандинавская, еще ко временам саг восходящая традиция предполагает отказ от любой нарочитости, пафоса, вообще всякой чрезмерности — хотя, а может быть, именно потому, что в суровой северной жизни каждый день, что называется, есть место подвигу. Эта строгая скромность проявляется в каждодневном поведении: есть даже шведское ключевое понятие lagom — «в меру, в самый раз, достаточно», слово, идущее, как утверждают, от «lag» — «команда» (например, команда гребцов на викингском судне). Именно она — основа стилистики скандинавских саг, нарочито безэмоциональной, и их, как мы сегодня бы выразились, черного юмора. Так, в «Саге о Ньяле» в знаменитой сцене штурма дома Ньяля один из нападающих интересуется, «дома ли Гуннар», а его собрат по оружию, который влез на крышу и оказался проколот копьем снизу, отвечает: «Не знаю, дома ли Гуннар, но копье его дома», — и с этими словами погибает. Или в другой саге герой вырывает из сердца наконечник копья, смотрит на него и сообщает: «Хорошо кормил нас конунг — жир у меня даже в сердце». Этот прием, литóта — нарочитое преуменьшение — встречается в литературе куда реже, чем ставшая привычной нам гипербола. А тем более в русской литературе, исторически во многом сентиментальной и до сих пор внимательнейшим образом изучающей именно чувства и внутренний мир героя.
Мне казалось, что эта харизматичная стилистика навсегда канула, что называется, в Лету, ан нет. Столетний главный герой, выросших в глухом шведском хуторе и приученный жизнью, во-первых, не потакать своим чувствам, а во-вторых, особо не загадывать, ибо «все есть как есть, а будет как будет» оказывается идеальным стержнем, вокруг которого наматывается масштабноеабсурдноватое повествование в духе исландской саги. Сравните сами:
«Сам Аллан залег позади дощатого нужника, так что ничего не видел и не слышал. Что случилось неладное, он понял, только когда спустился в карьер оценить мощность взрыва. Там лежал автомобиль оптовика, равномерно рассеянный по всему карьеру, а местами попадались и фрагменты самого оптовика.
Ближе всего к дому приземлилась его голова, совершив мягкую посадку на поросший травой пятачок. И лежала теперь, уставившись на разрушения невидящими глазами.
— Что ты забыл у меня в карьере? — удивился Аллан.
Оптовик ничего не ответил».
Чем, спрошу я вас, не сага?
Сама литота особых сложностей для переводчика не представляет. Куда труднее другая особенность повествовательной манеры Юнассона. Это та самая естественность, фольклорность, сказовая интонация, которая в оригинале выглядит так легко, непринужденно и очаровательно, но решительно непереводима ни на какой язык. Вот тут-то и вышла главная загвоздка. Да, русская литература знает множество «сказов» — от Лескова и Бажова до Юрия Коваля, чья «Самая легкая лодка в мире» — это, конечно же, современный сказ. Ното сказы русские, плоть от плоти русского языка и его фразеологии. А здесь предстояло полностью демонтировать оригинал и пересобрать его по-русски так, чтобы воссоздать фольклорность и естественность, но именно что шведскую фольклорность и шведскую естественность. Меня утешало только знание, что все русские сказы тоже на самом деле «сделанные» тексты, конструкты. В общем, я решила, что русский перевод должен быть столь же идиоматичен, но скорее за счет синтаксиса, чем за счет фразеологии, и при этом отсылать к «русской скандинавской традиции — прежде всего, к переводам сказок.
Вот, например, я долго билась над двустишием, которым разуверившийся в Библии полиграфист дополнил Апокалипсис. В оригинале это обычный финал сказки, snip, snap, snut, nu ärdetsaganslut — что-то вроде русского «Вот и сказке конец, а кто слушал — молодец», ноподи такое вставь в русско-шведский сказ — колорит убьешь сразу! Пришлось придумывать гибрид из одного из более-менее нейтральных русских сказочных финалов и того, что мы помним с детства из канонических сказок Андерсена.
Вот как выглядели в печати два последних библейских стиха вместе с дополнительным стихом от самого полиграфиста:
20. Свидетельствующий сие говорит: ей, гряду скоро! Аминь. Ей, гряди, Господи Иисусе!
21. Благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми вами. Аминь.
22. Снип-снап-снурре, сказка вся, врал бы дальше — да нельзя.
Товарищ Сталин оказался не лыком шит (правду сказать, его отец-сапожник лыком для шитья вовсе не пользовался, зато и вязал его не всегда — впрочем, поколотить сына не забывал даже в таких случаях).
Здесь следует заметить, что подобные вольности переводчика несколько извиняет то, что и сам Юнассон, как и положено в сказе, с так называемой исторической правдой обращается весьма непринужденно. О чем и говорить, если отцом атомной бомбы оказывается не кто иной, как лично Аллан Карлсон со шведского хутора Юксхюльт!
И такого было много. Все это объясняет, почему с переводом пришлось повозиться, — а потом и еще повозиться, прибегну я к синтаксису Юнассона, — когда спустя десятилетие я снова открыла перевод и поняла, что его, мягко говоря, есть смысл доработать. Но это работа из тех, которая доставляет несомненное удовольствие, тот самый вызов, ради которого и стоит браться за дело. Ведь интереснее всего переводить непереводимое или, выражаясь словами незабвенного Кристобаля Хозевича, решать задачу, которая решения не имеет.
Имея подобный опыт, ко второй книге Юнассона — «Неграмотная, которая спасла короля и королевство в придачу» — я подступалась не без скепсиса. Что казалось таким непереводимо органичным для современного шведского эпоса о простодушном уроженце маленького хутора, то, опасалась я, будет выглядеть несколько вторично и натянуто, когда протагонистом окажется девочка из трущоб Соуэто. Однако опасения мои не подтвердились.