георгиевский храм павел островский

Павел ⎝☦⎠ Островский

Далеким от Церкви людям невозможно объяснить важность для православного христианина Божественной Литургии и святого Причастия.
В их глазах мы сейчас предстаем безумными фанатиками, которые, дескать, хотят уничтожить добрых людей.

И это несмотря на то, что священноначалие предприняло беспрецедентные меры по противодействию развитию эпидемии.

Нам всем нужно сейчас сплотиться. Быть мужественными. Поддерживать друг друга, а в особенности наших дедушек и бабушек.

С учетом того, что количество заболевших от инфекции в России будет стремительно расти, можно не сомневаться в том, что также будет расти и давление на священноначалие.

Помолимся за наших церковных руководителей, чтобы Господь укреплял их в эти непростые дни.

Не будем осуждать друг друга за то, что кто-то пошёл в храм на богослужение, или за то, что кто-то остался дома. Пусть каждый поступает по совести и в меру своих духовных сил.

Вспомним великие слова апостола Павла:
«Более же всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства. И да владычествует в сердцах ваших мир Божий, к которому вы и призваны в одном теле, и будьте дружелюбны».
Пусть эти строки пронзят наши сердца ярким мечом Света Божия, изгоняющего всякий страх, вражду и ложь.

Соберитесь!»> Друзья, мы сейчас вступили в очень непростое время.
Русская Православная Церковь испытывает сейчас масштабное давление со всех сторон. Призывы закрыть храмы сейчас можно услышать, чуть ли не от каждого второго человека, который при этом сам не ходит в храм.

Далеким от Церкви людям невозможно объяснить важность для православного христианина Божественной Литургии и святого Причастия.
В их глазах мы сейчас предстаем безумными фанатиками, которые, дескать, хотят уничтожить добрых людей.

И это несмотря на то, что священноначалие предприняло беспрецедентные меры по противодействию развитию эпидемии.

Нам всем нужно сейчас сплотиться. Быть мужественными. Поддерживать друг друга, а в особенности наших дедушек и бабушек.

С учетом того, что количество заболевших от инфекции в России будет стремительно расти, можно не сомневаться в том, что также будет расти и давление на священноначалие.

Помолимся за наших церковных руководителей, чтобы Господь укреплял их в эти непростые дни.

Не будем осуждать друг друга за то, что кто-то пошёл в храм на богослужение, или за то, что кто-то остался дома. Пусть каждый поступает по совести и в меру своих духовных сил.

Вспомним великие слова апостола Павла:
«Более же всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства. И да владычествует в сердцах ваших мир Божий, к которому вы и призваны в одном теле, и будьте дружелюбны».
Пусть эти строки пронзят наши сердца ярким мечом Света Божия, изгоняющего всякий страх, вражду и ложь.

Источник

«Сегодня для миссионерства самое благоприятное время»

Настоятель Георгиевского храма в поселке Нахабино Красногорского района Московской области иерей Павел Островский одним из первых среди священников вышел с миссией в интернет. Сегодня он в числе лидеров среди православных блогеров в российском интернете по количеству подписчиков на его страницы. В интервью корреспонденту «Журнала Московской Патриархии» отец Павел рассказал, как начиналась христианская миссия в интернете, какие существуют правила проповеди онлайн и кто ею может заниматься. Интервью опубликовано в «Журнале Московской Патриархии».

— Отец Павел, Вы проповедуете на таких онлайн-площадках, как Instagram, Facebook, Telegram, YouTube, выступаете на телеканале «Спас». Отличается ли принципиально аудитория этих ресурсов?

— Да, безусловно. Зрители телеканала «Спас» — это в основном люди среднего и пожилого возраста, которые смотрят телевизор. Среди них не так много людей, пользующихся интернетом. А те из них, кто все-таки заходит в интернет, чаще всего через интернет тоже смотрят «Спас».

Если говорить о пользователях социальных сетей, то Instagram — это больше женская социальная сеть. Из моих 140 тыс. подписчиков на Instagram 84 % — это женщины. Мужчины больше «сидят» на YouTube, во «ВКонтакте». Мужчины менее эмоциональны, не так активны в комментариях, поэтому с ними наладить контакт через социальные сети сложнее.

— Они больше слушают и читают, не вступая в диалог?

— Чтобы что-то донести до мужчины, с ним лучше лично разговаривать, когда у тебя есть возможность буквально по полочкам разложить, в чем смысл нашего вероучения, почему мы верующие, почему для нас атеизм неприемлем. На прямых эфирах в интернете мужчины не высиживают долго. И те мужчины, которые меня все-таки смотрят, это, как правило, уже женатые люди, их жены — постоянные зрители моих эфиров, мужья же сначала издалека прислушива­ются и постепенно тоже вовлекаются.

Если говорить о других интернет-ресурсах, то в Facebook редко разворачиваются какие-то дискуссии и баталии. Я тоже здесь особо никогда не занимался миссионерством. Для этого удобнее Instagram, YouTube. Там можно проводить прямые эфиры, выходить на аудиторию, далекую от Церкви, люди могут задавать вопросы, которые их интересуют. Таким образом, у человека снимается внутренняя преграда, барьер. И в будущем он может пойти в церковь. Плоды миссионерства для меня здесь очевидны.

— Как повлияло на стиль и содержание вашей проповеди общение со столь широкой и разноплановой аудиторией?

— Я уже много лет этим занимаюсь и с годами стал более сдержанным, менее эмоциональным. Когда ты написал какой-нибудь пост в Instagram, его увидят от 100 до 200 тыс. человек, а если удачный пост, который называется «вирусным», когда у него большой перепост, то его могут посмотреть до полумиллиона. И если, к примеру, меня посмотрели 100 тысяч человек, и я не понравился одному проценту, то это одна тысяча людей. Поэтому нужно быть выдержанным. Пусть, может быть, твой пост будет сдержанным и не всех «зацепит», но, по крайней мере, от Церкви не отведет.

Кроме того, я пришел к выводу, что надо стараться какие-то особо спорные темы не поднимать. К ним относится тема прививок — надо их делать или не надо, школьного или домашнего обучения, грудного или искусственного вскармливания, присутствия или отсутствия мужа при родах жены. Хотя темы «холиварные» (от англ. holy war — священная война), как говорят в интернете, когда начинают все спорить, ломать копья, но в миссионерском плане они ничего не дают. Только все раздражаются. Можно поднимать глубокие темы, касающиеся духовной жизни, — молитва, пост. Они тоже бывают жаркие, но они приносят пользу.

— Вы начали выходить в интернет с вопросами веры в начале 2000-х годов, еще не будучи священником. Что Вас побудило к этому?

— Я этим стал заниматься из любопытства и кипучей энергии, которую некуда было девать. Не могу сказать, что, устраивая дебаты на религиозные темы в интернете, я кого-то тогда привел к Богу или что-то полезное сделал. Первые годы моих выступлений в интернете не назовешь особо удачными. И опыта не было, и излишне эмоционален был, пытался скорее не выслушать человека, а что-то ему доказать. Все эти ошибки совершает любой начинающий миссионер. ­Помню, что вначале все только переписывались, не было возможности провести прямой эфир. Формат текстового обмена сообщениями для миссии не очень подходит, потому что твои слова всегда могут быть неправильно поняты, переиначены, ты сам можешь неправильно понять человека. И пока вы друг до друга донесете то, что хотели донести, устанете и просто не сможете воспринимать другого человека.

Впервые возможность проводить прямые эфиры появилась в социальной сети «Перископ». Это было четыре года назад. Mиссионерские плоды были очевидны! Помню, первый год ведения прямых эфиров в «Перископе» — а вел я их каждый день — проходил в очень простом формате: я включал камеру, и любой человек мог задать мне вопрос в чате. Люди видели меня. Сначала я допустил ошибку: тогда я уже был священником, но проводил эфир не в подряснике с крестом, а в светской одежде. Когда же я стал выступать в облачении, то уже один мой внешний вид стал «цеплять» людей, поскольку я был тогда первым и единственным священником в этой социальной сети.

— И каковы были миссионерские плоды?

— За первый год моего общения в прямом эфире через «Перископ» более трех с половиной тысяч человек решились на первую в своей жизни исповедь. И это, безусловно, был успех!

Тогда мне уже стало совсем очевидно, что от текстового формата надо постепенно отказываться и переходить на видео.

В какой-то момент у социальной сети «Перископ» возникли технические проблемы, другие социальные сети перехватили инициативу, добавив у себя возможность вести прямые эфиры. Я тогда перешел в Instagram, где у меня было уже гораздо больше подписчиков. Там получился хороший симбиоз: ты можешь и выходить в прямые эфиры, и писать тексты, которые могут тоже побудить людей посмотреть твои эфиры.

— Вы рассказывали, что в начале вашей миссии в интернете вас не особенно поддерживали священники, особенно старшего поколения. Что их настораживало?

— Настораживает неизвестность. В те годы духовенство в интернете особо не присутствовало. К сети было очень осторожное отношение со стороны Церкви. Я на себе ощущал очень серьез­ное противостояние. Были и саркастичные шутки от собратьев священников, мол, вот у нас батюшка онлайн, батюшка из интернета.

Очень многие священники, в том числе пожилые, не понимали, что наша страна очень нуждается в миссионерстве. Большая часть людей не то что отрицает авторитет Библии и Церкви, но они просто не знают ничего ни про Библию, ни про Церковь. Они не пойдут на проповедь в храмы, в лучшем случае сходят освятить кулич, набрать святой воды, может быть, раз в год исповедуются и причастятся. И все. Они сидят кто в телевизоре, кто в интернете. Если мы к ним не придем, то к ним придут и уже приходят сектанты и представители других религий. Причем активно это делают.

Священники мне говорили, что надо молиться, что на самом деле все всё знают, что это духовные проблемы, а не миссионерские. Мне приходилось даже довольно опытным, глубоко мною уважаемым священникам объяснять, что люди ничего не читают, ничего не знают. И это касается не только тех, которые не ходят в храмы, но и многих воцерковленных людей. Когда на проповеди они слышат слова «благодать», «милость Божия», «грех», «страсть», большинство не понимает, что они по-настоящему значат. Ну, в общем, грех, страсть — это плохо, а милость Божия и благодать — это хорошо. То есть мы за все хорошее, против всего плохого. А так вот спросите воцерковленных христиан, кто был первым — Авраам или Моисей, они вряд ли ответят, потому что особо никто Библию не читал.

Но когда люди стали приходить в храм, призванные через интернет, то есть когда стали появляться плоды, то и отношение к миссии в интернете стало меняться.

— Чем принципиально отличается проповедь в храме от проповеди онлайн?

— В храме тебя слушают примерно одни и те же люди, многие из которых — твои постоянные прихожане. Онлайн тебе внимают все подряд, ты находишься на всеобщем обозрении, любая твоя ошибка может быть использована против тебя. Поэтому, мне кажется, выходить онлайн на всеобщее обозрение может только тот человек, который на это место поставлен свыше, то есть Священноначалием, который знает, что за свою деятельность, если понадобится, он будет отвечать, и который к этому призван Богом.

Я смотрю со стороны, как многие миряне и священники занимаются, как им кажется, миссионерством, и понимаю, что если ты скучно рассказываешь о Боге, то ты плохо рассказываешь о Боге. Если после общения с тобой у человека появляются тоска и скука, то какой-нибудь протестантский проповедник, который может нести откровенный бред, но делает это живо и весело, будет лучше восприниматься человеком, не очень сведущим в вопросах веры.

— А как священнику понять, есть ли у него призвание к миссионерству?

— Если это дарование есть, его все равно скрыть невозможно. У нас главным миссионером был апостол Павел, который говорил, что «для иудеев я был как иудей, для эллинов как эллин, я стал всем для всех, чтобы привести к Господу хотя бы некоторых». Если ты можешь неверующим людям на их языке рассказывать о Боге и они в итоге начинают интересоваться Православием, значит, у тебя это дарование есть. Но если ты не вызываешь интереса у неверующей или нехристианской аудитории, у тебя не получается на их языке доносить Слово Божие, то, значит, у тебя просто нет миссионерского дара. Раз нет — значит, нет. Как говорил апостол Петр, каждый должен служить тем даром, который дал Господь. Я вот, например, точно знаю, что у меня нет богословского дара, поэтому я никогда не затрагиваю богословские темы.

— Могли бы Вы сформулировать основные правила миссии в интернете?

— Прежде всего, все должно подкрепляться духовной жизнью. Нельзя говорить о вещах, ­которые ты сам не переживаешь и не понимаешь. Нужно учиться слушать людей, потому что даже если человек не христианин и в Бога не верит, то это совершенно не означает, что он плохой человек. Необходимо уметь выслушивать, находить что-то хорошее в человеке и пытаться это развивать. Миссионер — это не тот, кто постоянно говорит, а тот, кто внимательно слушает человека и старается его понять. Для меня это стало очевидным, когда я прочитал про миссию святителя Николая Японского, который говорил: сначала полюби человека, потом дождись, когда он тебя полюбит в ответ, а потом расскажи ему о Христе. Понятно, что полюбить человека — это в первую очередь его понять. Потом дождаться, когда он начнет тебе доверять, только уже потом ему говорить о Христе.

— Сегодня уже намного сложнее удерживать аудиторию, чем когда Вы начинали в 2000-х годах, поскольку, как Вы сказали, появилось слишком много проповедников, и не только христианских. Как быть в этой ситуации миссионеру?

— «Много у вас пестунов, но мало отцов», — писал апостол Павел. То есть много учителей, а отцов мало. И эти его слова сегодня особенно актуальны. У нас действительно на каждом шагу коучи (от англ. coach — инструктор), тренеры и т. д. Кругом одни пестуны.

Но от этого в человеческой жизни не становится больше тепла и смысла. А людям, бывает, просто не хватает банального дружелюбия, в том числе и на приходах. Иногда не нужно долго что-то рассказывать, надо быть просто отцом, то есть проявить к человеку теплое отеческое отношение. И оно станет лучиком света в этом потоке суеты, люди на это сразу откликаются.

Сегодня для миссионерства самое благодатное время. Поскольку жаждущих тепла, полноты жизни в Боге очень много, и они ищут правды. Как говорил Христос про ловцов человеков, надо найти крючок, как человека зацепить, чтобы он понял, что ты ему зла не желаешь, относишься к нему по-доброму.

— На телеканале «Спас» запускается новая программа с Вашим участием. Что это будет за передача?

— Если все получится, то с нового года появится ежедневная утренняя программа с ведущими, которые будут будить людей на работу. Я стану одним из ведущих. Это тоже ответственное служение, частично миссионерское.

Иерей Павел Островский родился в 1982 г. в Москве в семье священника Константина Островского. Двое его старших братьев также выбрали путь священнослужителя. В 2008 г. закончил Коломенскую духовную семинарию. В этом же году хиротонисан митрополитом Крутицким и Коломенским Ювеналием в Преображенском храме города Люберцы. Сегодня — насто­ятель Георгиевского храма в поселке Нахабино.

Постоянный участник программ «Ответ священника. Прямая линия», «Не верю! Разговор с атеистом» и других на телеканале «Спас». Активно ведет миссионерскую деятельность в социальных сетях. На его аккаунт в Instagram подписано 140 тысяч человек. У его видеоблога на YouTube 16 тысяч подписчиков.

Источник

От хулигана до священника. Павел Островский

Свя­щен­ник Павел Ост­ров­ский: Стра­ха смер­ти вооб­ще осо­бо нико­гда не было с того момен­та. Я даже не пони­мал нико­гда, поче­му люди это­го боят­ся. Смер­ти боят­ся как неко­е­го момен­та, как пере­хо­да, а мы не заме­тим этот пере­ход – никто из нас, пото­му что это – миг. Миг невоз­мож­но заме­тить. А если уж от чего-то есть тре­пет – то что будет после, вот тогда ста­ли появ­лять­ся вопро­сы: а что вооб­ще там; а если там что-то есть – то что; а может быть, и кто; и кто этот кто; и даль­ше вот эти вопро­сы, кото­рые, в прин­ци­пе, дол­жен, где надо, ста­вить себе любой чело­век, – они ста­ли появ­лять­ся. Это был уже, мож­но ска­зать, духов­ный рост. То есть это был уже поиск Бога.

В.: Поиск Бога в жиз­ни свя­щен­ни­ка Пав­ла Ост­ров­ско­го начал­ся, когда он лицом к лицу столк­нул­ся со смер­тью близ­ко­го чело­ве­ка. Аня Гусе­ва была его неве­стой, они дру­жи­ли с дет­ства и все­рьез пла­ни­ро­ва­ли поже­нить­ся. Это слу­чи­лось в 2004 году, 15 лет назад.

Нече­го ска­зать, дру­зья мои, осо­бо, все мы здесь будем. Наде­юсь, что будем тоже, как и Аня, гото­вы­ми к встре­че с Богом, пото­му что жила она в люб­ви к Богу и ближ­ним. Аминь.

Была ли это пер­вая влюб­лен­ность, он и сам не зна­ет. Они дру­жи­ли семья­ми, дру­жи­ли их бра­тья и сест­ры. Павел был чет­вер­тым и самым млад­шим в семье из братьев.

Мои все бра­тья зна­ли ее бра­та, мы до сих с ним зна­ко­мы, и с семьей зна­ко­мы, обща­ем­ся по-дру­же­ски, когда встре­ча­ем­ся. Мы в вос­крес­ной шко­ле учи­лись в одном клас­се. Мы мог­ли вме­сте поехать (она была шмо­то­ни­цей) в мага­зи­ны. Это един­ствен­ный чело­век, с кото­рым я мог поехать в мага­зин, но при этом была такая стро­го пра­во­слав­ная. Сколь­ко мы с ней обща­лись несмот­ря на то, что мы уже женить­ся соби­ра­лись, она мне один раз раз­ре­ши­ла в щеч­ку поцеловать.

День ее смер­ти он пом­нит смут­но. Пом­нит дату, и что сооб­щил о тра­ге­дии стар­ший брат.

Смерть люби­мой девуш­ки мгно­вен­но отрез­ви­ла. Пом­нит, что после ее ухо­да впер­вые стал молить­ся и пер­вые сорок дней читал Псал­тырь. Пожа­луй, это была пер­вая в его жиз­ни доб­ро­воль­ная и осо­знан­ная молит­ва.

Я каж­дый день читал, и мне не нуж­но было застав­лять себя. Я не пони­мал, что я про­из­но­шу, но это было имен­но молит­вой, имен­но обра­ще­ни­ем к Богу. Очень хоте­лось, что­бы у Ани было все хорошо.

Тра­ге­дия ста­ла, как это неред­ко быва­ет, толч­ком и отче­том для духов­но­го роста, хотя с жиз­нен­ны­ми при­о­ри­те­та­ми он опре­де­лил­ся дале­ко не сра­зу. Аня умер­ла, когда Пав­лу испол­нил­ся 21 год. За спи­ной была бур­ная хули­ган­ская юность и без пре­уве­ли­че­ния – кри­ми­наль­ное про­шлое, и уж мыс­ли о свя­щен­ни­че­стве точ­но не воз­ни­ка­ло. Это он сей­час бла­го­об­раз­ный доб­ро­душ­ный батюш­ка, люби­мец теле­ка­на­ла «Спас», бабу­шек, жен­щин и моло­де­жи. Нико­му и в голо­ву не при­дет, что еще 20 лет назад он был хули­га­ном и зади­рой, скан­даль­ным фут­боль­ным фана­том и про­гу­ли­вал уроки.

Ну, во-пер­вых, шко­лу я закон­чил с одной чет­вер­кой, осталь­ные трой­ки были. Поэто­му, когда ко мне мамоч­ки обра­ща­ют­ся: «Вот у меня ребе­нок не хочет делать уро­ки», я им не хочу врать, пото­му что тоже не хотел делать уро­ки, я вооб­ще был за сво­бо­ду, когда тебя застав­ля­ют что-то делать – я не мог это делать.

Нра­во­уче­ния не помо­га­ли: роди­те­лей регу­ляр­но вызы­ва­ли к руко­вод­ству шко­лы. Толь­ко повзрос­лев, он понял, како­во было в этот момент его отцу: Павел Ост­ров­ский вырос в семье священника.

Роди­те­ли от это­го стра­да­ли, пото­му что в 10–11 клас­се я про­гу­лял где-то поло­ви­ну заня­тий, но при этом я ходил в шко­лу, то есть я про­сто не ходил на заня­тия. Я при­хо­дил, садил­ся на пер­вом эта­же, учи­те­ля спра­ши­ва­ли: «Паш, не хочешь пой­ти, напри­мер, на химию?» Я гово­рил: «Не хочу», и не шел. Мне стыд­но за роди­те­лей, пото­му что роди­те­ли при­хо­ди­ли – их же в шко­лу посто­ян­но вызы­ва­ли. Папе-свя­щен­ни­ку при­хо­дить – вот это все такой позор, конеч­но же, и роди­те­лям это было непри­ят­но, это стыд­но вспо­ми­нать. Я очень мно­го денег воро­вал у роди­те­лей из кошель­ка, обма­ны­вал очень мно­го, про­сто врал без перерыва.

Он был несколь­ко раз на гра­ни исклю­че­ния из шко­лы, но каж­дый раз Бог мило­вал: помо­га­ли роди­тель­ские молит­вы и папин кожа­ный ремень. Поль­за в нем была несо­мнен­ной для всех братьев.

Обыч­ный кожа­ный нор­маль­ный ремень – ну, пряж­ки, конеч­но, ника­кой не было. Но мама все рав­но лупи­ла нас, щадя, а папа – как поло­же­но, по-отцов­ски. Ну, это хоро­шо, это как раз я сей­час един­ствен­ное сде­лаю уточ­не­ние: неко­то­рые люди, про­тив­ни­ки домаш­не­го наси­лия, поду­ма­ют: «Это же пло­хо». Я не хочу гово­рить, что там вот нор­маль­но – не нор­маль­но, я гово­рю, что в нашем слу­чае это было правильно.

Впро­чем, даже такая вос­пи­та­тель­ная мера помо­га­ла нена­дол­го. Сига­ре­ты и алко­голь – да, в юно­сти Павел Ост­ров­ский не отли­чал­ся при­мер­ным пове­де­ни­ем. Посто­ян­ные дра­ки, хули­ган­ские выход­ки с фут­боль­ны­ми сопер­ни­ка­ми и попыт­ки сбе­жать от поли­ции и ОМО­На. Он сам не пони­ма­ет, как выжил в те страш­ные лихие 90‑е. Пере­про­бо­вал все, раз­ве что Гос­подь убе­рег от наркотиков.

Я пом­ню, как ребя­та рядом коло­лись, и все это нахо­ди­лось бли­же, чем мы сей­час сидим, по типу «ну, на, ты тоже», и у меня не было ника­ких про­те­стов про­тив это­го внут­рен­них, про­сто как-то Гос­подь про­но­сил их. И как-то, в ито­ге, имен­но до нар­ко­ти­ков, если брать серьез­но такие нар­ко­ти­ки, про­сто я не при­кос­нул­ся ни разу, и этих зна­ко­мых нет уже, к сожа­ле­нию. Кста­ти, тогда были не толь­ко нар­ко­ти­ки: люди еще тогда клей нюха­ли, гри­бы соби­ра­ли, ребя­та дово­ди­ли себя до совер­шен­но ужас­но­го состо­я­ния. Мне их состо­я­ние не нра­ви­лось. Когда я видел их в таком состо­я­нии, все-таки я пони­мал, что это ужас­но, но это как бы в голо­ве не сво­ди­лось с тем, что я это не могу сделать.

О чем он думал в те свои бес­ша­баш­ные годы и думал ли вооб­ще? Жил без огляд­ки, на авто­ма­те, но при этом умуд­рил­ся посту­пить в Мос­ков­скую духов­ную семи­на­рию – прав­да, про­учил­ся все­го год.

Мы узна­ли, что на тер­ри­то­рии Тро­и­це-Сер­ги­е­вой Лав­ры нахо­дит­ся кафе для инту­ри­стов, туда никто не ходил, толь­ко при­ез­жа­ла какая-нибудь деле­га­ция, они мог­ли туда зай­ти. Под­ни­ма­ешь­ся на вто­рой этаж, и там обык­но­вен­ное кафе, в том чис­ле и напит­ки – пиво было, и так далее. Если семи­на­ри­сты захо­те­ли бы выпить пив­ка вдруг, то нуж­но вый­ти за пре­де­лы мона­сты­ря, Лав­ры, где-то там, может быть, выпить, потом заже­вать жвач­кой, что­бы тебя инспек­тор или помощ­ник про­рек­то­ра не пой­мал. Мог­ли про­ве­рить даже: «дых­ни», и так далее, а нам не надо было ходить.

Спо­соб, как легаль­но взбод­рить­ся алко­го­лем, при­ду­ма­ли про­стой до гени­аль­но­сти, изоб­ра­жая из себя ино­стран­ных сту­ден­тов – сра­ба­ты­ва­ло безотказно.

Мы шли в это кафе, выучив пару англий­ских и немец­ких слов, никто не мог пред­ста­вить, что такие наг­лые могут учить­ся. Когда я посту­пал в семи­на­рию, какой-то из пре­по­да­ва­те­лей мне ска­зал: «В семи­на­рию (так как она нахо­дит­ся на тер­ри­то­рии Тро­и­це-Сер­ги­е­вой Лав­ры) берет пре­по­доб­ный Сер­гий Радо­неж­ский, он же из нее и выго­ня­ет». Но я как-то внут­ренне знал, что все это закон­чит­ся. И в какой-то момент – я даже не пом­ню, к чему, – там про­сто при­ди­ра­лись, адми­ни­стра­ция пони­ма­ла, что мы ведем себя отвра­ти­тель­но, но пой­мать нас не мог­ли. Поэто­му они про­сто нашли какой-то повод и всю нашу ком­па­нию выгнали.

Какой повод нашла адми­ни­стра­ция, что­бы исклю­чить нера­ди­вых сту­ден­тов, он дав­но забыл, а вот папи­ны гла­за пом­нит до сих пор.

Папа, конеч­но, был, в пра­виль­ном смыс­ле, разо­ча­ро­ван. То есть оча­ро­ва­ние, кото­рое было, воз­мож­но, по пово­ду сыно­вей, ушло. Конеч­но, он был очень рас­стро­ен, пото­му что и я видел, как там папа пла­кал. Конеч­но, в тот момент у меня ника­кой не было бла­го­дар­но­сти роди­те­лям. Я еще раз хочу ска­зать: пой­ми­те, я ни о чем не думал. И из семи­на­рии, когда мы выгна­ли, я тоже осо­бо ни о чем не думал, но как-то я запом­нил, конеч­но, как папа пла­кал. Это я запомнил.

Я знаю, как мож­но от боли терять созна­ние. Мне это не очень при­ят­но вспо­ми­нать, но это было мно­го раз. Сла­ва Богу, у меня нет ни одно­го близ­ко­го зна­ко­мо­го, кото­рый посто­ян­но тер­пит боль. Не при­ве­ди Гос­подь, если это с детьми, то как это – быть рядом…

Когда я болел, с ост­ро­ва Кор­фу отцу для меня пере­да­ли совсем немно­го мира от мощей свя­ти­те­ля Спи­ри­до­на. Я, как ни стран­но, сам ими в ито­ге не поль­зо­вал­ся, я, сла­ва Богу, успел к это­му момен­ту уже выздо­ро­веть. Но мы, соб­ствен­но, мак­ну­ли палоч­ку в миро, зали­ли вос­ком, в ико­ну поло­жи­ли, что­бы люди мог­ли при­кла­ды­вать­ся. И Гос­подь, сла­ва Богу, явля­ет знамение.

Послед­нее чудо, кото­рое явил свя­ти­тель, уди­ви­ло даже отца Пав­ла – насто­я­те­ля это­го хра­ма Геор­гия Побе­до­нос­ца в Наха­би­но. Жен­щи­на попро­си­ла исце­ле­ния от тяже­лой болез­ни, а вме­сто это­го забеременела.

Через неде­лю при­хо­дит такая, вся даже несколь­ко рас­те­рян­ная, и гово­рит: «Как так, вот я про­си­ла об исце­ле­нии, а я забе­ре­ме­не­ла!» Ей пятый деся­ток уже, мужу мно­го лет, уже не наде­я­лись детей полу­чить с мужем и нико­гда не предо­хра­ня­лись. «Я пома­за­лась, и вот про­шло две неде­ли – полу­ча­ет­ся, что в этот же день как раз я и забе­ре­ме­не­ла, но при этом и болезнь не ушла». И сей­час уже месяц про­шел, она ходит счастливая.

Это чудо запом­ни­лось батюш­ке еще и пото­му, что боле­ла жен­щи­на той же болез­нью, что и он сам: фрон­ти­том. Эта серьез­ная болезнь настиг­ла его еще сту­ден­том на пер­вом кур­се Мос­ков­ской духов­ной семи­на­рии. Он тогда впер­вые познал поль­зу скор­бей. Эти точ­ки на лбу – послед­ствия заболевания.

Это от тре­па­но­пунк­ции, когда тебе свер­лят, в лоб встав­ля­ют желез­ку и ты с ней ходишь несколь­ко дней. Мне шесть раз дела­ли эту опе­ра­цию и, в целом, всем этим забо­ле­ва­ни­ем я болел 18 лет. И когда у тебя болит голо­ва очень силь­но, то, конеч­но, ты пере­ста­ешь быть таким несколь­ко лег­ко­мыс­лен­ным. По край­ней мере, ты начи­на­ешь носить шап­ку, у тебя уже есть лекар­ство. Что ты можешь сде­лать – ты ниче­го не можешь сделать.

А пять лет назад у отца Пав­ла Ост­ров­ско­го нашли сар­ко­и­доз лег­ких, и хотя к тому вре­ме­ни он уже стал свя­щен­ни­ком, болезнь лиш­ний раз напом­ни­ла о поль­зе сми­ре­ния.

Вот у меня, когда эту болезнь нашли, я к это­му момен­ту уже лежал. Болезнь выра­жа­ет­ся в том, что сам сар­ко­и­доз ими­ти­ру­ет дру­гие болез­ни. Пред­по­ло­жим, вот есть болезнь арт­рит у тебя – начи­на­ет сар­ко­и­доз ими­ти­ро­вать арт­рит. Его у тебя нет, но иммун­ная систе­ма дума­ет, что арт­рит есть. Чаще все­го арт­рит быва­ет на пра­вой руке, пото­му что если на левой, то очень не про­сто было бы служить.

Тяже­лые испы­та­ния быст­ро настро­и­ли на пра­виль­ный лад и молит­ву, она помо­га­ла пере­но­сить боль и страдание.

Ну, в любом слу­чае, это уже некое такое взрос­ле­ние, плюс, когда болит голо­ва, то ты молишь­ся, это как-то отвле­ка­ет от боли. Плюс, когда опе­ра­ция, на сто­ле лежишь опе­ра­ци­он­ном – а тре­па­но­пунк­цию дела­ют под мест­ным нар­ко­зом, то есть ты в этот момент все слы­шишь. Это не очень при­ят­но, конеч­но, и ты тоже молишь­ся там.

Без­за­бот­ная раз­гуль­ная жизнь хоть и про­дол­жа­лась годы, но закон­чи­лось рез­ко – в день, когда женился.

Я понял, что это пло­хо, боль­ше нель­зя гулять, уже закан­чи­вать надо, соот­вет­ствен­но, я очень быст­ро все это дело свер­нул. Потом я пони­мал, что несов­ме­сти­ма семей­ная жизнь с гулян­ка­ми и пьян­ка­ми. Поэто­му я пре­кра­тил отно­ше­ния почти со все­ми сво­и­ми зна­ко­мы­ми, про­сто пре­кра­тил разо­во – и все, боль­ше не общал­ся. С Ритой, со сво­ей женой, позна­ко­мил­ся почти сра­зу после соро­ка дней, как Аня умер­ла. Неко­то­рые из моих зна­ко­мых или люди, кото­рые узна­ва­ли об этом, дума­ли: «Что-то ты недол­го скор­бел по сво­ей погиб­шей неве­сте…» А мне все рав­но, что вы дума­е­те про меня, я перед Богом отве­чать буду, а не перед вами. И тут я уже пони­мал, что у меня мои гла­за посто­ян­но смот­рят в сто­ро­ну алта­ря, что я посто­ян­но думаю, то есть это как бы про­сто вдруг ока­за­лось, что я посто­ян­но все-таки думаю о священстве.

Исто­рия его пути к свя­щен­ству все­гда вызы­ва­ет инте­рес у школь­ни­ков: то ли интри­гу­ет детек­тив­ное про­шлое тро­еч­ни­ка-хули­га­на, то ли его юмор и искрен­ность, но каж­дая такая встре­ча – это все­гда пол­ные залы и любо­пыт­ные гла­за. Бала­гур, весель­чак, ост­ро­слов, свя­щен­ник Павел Ост­ров­ский при­вык на слож­ные темы гово­рить про­сто, доступ­но, без фило­соф­ско­го лукав­ства. Все-таки доход­чи­вые раз­го­во­ры о Боге сре­ди школь­ни­ков все­гда идут на «ура», ведь преж­де взрос­лые нико­гда с ними так не обща­лись. На таких встре­чах мож­но задать любой вол­ну­ю­щий вопрос о Боге и смыс­ле жиз­ни ано­ним­но, без стра­ха, что вызо­вут к дос­ке, поста­вят двой­ку. Хоро­шие оцен­ки, ока­зы­ва­ет­ся, это вооб­ще не самое глав­ное в жизни.

Не ставь­те на пер­вое место и рабо­ту, и уче­бу. Жизнь долж­на быть выше. Вы долж­ны быть, в первую оче­редь, доб­ры­ми людь­ми. Доб­ры­ми, пото­му что это помо­жет вам и жить, и потом учить­ся, рабо­тать и так далее. Но люди сего­дня гово­рят: глав­ное – это обра­зо­ва­ние, или глав­ное – это рабо­та. Это не может быть глав­ным – ну, про­сто по той при­чине, что рабо­та не может дать чело­ве­ку сча­стье в пол­ном смыс­ле слова.

Это, мяг­ко гово­ря, про­ти­во­ре­чит тому, чему каж­дый день их учат в шко­ле, но рево­лю­ци­он­ные выска­зы­ва­ния свя­щен­ни­ка руко­вод­ство шко­лы ценит. Здесь пони­ма­ют, насколь­ко важ­но духов­ное вос­пи­та­ние под­рост­ков. Важ­ность это­го обще­ния пони­ма­ет и сам отец Павел: в плот­ном спис­ке меро­при­я­тий он все­гда отда­ет пред­по­чте­ние встре­чам со школьниками.

Выби­рая меж­ду ток-шоу «При­вет, Андрей!» и встре­чей со стар­ше­класс­ни­ка­ми, живая встре­ча со стар­ше­класс­ни­ка­ми име­ет, несмот­ря на то, что охват ауди­то­рии у Андрея Мала­хо­ва про­сто огром­ный, – живая встре­ча все­гда име­ет боль­ше, как ни стран­но, поль­зы, пото­му что стар­ше­класс­ни­ки не смот­рят про­грам­му Андрея, они нахо­дят­ся в самом таком сей­час состо­я­нии опасном.

Мис­си­о­нер­ство – это посто­ян­но непре­рыв­ная актив­ность и дви­же­ние, без маши­ны нику­да – это к пре­сло­ву­то­му вопро­су о попах на мерседесах.

У меня, прав­да, хоро­шая маши­на, это не какой-то, зна­е­те, элит­ный класс, в мил­ли­о­нах руб­лей исчис­ля­е­мый, но опять же, бла­го­да­ря бла­го­тво­ри­те­лю. Мы ско­пи­ли кое какое-то коли­че­ство денег с женой, но боль­шую часть сум­мы про­сто опла­тил бла­го­тво­ри­тель. Это не какая-то при­хоть моя, я и прав­да боль­шую часть сво­е­го рабо­че­го вре­ме­ни про­во­жу в авто­мо­би­ле. Я рабо­таю в авто­мо­би­ле, то есть я там пишу посты, я отве­чаю на вопро­сы, стоя в проб­ке, и так далее. Я сплю в машине, и учи­ты­вая, что я сам по себе широ­кий, то понят­но, что если, пред­по­ло­жим, взять маши­ну, кото­рая малень­кая, ну про­сто тяже­ло. Начи­на­ет болеть спи­на, и я сва­ли­ва­юсь, то есть это уже было про­ве­ре­но опыт­ным путем.

Он не стес­ня­ет­ся отве­чать на неудоб­ные вопро­сы, кото­рые так любят зада­вать либе­раль­ные СМИ – напри­мер, про хоро­ший ремонт в квар­ти­ре и доро­гой телефон.

В этом есть своя прав­да. Мы, прав­да, не все­гда живем скром­но, где-то и ложь есть. Быва­ет, что свя­щен­ник тру­дит­ся и ему люди дарят подар­ки. Что каса­е­мо, пред­по­ло­жим, теле­фо­на, людей, прав­да, иску­ша­ет, что теле­фон хоро­ший, но вся моя такая дея­тель­ность в интер­не­те свя­за­на с теле­фо­ном. Соот­вет­ствен­но, удоб­нее, когда у тебя теле­фон быст­ро рабо­та­ет, когда у тебя теле­фон мощ­ный – это удоб­но. Ремонт нам пода­ри­ли. К нам обра­ти­лась жен­щи­на, кото­рая у меня испо­ве­до­ва­лась, она гово­рит: «Давай, мы сде­ла­ем про­сто вам ремонт». И мы вооб­ще даже никак не при­ни­ма­ли уча­стия, мы им очень бла­го­дар­ны, молим­ся за них, и так далее. У нас не было бы таких денег даже близко.

Он искре­нен не толь­ко со сво­ей паст­вой, но и с людь­ми, дале­ки­ми от церк­ви. Как мис­си­о­нер, убеж­ден: тому, кто не зна­ет Хри­ста, его про­по­ведь намно­го важ­нее, чем тому, кто его исповедует.

Тебя часто вме­сте со все­об­щей любо­вью часто упре­ка­ют: кто-то в инста­грам в ком­мен­та­ри­ях, кто-то за то, что ты участ­ву­ешь в ток-шоу…

Во-пер­вых, зави­ду­ют. Я и сам зави­дую – каюсь в этом. Мне тоже зави­ду­ют – это одна сто­ро­на. Есть дру­гая сто­ро­на меда­ли, что люди не пони­ма­ют, что мис­си­о­нер­ство совер­шен­но по-дру­го­му выгля­дит; что ты идешь к людям, кото­рые не зна­ют о Боге, не зна­ют Свя­щен­но­го Писа­ния, и ты совер­шен­но по-дру­го­му с ними дол­жен раз­го­ва­ри­вать, тоже пони­жать эту план­ку для того, что­бы побли­же к ним. Я знаю, кто я есть, и в этом нет ниче­го хоро­ше­го. И поэто­му, когда я при­хо­жу к людям – не важ­но, ток-шоу какое-либо или какой-то там форум, может быть, совер­шен­но неве­ру­ю­щих людей, я в этих людях не вижу нико­го, кото­рый был бы хуже меня. Мне не нра­вит­ся, когда мы вдруг начи­на­ем несколь­ко высо­ко­мер­но смот­реть на кого-то: к этим ходи, к этим не ходи…

Свое сво­бод­ное вре­мя он пол­но­стью отда­ет сво­ей семье. Дома его все­гда ждут любя­щая жена Мар­га­ри­та, доч­ки Сера­фи­ма, Васи­ли­са и млад­ший сын Никита.

Здесь мы обыч­но все соби­ра­ем­ся, и основ­ная сте­на ком­на­ты в ико­нах – это некий такой сим­вол, что это имен­но глав­ное место, она Богу отде­ле­на. Мы здесь соби­ра­ем­ся, мы здесь молим­ся, и вот это была идея жены – такие полоч­ки сде­лать. Вы зна­е­те, очень мно­гие люди на икон­ных угол­ках даже кре­ста не име­ют, рас­пя­тия, что стран­но. То есть крест – сим­вол спа­се­ния, сим­вол люб­ви Бога к нам – он в самом цен­тре. Празд­ник Покро­ва у нас – мы не про­сто сто­им, молим­ся, обняв­шись, а мы накры­ва­ем­ся покро­вом, покры­ва­лом, и стоя под покры­ва­лом поем: «Бого­ро­ди­це Дево, радуй­ся».

На это интер­вью отец Павел согла­сил­ся дале­ко не сра­зу. Пони­мал: это будет не про­стая испо­ведь. Несмот­ря на то, что он дав­но попу­ляр­ный свя­щен­ник и мис­си­о­нер, ему каж­дый раз стыд­но, когда вспо­ми­на­ет свое про­шлое. Он бла­го­да­рен Богу за все болез­ни. Если бы не было скор­бей, неиз­вест­но, как сло­жи­лась бы жизнь хули­га­на Паши Ост­ров­ско­го.

Мне стыд­но за то, что я Цер­ковь позо­рил, то, что сей­час мне так не хочет­ся сде­лать, я все вре­мя это­го в пра­виль­ном пони­ма­нии боюсь, я очень не хочу позо­рить Цер­ковь. Мне кажет­ся, когда Гос­подь, зная, что Он при­зо­вет мне на про­по­вед­ни­че­ский путь, на мис­си­о­нер­ство, на про­све­ти­тель­скую дея­тель­ность, Он мне в нача­ле пока­зал, оче­ред­ной раз напом­нил, кто я есть, но перед этим Гос­подь поло­жил на одр смерт­ный – и это очень пра­виль­но в моем случае.

Источник